Елена Паленова
Жизнь за жизнь

Глава 3

Телефон зазвонил почти сразу же после того, как Юля закрыла за собой дверь. Номер неизвестный, но она ждала звонка от Сашиного доктора, поэтому ответила, не раздумывая. Не ошиблась – звонил действительно Морозов. Сказал, что взвесил все «за» и «против», оценил возможные последствия и пришёл к выводу, что встреча с бывшей невестой его пациенту не противопоказана.

– Мне хотелось бы увидеть хоть какую-то реакцию на внешние раздражители. Я даже согласен на отрицательную, если она будет ярко выраженной.

– То есть всё совсем плохо? – скорее констатировала, чем спросила Юля.

– Вы меня, конечно, извините, но я не привык нарушать правила. Плохо, да, поэтому я и разрешаю вам приехать, но не ждите от меня большего. Историю его болезни я вам почитать не дам.

Они договорились, что Юля приедет к одиннадцати, поскольку прогулка у пациентов, которым не показана полная изоляция от общества, начинается именно в это время.

– Только сразу хочу предупредить, что на территорию вас не пустят. Это мера предосторожности, извините. С Александром вы будете общаться только в моём присутствии, поэтому позвоните, когда приедете.

Ей-то какая разница, с глазу на глаз они будут общаться или под присмотром толпы санитаров? Юля теперь вообще не была уверена, что ей нужна эта встреча. Зачем? Если бы это была просто очень глубокая депрессия, то можно было бы рассчитывать на то, что новость о ребёнке станет для Саши якорем, который удержит его от дальнейших попыток свести счёты с жизнью. Но ведь это не так. Он не болен, хотя раньше Юля и считала, что у него поехала крыша. Теперь же она была склонна полагать, что крупно ошиблась.

Если предположить, что Сашу действительно тянет на тот свет какая-то потусторонняя сила, то его отвратительному поведению было очень простое объяснение – он любит Юлю. По-настоящему любит, всем сердцем. Тянется к ней, как утопающий к соломинке. Подсознательно ищет спасения, потому что не понимает, что происходит. А там, по ту сторону, кого-то очень сильно злит эта любовь, поскольку она мешает получить желаемое. Саша бесился не потому, что спятил – он просто не отличал свои собственные желания и цели от навязанных. И в петлю он полез не по своей воле. Астральный паразит, который руководил его поступками до смерти Светланы Борисовны, был ангелочком с крылышками по сравнению с проблемой, которая назрела сейчас. Сущность можно прогнать, а вот как избавиться от влияния обитателя мира мёртвых – этого Юля не знала. Она пообещала Морозову, что приедет, только по одной причине – хотела убедиться, что не ошиблась в своих предположениях. А ещё рассчитывала на магическое наследие Зинаиды Трофимовны, которое при близком контакте с проблемой обычно выдавало нужные подсказки. На кладбище, правда, оно почему-то предпочло помалкивать, но Юля списывала это на своё неумение управлять тем, что получила в пожизненное пользование без инструкции по эксплуатации.

Спать она легла рано. Завела будильник на восемь часов утра – лучше приехать в психушку с опозданием, чем с утра цапаться с матерью из-за какой-нибудь ерунды. Роза Антоновна уходила на работу не позже половины восьмого, а то и раньше, поэтому восемь – самое то. Заснуть не могла долго. Неожиданная дневная тошнота прошла, но утром снова предстояло трястись в автобусе, причём довольно долго, поэтому Юля пыталась придумать, как избежать неприятных ощущений в дороге. Пока думала, проголодалась. Сходила в кухню, попила чай с сушками и снова забралась в постель, мысленно сетуя на то, что очень хотелось бы обойтись без вот этих вот всех прелестей «интересного положения».

* * *

– Деда, ты скоро?

Звонкий детский голосок эхом отразился от толстых, влажных брёвен, и Юля подняла голову вверх, потому что звук шёл оттуда. Далеко вверху на фоне светлого квадрата было видно какое-то сооружение, а под ним маячило округлое личико девочки лет семи-восьми, обрамлённое тёмными кудряшками.

