Елена Николаевна Аверьянова
Парящие псы
– Благодарность − это не талант? А свобода − это не…
– Я понял!
– И что?
– Кажется, я хочу жить свою, именно свою жизнь!
Светлячок рассмеялся и стал отдаляться стремительно быстро, трясясь и дрожа.
– Стой! Куда?
Свет, пульсирующий у него в животе резко сжался до маленькой звёздочки в далёком небе, но вот и её уже нет.
– Как мне выбраться из этой банки?
И лишь его хохот по-прежнему был где-то рядом, то справа, то слева, то сзади, то прямо внутри головы и Рой начал оглядываться, а откинув затылок назад, он увидел черту тоньше ниточки, горизонтальную линию с еле заметным свечением.
– Там? Выход там?
Смех стихал постепенно, сменяясь глубоким дыханием, линия ширилась в центре по мере её приближения и начала походить на зерно или веретено и Рой вдруг осознал, что дыхание это не чьё-нибудь, а его собственное. Щель разверглась впуская, и сквозь пелену он увидел черты дорогого лица в обрамлении знакомых стен.
– Папа?
– Рой… Слава Богу! Сынок… Ты очнулся!
Отец говорил полуплача и гладил по голове. Взгляд был уставший, но светлый.
– Я очень люблю тебя, папа… Прости меня. − шёпотом произнёс Рой.
– Я люблю тебя больше!
Он обнял его, улыбаясь и всхлипывая.
– Как я тут оказался?
– Я принял тебя из рук белого мотылька, там, возле дуба, израненного… искалеченного… и принёс домой… ты целых три дня лежал… я молился… ни разу не отошёл, и Господь миловал.
Рой приподнялся и сел. Оглядел своё тело − на нём ни царапинки.
– Всё зажило?
– Ну конечно! Ведь ты дождевой червяк! Раны на нас заживают почти что мгновенно!
– Ого! Никогда и не думал, что это скажу, пап, но как же я рад быть червём!
– Ну а я тебе что говорил? Хе-хе.
После глубокого вздоха, с пропитанным нежностью взглядом, отец прикоснулся к его щеке и сказал:
– Знаешь, Рой, я очень многое понял за эти три дня. Понял, что Бог велик, многогранен в своём проявлении, неисчерпаем и непостижим! Как же глупо, а может быть даже греховно, пытаться его ограничить своим представленьем о нём! Что я делал, когда отрицал твоё мировоззрение? Отрицал Бога в тебе. Что я делал, пытаясь навязывать лишь своё видение? Ограничивал Бога внутри тебя. Что делал, когда считал, будто я один прав? Возвеличивался над ним. Вот какой "праведный" я оказался… Но благодаря тебе понял, что Бог, он во всём! Научился его видеть, и принимать, и любить. А сейчас, отпуская тебя на свободу, я буду учиться ему доверять!
Он прижал Роя к сердцу.
– Теперь у меня появилась мечта! Чтобы мой сын был счастлив, свободен, и жил свою жизнь так, как хочет душа. Хоть рекой был, хоть морем!
– И то и другое − вода, папа… Я тоже кое-что понял.
Отец отпустил его и посмотрел с пониманием. Рой закачал головой:
– Возгордился своими успехами. Ха! Возомнил себя лучше других. Всемогущим, особенным, неуязвимым. И вот − всех подвёл. Ты растил меня, оберегал, ты хотел, чтобы я был достойным червём − я тебя обманул. Фрай учил меня, верил, вложил столько времени, сил и надежды − я не оправдал…
– Кто такой Фрай?
– Мой друг – мотылёк. Ты же видел его возле дуба.
– Чему он учил тебя?
– Только тому, что умеет – летать. Он придумал конструкцию. Я был пилот, он инструктор мой.
Генри в смятении нахмурил брови.
– Сынок… Он же Тутовый Шелкопряд!
– Да всё равно мне…
– Рой…
– Папа, он мой лучший друг, самый лучший…
Он опустил голову. Генри поднял её за подбородок ища его взгляда.
– Рой, Тутовые Шелкопряды… они… не умеют летать…
– Что?
– Они не умеют…
– Как нет?
Глаза Роя забегали, рот приоткрылся.
– Ты шутишь?
– Такая вот шутка, сынок. Ты, выходит, учился летать у единственной бабочки в мире, которая…
– Нет…
– …не умеет…
– Не верю…
– …летать…
Рой сорвался и бросился прочь из норы. Мысли путались и выворачивалась наизнанку душа. Сердце билось во всём теле сразу болезненными и горячими импульсами, разрывая его изнутри.
"Он меня обманул!" Неудобная правда никак не укладывалась в голове, но не верить отцу он не мог. Шелкопряд не умеет летать. Эта весть, отменившая его доверие в миг, норовила по принципу домино отменить всё остальное – и дружбу, и радость, и веру в мечту.
