Елена Овчинникова
Городской роман или Школа Карабаса
Глава 6
Как-то сам собой прошел месяц с тех пор, как Надя начала жить в новой для себя обстановке. Дни – сменявшие в этих стенах друг друга – были однообразны и скучны, несмотря на то, что новая жизнь – диктовала новые порядки; так как поведение людей здесь резко отличалось от привычного.
Если в прежней жизни Надя вставала в полседьмого утра, то теперь она с другими воспитанниками – как их порой называл хозяин – просыпалась в районе десяти часов. И после обязательного утреннего душа девочки уже в гримерной комнате терпеливо накручивали волосы на бигуди, а затем сушили их под феном. При этом аккуратность в завивке волос совмещалась с суетливой торопливостью; ибо опоздание к завтраку зачастую приводило к его отсутствию.
По окончании завтрака дежурный согласно графику – где был и мальчик Антон – убирал: душ, с обязательным мытьем раковин и унитазов, гримерную и жилую комнаты с коридором, где мылись полы, а также собирался мелкий мусор. Пакет с мусором выставлялся к черному ходу; откуда охранники выносили его на уличную помойку.
Не занятые уборкой воспитанники в этот момент были предоставлены сами себе.
Лишь небольшой промежуток времени между завтраком и двумя часами дня дети могли использовать по своему усмотрению, стремясь хотя бы в эти минуты забыться в детских забавах и играх. Однако даже в эти часы никого из них не выпускали на улицу. Впрочем, в той одежде, которая была здесь на них, появлятся на улице было как минимум неприлично. Поэтому скудной городской природой можно было любоваться только из-за больших зарешеченных окон.
В клубе не имелось даже телевизора. Сам хозяин не без основания считал, что такое развлечение, как телевизор – для его заведения совершенно лишнее; ведь посетители приходили сюда отнюдь не для того, чтобы смотреть телевизионные программы. Здесь были лишь мониторы у охранника в комнате и в кабинете хозяина, присоединенные к следящим глазкам. Впрочем, монитор Карабаса был также подключен к компьютеру с принтером; но заглядывать в его пустой кабинет – детям было строго запрещено.
Редкие новости внешнего мира воспитанники узнавали только от молодого охранника Саши, который до прихода посетителей обожал поболтать с девочками и покрасоваться перед ними своими мышцами, принимая то одну, то другую стойку, словно на соревнованиях по бодибилдингу. Впрочем, юноша действительно всерьез готовился к этим новым для страны соревнованиям; он даже глотал какие-то таблетки, рассчитывая занять призовое место, и тем самым заработать немалые деньги. Дежурство охранника Саши длилось с часа дня до полуночи, когда большинство посетителей начинало расходиться по домам, стремясь воспользоваться городским транспортом. Такие условия и режим работы вполне устраивали молодого парня, который любил откликаться на прозвище «Культурист».
В отличие от молодого охранника, Степаныч держал себя на значительном отдалении от воспитанников клуба. Выполняя чаще всего роль привратника, он позволял себе вольность только по отношению к Марго; но даже с ней на людях вел себя достаточно осторожно – не допуская того, чтобы кто-нибудь был свидетелем их откровенных отношений. И хотя об этих самых отношениях здесь знали все, но открыто объявить о них никто не решался.
Как правило, к двум часам дня к фасадному входу клуба на своем «VOLVO» подъезжал Вадим Петрович, и почти тут же начинались тренировки. Со стороны они напоминали игру. Культурист Саша принимал одну из поз бодибилдинга, а девочки отвечали ему мостиком или шпагатом; в то время как Карабас индивидуально занимался с кем-нибудь из девочек, большей частью в отдельном кабинете. Но, несмотря на то, что тренировки перед молодым охранником были добровольными – девочки относились к ним весьма серьезно, из-за опасения выглядеть лентяйками в доносах Лариски; что порой приводило к увеличению очередного наказания.
Однако даже наказания поясками – носимыми здесь всеми воспитанниками без исключения – уже не вызывало у Нади никаких эмоций, кроме постоянной щемящей тревоги, которую трудно было назвать страхом. Ибо страх – чувство сильное, но проходящее; а эта тревога была постоянной – не отпускающей ни на минуту.