– Мамку зови, помощь нужна, – пробасил кто-то сбоку.

Юля шарахнулась в сторону и прижалась спиной к брёвнам, только сейчас заметив, что стоит по пояс в воде. Ни всплеска, ни волнения – её резкое движение никак не отразилось на водной глади. Зато от бородатого старика, одетого в мешковатую рубаху с закатанными выше локтя рукавами, волны шли во все стороны, ударялись о стены и возвращались назад.

– Ох, Егорушка… Кто ж это тебя так? – вздохнул старик, поднимая из воды на руки распухшее детское тельце.

Юля зажала рот двумя руками, чтобы не закричать. Мальчик был совсем маленький – года четыре, не больше. Сначала она подумала, что ребёнок утонул, упав в этот глубокий колодец, а потом увидела жуткую рану на его светловолосой головушке, но яркая вспышка ослепила и заставила зажмурится. Детский плач, мелькание лошадиных копыт, грохот, мужские голоса… Тихие всхлипы убитого горем старика, прижимающего мокрое, холодное тельце к своей груди.

– Не-е-ет! – истошно завопила сверху какая-то женщина.

Юля села в постели и широко распахнула глаза. Сердце колотилось в груди часто-часто, и пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Настолько ярких ночных кошмаров она не видела уже очень давно. Но даже в тех, которые ей снились, олицетворением зла всегда был самый жуткий детский страх – двоюродная бабка Туриных Зинаида Трофимовна. В этом сне вроде бы и зла никакого не было, но сам момент и этот ребёнок… Всё было настолько чётким и детальным, что Юле казалось, будто она до сих пор чувствует влажный запах полусгнившей древесины.

– Кошмаров мне только не хватало для полного счастья, – проворчала она в утренний полумрак и выбралась из-под одеяла.

Часы на экране смартфона показывали двенадцать минут седьмого. С кухни доносились шум и запах яичницы – Роза Антоновна готовила себе завтрак. Юля постояла немного перед дверью своей комнаты, решая, хочет ли она нарываться на утреннюю нервотрёпку, а потом потянула за дверную ручку, бормоча себе под нос интерпретацию старой рекламы: «Нервы – ничто. Жажда – всё».

– Доброе утро, мам, – бросила через плечо, входя в кухню, и налила в кружку холодную воду из крана.

– Для тебя оно, может, и доброе, тунеядка несчастная, – зло проворчала мать, выкладывая свой завтрак на тарелку. – Мама денег дай, мама поесть приготовь, мама посуду помой…

– Слушай, хватит уже из меня чудовище делать, – начала раздражаться Юля. – Я за последний месяц у тебя ни копейки не попросила. Продукты покупаю, еду готовлю. И посуду, кстати, мою, так что не надо мне предъявлять то, чего нет. Тебе придраться не к чему?

Тарелка с громким стуком опустилась на стол.

– Знаешь, что, дорогая моя…

– Не знаю, мам, и знать не хочу, – перебила её Юля. – У меня терпение тоже не резиновое. Если уж я всё равно отсюда съезжаю, то давай хотя бы в оставшиеся несколько дней сделаем вид, что не замечаем друг друга, ладно? Надоело уже бред этот выслушивать.

– Бред?! – возмутилась Роза Антоновна, явно намереваясь продолжить дискуссию.

– Приятного аппетита, мам, – поморщилась Юля и вернулась в свою комнату прямо с кружкой, поскольку опасалась, что не сдержится и выплеснет на мать всё, что накопилось за последнее время.

С кухни послышался звон разбившейся тарелки, а минут через пять громко хлопнула входная дверь. Юля посмотрела на часы – шесть двадцать. Она даже думать не хотела о том, куда мать направилась в такую рань. Хочет показательно психовать? Пусть, раз уж других развлечений себе придумать не может. «Живи здесь столько, сколько хочешь», – вспомнила девушка слова Яны, сказанные пред отъездом в Ярославль, и подумала: «А почему бы и нет? Зачем ждать их возвращения, если разрешение уже есть?»