Фрай сидел возле дуба, массируя пальцем висок. Мысли Роя тупой изнывающей болью теперь отзывались в его голове. Он вздыхал, понимая какой непростой предстоит разговор, но уже ни о чём не жалел, потому что готов был признаться ещё кое-в-чём. Рой ворвался стремительной вспышкой, и Фрай, развернувшись навстречу ему распростёр все четыре руки:
– Эге-гей! С возвращением, пёс! Я готов тебя крепко обнять!
– Да пошёл ты! − со всей силы Рой оттолкнул его и тот упал как последняя фишка в ряду домино.
– Я тебя никогда не прощу!
– Ну и ладно, зато никогда не забудешь.
– Подлец!
– Справедливо.
– Зачем ты меня обманул?
– Я тебя не обманывал!
– Я же всю жизнь себе чуть не сломал!
– Ты не слишком серьёзно относишься к жизни?
Без тени стыда и раскаяния Фрай тёр ушибленный бок. В изумлении от его наглости,
– Ты… − Рой не мог подобрать слов, – …хотел поиграть со мной?
– Нет, я всего лишь увидел твою душу и её крылья, Рой!
– Лжец! Как я мог тебе верить? − червяк обхватил свою голову, – Сразу же было понятно, что ты сумасшедший!
– Мгм.
– Сам с собой разговариваешь… Слышишь мысли… и свет…
– Но-но-но! − пригрозил ему Фрай и сказал с выражением:
– С ВООБРАЖАЕМЫМИ собеседниками, а не сам с собой. Я что, больной? Сам с собой разговаривать.
Он встал и начал отряхиваться как ни в чём не бывало.
– Бессовестный! Как ты теперь будешь жить с этим?
– Ха! Да никак, Рой! Я мало того, что летать не умею, ещё и живу всего десять дней.
Эти слова полетели холодными стрелами в сторону Роя сквозь пламенные языки его ярости и погасили её на корню. Рой опомнился и словно заледенел. Сотни острых иголок завились под кожей, сшивая невидимой нитью обрывки фраз, шуток, догадок в один цельный образ стоящего перед ним Фрая и Рой будто видел его в первый раз − он казался каким-то другим, что-то было в нём новое, или напротив − чего-то ему не хватало.
– Всего десять дней? – еле слышно спросил он,
– Мгм. − и почувствовал, как его тело немеет и пульс бьётся в темечке шустрым стальным молоточком, а голову заволокло едим дымом его отгоревшей обиды. Когда дым рассеялся под одуревшим дыханием, он наконец разглядел мотылька − его честный как никогда взгляд, похудевшее туловище, шерсть с проплешинами, и усталые руки.
– Идём?
Рой кивнул. А куда идём, он не задумался. Фрай повернулся спиной и взглянул на него двумя ранами в области плеч − вот теперь червяк понял, чего не хватало.
– А где твои крылья?
Фрай вытянул вверх указательный палец и не оборачиваясь произнёс:
– Они ждут тебя там, Рой. Я усовершенствовал твой дельтаплан. Больше я тебя не уроню.
Рой окинул дрожащее дерево взглядом − у самой верхушки по небу блестящей змеёй проскользила волнистая молния. Чувствуя, что летит в бездну, он словно пытался за что-то схватиться:
– И сколько у нас ещё времени?
– Времени нет.
С угрожающим грохотом с неба посыпался гром. Рой взволнованно начал считать в уме дни: день, когда его встретил, два дня на строительство лестницы, день приземлений, два дня поворотов, и целых три дня без сознания после падения − всё совпадало.
– Выходит, сегодня? Последний наш день?
Фрай кивнул:
– Это были чудесные дни!
Не желая поверить, что он видит лучшего друга последний раз в жизни, червяк закричал:
– Фрай, пожалуйста, просто скажи мне, что это всё шутка и ты только хочешь меня разыграть!
Снова молния рассекла небо и спряталась в облако.
– Я всё прощу! − со слезами кричал Рой, – Прощу твой обман! Обмани меня столько раз, сколько захочешь, но только пожалуйста, не исчезай!
Гром ударил своим волевым кулаком по стеклу. Он набросился на него и, заключённый в объятия Фрай ощущал его боль как свою − сильным спазмом внутри головы. Рой ронял свои слёзы в его поредевшую шерсть и боялся пустить, понимая, что больше уже не обнимет его никогда. Фрай, зажмурившись, гладил его по спине.
– Ты же мой лучший друг…
– А ты мой! − он обнял его всеми своими руками и крепко прижал, – Ты наполнил мою жизнь прекрасными смыслами. Если б не ты, я бы так и ушёл − бестолковая пешая бабочка, Рой. А теперь я уйду − мотылёк, научивший летать червяка!
Рой мотал головой задыхаясь в слезах.
– Мы с тобой совершили почти невозможное! Так не лишай же меня этой радости! Не отнимай плоды! Я хочу видеть, как ты воплощаешь мечту!
Мысли с чувствами смерчем кружили внутри, снося всё на своём пути.
