Елена Лузина
Деревня дураков
Это мне неведомо, – ответил Щукин. – Но скоро что-то будет. И здравый смысл будет противостоять глупости.
Соберем свой совет, – ответил Исидор. – Там и порешаем.
Макар видел, как в селе образовывались разные группировки и конфликта было не избежать. Тихая мирная жизнь оказалась под угрозой причуды богатого человека, который был готов разрушить ритм жизни более ста человек.
“Так, что у нас есть, – размышлял Макар, – холуи или пресмыкающиеся, заводские рабочие, пришлые, строители, старообрядцы и еще тайные люди барыни. Вот ей и надо письмо писать”, – решил Щукин. Старообрядческая сходка состоялась несколькими днями позднее в доме Пелагеи Никитиной, имеющей самые вместительные помещения. Жители подошли к делу основательно и собрали подписи – всего насчитали пятьдесят четыре. Исидор Шумаков передал письмо Щукину, а тот при случае решил лично доставить его барыне. Что же было в том письме? Жители просили не превращать село в бесконечный маскарад, обосновывая, что работы встанут, что люди с завода ни платья носить не будут, ни в какой аболдуевский потешный полк не вступят, что урожая не станет, если перестанут картошку сажать да в поле работать. И прочие заводчики смеяться еще больше будут, подрывая репутацию. Железа продавать будем меньше, доходы снизятся. И предлагали старейшины барыне перенаправить желания супруга ейного на создание деревенского театра: здание основательное построить – не зря же он две бригады десятников уже выписал; можно будет воплощать любые затеи – английские, французские, любые иноземные на выбор. Но все тайное становится явным. Скоро по деревне пошли слухи про тайное собрание старообрядцев – кто-то видел, что у Пелагеи людей много было. И люди стали беспокоиться: старообрядцы в большинстве своем были грамотные люди и очень организованные. И, ежели у них случилось собрание, значит дело было серьезное.
***
Пока Бричкины, Мотузы, Тупаки, Гниляки, а с ними еще пара семей, тщательно пытались офранцузиться, заучивая указы, старательно собирая по пятницам улиток и совершая с серьезными лицами прочие нелепости, в село приехал десятник Назар с бригадой, чтобы приступить к строительству. Вскорости ожидали приезд и второй команды. Николай Николаевич в кабинете рисовал карты будущего великого строительства. Арсений писал, Егор тут же советовал и рядом в платье французском стоял Паша Бричкин, периодически кланяясь и кивая головой, выражая полное одобрение. По приезду Назар Макаров сразу отправился к барину и подоспел к обеду. Матрена Афанасьевна помогала на кухне. Там же была и Анастасия Ощепкина. Муж ейный работал в заводе, а Настя занималась хозяйством и хорошо готовила – ее часто приглашали в помощь. А раз ждали Назара и еще отца Георгия, то готовить надо было на целую ораву. Настя Ощепкина решила узнать все, что можно было увидеть и услышать, и рассказать потом мужу. Виктория Павловна с дочерьми была в городе и ее не ждали. К обеду готовились особливо тщательно. Аболдуев не уставал повторять, что именно при Наполеоне французская кухня превратилась в гастрономическую культуру и ему очень хотелось воплотить великие традиции на своей земле. “Я пью шампанское, когда побеждаю, чтобы отпраздновать! – начал Аболдуев, встречая гостей. – Так говорил великий император”, – назидательно посмотрел Николай Николаевич на присутствующих, кивком приказывая наполнить бокалы игристым вином. Произнеся короткую речь про изменения, начинания и будущие свершения, Аболдуев светился от счастья и чувствовал себя Наполеоном. На обед были приготовлены любимые императором жареные цыплята. Николай Николаевич слышал, что их Бонапарт любил есть руками, поэтому все гости, обложившись салфетками, приступили к трапезе. После обеда за разговорами каждый гость преследовал свою цель: Назар Макаров хотел большой заказ и убеждал барина, что его прожекты про строительство купальни, оранжереи, конюшен и прочих построек разумны и логичны; отец Георгий вторил барину, что монастырь и молельный дом с постоялым двором тоже необходимы – этому требовалось закрепиться в Аболдуевке и переманить к себе больше паствы. К тому же у старообрядцев было три моленных места, а у отца Георгия только один храм, да и Тита Зотова давно надо было подвинуть. Кстати, батюшке с барского обеда удалось вынести кусок курицы – ее он подарил Алене Андреевне Бричкиной, своей главной соратнице и верной прихожанке. От Алены приходу было много пользы – женщина всячески содействовала отцу Георгию, посещала все службы и агитировала пришлых жертвовать на церковь. На пьющего неработающего ее мужа батюшка закрывал глаза, да и на сына с нарумяненными щеками тоже, помня про свои приоритеты и склонность барина к Павлику. Так что Алена Андреевна честно заслужила курицу на ужин от Наполеона Бонапарта.
