Елена Овчинникова
Городской роман или Школа Карабаса
Глава 8
Приехав на следующий день в клуб, Карабас вызвал мальчика из зала в боковой коридор, где находился один выступ, оставшийся после того, как был сделан проход к пожарному выходу, чтобы получить добро от приемной комиссии. Хозяин все старался делать по закону. Нужен запасной пожарный выход? Пожалуйста! Вадим Петрович пошел даже на то, чтобы несколько уменьшить собственный кабинет; в результате проход во двор, как требовал пожарный инспектор, был сделан.
Сейчас же, поставив мальчика в углу выступа между своими вытянутыми руками, Карабас ласково промурлыкал:
– Крошка, ты бы хотел сниматься в кино?
– Как настоящий артист? – живо отреагировал Антошка.
– Ну да, как самый настоящий.
– А можно? – и глаза мальчика засветились радостным блеском.
– Конечно, можно. Видишь ли, я тут прочитал один сценарий. Там есть роль для тебя, – и мужчина облизнул собственные губы, словно лис, который собрался полакомиться петушком, после чего продолжил: – Роль, можно сказать, слегка гимнастическая. Надо только подучить кое-какие движения, – и, опустив свою руку на плечо мальчика, добавил: – Но я уверен – ты справишься! Ну как – согласен?
– Да, – не задумываясь, согласился мальчик.
– Только тогда ни одного словечка никому, чтобы не завидовали. Другие ведь тоже мечтают сниматься в кино. Слава всех манит! А если я узнаю, что ты проболтался, то ты будешь наказан. И очень крепко наказан! Ты меня понял?
– Да, Вадим Петрович, – радостно сияя, заверил хозяина Антошка; а про себя подумал: «Молчать, так молчать! Разве я балтун какой?»
– Ну, тогда ступай-ка в спортзал на первую тренировку. Я сейчас туда тоже подойду, только загляну к себе на минуту.
И они разошлись по коридору: мальчик в спортзал, а хозяин к себе в кабинет.
Войдя в кабинет, Вадим Петрович вспомнил, как всего лишь три месяца назад на московском перекрестке, перед светофором, к его «VOLVO» бойко подбежал плохо одетый мальчишка, который решительно выпустил из баллончика на ветровое стекло белую жидкость и тут же начал ее вытирать видавшей виды тряпкой.
По роду своей деятельности Вадим Петрович не интересовался мальчиками, занимаясь только обучением девочек. «Мальчики, – как он считал, – не мой профиль!» Однако в тот раз его словно черт дернул! Мужчина сам не понял, почему обратил внимание на этого хрупкого паренька с чумазым лицом. Ведь рядом с ним на этом же перекрестке трудилась тройка таких же деловых мальчишек. Закончив работу, они протягивали руку к водителям, требуя вознаграждения. Но на этот раз, вместо обычной денежной купюры, парнишка от Вадима Петровича неожиданно получил шоколадный батончик «Mars» и предложение:
– Если хочешь сытую жизнь, садись ко мне в машину; пока светофор не включил зеленый.
Раздумывать над предложением было некогда. Мальчик обежал капот, успев лишь махнуть рукой на прощание своим друзьям – как был увезен в этот дом. Тут действительно вполне сносно кормили, требуя от него только бережного отношения к посуде. О другой стороне своей работы, которая, наконец, начнёт приносить приличный доход хозяину – ребенок должен был узнать только сейчас.
Вадим Петрович открыл барное отделение шкафа и потянулся левой ладонью к коньячной рюмке. Галантно поместив короткую ножку между указательным и средним пальцами, он наполнил рюмку наполовину французским коньяком «Наполеон»; и выпил жидкость одним махом – для повышения собственного куража. Некоторое время мужчина постоял рядом со шкафом, испытывая явное удовольствие от выпитого коньяка. Затем, закрыв барное отделение шкафа, он взял с другой полки тюбик детского крема и направился к мальчику через смежную дверь между кабинетом и спортзалом.
