Елена Николаевна Аверьянова
Парящие псы
– С добрым утром, сынок. Ты сегодня так рано?
– Да… Что-то не спится… И вот… Только встал.
– А-ха-ха, ну бывает, бывает. − сквозь зёв, протирая глаза, сказал Генри:
– Так то даже лучше! Побольше успеем зато, да?
– Угу.
Рой согласно кивнул и печально вздохнул − подремать не получится, но делать нечего, вяло плетясь за отцом и коря себя за неуклюжесть, он в пол уха слушал знакомую песню:
– КОРНИ, они как сосуды, сынок, а по ним, точно кровь, течёт сок. В этом соке − полезные вещи, вода. Понял? Древо корнями впитает что нужно и вверх понесёт по стволу, по ветвям, да к листочкам, вот так и живёт.
– Понял.
Рой вспоминал спящий лес в пелене облаков и звезду озарившую небо в падении, свежий ночной ветерок, лунный свет и слова, что сказал ему Фрай о свободе: "Готов ли ты? Что это значит? Хотел бы я знать…"
– И не только из почвы сосёт, а ещё и дышать может дерево, точно животное – мееедленно дышит, глубооокими вдохами. Но когда мы дышим, то чистый воздух вдыхаем в себя, а назад выдыхаем плохой. Ну а дерево наоборот − эти выдохи наши листвой поглощает, а нам выделяет потом чистый воздух наружу. Вот так и не знай, то ли мы для него дышим, то ли оно для нас.
– Точно.
"Хотел бы я знать, почему мы в тот день повстречали друг друга? То я ему послан судьбой для спасения или же он мне с какой-то неведомой целью был послан? И что будет дальше? Что будет потом?"
– А потооом, уж как семечки вызреют − у кого жёлудем, у кого шишкой, иль косточкой внутри плода, так попАдают в землю, и тут уж как Бог даст − взойдёт не взойдёт – неизвестно. Надейся и жди. Но уж коли взойдёт, да завьются как белые ниточки тоненькие корешки − вот уж радость так радость! Гляжу − родилося! Ой, как сразу благостно и хорошо на душе… РОДИЛОСЯ!
"К чему это всё приведёт? Фрай однажды поправится, вывих его заживёт, и он скажет: " Спасибо за всё и прощай!", улетит и оставит меня с моей жизнью один на один. Ему в небе парить, а мне горечь тоской запивать. Вот чем кончится."
– Дальше гляжу, а от взрослого дерева к маленькому потянулись отростки. Ну как оно чувствует? Глаз нет, а видит куда пустить корни и тяяянется, переплетается вместе с его корешочками, будто бы хочет к нему прикоснуться, обнять своё чадо. А долго дождя нету, то направляет ему по корням своим влагу, питает, заботится. Вон оно как − даже дерево любит дитя своё, да? У себя отнимает − ему отдаёт.
– Да.
"Осталось недолго. Вот вырастет дерево дружбы, что нами посеяна в радости, но соберу с него горькие сердцу плоды я один. И плоды эти – воспоминания."
Генри почувствовал в голосе сына тоску. Обернувшись, он сразу заметил во взгляде его перемену. Куда подевался улыбчивый ласковый и любознательный мальчик? Откуда взялось безразличие и отрешённость в его повзрослевших глазах? Что случилось с ним?
– Солнышко…
Рой усмехнулся.
– Ты выглядишь очень несчастным… Ты не заболел?
Касаясь хвостом его лба, как ладонью, и правой и левой щеки, он смотрел на него озабоченно и бормотал:
– Так и знал, ведь, аукнется нам этот дождь…
Рой убрал его хвост от лица, отступая:
– Да нет, пап… Я просто не выспался.
– Что ж ты не выспался?
Глаз не сводя с него, снова вплотную приблизился Генри.
– Я думал. Я просто задумался.
Рой, пожимая плечами, слегка отклонился назад.
– Это признак ума! − сказал Генри с улыбкой, и будто взглянув на всё со стороны, неожиданно для себя понял, что сын отдаляется, не раскрывает души и его охватила обида.
Пытаясь её подавить, он спросил осторожно, не двигаясь с места:
– О чём же ты думал, сынок?