Вещей в шкафу было много, но она решила взять только самое необходимое, а за остальным вернуться позже. Что нужно на пару дней? Смена белья, запасные джинсы и свитер, куртка на случай, если вдруг похолодает, личные предметы гигиены. И ноутбук, естественно. Есть в той деревне Интернет или нет, Юля не знала, но эта проблема была решаемой – всегда можно найти место, где он есть. Заказчик ведь не обязывал её находиться на связи постоянно.

Сумка получилась не слишком тяжёлой, но, памятуя о своём вчерашнем разбитом состоянии, Юля решила не таскать её с собой по всей области. А вдруг опять плохо станет? Уронит сумку, разобъёт ноутбук – работать потом как? Решила вернуться за вещами после поездки в облцентр. Позавтракала бутербродом и горячим чаем, оделась и отправилась по своим делам, оставив осколки разбитой матерью тарелки там, где они и лежали. «Пусть сама убирает, когда с работы придёт, раз уж я такая бессовестная тунеядка», – думала обиженно.

Укачивать её начало ещё в маршрутке по дороге на автовокзал, поэтому на месте Юля приобрела пакетик с кислыми карамельками и бутылочку негазированной солёной минералки. До психбольницы доехала сносно – повезло со свободными сидячими местами близко к дверям в двух следующих автобусах. Погода в этот раз тоже порадовала – ночью прошёл сильный дождь, парить перестало, и майский воздух опять радовал ароматной свежестью, которая обдавала приятной прохладой на каждой остановке, когда водитель открывал дверь. Без десяти одиннадцать Юля уже стояла на широких ступенях административного корпуса больницы и ждала, когда за ней спустится доктор Морозов.

– Здравствуйте, Юлия Павловна, – поприветствовал её Геннадий Алексеевич без тени улыбки. – Ну что? Готовы?

– Смотря к чему, – спокойно отозвалась Юля.

Она оказалась не готова. Юля рассчитывала, что встреча с Сашей будет проходить на свежем воздухе, раз уж в это время пациентам положена прогулка, но доктор повёл её через больничный двор в один из корпусов, атмосфера внутри которого была ужасающе гнетущей. Зато там было тихо и совсем непохоже на кадры из художественных фильмов, где психи постоянно орут, бубнят и слоняются по коридорам.

– Как в склепе, – констатировала Юля, поправив накинутый на плечи белый халат.

– Это проекция вашего представления об этом месте на восприятие действительности, – пояснил Морозов. – На самом деле эта больница мало чем отличается от других. Хотя, после того, что вам пришлось пережить, вам, наверное, любая больница не по душе.

– Навели обо мне справки? – нервно усмехнулась Юля, старательно отгоняя от себя липкое чувство чужой безысходности.

– Иначе нельзя, – коротко отозвался доктор, открыл железную задвижку на двери палаты номер восемь и пропустил Юлю вперёд. – Прошу.

Лучше бы она не приезжала. При виде распростёртого на кровати Саши, капельницы и фиксаторов, которыми были пристёгнуты к железному остову его руки и ноги, Юле стало дурно.

– На прогулку его прямо так и выкатывают? – нахмурилась она. – Почему он пристёгнут?

– Потому что я псих, – донёсся со стороны кровати слабый голос. – Ты зачем сюда припёрлась?

– Ну ты же сказал, что я могу приехать, если ты мне нужен, – осторожно произнесла она, одарив доктора негодующим взглядом. – Это не Сургут, конечно, зато ехать далеко не надо.

– Уходи.

– Не уйду, – упрямо покачала она головой, присела на край кровати с противоположной от капельницы стороны и положила свою тёплую дрожащую ладонь на его холодную и неподвижную.

– Тоже решила в мозгах у меня покопаться и наставить на путь истинный? – равнодушно уточнил Саша, глядя пустым взглядом сквозь неё.

– Нет, – снова покачала Юля головой, глубоко вдохнула и выдохнула: – Я приехала сказать, что у нас будет ребёнок.

– Нет, – прозвучало в ответ без тени эмоций.

– Да, – возразила девушка. – В тот вечер после того, как мы заявление в ЗАГС подали… Помнишь?

– Нет. Я был пьян.

