Елена Лузина
Деревня дураков
На каждой избе разместить табличку “Propriete du manoir d’Aboldouyeff” (собственность поместья Аболдуева)
Одного из новорожденных детей в семье обязательно назвать французским именем
В каждой избе варить французский сидр из яблок и диких груш
Собирать лягушек и улиток, и готовить французские блюда раз в неделю, преимущественно по субботам, дабы привить местным прогрессивную иностранную культуру
Весь скот также называть на французский манер
Дальше было еще много всего интересного. Чем больше зачитывал указ Тупак, тем вытянутее становились лица у мужиков.
***
Вечером к Макару Щукину кто-то постучал в дверь. Пришла соседка, Анастасия Ощепкина, баба бойкая и безбашенная. За Настей в заводе ходила молва – меньше Настя знает, спокойнее живет вся деревня. Макар, который на собрании не был, сославшись на неотложные дела, сразу понял, по какому поводу был визит. “Я что, дура последняя, чтобы лягушек есть? У нас рыбы полно в пруду. Щуки огромные плавают, а мы улиток должны жрать?” – возмущалась Анастасия, выплескивая все новости с собрания Макару. Прокричавшись, Анастасия ушла домой, а Макар взял событие на заметку: “Не шибко люди довольны причудами барина, не шибко. Будем наблюдать и разбираться по мере возникновения проблем”.
Спустя короткое время жители деревни немало удивились, увидев важно шагающего по главной улице, одетого во французское платье, местного малолетнего алкоголика Павлика Бричкина. Павлик был известен своим улыбающимся опухшим от вечного пития лицом, с широкими пухлыми влажными губами. Аболдуев Павлика любил. То ли за то, что тот всегда мог ему составить компанию за столом, то ли за высокий рост и молодую стать, но их частенько видели вместе. Мужики, да и бабы, строили разные предположения, но слухи оставались слухами. Пока на деревне сложилось мнение: раз нет сына у барина, двадцатилетний Павлик его частично заменяет. Бричкин, ровно как и писарь Тупак, как и управляющий Гниляк с Мотузом, Аболдуева боготворил.
Семья у Павлика была не самая удачливая. Жили впроголодь и огородов не держали, а значит работать не сильно любили. Мать, Алена Андреевна, была женщиной очень верующей и соответственно прихожанкой местного храма. Муж ее пил и ни дня не рабатывал – отсюда наследственная склонность у Паши к зеленому змию и пример для подражания с детства перед глазами. Родив с мужем, тем не менее, пятерых детей, и абы как их вырастив, Алена Андреевна перешла в религию, да так сильно, что дома почти не бывала: то она в приходской школе, то ведет паломников по святым местам, то храм моет – ни дня без дела! Паша поначалу пошел в завод учиться на помощника сплавщика, но, утопив железа на десятки пудов, Аболдуев его убрал. Потом Пашу пристроили скотником коровьи конюшни чистить, да Павлик запил и еще папашу притащил – там их однажды и нашли, напару лежащими посреди засохшего навоза. Оттого и было удивление у местных, глядя на гордо шагающего в иноземном платье Павлика Бричкина. А Паша инициативу барина поддержал, изъявив желание всячески помогать, и вызвался отлавливать по пятницам лягушек для барского стола, чтобы готовить заморские французские блюда, за что ему одному из первых было пожаловано модное платье и новая должность – исполняющий обязанности начальника по внедрению новомодных стандартов жизни на селе.
Жители смотрели из окошек домов на городого Бричкина, и каждый хотел набить ему морду – не было желания у населения переучиваться и менять жизненные устои, не смотря на указы барина, особенно когда за их исполнением отвечал неуважаемый никем Бричкин. Кстати, окошки в деревне – это кладезь информации. Кто, куда и когда пошел – все про всех знают. Ежели не все видят, то додумывают, и тут уже мысль летит вперед, не тормозя, обгоняя одна другую, и фантазия распространяется со скоростью ветра.