А Антошка тем временем невольно отмечал благоприятные для себя повороты судьбы. Ведь от него тут никто не требовал ходить в школу, которая за неполные три года успела надоесть. Зато все девочки, живущие здесь же, относились к нему, не то – как к младшему брату, не то – как к живой кукле, одевая и раздевая его в присутствии хозяина и раскрашивая его лицо косметикой. До сих пор мальчик обучался тут лишь умению ловко и изящно проплывать между столиками с посетителями, не роняя наполненный доверху поднос. И хотя его порой больно били по заду за разбитую посуду; но, в общем – эта жизнь ему нравилась гораздо больше, чем на чердаке с приятелями.
«А теперь еще и в кино снимать будут! Вот здорово!» – с восторгом думал Антошка в ожидании хозяина стоя у шведской стенки. А тот, появившись в боковой двери спортзала, критически осмотрел одежду ребенка и приказал:
– Сними-ка кофточку и обувь – так тебе легче будет тренироваться.
Мальчик с готовностью повиновался и повесил шелковую кофту на перекладину шведской стенки, а босоножки поставил рядом. Теперь на нем остались только детские трусики и поясок. При этом широко открытые зеленые глаза ребенка, которые девочки еще утром успели накрасить тушью, прямо из-под челки преданно смотрели на хозяина. Мальчик ожидал команд; и Вадим Петрович потребовал:
– Встань-ка рядом с конем!
Антошка быстро подошел к гимнастическому коню, стоящему посередине зала. Снаряд, выставленный на высоту 80 сантиметров, был почти по плечу мальчика.
– М-да, – задумчиво отметил хозяин, сравнивая рост ребенка с ростом других воспитанниц, которых здесь неоднократно обучал, и скомандовал: – Подпрыгни, как можно выше!
Мальчик постарался изо всех сил; однако Карабас был недоволен результатом.
– А с разбега от меня сможешь сесть на снаряд верхом?
Антошка понимал, что во-избежание наказания – обязан это сделать; для чего, став рядом с хозяином, он как можно лучше разбежался и при помощи рук сумел-таки сесть верхом не очень далеко от края спортивного коня.
– Молодец! – похвалил его Вадим Петрович. – Теперь ложись-ка на животик и начинай-ка отползать назад до тех пор, пока ноги твои не соединятся…
И мальчик, изгибаясь всем телом, принялся старательно ползти назад.
– Повиляй-ка живенько только задом! – потребовал мужчина, когда ребенок свесил ноги рядом, после чего давольно отметил: – Молодец!
Антошка ожидал следующих распоряжений; но хозяин молчал. Зато, приближаясь к мальчику – мужчина на ходу начал расстегивать свою ширинку. Ребенок не мог видеть, что делает Карабас. Он только ощутил прикосновение его рук на плечах, потом нежное движение их по спине. Затем понял, что хозяин стаскивает с него трусики и с тревогой подумал, что вслед за этим тот снимет с него и поясок, чтобы выпороть – правда, неизвестно за что? Ведь мальчик только что старательно выполнил все указания Вадима Петровича, и Карабас даже дважды сказал ему: «Молодец!» Его не за что сейчас наказывать. Он ничего не уронил, и тем более не разбил. Он ни в чем не виноват!!!
Так зачем же хозяин приспустил его трусы до колен?
А мужчина тем временем извлек из кармана тюбик с кремом, выдавил его содержимое на кончики своих пальцев, после чего быстро смазал мальчика между ягодиц, больно проникая внутрь.
– Ой! – невольно вскрикнул ребенок и облегченно вздохнул, почувствовав, как Карабас прекратил процедуру смазки. Затем мужчина уверенно обхватил мальчика двумя руками чуть ниже талии; и Антошка почувствовал, как его маленькую задницу нанизали на что-то большое и твердое. От неожиданности и боли мальчик довольно громко вскрикнул и дернулся с единственным желанием – убежать; однако хозяин, прижав его к коню, потребовал:
– Расслабься!
Какой там расслабиться! Внутри Антона – словно все окаменело! И желание вырваться – не покидало его! А Вадим Петрович, крепко удерживая ребенка, хриповатым голосом предупредил:
– Если не расслабишься – будет очень больно.