Сопровождая свои обучения наказаниями, Карабас стремился выработать у воспитанников особую кокетливую манеру поведения. Своей муштрой он доводил все наклоны, повороты, ужимки, походку и прочие движения до автоматизма, неукоснительно требуя именно так вести себя перед всеми посетителями. И все это делалось ради того, чтобы клиент пожелал пригласить девочку в отдельный кабинет.
Обучение и тренировки, как правило, заканчивались к половине пятого – когда наступало время обеда; после которого воспитанники ежедневно самым тщательным образом ярко, почти вульгарно, красили свои глаза, щеки и губы перед зеркалом – подготавливая их к вечерней работе. После того, как макияж был нанесен, они проходили окончательный строгий контроль внешности перед Маргаритой.
А в шесть часов вечера для воспитанников начиналась обычная работа.
В пару динамиков, висящих на колоннах, врубали громкую ритмичную музыку, как правило, что-то из области рок-н-ролла, и начинали собираться посетители. В дверях они оплачивали Степанычу входные взносы и размещались в общем зале – кто, где хотел.
Три самые опытные в выступлениях у шеста девочки – Вика, Света и Лариса – сменяли друг друга каждые двадцать минут, эффектно снимая в танце перед публикой различные пестрые наряды.
Ира и Юля, одетые под официанток лишь в белые фартуки, которые толком не прятали их тел, обслуживали посетителей за стойкой бара. Обе обязаны были встречать вновь прибывших. Но если Юля выходила к ним навстречу и, предлагая что-либо приобрести, перегибалась через стойку – кокетливо выставляя свой зад, прикрытый лишь бантом от фартука – что частенько заканчивалось приглашением в отдельный кабинет; то Ира предпочитала находиться за стойкой. Однако все же случались моменты, когда и Юля, и Ира покидали с клиентами бар; но тогда за стойку тут же становилась Марго, чтобы не было простоя в продаже различной закуски и выпивки.
Надя с Антошкой пока не посещали с клиентами отдельные кабинеты. Зато эта парочка – ходя с подносами между столиков – прилагала немалые усилия, стремясь ничего не разбить; ибо посетители размахивали руками, совершенно не заботясь о том – заденут они кого-то при этом или нет. А разбитая посуда считалась порчей имущества, что неизбежно приводило к наказанию – которое хоть и было болезненным, но считалось легким; ибо детей не оставляли в спортзале на целую ночь.
Старательно отработав свое нахождение здесь – в общем зале и отдельных кабинетах – воспитанники, если не были наказаны на ночь – получали возможность отдохнуть в жилом помещении только с двух часов ночи до десяти утра. При этом их коридор тщательно запирался на ключ охранником Степанычем. Порой вместе с воспитанниками он мог запереть и Маргариту, которая обязана была следить за дисциплиной у молодежи; но, чаще всего – по обоюдному согласию – охранник просто оставлял женщину ночевать в своей комнате.
Так проходил один день за другим, где обучение и работа чередовались наказаниями, и Надя не ждала уже никаких изменений. Другая жизнь – как она надеялась – должна была наступить для нее только через два года, когда закончится договор между ее папкой и Карабасом. А сейчас она должна была обучаться обворожительным и доступным манерам поведения, гимнастике у шеста, а по вечерам аккуратно разносить подносы с бокалами – по возможности избегая наказаний за всевозможные проступки в течение дня; ибо поясок у нее был всегда под рукой, как когда-то отцовский ремень.
* * *
Что именно происходило в отдельных кабинетах – Надежде было пока не известно. Девочки не любили разговоры на эту тему, а настойчиво расспрашивать их – новенькая не решалась; хотя и догадывалась, что там не было ничего хорошего. Ведь по возвращению из отдельных кабинетов с очень довольными мужчинами – девочкам не сразу удавалось вернуть себе кокетливый нрав в общении с прочими гостями клуба.
Но больше других уединений с посетителями избегала самая мелкая из девочек – веснушчатая Ира. Она упорно старалась прятаться за барной стойкой, не выходя к гостям навстречу. Из дневных бесед с ней Надежда узнала, что ее ровесница только на четыре месяца раньше нее появилась в этих стенах; а лишь спустя полтора месяца достаточно жестких занятий с Карабасом у нее – как и у других девочек – наконец начались месячные. И хотя близкими подругами они так и не стали, Надя искренне порадовалась за Иру, когда той – вечером в конце мая – удалось вовсе избежать посещения отдельного кабинета.
