Зоя.
– Ой, так дело не пойдет, джан, – оживляется Гаяне Ивановна. – Идем-ка в наше кафе, я тебя кофе угощу. Ты помогла мне, детка, так что… Не откажи старухе, – устало протягивает она. – А Робчик пока за лекарствами сбегает. Да, сынок?
– Д-да… Спасибо тебе, Зой. В кафе грязновато от налетевшей копоти, но…
– Девочки уже все убрали, – взмахивает ладонью тетя Гаяна. – Ты давно ела?
Хм… Конечно, давно. Я уже и забыла, когда ела. С утра крутилась, мучаясь от переживаний по поводу встречи с Робертом, потом поехала к маме, а потом… В ответ на предложение тети Гаяны живот предательски урчит.
– Идем, угощу тебя нашими фирменными закусками. Ты знала, что мы с Колей обновили меню в этом году? Хотя нет… Ты же теперь не захаживаешь к нам, – протягивает Гаяне Ивановна, неторопливо бредя к «Шариповым».
– Да я… Как-то редко здесь бываю. Киоск всего месяц работает. Вернее, работал…
– Ну ничего… Полюбовник твой тебе поможет, – охает она, толкая дверь.
Желание пить кофе резко улетучивается… Выходит, Роберт прав: о наших встречах с Крестом знал весь город…
– А я смотрю, вы осведомлены о моей личной жизни? Наверное, больше меня… – бросаю дерзко.
– Да не обижайся ты, – тушуется тетя Гаяна. – Лина, Мила! Кофе по-турецки сварите и горячие фирменные закуски принесите. И побыстрее, Зоя голодная.
Не понимаю, как в ней все это уживается? Подозрительность и забота? Гостеприимство, щедрость и предвзятость к людям? Похоже, Роберт унаследовал от нее эти же качества.
– Садись, Зоя. Как твои дела? Давно не виделись. Я думала ты замужем за этим… За…
– Нет, я не замужем, тетя Гаяна.
– А правда говорили, ты сына родила? – постукивая пальцами по краю стола, произносит она. – Разве так можно, а? Сына родил, но не женился. Олух… Или бестолочь. В наше время это позором считалось.
– Что же вы меня позвали? Если я… Если… – задыхаюсь от возмущения, желая поскорее отсюда убежать.
– Да мужику позор, а не женщине. Значит, чего-то не поделили, – многозначительно протягивает она, покручивая кудрявую прядь. Красивая женщина… А Роб похож на нее как две капли воды. Бабушка моего Мишутки… Уверена, она не простит, если узнает, что мой сынишка ее внук. Господи, как же тяжело врать… Прятать взгляд и молчать, душить в себе правду, когда она рвется наружу.
– Простите, я не хочу делиться подробностями своих отношений с… мужчинами. Нам и так неплохо… Я справляюсь, работаю.
– Снова на треке? – поджимая губы, произносит тетя Гаяна.
– Ну, конечно же, нет. Я экономист в международной фирме, правда работаю на полставке из-за сына. Думала, киоск будет приноситься доход, но, видно, не судьба…
Официанки приносят ароматный кофе и закуски: свернутые в трубочку баклажаны с ореховой начинкой, горячие хачапури с сыром, овощи на мангале. Как же я хочу есть! Накладываю лакомства на тарелку и пробую. «Шариповы» всегда славились потрясающей выпечкой и свежей национальной едой.
– Это просто фантастика, Гаяне Ивановна, очень вкусно, – произношу с набитым ртом. – Спасибо вам… Я и правда давно не ела. Сегодня день какой-то… сумасшедший.
– Нам с Колей тоже все это предстоит, – не без гордости произносит она. – В конце недели из Армении приезжает невеста Роберта.
Зоя.
Кофе застревает в горле, превращаясь в лаву… Невеста? А тетя Гаяна знает, что Роберт хочет жениться на девушке с красивой европейской фамилией? Выходит, у него есть личная жизнь? Вот у меня ее нет, но все упорно твердят про моих многочисленных «полюбовников».
– Я рада за него. Давно они встречаются? Не знала, что Роберт ездит в Армению.
– А он и не ездит, – ухмыляется тетя Гаяна. – Посмотрела я на всех этих… местных потаскушек и решила найти своего сыну достойную партию. Девушка должна быть чистой и верной, с хорошей репутацией, из приличной семьи. Ты, вероятно, не знаешь, что Роберт из рода армянских князей Лазарян? Я Лазарян, а Коля… Ну так уж вышло, что мой муж украинец Николай Зайченко.
– И что же это за девушка? – сдавленно произношу я. Жадно откусываю хачапури, делая вид, что не очень-то мне это и интересно… Я, вообще-то, поесть пришла, а не про невест слушать.
– Ее зовут Зара, – мечтательно произносит Гаяне Ивановна. – Ей двадцать лет. Она… Ой, Зойка, она такая красавица, ты упадешь! Гляди на фото, – тетя Гаяна разворачивает экран новенького айфона.