– Ты не хочешь этого ребёнка?

– Нет.

– Мне аборт сделать?

– Делай что хочешь. Мне всё равно. Я уже умер.

Юля сердито поджала губы, лихорадочно соображая, что бы ещё ему сказать. Она была права – это не Саша. Ощущения странные, будто она и правда с мертвецом разговаривает. Какая-то подсознательная уверенность, что Сашина личность спрятана где-то очень глубоко внутри этого худого тела, а за него говорит кто-то другой.

– Твой папа завёл щенка и назвал его Филимоном, – вспомнила девушка.

Реакции не последовало. Морозов вздохнул и подал Юле знак, что пора уходить – не видел смысла продолжать этот заведомо обречённый на провал эксперимент. Она кивнула и встала с кровати, но неожиданно для самой себя вдруг произнесла:

– Егорушка тоже очень сильно любил свою маму, но нехорошие люди сбили его насмерть повозкой, а потом, пока никто не видел, бросили в колодец.

Геннадий Алексеевич удивился услышанному не меньше, чем Юля сказанному ею же. Она не хотела этого говорить. Вообще не думала о том ночном кошмаре, но треклятое магическое Я решило вдруг, что именно эти слова именно в этот момент будут уместными. И, что удивило её и доктора ещё сильнее, они возымели действие. Взгляд Саши стал осмысленным и полыхнул ненавистью. Руки сжались в кулаки. Он дёрнулся в попытке вскочить, но фиксаторы не позволили это сделать. Из груди молодого человека вырвалось глухое рычание, а потом в адрес Юли зазвучала отборная брань вперемежку с угрозами. Она на всякий случай отошла подальше от кровати и растерянно посмотрела на Морозова.

– Выйдите, пожалуйста, – попросил доктор, и Юля послушно выскользнула из палаты.

В коридоре она присела на кушетку, сосредоточилась на Сашиных мыслях, и на её сознание сразу же обрушился шквал громких незнакомых голосов и ярких жутких картинок. Всё это мелькало короткими обрывками, из которых складывался кошмарный сюжет – разъярённая толпа забила кого-то камнями и ещё живого сбросила в колодец. Кажется, колодец был тот самый, который Юля видела во сне, но утверждать это с полной уверенностью она бы не стала, поскольку в этот раз сверху сыпались тяжёлые булыжники, и на светлый квадрат она смотрела уже сквозь толщу мутной воды.

В нос ударил едкий запах нашатыря.

– Юля… Юлия Павловна, вы меня слышите?

– Фу, уберите эту гадость, – поморщилась она, отодвигая от себя руку медсестры, которая прибежала спасать беременную посетительницу от обморока. – Нормально всё со мной.

– На каком вы сроке? – хмуро уточнил Морозов.

– Девять недель.

– Часто сознание теряете?

– Вы что, меня тоже лечить собрались? Это первый обморок за всю беременность. Переволновалась просто, и у вас тут душно.

– Душновато, согласен, – доктор протянул ей руку и помог сесть, поскольку Юля когда-то успела разлечься на кушетке. – Пройдёмте в мой кабинет? Там свежее. И я хотел бы задать вам несколько вопросов, если вы в состоянии и не возражаете на них ответить.

Юля не возражала, но, как выяснилось, уверенно передвигаться была не в состоянии. В глазах рябило, в ушах шумело… «Дурацкая телепатия!» – поняла она, сделав несколько шагов, и заставила свой дар убраться из Сашиной головы. Сразу же стало намного легче.

В кабинете доктора и правда было свежо, поскольку кто-то заботливо приоткрыл окно. Геннадий Алексеевич усадил Юлю на стул, налил для неё воды из графина в высокий стакан, занял своё место за столом и поинтересовался:

– Кто такой Егорушка?

– Мёртвый маленький мальчик из моего ночного кошмара, – честно призналась Юля. – Извините, но у меня нет объяснения тому, что Саша отреагировал на это имя. Я просто ляпнула первое, что пришло в голову, чтобы хоть что-то сказать.

