Мотузы были еще одной семьей, кто не противился нововведениями. Первые были Гниляки, потом Тупаки и Бричкины. Казалось бы, что дело пошло на лад.
***
Отец Георгий уже несколько лет был настоятелем церкви Святого Николая в Аболдуевке. Барин, как построил храм, искал батюшку, а у отца Георгия не сложились дела в старом приходе и ему удалось войти в доверие к Аболдуеву. Он же и предложил назвать храм в честь Николая Чудотворца – главное, чтобы барину было приятно. Барину было очень приятно, а отец Георгий стал потом получать щедрые пожертвования с аболдуевских заводов. Быстро организовав переезд – что уж там случилось, никто в Аболдуевке не знал, поп переехал. Вместе с ним в село приехало еще десять семей с детьми малолетними, со стариками и всем своим добром. Николай Николаевич купил батюшке дом, повозку, двух коней и коров – щедрой души человек! Очень быстро приезжие освоились, но в храм ходить перестали. Для местных, коренных жителей, сей факт оставался загадкой, поскольку те держались особняком. И ни один из них не появлялся на службах – эти приезжие почему-то ездили в храм в соседнее село, принадлежащее другому заводчику Титу Зотову. Да мало того! Они еще и ансамбль деревенский организовали! Вся переехавшая вместе со священником компания, певшая раньше на клиросе, подвязалась к гастролирующим между деревнями цыганам, которых звали на свадьбы. Ух, эти яркие платья, украшения, огонь в глазах и озорные частушки – пробирало до самых до мурашек. А вкупе с местным фольклором концерты зазвучали еще ярче:
У Ивана Кузина большая кукурузина!
Если баба в огороде ходит голой, сняв трусы, прибавляют быстро в росте кабачки и огурцы!
Особливо не взлюбил поп свою бывшую прихожанку Аристиду Окульницкую – она стала руководителем ансамбля и дружила с цыганами. Сильно ополчился отец Георгий – бросила, предала, как и все остальные, да еще и деньги стала зарабатывать! Страшно завидовал. Но свадьбы с тех пор у нас веселые. Про родник влюбленных же помните? Вот теперь есть и местный ансамбль, и цыгане – гуляет деревня до утра. Иногда даже барин приезжает, когда Виктория Павловна не видит. Пляшет-поет вместе со всеми, деньгами разбрасывается – тогда его вся Аболдуевка особливо любит. Только отец Георгий обижается, складывая руки на круглом животе – деньги-то мимо прихода текут.
Однажды съездив в Екатеринбург в местный городской театр, Аристида предложила заведению услуги своего коллектива. Благодаря ей деревенскую труппу приглашали на свадьбы и поминки, и разные концерты. Ездили часто и в Ирбит на ярмарку. Ирбитская ярмарка была самой крупной на востоке страны, а Нижегородская на западе. Денег ярмарочные города зарабатывали столько, что хватало до следующего года. Ирбитская ярмарка играла главенствующую роль в торговле между Европой и Азией, где можно было встретить не только представителей народов обширной Российской империи, но и англичан, французов, китайцев, американцев и других. Разнообразные увеселения ждали гостей: рестораны, трактиры, многочисленные пивные и буфеты, роскошные бани; на период ярмарки в город приезжали цирк, различные балаганы и аттракционы. Как раньше говорили: «Стоит закрыть хотя бы на один год ярмарки Нижегородскую, Ирбитскую – и можно увидеть, что вся торговля и промышленность остановится». Окульницкая смекнула, что это выгодное дело и договаривалась, чтобы ее люди развлекали публику. Предприимчивая дама решила, что раз пошла мода на все французское – опять же, барские указы надобно исполнять, то ансамбль будет готовить номера во французском стиле, и труппа целыми днями репетировала.
А у отца Георгия были собственные огромные планы: монастырь, молельный дом, часовня, родник со святой водой, постоялый двор для паломников. Николай Николаевич, строя планы по созданию частного государства, не возражал.
Коренные жители Аболдуевки батюшку недолюбливали. Частенько он отказывался крестить новорожденных или отпевать усопших, приговаривая – а вы грешили много и вам не место в храме. Дети местных жителей батюшку боялись – строгое лицо отца Георгия, словно клеймящее тебя – виновен! – пугало малышей. Они плакали и отказывались идти в храм. Храм – место силы и единения человека с Богом, место для восстановления мыслей и приобретения правильности поступков, а каждый батюшка – это, прежде всего, проводник между Всевышним и земными жителями.