Его голос звучал по-другому: всё так же заботливо, только немного печально и Рой, посмотрев на отца вдруг почувствовал, как между сердцем и горлом заерзало необъяснимое чувство вины.
– Да… О дружбе, пап…
Сын говорил неуверенно, робко.
– О дружбе?
Отец же напротив – воодушевился.
– Зачем она? В чем её смысл?
Генри вздохнул с облегчением и с теплотою ответил:
– ПОЗНАНИЕ! Это основа всех смыслов! А дружба даёт нам познание радости! Радости быть кем-то принятым, понятым. Радость, вот в чём смысл дружбы.
– И всё?
– Нет, не всё! Это только основа, познание – это лишь почва, а дальше − развитие, РОСТ! Милосердие, смелость, ответственность, честность и верность − всё самое лучшее вырастить нужно в себе как цветы, будто сердце твоё – это сад! И последнее, самое главное, Рой − БЛАГОДАРНОСТЬ! За всё благодарность, за всё!
– И за встречу, и за расставание?
– Как же! Конечно! Увы, не понять цену радости, коли не будет печали, и если сегодня к тебе пришла радость − скажи Богу просто: "Спасибо, что дал мне познать её". Если же радость однажды покинет тебя, то скажи ему снова: "Спасибо, что дал мне познать её ценность!"
– Но как? Как смириться с потерей?
– С потерей? Всегда нужно помнить о том, что она неизбежна. Всё временно в жизни и нет ничего твоего, Рой. Ошибка − считать будто что бы то ни было принадлежит тебе. Нет, сынок…
Рой опустил глаза.
– Всё появляется и исчезает, а твой − только опыт. И если сумеешь принять это, впредь, потерявши не будешь несчастен, а лишь благодарен. Подумай-ка сам, Рой, ну разве ты можешь лишиться того, что твоим никогда в самом деле-то не было?
Рой покачал головой.
– Знаешь, если ничем не владеешь, ничто не владеет тобой. Ты свободен!
– Свободен? − Рой поднял глаза и в душе его всё оживилось.
– Свобода! Когда ты готов потерять всё в любую минуту, то жизнь обретает свой истинный вкус. Каждый день, каждый миг вдруг становится невероятным, особенным. Ты научаешься чувствовать ярко и всею душою ценить настоящее, то, что на время дано тебе, не сожалея о прошлом и будущего не боясь, а ценить – значит быть благодарным!
– А как стать свободным?
– К свободе есть только один путь, и он пролегает сквозь страх.
– Значит я, побеждая свой страх, обретаю свободу?
– Мгм.
Рой задумался и через миг просиял, улыбнулся, а Генри напротив − поник, понимая, что сам он далёк от своих мудрых слов. Понимая, как быстро растёт его сын и как близок тот день, когда Генри придётся его отпустить. Как же страшно, как несправедливо, как сложно принять: "ОН НЕ МОЙ! Он не мой… Он всего лишь на время доверен мне Богом. Как дар. " Он пытался заставить себя испытать благодарность твердя про себя постоянно: "Ох, Господи-Господи! Благодарю тебя за эту честь и доверие!", но если честно, то это был самообман. Генри страшно боялся того дня, когда Рой покинет его старый дом.
В этот день решено было кончить работу пораньше. Рой полз впереди и, казалось, от грусти его ничего не осталось, он сбросил её со своих плеч, как плащ, потому что в душе потеплело, а Генри, озябший, поднял будто и облачился в него с головой. По дороге домой он нашёл белый маленький камушек и подобрал его, зная, что Рой собирает такие. В норе перед сном он обрадовал сына подарком и тот абсолютно счастливый отправился спать. Генри лёг в свою кучу листвы и упал в океан тишины, погружаясь все глубже, совсем не пытаясь спастись, и достигнув песчаного дна, закрывая глаза, он позволил тоске поглотить его, и задремал с ироничною мыслью: "А как хорошо говорил…"
Рой лежал на спине и смотрел в потолок. В потолок были вдавлены мелкие белые камушки − он находил их нечасто, но всякий раз радовался, нёс домой, создавал себе звёздное небо. Вот так и сейчас, оглядев "небосвод", подобрав подходящее место, он вставил ещё одну звёздочку и улыбнулся.