Однако той же ночью в жилую комнату к воспитанникам, успевшим надеть ночные рубашки, неожиданно вошел Вадим Петрович.
– Подойди-ка ко мне с пояском, лентяйка! – указав пальцем на Иру, приказал он.
Публичные наказания здесь бывали крайне редко. Даже тогда, когда на виду у всех разбивалась посуда; виновного удаляли с глаз долой – как правило, в спортзал. Там он получал все то – что ему полагалось; после чего возвращался к работе. Но в этот раз, на виду у всех наматывая поясок Иры на руку, Карабас строго потребовал:
– Смотреть всем воспитанникам! Будете знать, что случается с лентяйками, которые ничего не заработали за целый день!
Затем он уверенно левой рукой обхватил несчастную за талию так, чтобы задранная ночная рубашка не загораживала выставленный вперед живот, и приказал:
– Ноги шире!
А когда требование Карабаса было исполнено – он больно ударил Иру снизу вверх по чувствительным местам между ног. Во время наказания девочка инстинктивно поджимала то одну, то другую ногу. Но после короткого требования Карабаса: «Ноги!», она послушно опускала ступни на пол, широко расставляя их; и удар следовал за ударом.
Прислушиваясь к жалобному писку, звучащему из-под его подмышки, мужчина был вполне доволен производимым впечатлением на воспитанников, сбившихся в кучку. А те с ужасом смотрели на экзекуцию трепыхающегося худенького тельца. Даже Лариска, которая успела этим вечером донести хозяину о недопустимом поведении Иры, теперь невольно вздрагивала плечами при каждом ударе плеткой.
Карабас намеренно публично наказывал то место между ног, которым воспитанницы не пользовались при общении с клиентами в его собственном заведении – соблюдая некое «целомудрие». Но наказание у леньтяйки того места, которым девочки в будущем начнут зарабатывать доход своим сутенерам – выглядело весьма поучительно. И демонстрируя всем мучительные страдания Иры, хозяин стремился окончательно отбить охоту у кого-либо отлынивать от обязанностей в их работе.
И он добился своего!
Именно в эти минуты – глядя на то, как дергается тело несчастной – Надя решила не упрямиться. Ведь лениться ни на какой работе – никому не позволено! Поэтому, получив здесь в недалеком будущем фартук официантки, она послушно будет выполнять все, что потребуют от нее взрослые для того, чтобы приносить еще больше доход, чем сейчас! Другие девочки тоже хорошо это понимали, а потому были достаточно услужливыми с мужчинами. Их нечастые посещения кабинетов объяснялись скорее состояниями кошельков посетителей заведения, а не отсутствием кокетства со стороны юных красоток.
Глава 7
Однако рутинное однообразие здешней жизни иногда могло нарушаться событиями внешнего мира. Так в стенах этого заведения случались эпизоды, которые, конечно же – не изменяли местного уклада, но добавляли к нему нечто новенькое. Эти события возникали точно по волшебству, представляя новых персонажей – самым неожиданным образом.
Так, однажды – под конец мая, в середине дня перед обедом – в помещении клуба появилась не совсем пожилая, явно хорошо следящая за собой, женщина. Она была одета не хуже английской королевы, потому что и шляпка, и летний костюмчик, и босоножки, решительно все, даже сумочка в руках, были одного и того же салатового цвета. При этом за ней тянулся шлейф запаха изысканных французских духов.
Стоило ей появиться в дверях, как Вадим Петрович радостно выскочил к ней навстречу с возгласом:
– Мамочка! – чем невольно изумил присутствующих рядом воспитанников. Только Вика, находясь за спиной Нади, прошептала:
– Явление народу матери короля!
Однако никто кроме Нади ее замечания не услышал. А когда Карабас с гостьей удалился в свой кабинет, девочка тихо решила уточнить у старшей подруги:
– Что за мать короля?