***
На днях, получив от барина письмо, Егорушка Гниляк отправил деда Мотуза на почтовую станцию за посылкой. Николай Николаевич выписал из городу Парижу форму для будущего аболдуевского полка. Ехать по дороге предстояло верст пятнадцать до ближайшей почты. Дед Мотуз покряхтел да запряг бричку. Вернувшись в деревню, сразу к Егорушке – развернуть и посмотреть, что за одежда иноземная приехала. Страсть, как любопытно! Там и рейтузы белые на ляжки в обтяжку, кожаные сапоги до колена и красные эполеты, и шляпы с перьями! Мало не покажется, красота какая!
Сидят эти двое, любуются и тут Гниляк говорит: «Давай мерять!» Сказано – сделано. Оба наших возрастных мужа стали напяливать узкие белые рейтузы на довольно упитанные ноги, натягивать камзолы и все прочее, и как раз в комнату вошла Матрена Афанасьевна. Увидев мужиков в белых штанах и шляпах с перьями, женщина присела на кровать и вымолвила: “Истинные французы”. А Гниляк перед отходом ко сну долго свой иностранный образ представлял и к завтрашнему дню уже был готов сменить родное платье на импортное, чего нельзя было сказать про его закадычного приятеля: Мотуз, и так имевший обыкновенно глуповатый вид со своим простым наивным взглядом, столь несвойственным взрослому мужчине, в платье французском точно выглядел бы полным идиотом.
***
Рыжая бесстыжая Варька сидела на крылечке и щелкала семечки. У Варьки по лавкам было трое детей. Замужем она никогда не была и дружила в основном с жителями мужского пола, и в каждой бабе видела соперницу. Один ребенок было от десятника Назара, второй, по слухам, от самого Аболдуева, но об этом достоверно никто не знал, а кто отец третьего – она сама не имела представления. Тут за семечками ее и застала Мария Федоровна Мотуз, та, которая теленка назвала Машкой или Marie по новым указам:
Варька, ты слыхала новости? Десятники едут! Строиться будут! Мотуз им уже жилье приготовил.
И много ли их едет? – Варька сощурила глаза и потянулась.
Назар твой снова едет, если ты об этом хотела спросить, – ответила Мария Федоровна.
Варька приехала в Аболдуевку лет десять назад из Смоленской губернии. Сперва жила в Екатеринбурге и помогала по хозяйству в доме заводчиков Коробковых. Застав Варьку с барином, барыня Коробкова быстро попросила ее из дома отправиться куда подальше и Коробков замолвил слово, пристроив Варьку в Аболдуевку в господский дом. Семья Николая Николаевича все равно жила на разные усадьбы, а барский деревенский дом, хоть и пустовал, но требовал заботы и ухода. Варька обжилась, обустроилась, да с годами прижила двоих сыновей. Третий появился позднее – пару лет назад была проездом через село свадьба. Гуляли тогда несколько дней. И медведи, и цыгане – частушек было перепето огромное количество.
Отошла Варька от окошка, посмотрела на себя в зеркало, выпятила грудь: “Ох, хороша я, хороша! Мне никто не конкурент, я и мамзелей малолетних, если надо, тоже подвину!” Любовницы барина Варьку не сильно беспокоили, так как она вжилась, вросла в барский дом и всегда была под рукой – куда ж барин без нее?
***
Наступил очередной весенний день. Погоды стояли хорошие: коровы паслись, жеребята резвились на лугу, гуси, бараны, да и вся деревня вдыхала запахи весны аж с пяти утра. Завод работал – Виктория Павловна не давала никому расслабиться и отправляла на все предприятия свою тайную канцелярию, чтобы ни один пуд железа не пропал. Ближе часам к девяти на улице, что вела к барскому дому, столкнулись Егор Глиняк и Паша Бричкин, оба разодетые в пух и прах. Егор тоже был высокий мужчина, а перья на шляпе делали его еще выше. Павлуша же, помимо камзола, нарумянил и щеки, и губы, чтобы уже наверняка соответствовать новым модным стандартам. Взглянули друг на друга, оба вспомнили барский указ “каждый житель обязан здороваться на французский манер словом «bonjour» (здравствуйте), при этом нагибая голову вперед приветственным кивком”.
Bonjour, – произнес Гниляк.
Bonjour, – вторил ему Бричкин.
И оба разошлись по своим делам. Егорушка, оборачиваясь, смотрел на Павлика, который издалека своим видом сильно напоминал девицу. “ Тьфу, что за мысли окаянные лезут. Надо в церковь сходить, выгнать всю скверну из головы”, – подумал Гниляк и перекрестился, в самом деле свернув в сторону храма.