"Я больше не буду бояться! Я буду ценить каждый миг и расти! Я готов…" − он уснул с легким сердцем, – "Готов стать свободным!", − и был его сон словно мёд.
Храп отца разбудил его ближе к полуночи. Рой прикоснулся к стене − она всё ещё тёплая, значит стемнело недавно, земля не успела остыть. Он обрадовался − ещё целая ночь впереди, и хотел было выйти, но тут же припомнил оплошность, случившуюся накануне, которую он не хотел повторить и решил, что ему нужен личный тоннель прямо из его комнаты. Он отодвинул листок, на котором спал и начал рыть. Углубившись, он высунул в комнату хвост, и нащупав листок, подтянул его так, чтобы тот прикрывал собой вход в его новую тайную жизнь.
Фрай проспал целый день, и проснувшись под розовым небом, завёрнутый в лист он уселся на ветке смотреть как сегодня случится закат. Золотистое солнце сверкало звенящей волшебной мелодией, что становилась всё тише и тише, а небо темней и темней, и всё громче и громче звучал чей-то шёпот в его голове, и всё ярче и ярче вокруг проявлялось цветное свечение леса.
– Чумааа… − протянул он, имея ввиду не закат, а летающего червяка, – Ну, чудак!
Лёгкий ветер-воришка принёс аромат сладкой свежести, но незаметно стянул с плеч дубовый листок и погнал его, словно смеясь: "Обманул дурака!". Лист кружился, трепался, но вдруг распрямился, раскрылся и плавно пошёл на снижение по полукругу, как будто бы ветер утратил к нему интерес, и коснувшись травы, мягко лёг на неё.
– Хм…
Внезапно в его голове ярко вспыхнул отчётливый образ: блаженно летящий и машущий листьями-крыльями Рой. Фрай глядел на него исступлённо.
– А чем он их держит? Ни рук, ни чего!
Он задумался:
– Может быть так?
Образ переменился: теперь Рой летел на листе лёжа сверху, но выглядел он беспокойным.
– Ковёр-самолёт?
– Ты ку-ку? Он же перевернётся!
– Каркас нужен! Прочный, но лёгкий каркас!
– Из чего?
– Ну подумай!
И образ опять проявился по-новому: с разных сторон побежали пунктирные линии, пересекались, ломались под острым углом, образуя объёмный чертёж непонятной конструкции, где в середине был крест перевязанных между собой тонких стеблей, концы его соединял собой вьюн, прорисовывая контур ромба, а сверху крепились дубовые листья. Из центра креста пуповиной тянулась верёвка, а Рой приспособился прямо на нём, обвиваясь вокруг, вопросительно глядя на Фрая: "Вот так?".
– Ну, отлично! Посадим его на воздушного змея и будем ждать ветра, мгм…
– У нас времени много.
– Вагон!
– Поумнее совсем ничего не придумал?
– Зато управляемо!
– Пф…
– Управляемо???
– НЕПРЕДСКАЗУЕМО!
– Я буду снизу держать за верёвку, а ветер поднимет воздушного змея, и он будет словно парить!
– Не пойдёт!
– Почему?
– Потому что башка у тебя как пустая кастрюля!
– ХА-ХА! С паутиной!
– Со стаей летучих мышей!
– Вот бы крышку открыть и хоть раз обнаружить там пищу для разума… неет! Только эхо…
– Колодец – колодец – колодец…
– Водички бы – дички бы – дички бы!
– Уууууууууу!!!
– ХА-ХА-ХА!
– Если ветер исчезнет и змей полетит вниз, ты как его будешь ловить? Управляемо только при ветре!
– А я говорю – пускай САМ управляет! Он должен прочувствовать крылья!
Фрай вытянул руку и вырвал верёвку из центра креста.
– Дель…та…план?
– Дельта что?
– Дельтаплан!
– ДЕЛЬ-ТА-ПЛАН!!!
Образ начал меняться, его дополняли детали и Рой становился в нём всё веселей да смелей.
– Треугольник. Не ромб.
– И петля в середине.
– И листья чуть шире.
– И стропы крест на крест, чтоб сам управлял.
– Затащить всё на дуб.
– Он залезет в петлю.
– И спустить!
– Юху-ху!
– Ну а как управлять-то он будет? Ни рук, ни чего!