Но Вика ничего не ответила, покосившись в сторону Ларисы. Однако уже через минуту как бы невзначай пройдя мимо Нади, она предложила:
– Проберись незаметно в спортзал.
Надежду не надо было долго уговаривать. И, улучив момент – когда на нее никто не смотрел – девочка выскочила в боковой коридор, а оттуда шмыгнула в спортзал; но как только она переступила порог темного помещения – ее остановила Вика. Прижав палец к губам, и не позволив зажечь свет – она потащила за собой Надю к двери, смежной с кабинетом. Там они обе замерли, прислушиваясь к прерывистому приглушенному разговору, доносящемуся до них.
– О, мамочка моя! Ты для меня все же самая привлекательная женщина! – после чего неожиданно раздался звук страстного поцелуя.
– Ну, ну, милый, – с явным удовольствием хихикнула женщина. – Я, к сожалению, уже не так молода, как раньше.
– Все равно, ты дашь фору любой из моих воспитанниц!
– А как же наша Маргариточка? – с ласковой игривостью заметила женщина. – Неужели она потеряла свое очарование? Ведь она на целых три года моложе меня.
– Думаю, что нет, – достаточно сухо ответил Карабас. – Твоя старая подружка юности, безусловно, хороша во всем. Она «мамочка» для наших детей – что надо! Но я для нее только работодатель. У меня с ней чисто деловые отношения. Здесь у нее имеется другой любовник, и я им не мешаю. – После чего уже мурлыкующим голосом добавил: – Зато ты у меня просто прелесть!
На некоторое время наступил перерыв в разговоре, хотя хорошо были слышны звуки нежной возни на кожаном диване; пока не прозвучал голос женщины:
– Не так, мой милый… Вот так будет лучше, – после чего звуки, в которых смешивалось бурное человеческое дыхание с шорохом кожи дивана стали более интенсивными. Так продолжалось до тех пор, пока оба, облегченно простонав, не отодвинулись друг от друга. Девочки за дверью, конечно же, не могли видеть, как Карабас, стоя около дивана, начал заправлять сорочку в брюки.
– Кстати, родной мой, – мягко заметила женщина, возвращая задранной юбке целомудренный вид. – Надеюсь, ты не забываешь правильно готовить своих подопечных к жизни?
– О чем ты, мамочка? – небрежно спросил Карабас.
– О том, что ты никогда не должен забывать требовать от своих воспитанников желания в получении удовольствия при всех упражнениях, которые они обязаны выполнять. Ведь только тогда им будет по-настоящему легко жить в этом мире, – давая наставления, она закрепляла шпилькой выскочившую прядь волос. – Жосткое воспитание не должно быть жестоким! Наслаждение должно быть во всем! Ласка должна присутствовать даже в побоях! Ты об этом не забываешь?
– Конечно, нет, мамочка! – заверил ее Вадим Петрович. – Я всегда добиваюсь от них допустимой мягкости тела во всех положениях! При этом они не забывают носить свои пояски, и достаточно прилежно обучаются здесь всему! Во всяком случае, жалоб от них я никогда не слышал.
И из кабинета опять донесся звук сладкого поцелуя безмерной любви сына к матери.
А девочки в течение всего диалога, стоя в полной темноте под дверью, опасались даже громко дышать. И Надя испытала немалое облегчение, когда почувствовала, как Вика потянула ее в сторону выхода в коридор. Только оказавшись в общем зале, девочки перевели дух; и Вика, убедившись, что их никто сейчас не может услышать, тихо спросила:
– Теперь тебе ясно, что такое мать короля?
– Не очень. Разве это действительно настоящая мама Карабаса?
– По-моему – да.
– А мне показалось, что они любовники, – робко отметила Надя.
– Тихо! – потребовала Вика, и ради безопасности, потянула девочку за собой в душ, где после того как включила там воду, продолжила шептать на ухо подруге:
– Я еще и не с таким встречалась. Есть такие мамаши, которые нарочно воспитывают своих сыновей, как любовников. Я уверена, что эта мамочка именно такая… Только теперь она заодно еще и нас решила воспитывать.