***
Мы уже почти представили вам всех участников повести, дорогие читатели, познакомив вас с фабулой, и, чтобы вы не запутались, так как участников событий будет больше, до введения новых лиц в рассказ, перечислим всех по очереди и значимости:
№1. Николай Николаевич Аболдуев, русский барин, заводчик и великий затейник, номинальный владелец империи Аболдуевых.
№2. Виктория Павловна Аболдуева, супруга, в девичестве Баландина, реальный владелец империи Аболдуевых.
№3. Макар Щукин, горщик, самый уважаемый человек на селе.
№4. Тимофей Ермилов, сплавщик, второй уважаемый человек на селе.
№5. Егор Гниляк, секретарь Аболдуева, один из его холуев, со слов Виктории Павловны.
№6. Матрена Афанасьевна, жена Гниляка.
№7. Тарас Мотуз, подельник Гниляка, тоже из холуев.
№8. Мария Федоровна, жена Мотуза.
№9. Арсений Тупак, писарь, один из холуев Аболдуева.
№10. Паша Бричкин, алкоголик, протеже Аболдуева, из холуев.
№11. Алена Андреевна Бричкина, мать Паши, рьяная прихожанка местного храма и почитательница отца Георгия.
№12. Отец Георгий, батюшка храма Николая Чудотворца, пришлый священник из чужой губернии.
№13. Анастасия Ощепкина, местная жительница, соседка Макара Щукина.
№14. Тит Зотов, заводчик, сосед Аболдуева.
№15. Назар Макаров, десятник.
№16. Варька, местная жительница.
№17. Сашка и Глашка, любовницы барина.
№18. Аристида Окульницкая, руководительница ансамбля, из пришлых.
***
Четыре дочери Аболдуева Неонилла, Ольга, Елена и Елизавета родились почти погодками. Девушки пошли статью в отца, а красотою в бабку, Елизавету Владимировну. Виктория Павловна была не шибко хороша собой, но зато приданое вдоволь окупало внешние изъяны. Как в деревнях говорили: чем больше приданого в сундуках, тем больше шансов удачно выйти замуж. У крестьян добро сундуками мерили, у заводчиков же предприятиями. Так что Николай Николаевич, женившись, приобрел не только дополнительные заводы, но и очень разумную жену, не позволившую ему промотать свое и ее состояние. Супруга же приумножила доходы и реально управляла делами, позволяя барину чувствовать себя хозяином и гордо нести голову на плечах. Виктория Павловна барина любила и всегда старалась превратить очередную затею Аболдуева в успешное мероприятие. Не смотря на похождениями барина, барыня знала, что последнее слово будет за ней – дела и заботы о будущем дочерей не позволяли ей отвлекаться на очередную любовницу или любовника мужа. Еще Виктория Павловна дружила с другим заводчиком, Титом Зотовым, который предпочитал вести дела с ней, а не с ее мужем. Это был расхожее мнение и в Екатеринбурге – Аболдуева принимали за свадебного генерала, зная, что вся власть сосредоточена в руках жены.
***
В деревне, кроме заводских рабочих, пришлых жителей, холуйского клана при барине, были зажиточные семьи, жившие сами по себе. Держали крепкое хозяйство, были здоровы и не по годам молодо выглядели, имели на все свое мнение. Это были потомки старообрядцев, пришедшие в эти края еще в XVII веке. Они составляли значительную часть представителей местной администрации и заводов, и тоже были весьма уважаемы в наших краях. Только у нас в заводе насчитывается три старообрядческих моленных дома: на задах усадьбы крестьянина Игнатия Богомолова, отдельно от жилых помещений и с отдельным входом с улицы; при доме Исидора Шумакова; в доме крестьянской вдовы Пелагеи Никитиной имеется женский скит с молельней, поддерживаемый екатеринбургскими купцами Бородиными. Да еще и единоверческий храм, построенный Титом Зотовым в соседнем селе. Эта часть жителей деревни создавала задачу для Аболдуева. Мозгами он понимал, что переодеть их во французские камзолы будет сложно, даже поп Георгий ничем не поможет – не его это паства, но многие работали на аболдуевских заводах, поэтому он отчасти надеялся на ораторский талант Тупака и его способность к самым сложным переговорам. Такой оптимизм барина веселил Макара Щукина, который, между делом, повстречался с некоторыми из семей старообрядцев. Те жили обособленно и сплетнями не интересовались: работали на совесть, не пили, с чужими женами не гуляли. Исидор Шумаков долго в лоб смотрел на Щукина, ничего не говоря, а потом произнес: “Что в голове у барина? Али еды мало? Война что ли какая грядет или работы стоят? Или скот мрет?”