С него на меня смотрит улыбающаяся девчонка… Длинные кудрявые волосы, темные, как спелые вишни глаза, розовые чистые щеки. И правда красавица… Наверняка, девственница. Не то что я – «местная потаскуха», рожающая непонятно от кого…
– А как они общаются? – допиваю кофе и смотрю на часы. Пора и честь знать… Да и Виталий меня ждет.
– Перезваниваются, общаются по видеосвязи. Но скоро вживую увидятся. Ох, детка, я такую устрою помолвку! Накроем в ресторане Робчика столы человек на двести! Нет, на триста! Я хочу все сделать по старинным армянским обычаям. Ты же понимаешь, она чистая девушка и… Хотя, этот обычай, пожалуй, можно не соблюдать – мы же не в каменном веке живем. Но мне принципиально, как матери, чтобы девушка была невинной и…
– Мама? – поворачиваю голову, встречаясь взглядом с Робертом. – Я смотрю, тебе уже совсем хорошо? И без лекарств.
– Да, сыночек. Я Зою кормлю и про Зарочку рассказываю. Зоя, и ты приходи на помолвку, хорошо? Оставь свой номер телефона, я тебе приглашение пришлю.
– Мама, а зачем это Зое? И о какой помолвке речь? Зачем ты бежишь впереди паровоза? Мы еще ни разу не встречались вживую, может, мы не понравимся друг другу и…
Вижу, как на щеках Роберта расцветают красные пятна… Стыдно, да? Бегать на свидания с дамочками, чтобы заключить фиктивный брак, но при этом собираться жениться? На какой-то там невинной Зарочке… Тьфу!
– Пойду я, Гаяне Ивановна. Меня Крест ждет. Большое спасибо за обед, – вытираю рот салфеткой и медленно поднимаюсь.
Кажется, от напряжения воздух становится вязким и горячим. Даже вдохнуть тяжело… В груди колотится несчастное, полное разочарования сердце, а горло сжимается от слез. Я ведь надеялась до последнего… Верила, что когда-то в недалеком будущем все у нас может получиться, а теперь… Надежда стремительно тает, как солнце в морской синеве… Мне срочно нужно на воздух… Нестерпимо, до дрожи в коленях… Я сброшу балетки и погуляю по берегу. Иначе просто умру… Стопы будут вязнуть в прохладной гальке, а слезы мгновенно высыхать от ласкового морского ветра. Надо только поскорее отсюда уйти…
– Пока, Зой. Спасибо за помощь маме, ты молодец.
– Детка, давай я тебя провожу, мне еще кое-что тебе сказать надо, – решительно поднимается с места Гаяне Ивановна. Так, значит? Я рада, что она решилась сбросить маску…
Только не это… Неужели, сегодняшних испытаний мало для меня? Прошу тебя, Господи, пощади… Бабуля говорит, что бог никогда не дает человеку больше, чем тот может вынести. Значит, и разговор с тетей Гаяной я выдержу. С достоинством или нет – это второй вопрос.
– Что-то случилось? – Роберт прищуривается и взволнованно облизывает нижнюю губу. – Мама, ты уверена, что разговор необходим.
Он смеряет мать пристальным взглядом, от которого даже у меня подгибаются коленки. Как будто догадывается о предмете разговора…
– Что за ерунда, сынок? – Гаяне Ивановна встряхивает густой копной каштановых волос и похлопывает сына по щеке. – Сыночек мой, Роберт… Зоя экономист, я просто о деле поговорить хотела, вот и все. Иди в кабинет, помоги лучше Ануш с документами.
Если бы рядом с нами был Станиславский, он непременно бы воскликнул: «Не верю!». И Роберт не верит, но позволяет матери меня увести. Черт, я ведь так хотела разуться… Погулять по мокрому берегу и поплакать в одиночестве…
– Слушаю вас, Гаяне Ивановна, – непринужденно произношу я, устремляясь к берегу.
Все-таки разуваюсь… Она и так думает обо мне черт те что – уверена, что прогулка по пляжу босиком ничего не изменит…
– Ты знаешь, Зоя, Робчик ведь у меня единственный, – надтреснуто произносит она. – Я так долго не могла забеременеть… Лечилась, обследования всякие проходила. В общем, я ждала его, как второго пришествия.
Ветер играет с нашими волосами, мягко овевая щеки. Успокаивает и будто шепчет: «Все хорошо, Зоя. И совсем не страшно… Она рассказывает о сыне, а не это вот все… То самое, чего ты боялась».
– Я рада, что у вас получилось родить. Да и Роберт, как, мне кажется, уважает вас и очень любит, поэтому…
– Зоя, я прошу тебя не приближаться к моему сыну, – заламывая руки, произносит она. – Он после вашего расставания ходил сам не свой. Он… Я никогда не видела своего мальчика таким подавленным. Он… Я думала, он свихнется. Коля хотел его в стационар положить, но потом мы решили отправить его в Турцию. Он там месяц жил, отходил от этого всего… Ты пойми меня, детка… Я ничего не имею против тебя, но и вредить моему сыну не позволю.