Но ужас мальчика перед происходящим был настолько велик, что страх перед болью отошел на второй план. На какой-то момент мужчина замер. Не отпуская ребенка, он большими пальцами принялся ласково теребить его голые ягодицы; но расслаблению это не помогло. Тогда Вадим Петрович стал медленно вытаскивать кусок своего тела из тела мальчика; и Антон с надеждой подумал, что на этом все закончится. Но не тут-то было! Карабас упорно принялся делать возвратно-поступательные движения все быстрее и быстрее; тогда как ребенку ничего не оставалось – глотая подступающие слезы – начать глубоко дышать в такт движениям мужчины. При этом бедняжка искренне не понимал, что сейчас с ним происходит и не знал, когда этому придет конец.
Однако все же хозяин, наконец, весьма удовлетворенно отстранился от ребенка и, усмехаясь, поправил для начала свою одежду; а затем так же вернул трусики мальчика на их законное место, ласково замечая лежавшему воспитаннику:
– Это, ведь не очень трудное упражнение? Не так ли?
Но мальчик ничего не ответил. Он только дрожал мелкой дрожью, вытирая ладонями заплаканные глаза, размазывая по щекам черную косметику.
– Ну, ну, успокойся. Ведь ничего собственно не случилось, – и, утешая ребенка, мужчина снял его с коня, ставя на пол спиной к себе. Испытывая явное удовольствие от происшедшего события, Карабас в благодарность гладил мальчика по голове и нежно приговаривал:
– Все прошло хорошо. Было бы еще лучше, если бы ты не упрямился. Но для первого раза ты был молодцом! Сейчас давай-ка одевайся, и ступай в душ. Приведи-ка там себя в порядок! Вечером будешь, как всегда, разносить подносы, – и ласково пообещал: – Через денек-другой мы повторим это упражнение, – а потом уже жестко добавил: – Смотри, не забывай – ни одного словечка другим! Чтоб полное молчание было!!! Ты меня понял?
На что мальчик машинально кивнул головой. Однако он был настолько напуган происшедшим событием, что как только выскочил в коридор – неудержимо захотел хоть у кого-нибудь найти сочувствие.
* * *
Но кому в этом мире можно довериться? Марго? Она считалась у них «мамкой», однако никакого сочувствия от нее не дождаться! Антошка хорошо понимал это. Зато старшая из девочек, которой была Вика – вызывала доверие. Поэтому, отыскав девушку в жилой комнате, Антон, не раздумывая, попросил ее пройти с собой в душ.
– Что случилось? – под шум воды спросила там Вика, встревоженная заплаканным видом мальчика, у которого к тому же трусики были испачканы кровью.
– Я не знаю, что случилось. Карабас со мной что-то делал, – рассказывая это, мальчик дрожал мелкой дрожью. Он не знал, какими словами описать все то, что пережил, а потому просто сказал: – Я лежал на коне в спортзале, а он меня сзади качал. Было больно, но я терпел. Карабас назвал это упражнением.
– Успокойся! – тяжело вздохнув, утешила его Вика. – Карабас просто, как говорится, поимел тебя в задницу.
– Значит, со мной все хорошо?
– В какой-то степени – да, – с грустью в голосе отметила девушка и добавила: – Просто это твоя работа. Здесь все воспитанники так работают. Только помалкивают об этом. И ты никому об этом больше ни сейчас, ни когда-либо еще не рассказывай. Только хуже разговорами себе сделаешь. Ей-богу! А сейчас дай мне трусы. Я их застираю. А сам иди в душевую кабину.
Однако секретность их поведения была подмечена Ларисой, которая, как обычно, постаралась выслужиться перед Вадимом Петровичем.
Выслушав донос Лариски, хозяин тут же лично отыскал в жилой комнате Антона, на котором были одеты уже другие сухие штанишки. Схватив ребенка за руку, Карабас угрюмо потащил его в свой кабинет, где кинул мальчика на пол в угол между шкафом с баром и креслом для гостей. Прикрыв дверь, он подошел к дрожащему от страха воспитаннику и, нагнувшись, поднял его лицо за подбородок, потребовав:
– Смотри мне в глаза! – а затем спросил: – О чем говорили в душе?
И мальчик быстро ответил первое, что пришло ему в голову:
– Я ничего не сказал про кино, – но, получив пощечину, продолжил оправдываться: – Я только спросил у Вики, что со мной…
– И что она ответила?
– Что это моя работа.