– Мне кажется, реакция была не на само имя, а на всю картину в целом, – высказал свои предположения Морозов. – Интересный эффект, особенно если учитывать, что я уже больше месяца жду от этого пациента хоть каких-нибудь эмоций.

– Вы бы поменьше его лекарствами пичкали, тогда и эмоции были бы, – проворчала Юля. – Зачем его привязали к кровати?

– Он отказывается от пищи, – сообщил доктор. – Приходится кормить внутривенно, но капельницы его тоже не устраивают, поэтому и привязываем. Это временная мера. Большую часть времени ваш молодой человек относительно свободен. Он не буянит, просто не даёт персоналу выполнять назначения. Вы не переживайте, его никто здесь не обижает. Скажите, а давно у него изменилось поведение? Я спрашивал у отца, но он, кажется, вообще очень мало знает о своём сыне.

Юля прекрасно понимала, что никакая информация сейчас не принесёт Саше ощутимой пользы, но нужно было что-то ответить, поэтому она решила рассказать историю своих отношениях с женихом так, как это могло выглядеть со стороны.

– Саша был очень сильно привязан к своей матери. Я ей не понравилась, и мы расстались. Потом я по глупости залезла ночью во двор его дома, а Светлана Борисовна увидела меня и попыталась задушить. Через два дня её убили. Саша нашёл тело, но его же в убийстве и обвинили. А он, кажется, винил меня. Потом нашли настоящего убийцу, и Сашу отпустили.

– Вы тоже были в числе подозреваемых? – уточнил Морозов.

Юля пожала плечами.

– Официально вроде бы нет. Я свидетелем по делу проходила. А следователь застрелился ещё до суда.

– Негодин, – кивнул доктор. – Я в курсе этой истории. Профессиональный интерес, знаете ли. То есть, вы с Александром на момент смерти его матери уже не общались?

– Нет, – покачала Юля головой. – Мы и потом начали общаться уже после того, как я из комы вышла. Тогда уже начались странности в его поведении, а раньше… Не знаю. Он ведь пить начал сильно, хотя до этого даже по праздникам не всегда выпивал.

– А какого рода странности вы замечали?

– Ну… Как бы это объяснить попроще… – замялась Юля. – Он приходил чуть ли не каждый день с цветами и подарками, в любви клялся, заботу проявлял, а сам иногда так на меня смотрел, будто ненавидел. И когда предложение второй раз делал… Даже вспоминать этот день не хочу, честно. Я тогда с перепугу согласилась. Мне кажется, он свою погибшую мать моей заменить пытался, а ко мне не испытывал ничего, кроме ревности.

– Значит, реакция всё-таки была на слова о том, что Егорушка маму очень сильно любил, – кивнул Морозов. – Вы знали, что Александр часто бывал на кладбище у могилы матери?

– Знала, что он туда ездит время от времени, но ведь это нормально, разве нет? – сделала Юля вид, что ничего не знает.

– Нормально, когда не ежедневно, – вздохнул Геннадий Алексеевич. – Ладно, картина вроде бы ясна, хотя ничего нового я от вас не услышал. Случай тяжёлый, конечно, но будем надеяться, что справимся. Вы, я так понимаю, сюда больше не приедете?

– А надо? – кисло усмехнулась девушка. – Вы же сами слышали, что ему наплевать на меня и на ребёнка. Приезжать только ради того, чтобы его позлить?

– Он успокоился сразу же, как потерял вас из виду, – сообщил Морозов. – Расслабился, уставился в потолок и потерял ко всему интерес. Я бы попросил вас приехать ещё раз через несколько дней. Хочу посмотреть на разницу в эмоциональной реакции. Как вывести его из равновесия, я теперь знаю, но мне кажется, что здесь всё-таки комплекс раздражителей сработал.

– Не хотелось бы, конечно… – поморщилась Юля. – В моём положении нервничать вроде как вредно, а здесь у вас, извините, не особенно уютно.

– Жаль, – вздохнул доктор. – Ну что ж, не смею вас задерживать, Юлия Павловна.

– Я приеду, но с другом, – поставила она условие. – Мне с ним спокойнее будет.

– Это ваш общий знакомый? – уточнил Морозов.