– Зато рот есть! И хвост есть! Зубами сожмёт и потянет: направо-налево!
– Хвостом потянул на себя, опустил нос − пожалуйста − вниз летишь, а потянул от себя, приподнял нос и вот тебе − вверх понесло!
– А-ха-ха!
Фрай захлопал в ладоши и, дунув вперёд, запустил дельтаплан, а затем побежал вниз по лестнице вдоль ствола дуба зигзагом, а образ снижался виток за витком по спирали вокруг всего дерева, и опустившись на землю у ног мотылька, растворился как дым. Дело было за малым: собрать дельтаплан. Паутина, дубовые листья, верёвка и стебли, четыре умелых руки и готово!
– Смотри, Рой, я времени зря не терял!
Дельтаплан получился отличный − добротный и крепкий, но лёгкий, маневренный. Он состоял из каркаса − того же креста, но теперь был обтянут вьюном только на половину, лишь верхняя часть представляла собой треугольник с хвостом. Стропы были привязаны от уголка к уголку и от носа к хвосту – параллельные стеблям. Его покрывали волнистые листья, проклеенные паутиной, а в центре пузатою каплей свисала петля. Он качался на длинной верёвке, привязанной к ветке, и Рой с любопытством разглядывал это творение.
– Что ты придумал на этот раз?
Голос дрожал подозрительно, сдержанно, "КАК ЖЕ Я РАД ТЕБЯ ВИДЕТЬ", но мысли звучали открыто и искренне, Фрай уловил их мгновенно:
– Я тоже скучал, Светлячок! − и они обнялись, – Полезай-ка в петлю! − прошептал мотылёк ему в ухо, похлопывая по спине.
– Щас, ага! − прошептал Рой в ответ, но не сдвинулся с места и взгляд его был переполнен иронией.
– Нет, ты не понял! Я сделал тебе дельтаплан!
– Дельта что?
– Вот, смотри: ты залезешь сюда, − он коснулся петли, – и зубами возьмёшься сюда, − он подергал верёвку, натянутую от крыла до крыла, – а хвостом вот сюда, − он схватился рукой и повис на верёвке, что связывала нос и хвост, задрал ноги и начал раскачиваться, – я столкну тебя с дуба и ты полетииишь!
Спрыгнув, он растянул свои крылья руками и принялся бегать вокруг, улюлюкать, махать ими радостно, Рой успевал лишь крутить головой:
– Я смотрю ты идёшь на поправку? Плечо не болит? − но потом резко врезался взглядом в петлю, подошёл к дельтаплану и встал, подняв голову вверх под его чуть опущенным носом.
Висящий на ветке, на длинной верёвке, он еле заметно покачивался и едва уловимо поскрипывал, будто бы тоже рассматривал Роя, склонившись над ним, и играючи спрашивал: "Страшно тебе, червячок?". И тогда червячок неожиданно, но очень чётко услышал внутри самого себя: "Я не боюсь!". Эта мысль разнеслась с такой силой, что Фрай оглянулся:
– Ого! Подсадить?
– Подсади!
Смело, дерзко, азартно забрался он в эту петлю, сжал зубами верёвку как лошадь поводья, другую верёвку хвостом обхватил точно кнут, будто он и скакун, и жокей.
– Ну хорооош! − оценил его Фрай, – А теперь представляй, что летишь! − и толкнул дельтаплан.
– Это жапрошто!
Рой улыбнулся, вдохнул, закрывая глаза, и на выдохе снова ворвался в пространство другой, параллельной реальности, той, где он мог рассекать крылом небо, укутаться в облако и танцевать среди звёзд. Голова закружилась и Роя слегка укачало, но это совсем не мешало, а будто бы наоборот, помогало ему погружаться ещё глубже в чувство свободы и лёгкости. Фрай, не сводящий с него своих глаз, изменился в лице, когда из-за спины червяка заискрились два пышных потока частиц перламутровой пыли, как крылышки − в право и в лево. Частицы струились, сверкали и переливались на фоне его белоснежного света, а Рой, как ни в чем не бывало, летал одновременно в двух мирах с тихой и нежной улыбкой, когда Фрай сказал ему:
– Эй, Светлячок… У твоей души крылья!