Услышав такой ответ, Вадим Петрович лишь криво усмехнулся, а потом выпрямился и голосом, не допускающим возражений, заявил:
– Во-первых, разве я тебе не велел молчать об этом? – на что мальчик лишь испуганно закрыл свой рот ладошками, а хозяин продолжал: – А во-вторых, приведи-ка сейчас сюда цыганочку!
А когда встревоженные воспитанники уже вдвоем появились в кабинете Карабаса, прикрыв за собой дверь; мужчина тут же обратился к девушке.
– Так о чем вы беседовали в душе?
– Мы болтали просто так. Ни о чем, – постаралась выгородить мальчика девушка, но, заметив, что такой ответ не удовлетворяет хозяина, решила добавить: – Об этом разговоре никто ничего не узнает. Ей-богу, честное слово!
– То, что ты сейчас даешь слово о своем молчании – я это одобряю, – отметил Вадим Петрович. – Тебе давно и хорошо известно, что не следует вести разговоры на подобные темы. Но все же ответь! Как ты понимаешь полное молчание, когда я об этом прошу?
– Я никогда… и никому… ничего… об этом… не скажу, – заверила хозяина девушка, чеканя каждое свое слово.
После чего мужчина лишь недовольно заметил:
– А мальчик, как я считаю, этого еще не понял и посмел болтать – о чем не следует!
В наступившем молчании, которое дети опасались нарушить, хозяин мрачно осматривал мальчика и, наконец, объявил:
– Поэтому сегодня вечером будешь крепко наказан до утра! – и, обращаясь уже к девочке, пообещал: – А завтра утром мы с тобой его навестим; и ты увидишь, к чему приводит желание с кем-то поболтать ни о чем, – а заканчивая, мужчина положил руку на плечо Антошки, промурлыкав: – Приходи-ка после работы в спортивный зал!
Распоряжаясь воспитанниками, Карабас так был уверен в своей власти над ними, что счел нужным лишь резко добавить:
– А сейчас – брысь отсюда!
Но когда дети вышли из кабинета в коридор, Вика тихо заявила:
– Убью Лариску! Ей-богу!
– За что? – удивился мальчик.
– А откуда, по-твоему, Карабас узнал про наш разговор? Это все она! Я точно знаю.
Глава 9
Поздним вечером – когда все посетители уже покинули заведение, а детей еще не успели запереть – Антон сидел на кушетке с изголовьем, стоящей в углу спортивного зала, и смиренно дожидался появления хозяина. Но вместо него в двери из коридора появилась голова любопытной Надежды, заметив которую – Антон испуганно замахал двумя руками, требуя, чтобы та удалилась. И голова девочки исчезла, можно сказать, вполне вовремя; ибо в проеме двери из кабинета почти тут же показался сам хозяин.
Вадим Петрович уверенно пересек помещение спортзала, в котором не было ни одного окна, но зато находилось две двери и, дойдя до мальчика, приказал ему раздеться. Антон покорно, хотя и неохотно, исполнил этот приказ, уложив одежду на кушетку; лишь кожаный поясок по-правилам продолжал красоваться на его талии.
Карабасу ничего не мешало для назидания повторить с ребенком сегодняшний урок; но в данный момент – совсем не хотелось. Дожидаясь, когда воспитанник будет готов, Вадим Петрович мрачно рассуждал про себя: «Мальчишка отныне и так станет покорно давать свой зад для наслождения всем мужчинам… Однако всегда обязан – молчать об этом! Мне же сейчас надо только добиться, чтобы он о молчании никогда не забывал», – после чего распорядился:
– Ступай-ка к кольцам!
Мальчик сделал несколько шагов и оказался под гимнастическими кольцами, свисающих на плетеных лямках – в дальнем конце зала посередине между стен. При этом лямки были протянуты через блоки на потолке.
– Подними-ка руки!
От кончиков пальцев ребенка – испуганно смотрящего на хозяина – до колец расстояние было где-то с полметра; поэтому Карабас подошел к крючкам на стене и опустил кольца вниз так, чтобы мальчик мог, не подпрыгивая, дотянуться до них.