" – Папа, но как мне смириться с потерей?
– С потерей? Всегда нужно помнить о том, что она неизбежна. Всё временно в жизни и нет ничего твоего, Рой. Ошибка − считать будто что бы то ни было принадлежит тебе… Нет, сынок. Всё появляется и исчезает, а твой только опыт. И если сумеешь принять это, впредь, потерявши не будешь несчастен, а лишь благодарен. Подумай-ка сам, Рой, ну разве ты можешь лишиться того, что твоим в самом деле-то не было? Хе-хе-хе, то-то же! Если ничем не владеешь − ничто не владеет тобой. Ты свободен!"
– Ну что, Рой, готов ты к свободе?
В бездонных чернющих глазах мотылька отражались ползущие по небу молнии. Он оторвал от себя червяка как кусок своей собственной плоти:
– Давай, торопись, Светлячок! Ливанёт!
– Не могу! Не хочу оставлять тебя тут!
– Оставь ТУТ! − Фрай толкнул его в грудь кулаком, – И запомни ЖИВЫМ!
Гром разбил небеса и из трещины вырвался дождь. Рой попятился и побежал без оглядки по лестнице вверх.
– Ау-ау-аууу! − завыл Фрай в полный голос, – Парящие ПСЫЫЫ! − и от счастья упал на траву под холодные аплодисменты дождя.
III
Окружённый ночной тишиной, на зелёном ковре молодых трав лежал мотылёк и смотрел с ожиданием в небо:
– Так-тааак!
– Щас начнётся!
– Смотри!
– Полетел!
С верхней ветки сорвался пылающий шар. Поднырнул и воспрял восходящей дугой, увлекаемый выше, и плавно пошёл по волнам − ещё выше и выше, и ширился свет от него. Фейерверком лучей и пушистых комет расползалось пятно белоснежного цвета, стирая ночной небосвод и верхушки деревьев, и сыпались искры мерцающим снегом.
– Ребята, был рад познакомиться!
– Всё! Всем удачи!
– Всех благ!
– Было классно!
Он всё ещё чувствовал капли дождя на лице. Свет залил горизонт, накрыл лес, растворил в себе землю и Фрай больше не ощущал под собой ничего.
– Фрай, красава!
– Счастливо добраться!
– Попутного ветра!
– Горжусь тобой!
– Всё, брат, лети!
Свет сомкнулся кольцом вокруг дуба, пополз по стволу, поглощая его вместе с лестницей − треть, половина, две трети − и дуб исчез полностью. Фрай оказался один посреди ослепительно белого света и роя мельчайших алмазных частиц, опускающихся снегопадом. Он вытянул руки, желая поймать, но они прожигали ладони насквозь, растворяя их.
– Ай, как щекотно!
– Мгм. Хе-хе-хе.
Искры падали и проходили сквозь тело, стирая его очертания и ощущения в нём, и в какой-то момент он почувствовал всю свою суть в одной точке, сочащейся множеством смыслов − земных и небесных, минутных и вечных, и всё эти смыслы сливались в один − бесконечно красивый, божественный и выразимый одним только словом: "СПАСИБО". Затем точка сжалась ещё больше, став тяжелее всего на земле, и вибрируя от напряжения, лопнула внутрь самой себя. Взрыв! Разлетелись молекулы, освобождаясь от связей и прошлых привычек, и выскочили из них атомы сквозь скорлупу старых взглядов, и тая от скорости освободили свои электроны, а те понеслись, разрывая на мелкие лоскуты воспоминания прожитого, на лету разделяясь на сотни мельчайших ещё не открытых частиц, состоящих из белого света и множества крошечных искр − галактик, усыпанных солнцами, вокруг которых вращаясь кружатся планеты заснеженных гор и горячих пустынь, плодородных полей и бесплодных равнин, голосящих лесов и безмолвных пещер, и конечно же, рек и морей.
Рой летел над землёй, отпуская всё то, что любил, обретая свободу под крыльями лучшего друга. Летел, исполняя мечту и свою, и его, и отца, выдыхая всю боль, что скопилась внутри. Капли бились о плотное полотно крыльев. Им вторило сердце: "Тук-Тук". Он летел, рассекая крылом настоящий момент между прошлым и будущим. Плыл. Просто плыл. И дышал. Грудью полной свободы. Дышал сердцем полным любви. Всей душою дышал, наполняя её благодарностью.
Он обогнул лес и вылетел из-под дождя. Проскользил над водой, повторяясь в ней яркой звездой и направился дальше − на встречу алеющему горизонту событий, по облачному коридору, под пристальным взглядом луны, отражаясь на влажной поверхности чёрного глаза в густом обрамлении тонких ресниц, среди зарослей белой лоснящейся шерсти на мордочке и голове с двумя длинными рожками, плотно сидящей на маленьком туловище с тремя парами лап и огромными великолепными крыльями, настежь расправленными и дрожащими в первом полёте над вечностью.