Анастасия Ощепкина, управившись с обедом, вечером рассказывала мужу про планы барина, и к утру вся деревня знала, что тот планирует построить. А новости у нас в заводе разносятся быстро. Дошли они и до соседнего Вознесенского, вотчины Зотова. Вскорости после того самого обеда, Тит Афанасьевич вызвал своего управляющего Петра Шумского.
Надо бы нам в Аболдуевку съездить, повстречаться, дела обсудить, – начал Тит Зотов.
С кем повстречаться будем? С Николаем Николаевичем или сразу с Викторией Павловной? – спросил Петр.
Хороший вопрос, – ответил Зотов, поглаживая сидевших в ногах собак. – Отправим письмо Аболдуеву и я съезжу к нему с визитом.
Титу Афанасьевичу шибко интересно было узнать степень увлеченности Николая Николаевича своим новым мероприятием и узнать все из первых уст, чтобы иметь неискаженную заводскими слухами информацию, ибо новости уже дошли и до Екатеринбурга, и обсуждались прочими заводчиками в местном собрании. Тит Афанасьевич, написав письмо с лестным отзывом о планах Аболдуева и выразив искренний интерес, дабы расположить того к себе, предложил встретиться у последнего в деревне. Письмо вскорости было получено Аболдуевым и тот гордо улыбался – вот как меня ценят и уважают! Сам Тит Зотов за опытом едет! И барин стал готовиться к приему гостя.
Накануне приезда Тита Афанасьевича часть мужиков была одета в сюртуки, часть в военные мундиры, изображая полк. Взмыленные повара заканчивали последние приготовления. Аболдуев же решить начать прием с экскурсии по селу, дабы показать территорию и поделиться планами строительства. Еще Николай Николаевич следовал французской поговорке, которую любил Наполеон: “хорошая трапеза должна начинаться с голода”. Посему решил сперва все показать, а потом накормить, чтобы его застолье выглядело особенно вкусным. “Едут, едут!” – закричал со сторожевой башни караульный. Карета Зотова въезжала в Аболдуевку. К притормозившему около барского дома экипажу быстро подкатили ковер, расстелив его до крыльца. Тит Афанасьевич спешился, за ним и его управляющий Петр Шумский, который тоже, кстати, был из старообрядцев. Два лакея в ампирских фраках и панталонах, но без париков, так как таковые при Наполеоне уже выходили из моды, помогли дорогим гостям выйти. От удивления у Зотова перехватило дыхание: человек двадцать стояли, облачившись в военные мундиры синего цвета и белые рейтузы. А на крыльце красовался Аболдуев, точно скопировавший образ Бонапарта, в генеральской двууголке, окаймленной позолоченной тесьмой с кокардой в форме бабочки. Рядом стояли Павлик Бричкин и Егор Гниляк, изображающие эскорт и верных рыцарей императора – этакие chevaliers servants. Оба они, переглядываясь, любовались друг другом, раздуваясь от собственной значимости. Из-за колонны выглядывала и рыжая Варька, с любопытством рассматривая господ из соседнего села: “Ох, видит бог, видные мужчины приехали”.
Bonjour, mon cher ami (здравствуйте, мой дорогой друг), – приветствовал Аболдуев Зотова.
Здравствуйте и вашему дому, – широко улыбнулся Тит Афанасьевич.
Как доехали, как дорога? Будем сегодня проводить время вместе и я вам все покажу!
Я словно во Францию попал – такое великолепие у вас, Николай Николаевич. Прямо душа радуется от красоты французской. Слышал я, что строиться еще хотите?