Некоторое время девочки молчали, обдумывая эту довольно странную ситуацию, а потом Вика выдала:
– Я эту мамочку вижу третий раз. И всегда, как сегодня, они занимаются любовью в кабинете, а потом решают, что делать с нами. Думаю, весь этот клуб – ее придумка. Тоже мне мамочка! – с явным презрением отметила девочка. – Сама появляется здесь крайне редко. Вместо себя Марго поставила, – и, положив руки на плечи Нади, глядя ей в глаза, Вика серьезно потребовала: – Но обо всем этом молчок! Никому ни-ни, ни единого слова, иначе мне не жить! Ей-богу! Это только тебе я сейчас все показала. Остальные пусть ничего не знают! Поняла?
– Конечно, молчок, – согласилась Надя; хотя в голове у нее от всех этих новостей поднялся дикий кавардак мыслей. А Вика еще раз внимательно посмотрела на свою подругу по несчастью, после чего решила дать ей совет:
– Постарайся вырваться отсюда побыстрее, а там – как монета ляжет. Может – повезет, и все будет хорошо. Может новый хозяин не будет таким, как Карабас.
– А ты сама – почему до сих пор здесь?
– Просто Карабас не желает со мной расставаться. Ведь я чаще других бываю с клиентами в кабинетах… Не лезь в мою шкуру! Ничего хорошего в этом нет. Ей-богу!
Надежде не надо было объяснять, что жизнь в этих стенах не приносила радости. Дети здесь очень быстро теряли свою наивность. О рыцарях на белых конях никто из них уже не мечтал. Зато всем хотелось понравиться какому-то богатому и обязательно доброму дяденьке, который забрал бы их отсюда и не возвращал назад Карабасу; ибо там – за стенами «Стриптиз-клуба» – был мир, где, как им еще казалось, можно было найти свое счастье.
* * *
Не прошло и недели после посещения матери Карабаса, как наступил день, когда воспитанники увидели одетого «с иголочки» явно богатенького дядю, который так же неожиданно для всех появился на пороге их клуба.
Это был мужчина средних лет с рыжей норвежской бородкой и с колючим хитрым взглядом, который он мимоходом бросил в сторону воспитанников. Он появился в клубе не как обычный посетитель, а задолго до начала работы на правах старого знакомого. Кроме Вики, его никто из воспитанников до сих пор не видел; но и она не могла сказать кто он такой и откуда. Однако все – из-за его независимого поведения и обаятельной внешности – решили, что именно он может выбрать кого-то из них и увезти отсюда навсегда. И никто бы из детей не возражал против этого – так он всем сразу понравился.
Кивком головы поприветствав охранника Степаныча, незнакомец с кейсом уверенно вошел в кабинет хозяина, провожаемый восторженными взглядами. Через неплотно прикрытые двери некоторым любопытным даже удалось увидеть, как он вольготно расположился в мягком кожаном кресле для гостей, ожидая Вадима Петровича.
Спустя некоторое время – войдя в собственный кабинет – Карабас, заметив посетителя, лишь вопросительно поднял свои брови, плотно закрывая за собой дверь.
– Привет, Вадим! – приветствовал посетитель хозяина. – Как поживаешь?
– Твоими молитвами, – спокойно, с показным равнодушием ответил хозяин кабинета, хотя тут же поинтересовался: – С чем пожаловал?
– Получен заказ: довольно интересный и с хорошей оплатой. Но без твоей фирмы ничего не получится. Нужны определенные типажи.
– Какие?
– Один должен быть обычным хрупким мальчиком – сам знаешь для чего. Другая, напротив, при всей юности, должна быть с хорошими формами. Найдутся такие?
Вадим Петрович ответил не сразу. Если мальчик был один – и другого не было, то из девочек надо было кого-то выбрать. Подумав, он сказал:
– Вообще-то есть, но для практической работы они еще не готовы. Оба воспитанника только начинают свое обучение.
– То, что надо! Это даже хорошо, что незатасканы, – отметил гость и продолжил: – На заказ отпущено всего три месяца. Фильм небольшой. Минут на сорок. Думаю, на съемку и монтаж уйдет два с половиной месяца. Я работаю интенсивно, сам знаешь. Так что у тебя на необходимую муштру остается лишь неделя-полторы. Успеешь?
– Постараюсь. Посмотрим, что будет после обкатки. Окончательно ответ постараюсь дать уже через неделю. Но условие мое без изменения – товар не портить!