– Нет, Саша его не знает.

– А ваши отношения с этим другом…

– Мы просто друзья. И разыгрывать влюблённых перед Сашей не будем, если вы на это намекаете, – нахмурилась Юля.

– Нет, я на сцену ревности не рассчитываю, – улыбнулся Геннадий Алексеевич примирительно. – Из любопытства спросил, извините. Мне показалось, что вы одинокая и несчастная девушка, но я искренне рад, что у вас есть друзья, которые могут поддержать в трудную минуту.

На этом они и распрощались. Юля пошла на автобусную остановку, радуясь, что удалось подготовить почву для визита сюда с Туриным, а Морозов вернулся в палату к Саше, чтобы попытаться повторить эксперимент. Разговаривал с пациентом о его невесте и будущем ребёнке, в разных сочетаниях использовал слова «мама» и «Юля», но за час добился только одного результата – Александр попросил больше не пускать к нему эту девушку. На вопрос «Почему?» доктор получил равнодушный ответ:

– Она ведьма.

Глава 4

Понятие «одержимость» растяжимое и многогранное, но во всех контекстах толкование у этого термина одинаковое – полное подчинение. Морозов смотрел на Сашу глазами врача, специалиста по умственным отклонениям от нормы, поэтому видел только одержимость желанием умереть. И причины этого желания искал там, где принято их искать в таких случаях – в личном окружении, в реальности. Юля видела ситуацию совсем с другой стороны, но, увы, указать доктору на ошибочность его суждений не могла.

Она и сама ещё пока не совсем отчётливо представляла себе, с какого рода одержимостью имеет дело. Существует всего два мира: мир живых и мир мёртвых. Между ними расположен Астрал – это вообще не мир, а своего рода проходная комната, имеющая двери в оба мира. Обитатели Астрала не живые и не мёртвые, и в них нет ничего человеческого. Энергетические паразиты – только один из видов существ, там обитающих, но в Сашу вцепился точно не паразит. Это было что-то другое. Что-то из мира мёртвых.

Магическая память будто бы решила поиграть со своей обладательницей в угадайку. Она не давала точных ответов, хотя они наверняка были. Юля делала предположения, которые сразу же отвергались с объяснением, почему она не права. Призрак? Нет. Призраки – это души умерших людей. Упокоенные обретают покой в мире мёртвых и от живых уже ничего не хотят. Неупокоенные застревают в Астрале и очень сильно хотят обрести тот самый покой, поэтому и беспокоят живых, ища помощи. У них одна цель – упокоиться. Ни те, ни другие никого за собой утащить не пытаются, им это не нужно. Со временем неупокоенные утрачивают свою единственную цель и человечность. Они становятся астральными сущностями, которым тоже незачем заманивать живых в мир мёртвых. Но если это никому не нужно, то почему происходит?

Несмотря на обилие знаний по устройству миров, Юля никак не могла понять источник проблемы. Как накануне на кладбище – ощущения есть, а объяснения им нет. Всю дорогу до родного города жевала кислые карамельки и думала, думала, думала… Надумала только одно – сходить в церковь. Верующей она себя никогда не считала, но точно знала, что добровольный отказ от жизни считается ужасным грехом, и самоубийц не отпевают. Захотелось пообщаться с кем-нибудь, кто разбирается в упокоении лучше неё.

Искать Храм даже не пришлось – неподалёку от автовокзала имелся. Запах внутри Юле не понравился, поскольку всколыхнул неприятные детские воспоминания. Не ладан – восковые свечи. Заставляя свою подопечную молиться, Зинаида Трофимовна жгла церковные свечки в большом количестве, и где-то в подсознании до сих пор осталась выстроенная ещё в детстве взаимосвязь между запахом и чувством страха. Наверное, именно поэтому Юля даже в сознательном возрасте старалась обходить церкви стороной – там всегда пахнет восковыми свечами.

– Здравствуйте. Мне бы с батюшкой поговорить, – обратилась она к женщине, сидящей в церковной лавке.

– А нет его, в епархию уехал, – сообщила собеседница. – Ты по какому делу-то?