***
Виктория Павловна Аболдуева позавтракала и попросила приготовить ей экипаж для поездки с дочерьми на утреннюю службу. Будучи в Аболдуевке, она регулярно посещала храм и выполняла роль благотворительницы, раздавая милостыню нищим. Муж ее хотел построить еще и монастырь, чтобы увековечить себя в камне. По древним законам мироздания, монастыри строили богатые люди, и каждый страждущий мог найти ночлег, пропитание или даже медицинскую помощь – все это в монастыре получали бедные и неимущие, и создавался такой круговорот добра в природе: нищий питался деньгами богатого, богатый питался молитвами бедного. Эту затею мужа барыня горячо поддерживала и охотно покровительствовала своему приходу, обсуждая с попом постройку монастыря.
Открытая коляска барыни подкатила к храму в аккурат перед службой. Вся женская часть семьи спешилась. На входе образовалась очередь из оглашенных и нищих. Там же затесалась и Алена Андреевна Бричкина, она же мать Павлика, протягивая руку, чтобы получить лишнюю монетку. Получив не одну, а целых две, женщина радостно спрятала их в мешочек, зашитый в платье в укромном месте у груди, чтобы ни сын, ни муж не нашли ее заначку. Радостно выдохнула и пошла на службу. Она постаралась встать ближе к барыне, чтобы ненароком напомнить ей про своего сына Пашу, недавно получившего высокий пост начальника по французским стандартам. И сделав благообразное смиренное лицо, изобразила искреннюю улыбку. Местные же умные – это городскому жителю не понять. А в деревне можно барина чаще встретить, попросить лишний раз, да и вообще всегда быть ближе к телу.
***
Итак, указы были созданы и зачитаны жителям, распоряжения отданы. А затем Николай Николаевич потребовал у Арсения Тупака организовать встречу с десятником Назаром Макаровым. Назар был пришлый, но имел бригаду в десять голов и опыт строительных работ, зарекомендовав себя перед Аболдуевым при строительстве храма. Видный мужчина, получивший прозвище у населения – “восемь девок, один я… куды девки, туды я”. Народ деревенский мудрый – зрит всегда в корень, редко его обманешь, как бы человек себя не вел и не изъяснялся. Каждое прозвище – меткая формулировка, отражающая суть. Назар Макаров, среди баб один прораб, получив весточку от барина, сразу же выехал в Аболдуевку. Ехать особо не хотелось, но пришлось – деньги барин платил хорошие, но после предыдущих строительных работ остался у Назара в деревне след. “Придется ехать, – вздыхал Макаров, – ох, придется. Давно я там не был. Сколько лет уже храму, лет шесть или семь”. Такие думы одолевали главного десятника перед дорогой на Аболдуевку.
Барин сидел в кабинете и сочинял отдельный документ для десятника Макарова. Егор Гниляк помогал барину с мыслями, Арсений Тупак эти мысли записывал. Николай Николаевич не знал, за что взяться – то ли за строительство оранжереи, то ли сада со статуями или конюшен, или же купальни. А тут еще и Виктория Павловна со строительством монастыря напоминала, да дочки требовали ротонду во французском стиле в саду за домом. И, махнув рукой, Аболдуев решил – буду строить все и сразу!
Егорушка, пиши Макару, что работы у нас много, пусть берет еще десятника с людьми в помощь и жить придется в Аболдуевке безвылазно, пока стройка идет, – изрек Аболдуев.
Слушаюсь, барин, – подобострастно ответил Гниляк.
Арсений кивнул и записал решающее распоряжение на бумаге, а дед Мотуз поехал готовить помещение для проживания строителей.
Тем временем у Макара Щукина побывало уже почти все население деревни. Неуемная энергия барина отвлекала жителей от основной работы, внося смуту в головы – каждый чувствовал надвигающиеся перемены. И, не смотря на идейность нововведений, жители опасались – не каждый готов был нарушить привычный уклад жизни. Даже постройка монастыря радовала не всех. Понаедут тут всякие бродяги и бандиты – считала часть деревни. Еще скот будут воровать. А у нас всего сто человек, мы все друг друга знаем, да еще мы все почти родственники! Нам чужаков не надо! Словом, мнения были не очень оптимистичные. И так пришлых уже сколько понаехало, возмущались жители.
На одной из встреч у Щукина состоялся такой разговор.