– Знаю, знаю, – заверил посетитель Вадима Петровича. – Останутся целыми и невредимыми. Можешь девчонку потом – хоть у врача проверять.
– А ты что думаешь? Обязательно проверю! И если что не так, так ты мне за все заплатишь сполна. А сейчас дай-ка посмотреть сценарий.
– Это само собой. Тут порнография высокой пробы, – говоря об этом, гость даже причмокнул от удовольствия, открывая свой кейс.
– Мне надо решить – к чему готовить неопытных воспитанников в первую очередь, – отметил хозяин кабинета и добавил: – Если все будет в порядке, то договор подпишем через неделю, когда смогу дать свой окончательный ответ.
На что гость заявил:
– Не тяни! Жду звонка! – и, оставив листки сценария на столе, вышел за дверь – предоставляя Карабасу в одиночестве хорошенько ознакомиться с его содержанием.
Текста было немного; на прочтение не ушло и получаса. После ознакомления со сценарием, хозяин откинулся на спинку своего вращающегося кресла и призадумался над тем, как ему в случае чего избежать неприятностей с законом, которых не желал иметь ни при каком раскладе.
Вадим Петрович очень хорошо помнил, как еще четыре года тому назад он чуть было не загремел по обвинению в растлении младенцев. В то время он был лишь начинающим оператором только что зарождавшихся порнографических фильмов на взлете перестройки – демонстрируя юную привлекательность обнаженных воспитанников детских домов. И, слава Богу, что на тех пленках, которые нашли у него при обыске, не было снято ни одного прямого физического контакта.
Тогда суд огласил приговор: «пять лет условно без права заниматься какой-либо киносъемкой»; а его мамочке пришлось выложить немало денег в качестве благодарности хорошему адвокату. После того случая женщина предложила сыну заняться именно этой работой, воплощая свою давнюю мечту по воспитанию подрастающего поколения. Ведь она, не обладая образованием педагога, всегда ощущала в себе немалый дар в извращенном воспитании молодежи.
А Вадим Петрович – будучи послушным сыном и первым учеником своей мамочки – внял ее совету и никогда больше не занимался киносъемкой. Отныне он лишь воспитывал юное поколение; ибо его мамочка прекрасно знала, как следует подготавливать девочек к их дальнейшей жизни. Именно по ее совету Вадим Петрович старался не нарушать до самого последнего момента биологической невинности девочек, что регулярно подтверждалось медицинским осмотром. Он обеспечил себе «крышу», аккуратно платя денежные «премии» начальнику местного отделения милиции Александру Палычу и врачу Ольге Сергеевне за то, чтобы они не возражали иметь на своей территории столь «богоугодное» заведение по содержанию бывших беспризорников, так как в этом не усматривали никакого юридического нарушения.
В его обучении никогда не было спешки и суеты. «Обучение сексу это не изнасилование в лифте», – любила повторять его мамочка. И именно поэтому его воспитанники – при постоянных гимнастических занятиях – первый месяц обучались только стриптизу; тогда как второй месяц уходил на неторопливые уроки сэкса лично с ним. Только после их усвоения Вадим Петрович начинал отдавать девочек за достаточно высокую плату посетителям в отдельный кабинет. А через год-полтора считал возможным пристраивать молодежь за приличный выкуп на аукционе в другие заведения для взрослых, где их навыки всегда очень высоко ценились. Освободившиеся при этом места заведения очень быстро пополнялись новыми малолетками.
Теперь же – значительно сокращая игровую форму уроков – он должен провести обучение сэкса с двумя воспитанниками вместо месяца всего лишь за неделю, не сломав при этом их детскую психику – о чем всегда предупреждала его мамочка.
Но, если четырнадцатилетняя Надежда была фактически сформированной девушкой, то десятилетний Антошка был еще совсем ребенком; и намеченные занятия с ним никак не могли скрывать откровенную педофилию. Однако решив сейчас приступить к – оттягиваемой до сих пор – подготовке мальчика, Вадим Петрович отметил в уме: «Парнишке просто чертовски везло, что его услуги пока никому всерьез не требовались! Но теперь-то пора начинать!»