Очень. Мы планы чертим, обсуждаем. Десятники прибыли, – рассказывал Николай Николаевич, беря Зотова под руку и ведя его в дом.
Лакеи распахнули двери и Аболдуев повел Тита Афанасьевича в кабинет к чертежам. Где-то час спустя они отправились гулять по имению, а потом поехали по деревне, зашли в храм и к концу экскурсии Зотов уже страшно хотел есть и устал улыбаться. Зато информации он получил предостаточно. Обед тоже прошел хорошо – повара наготовили вкусностей. Были поданы и лягушки, собранные Павликом, и потушенные в молоке. Гости единодушно решили, что земноводные взаправду похожи по вкусу на кролика и все съели на радость Аболдуеву. Или же просто были сильно голодны после многочасовой экскурсии.
***
В заводе нашем живет много талантливых ребят. У Тимофея Ермилова, сплавщика, есть правая рука – Максим Потапов, молодой рукастый парень, кто барки по Чусьве ведет одной рукой – ни одной аварии ни разу не было. К Максиму кто только из местных баб не приставал: и рыжая, и цыганки, и даже мамзели Аболдуева загядывались, но тот держался особняком и был занят исключительно работой. В церковь Максим не ходил, в пьянках публичных замечен не был. Пытался с ним сдружиться Павлик Бричкин, да не вышло – Максим Потапов Павлика прогнал, поставив ему жирный фингал. Павлик как выпьет, так всех в друзья к себе зазывает, лезет обниматься и целоваться, а такого никто из нормальных мужиков в деревне не потерпит. Макар с Тимофеем Ермиловым нет-нет да поглядывали по сторонам, присматривая для Максима приличную девушку.
Второго молодого парня звали Григорий Пименов. Он служил в трапезной у отца Георгия и давно мечтал работать в заводе, но Варвара, мать Григория, тоже была прихожанкой местного храма, как и Алена Бричкина, и мечтала, чтобы сын пошел по церковной линии и потом имел свой приход, со временем заменив попа. Григорий же, накормив прихожан в трапезной обыкновенно шел в завод, где общался с Щукиным, Ермиловым и Максимом Потаповым – с последним вскорости они сильно сдружились. Подходили и по возрасту, и по увлечениям. У Григория была девушка Екатерина, которую Варвара Пименова сразу не взлюбила – не было у матери в планах сына женить, а Григорий с Катей гуляли, в горы вместе ходили, сидели у родника влюбленных и мечтали, что Гриша в завод пойдет, а потом они поженятся и дом свой построят.
Хорошая у нас деревня и люди в ней хорошие живут, чистую правду говорю. Случаются, конечно, казусы, но редко, а о них потом долго помнят и в пример ставят. В прошлом году Егор Гниляк огород картошки посадил да убрать забыл – дела барина усердно выполнял. Картофель у нас на Урале обыкновенно выкапывают в конце августа-начале сентября. Дак в конце сентября как заморозки ударили и все, осталась семья без урожая. Местные потом долго шептались, что для Егорушки барин милее Матрены Афанасьевны и детей родных.
***
После поездки к Аболдуеву Тит Зотов задумался. Много он видел чудаковатых поступков богатых людей, но такое с ним случилось впервые. В Екатеринбурге заводчики и свадьбы по году гуляли, и лошадей шампанским мыли, и солью летом улицы посыпали, чтобы на санях прокатиться, но Николай Николаевич превзошел всех в затейливости поступков. Зотов долго думал, где Аболдуев будет брать деньги на свои реформы – ведь всем заправляла Виктория Павловна. Давно ходили слухи, что Аболдуев тратил деньги под предлогом благовидных поступков: или крышу храма батюшке починить, или малоимущим помочь, или мастера иноземного в завод выписать. Раскусив мужа, Аболдуева стала вникать в дела и вести двойную бухгалтерию, а потом вошла во вкус и уже полностью управляла заводами, держа супруга на коротком поводке. Но женщина была себялюбивая, карьеристка, и как-то она обмолвилась Титу Афанасьевичу, что была бы не против породниться с иностранцами, выдав замуж дочерей за самых видных французских мужей.