Макар, ты мужик уважаемый, – осторожно произнес Тимофей Ермилов, его ближайший соратник, и не менее уважаемый человек, кто тоже за словом в карман не полезет, – скажи по-честному, что ты думаешь про всю затею барина? У меня сплавщики смеются, что мы скоро железо сплавлять будем не в рубахах, а в камзолах с бантами и кружевами на рукавах!
Идеи идеями, – медленно произнес Макар, – но как они исполняться будут – это важный вопрос. Людей у него мало, а планов много. С завода не выдернуть – простои в работе будут. Я бы посоветовал обождать и посмотреть на исполнение указов барина. Может, все останется фантазиями. Обождем и не будем спешить. Один пьяный Бричкин во французском платье тоже не пример. И мы уже сколько лет как не крепостные.
Мужики, кто были на сходке, согласно покивали и решили жить, как жили раньше и наблюдать. На том пока и разошлись. Макар же вечером прикидывал, что может впоследствии произойти: встреча жены десятника Назара с его бывшей любовью; даст ли добро на все строительство супругу Виктория Павловна, которую больше волнует замужество дочерей; возможные конфликты приезжих с местными жителями. Да, много мыслей было у Щукина. Он курил, смотрел на огонь, размышляя далеко наперед, удивляясь в какое интересное стечение обстоятельств он попал на шестом десятке лет, прожив всю жизнь в тихом безмятежном месте.
Тем же вечером Николай Николаевич, довольно выдохнув, строил свои, в буквальном и фигуральном смысле, наполеоновские планы: он, полководец Grande Armée (великой армии); конюшни, мундиры, парады и маленькая республика.
***
Виктория Павловна вышла замуж за Николая Николаевича рано. Родив четырех дочек, барыня сосредоточилась на заводских делах. Конечно, хозяином был Аболдуев, но и сама Аболдуева была дама непростая. Кроме холуев Николая Николаевича, как она называла всех его помощников, Виктория Павловна вела вторую бухгалтерию и имела надежный штат помощников. Зная слабость мужа к чудачествам и потакая некоторым из них, дабы держать его в узде, деньги считать она умела. Про вторую бухгалтерию муж ничего, разумеется, не знал. С другой стороны, барыня, помятуя, как Анатоль Демидов, князь Сан-Донато, породнился с Наполеоном Бонапартом, женившись в 1840 году на его племяннице Матильде де Монфор, полагала, что может удачно выдать замуж своих дочерей за представителей французской знати. Планы Виктории Павловны были долгоиграющие и вполне разумные. И завести свой дом в городе Париже тоже было очень заманчивой перспективой. А потом и погост на Cimetière du Père Lachaise (кладбище Пер-Лашез) и, может быть, даже рядом с родовой усыпальницей Демидовых.
***
Тем временем в Аболдуевке в семье деда Мотуза родился теленок. Помятуя про указы барина и дабы их соблюсти, и, разумеется, выслужиться, хозяин семейства, сев с супругой вечером за стол, стал выбирать теленку французское имя.
Шо, какое имя брать будем? Я по-хранцузски-то ничего не знаю, – сокрушалась супруга Тараса Мотуза Мария Федоровна.
Маша, не переживай. Я сейчас до Тупака дойду. Он писарь, человек грамотный, может, что и подскажет, – ответил ей супруг.
Арсений Тупак прибежал к Мотузу уже минут через 20 – указы-то надо соблюдать, слушаться и исполнять!
Так, давайте посмотрим, – сказал Арсений, открывая огромную книгу. – “Chéri” – это милый, вам нравится? А если просто “veau” – это теленок.
Я это не выговорю, – сокрушалась Мария Федоровна. – Вот бы просто назвать Машка или Верба. Как я ее звать будут? Вооооо?
Женщина чуть не рыдала от безысходности. Предприимчивый Тупак предложил слово “Marie” – Мария, она же Машка, напоминая, что и хозяйку тоже зовут Мария.
Мари, Мари, Мари, – проговаривала, тренируясь, Мария Федоровна. – Ох, ты, господи, получилось! – выдала женщина, повторив слово раз десять подряд. – И правда, почти как Машка.