– Возьмись-ка за кольца, – распорядился мужчина, тогда как сам достал из кармана своего светлого пиджака две пары наручников, обшитых красным бархатом, и пристегнул ими запястья ребенка к деревянным кольцам. Затем, сняв с мальчика поясок, хозяин сурово заметил:
– Итак, цыганочка тебе уже сказала про работу, – и немного помолчав, продолжил: – Вообще-то я пока не хотел тебе об этом говорить – но она права! За работу задницей, которую ты отныне будешь давать мужчинам – очень хорошо платят! Но об этой работе следует всегда молчать!!! Ты меня слышишь?
В ответ Антошка отчаянно закивал, а Карабас, обходя мальчика и решая – с чего следует начать наказание, продолжал свои наставления:
– Ты просто обязан крепко помнить об этом молчании! И молчать при каждом шаге своей жизни!!! – после чего потребовал: – Ну-ка! Подожми ноги к заду!
Мальчик повис на руках, поджав пятки к ягодицам; а мужчина замахнулся уже готовой плеткой. Карабас хорошо научился владеть поясками воспитанников. Несмотря на то, что в воздухе пять ремешков разлетались веером, они дружно без промаха опустились на стопы ребенка, даже не задев задницу. От сильного удара по ступням Антошка вскрикнул, и ноги его невольно дернулись в разные стороны.
– Еще! – мрачно потребовал Карабас, и мальчик вынужден был опять подтянуть пятки к заду для получения следующего удара. Третий раз прижимать пятки к ягодицам, по мнению хозяина, уже не требовалось.
Зато, не обращая никакого внимания на болтающиеся по воздуху ноги и возгласы Антошки, мужчина переключился на голый зад с бедрами, а затем настала очередь и спины. Хозяин никуда не спешил, размеренно размахивая плеткой; и, казалось, специально тянул время; пока, наконец, не решил прекратить ту часть наказания, которая сопровождалась жалобными криками ребенка.
А закончив порку, мужчина снял с руки свое орудие воспитания, после чего повесил плетку на плечо мальчика, выверив так, чтобы концы пояска висели симметрично. При этом плетеная часть, конечно же, перевешивала свободные концы, что почти всегда приводило к невольному соскальзыванию пояска на пол, если его не придерживать. А упавший за ночь поясок почти всегда указывал на продолжение наказания утром. Антошка слышал об этом от девочек, поэтому тут же постарался прижать поясок подбородком к плечу.
Хозяин же – ехидно пожелав: «Спокойной ночи!» – погасил свет и запер обе двери помещения, оставив воспитанника в полном одиночестве.
* * *
До сих пор ребенка не оставляли на ночь в спортзале. Лупить здесь за разбитую посуду – лупили, и неоднократно; но еще никогда не оставляли в полной темноте и одиночестве. Мальчику невольно вспомнились рассказы его бабушки о домовых, чертях и прочей нечисти, которые существуют в темноте. От этого ему стало казаться, что вот-вот всякая чертовщина вылезет из-под пола, из стен, или спрыгнет с потолка, а потом утащат его с собой туда – где нет никакого времени. И Антошке стало так страшно, что от ужаса он плотно зажмурил глаза.
Однако страх перед темнотой скоро уступил место ноющей боли. Невыносимо болело тело, особенно ступни. Поначалу мальчик старался уменьшить боль, переминаясь на цыпочках с ноги на ногу, опасаясь в полной мере наступать на ступни. Но потом – когда прикованные к кольцам руки устали держать его вес – он вынужден был все же встать на обе ноги.
К тому же, ребенку просто очень хотелось спать! Но Антошка не должен был себе этого позволять, потому что поясок, который он придерживал своим подбородком, мог соскользнуть с его плеча на пол.
Сколько времени прошло, а сколько еще осталось терпеть до утра – мальчик не знал; ибо здесь не было окон, чтобы можно было определить – ночь на дворе или уже наступало утро. А время всё тянулось и тянулось…
И, наконец, от непосильного напряжения – как бы Антошка ни сопротивлялся – он был вынужден отпустить кольца и просто повиснуть на наручниках, уже не думая о пояске. Руки его – особенно кисти – онемели; но ребенок этого совсем не замечал. Порог его чувствительности был понижен из-за того, что время от времени мальчик просто начал впадать в забытье.
* * *
Видимо очень хорошие деньги светили Вадиму Петровичу за намеченные съемки, раз он вопреки своему правилу – появляться в клубе только к двум часам – в этот день переступил порог заведения уже без четверти десять.