– По личному, – вздохнула Юля. – Спасибо. Извините за беспокойство.

– Да Господь с тобой! Какое беспокойство-то? – улыбнулась женщина. – Тебя как звать-то?

– А что? – насторожилась Юля.

– Да бледненькая ты совсем. Я попрошу отца Николая, чтобы он сорокоуст за твоё здравие почитал. Платить не надо ничего, просто имя скажи, я запишу.

Женщина оторвала квадратный листочек от бокса бумаги для записей, взяла карандаш и подняла вопросительный взгляд на посетительницу. Юля открыла было рот, чтобы назвать своё имя, но почувствовала какой-то внутренний протест и произнесла:

– Александр. Мне не нужно, а ему сейчас любая помощь пригодится. И я заплачу, сколько нужно.

– Нисколько не нужно. Болеет? – сочувствующе уточнила собеседница, записывая на листочке имя.

– Если бы, – вздохнула Юля. – Жить ему расхотелось.

– Ты поэтому пришла, да? – нахмурилась женщина.

– Угу, – кивнула девушка.

– Грех это великий. Человек должен жить столько, сколько ему отпущено. Через все испытания пройти, ему уготованные. Не мы себе свою жизнь даём, не нам и решать, сколько ей длиться.

– Да это-то я знаю, – кивнула Юля. – Я вот только понять не могу, чем убийство с точки зрения греха от самоубийства отличается. Почему убийцам вечный покой положен, а самоубийц наказывают отсутствием упокоения. Разве распоряжение чужими жизнями – это не такое же присвоение себе роли Бога?

Женщина в лавке несколько раз моргнула, подыскивая логичный ответ на этот простой вроде бы вопрос, но, судя по всему, так и не нашла.

– Это тебе точно с отцом Николаем поговорить надо. Часа через два приходи, он к этому времени уже должен вернуться.

– Ясно. Спасибо, – снова вздохнула Юля.

Зачем она задала этот вопрос? Не собиралась ведь. О другом спросить хотела, а это как-то само собой вырвалось. Подсознательное возмущение церковной несправедливостью по отношению к грешникам, у которых грехи по сути своей одинаковые, но результат разный. Или в этом был какой-то смысл? В психушке она ведь тоже не собиралась говорить про Егорушку, но сказала. От всего этого голова уже шла кругом. И не только от этого, а ещё и от голода, поскольку с утра Юля ничего, кроме бутербродов, не ела. Тошнота тошнотой, но организм-то поддерживать надо.

Выбор был невелик – по дороге наскоро перекусить какой-нибудь гадостью, от которой наверняка взбунтуется желудок, или нормально поесть дома суп собственного приготовления. Возвращаться в церковь Юля намерения не имела – в деревне, куда она собиралась временно перебраться, тоже имелся небольшой Храм, за консультацией можно было и туда сходить. Только что-то ей подсказывало, что магическое Я во время беседы со священнослужителем снова выкинет какую-нибудь злую шутку, за которую потом будет стыдно. Добралась до дома, разогрела небольшую порцию супа в микроволновке, поела. Нужно было поработать, но на это ушло бы много времени, а она хотела уехать до возвращения матери с работы. Забрала сумку, вздохнула, представив себе очередную тряску в автобусе, и вызвала такси.

* * *

Андрей злился не на Яну, а на своего бывшего работодателя. Эту деревенскую развалюху Турин выкупал на агентство у прежнего владельца лично. Приезжал с оценщиком, поэтому точно знал максимально возможную рыночную цену. Яна переплатила вдвое больше этой максимально возможной цены. Её перед сделкой даже не предупредили о недостатках вроде протекающей крыши, неисправной системы отопления и всего остального. Этот дом вообще не должен был оказаться в каталоге агентства. Его выкупили только потому, что прежний хозяин приходился каким-то дальним родственником директору. Причём за бесценок выкупили, даже не по рыночной стоимости. Три года на балансе висел мёртвым грузом, и вот наконец-то нашлась доверчивая покупательница. Теперь даже через суд ничего не докажешь – сестра подписала договор, не читая, а там было написано, что она обо всех недостатках уведомлена и претензий к состоянию объекта не имеет. Чистая сделка, не подкопаешься.