Отыскав Вику в душе, Карабас не позволил ей даже толком вытереться. Схватив девочку за руку, в одном полотенце – он потащил ее за собой. А отперев ключом дверь из коридора в спортзал, хозяин за шкирку втолкнул Вику в темноту, где она чуть было – не упала; и только после этого зажег свет.
Зная, что здесь находится Антошка – но, не зная толком, где именно – девушка осмотрелась вокруг и, наконец, увидела ребенка, который висел на наручниках под кольцами без сознания. Поясок мальчика лежал рядом на полу, что означало – наказание будет продолжено. У Вики при этом сжалось сердце, но она не могла ничем сейчас помочь малышу. Ей оставалось только ожидать решения хозяина.
А Карабас тем временем спокойно подошел к висящему ребенку, пощупал его пульс у подбородка и убедился в том, что тот жив – только без сознания. Оглянувшись на Вику, он потребовал:
– Пододвинь-ка кушетку поближе! – при этом сам подхватил ребенка левой рукой чуть ниже грудной клетки и приподнял его; а правой – ловко отстегнул мальчика от наручников, которые остались висеть на гимнастических кольцах.
Уложив воспитанника животом на придвинутую к его ногам кушетку, хозяин подготовил того для продолжения наказания. Но какой прок в экзекуции, если объект не находится в сознании? Ребенок лежал, уткнушшись носом в изголовье кушетки; и мужчина для начала решил звонко пару раз хлопнуть ладонью по воспаленным ягодицам мальчика. От возникшей боли Антошка тут же пришел в себя и, как затравленный зверек, стал осматриваться по сторонам.
– Помнишь, за что был наказан? – поинтересовался хозяин.
Переводя испуганный взгляд от Карабаса на девушку, мальчик робко пролепетал:
– За разговор с Викой, – Но, опасаясь чем-либо подвести старшую девочку, он тут же с отчаяньем добавил: – Она не виновата! Она меня ничуточки не выспрашивала. Я сам всё ей рассказал, – и, наконец, по-детски пообещал: – Я больше не буду!
– Не верю! – отверг обещание ребенка Карабас. – Ты нарушил молчание! А это значит, что ты еще не понял, что об этой стороне твоей работы следует молчать! А я хочу, чтобы ты понял! И хорошо запомнил!!! – и, обращаясь уже к Вике, потребовал: – Ну-ка, подай-ка сюда его поясок!
Девушка, с жалостью посмотрев на мальчика, подняла упавший за ночь на пол поясок и протянула его Карабасу. А сам Антошка, лежа животом на кушетке, ухитрился ухватить хозяина за руку двумя ладошками и взмолился:
– Не надо меня больше наказывать! Пожалуйста, Вадим Петрович – не надо! Я все-все понял! Я всегда буду молчать! Я больше не буду рассказывать про эту работу!!! Никому не буду! Честное слово!!!
Держа в правой руке – еще не накрученный на кисть – поясок, левую хозяин пока не собирался выдергивать из объятий мальчика. Мужчина вполне безразлично рассматривал дрожащее перед ним тельце ребенка, лишь обдумывая про себя: «Стоит ли портить сейчас внешность мальчишки, или нет?» Он прекрасно понимал, что достаточно добавить к покраснениям Антошки хотя бы пару приличных ударов пояском, как кожа не выдержит и станет лопаться – образуя кровоточащие ссадины, которые, понятно, до съемок могут не успеть исчезнуть. Ведь даже на ступнях, где кожа была прочнее, чем на заднице, так же намечались кровоподтеки.
Придя к выводу, что травмировать кожу мальчика перед съемками больше не следует, мужчина, наконец, перевел взгляд на умоляющие, полные слез, глаза ребенка и соизволил согласиться:
– Хорошо, не буду.
– Вот, спасибочки, Вадим Петрович! – забормотал Антон, покрывая поцелуями руку хозяина.
– Ну-ну, довольно, – остановил его Карабас, выдергивая, наконец, свою руку. И, обращаясь к Вике, выдал следующие указания: – Подремонтируй-ка его к вечерней работе. Он должен быть в полном порядке, потому что сегодня с ним новенькой – по всей видимости – не будет. Она будет занята уроком со мной.
После чего вышел в коридор, оставив своих воспитанников вдвоем.