Яна не привезла с собой в Ярославль документы по сделкам, поэтому Андрей знал обо всём с её слов, и возможность ознакомиться с текстами договоров получил только сейчас. Обязательство о продаже его доли в праве собственности на городской дом было составлено, мягко говоря, неправильно. Точнее, не совсем законно. На мошенничество не тянуло, конечно, но оспорить этот документ труда точно не составит – в этом Андрей был уверен абсолютно. Долю Яны тоже можно было вернуть, поскольку по закону она должна была уведомить сособственника о продаже. Будь Андрей мёртв, было бы сложнее, поскольку у владельца агентства есть нужные знакомства, а у Яны таких связей нет, и она потеряла бы всё. Но он, к счастью, жив, а срок исковой давности пока ещё не истёк. Волокита, суды… Неприятно, конечно, это всё, но отдавать родительский дом в загребущие руки своего бывшего начальника Турин точно не собирался. Не захочет решать проблему мирным путём – будет суд. А деньги… Учитывая, сколько содрали с Яны за аварийный деревенский дом, большую часть аванса, полученного за свою долю городского, она уже вернула. С авансом, кстати, там тоже всё очень хитро выкрутили. Андрей знал, что его бывший работодатель не чист на руку, но чтобы настолько… Мерзко – не то слово.

– Так всё плохо? – поморщилась Яна, наблюдая за тем, как меняются эмоции на лице брата.

– Знаешь, я, наверное, своё собственное агентство открою, когда мы это всё разрулим, – Андрей сложил документы в папку и тяжело вздохнул. – Не думал, что у них на подобное свинство хватит совести.

– Да это я виновата, – потупилась Яна. – Я же не понимаю ничего во всех этих формулировках.

– Вот именно, – кивнул он в ответ. – Юристы для того получают образование, чтобы защищать интересы тех, кто ничего в законах не понимает, а не для того, чтобы облапошивать наивных и доверчивых клиентов.

– Просто ты идеалист, – виновато улыбнулась ему сестра. – Умение обходить законы тоже высоко ценится. Как тебя раньше не уволили из этой конторы, правильного такого?

– Самому надо было уволиться, причём давно, – снова вздохнул Андрей. – Ладно, проехали. Первым делом решим вопрос с моим воскрешением, а потом уже будем другие проблемы решать. Ты в грузоперевозки звонила?

– Завтра после обеда будет машина, – сообщила Яна. – Если не хочешь здесь ночевать, можем собрать, что нужно, и я Рината попрошу, чтобы он нас отвёз в город.

– А моя машина где?

– Не знаю, – покачала она головой. – Наверное, там, где ты её оставил. Мне ключи только отдали в морге. Вместе с документами твоими и вещами.

– Значит, она так и стоит возле дома Карманникова, – кивнул Андрей. – Надо будет Скифа твоего попросить, чтобы перегнал.

– А ему можно разве? – удивилась сестра.

– Да кому угодно можно. Страховка открытая. Были бы у тебя права, сама каталась бы.

– Ой, нет. Я боюсь. Вот восстановим твои, и…

– Тихо! – шикнул на неё Андрей, нахмурился и вроде как прислушался.

– Что? – шёпотом спросила Яна.

– Да не шепчи ты, помолчи просто минутку, – попросил он и после минутной паузы заявил: – Юля приехала.

– С чего ты взял? – настала очередь Яны хмуриться.

– Я её чувствую. Не здесь, но где-то недалеко.

– Да? – недоверчиво покосилась на него сестра, встала из-за стола и вышла на улицу, чтобы проверить ощущения Андрея.

Во дворе Юли не было. За калиткой в пределах видимости тоже. Яна вышла на дорогу и посмотрела в ту сторону, где располагалась остановка, но увидела только двух стариков и женщину, которые неторопливо брели по разбитому асфальту. С пакетами и сумками – значит, с автобуса. Юля молодая и шустрая, она уже давно опередила бы этих тихоходов, если бы действительно приехала.