– А с чего вы взяли, что я доставляю ему страдания сейчас? У него есть невеста Зара, скоро свадьба… У Роберта все хорошо, разве нет? Он обо мне и не вспоминает, так что ваши опасения беспочвенны.
– Я очень ценю ту жизнь, что есть у нас сейчас. И не хочу терять. Ты не пара моему мальчику, да еще и чужой ребенок…
– Знаете что, Гаяне Ивановна? – выпаливаю, сжимая пальцы в кулаки. – Это он не пара мне! Мне и моему сыну он не подходит. Так что можете быть спокойны – я близко к нему не подойду. И не потому, что вы запретили. Мне нужен другой мужчина – самостоятельный, смелый, настоящий самец, готовый порвать любого, если тот посмотрит косо на его женщину. А ваш Робчик слюнтяй! Вот кто он! Подыщите ему другую невесту, Гаяне Ивановна, более самостоятельную. Ему и невеста не нужна, скорее мать… Всего хорошего.
Порывисто вздыхаю и разворачиваюсь, впечатываясь в грудь Роберта… Похоже, он не упустил ни слова из моей пламенной речи…
Зоя.
– Наконец-то, ты высказала все, что обо мне думаешь, да, Зоя? – шипит он, впиваясь в меня гневным взглядом. – Все сказала или есть что-то еще?
– Робчик, сынок… – певуче протягивает Гаяне Ивановна. – Ну зачем ты пошел за мной? Я бы все сама, я бы…
– Отстань, мама. Хватит уже меня опекать! Я взрослый мужчина, а не…
Мама дорогая, Робчик хочет оправдаться? Или мне кажется? Желает убедить меня, что он не слюнтяй. Словами… Ну, ну… Повышает голос на мать, думая, что этим произведет на меня впечатление?
– Нет, Робчик, – произношу по слогам его уменьшительное имя, намеренно желая задеть. – Ты маменькин сынок и слюнтяй. А еще… Гаяне Ивановна, вы не научили своего сына доверию, вот! Вы… Для него же человек всегда лжец. Он только и видит в каждом подвох. Не верит… Никогда и никому. Думаете, у него получится с Зарой? Он найдет к чему прицепиться, не сомневайтесь. Уличит ее во лжи и будет вариться в своем дерьме, пока оно его не потопит.
– Хватит, Зоя. Я понимаю твои чувства, но мои поступки в отношении тебя были справедливыми. Я проверил все, прежде чем… – выдавливает он.
– Да пошел ты, Робчик, – выпаливаю я, глубоко вдыхая свежий морской воздух.
Мы так и стоим на пустом, закрытым лентами ограждения берегу. Ветер колышет волосы, взвивает полы рубашки, забирается под одежду, чтобы слегка охладить горячую от волнения кожу. Как же я жалею, что пошла на этот разговор… Не стоило оно того… Они никогда не примут такую, как я… Никогда не будут считать меня человеком, достойным переступить порог их дома. И Мишутку моего будут считать вторым сортом… Пошли они…
– Извините меня, Гаяне Ивановна. Он ваш сын и…
– Да уж, дамочка, вы показали себя не с лучшей стороны,– кисло поджимает губы мама Роберта. – Надеюсь, мы с вами друг друга поняли?
– Да, не сомневайтесь. А я надеюсь, что ваш обожаемый Робчик скажет вам правду. Вы знаете, что он не собирается жениться на Заре? Он ищет девушку с красивой европейской фамилией, желательно немецкого происхождения. Потому что инвестор, который скоро придет, сноб, моралист и ханжа. И ему…
– Довольно, Зоя, – побелевшими губами шипит Роберт. – Ты достаточно наговорила. Уходи, пожалуйста.
Да пожалуйста! Нужны вы мне больно! Разворачиваюсь и на негнущихся ногах иду к машине. Виталий уже два раза звонил и писал сообщения, но я его игнорировала. Слышу за спиной причитания тети Гаяны и оправдания Роберта… Господи, как я могла в него влюбиться? В такого неподходящего мне человека? И почему чувства до сих пор живы? Они поднимают голову, как голодные хищники при виде жертвы каждый раз, когда его вижу… Красивый, умный, порядочный… Я знала его таким. И таким полюбила… И мой Миша очень на него похож. Задыхаюсь от обиды и спешно иду к стоянке. Накрылся мой бизнес, а мое доброе имя снова пострадало… Ничего, Зоенька, ты справишься… Мишутка вырастет и придет к своей бабушке и папе. Представится и скажет, что не нуждается в них… Так мол и так, вы ненавидели мою маму, а я все равно вырос достойным человеком. Зла на вас не держу, живите как жили… если сможете. У Гаяне Ивановны мгновенно подскочит давление, а из рук жены Роберта Зары выскользнет блюдце… А самого Роберта хватит удар!
Тьфу, придет же такое в голову? Запускаю двигатель и выезжаю на трассу. Надо успокоиться. Мне о потерянном бизнесе думать надо и о сыне. Зря я полезла к его маме и к нему на встречу поехала тоже зря. Пишу сообщение Золотко, обещая вернуться домой к вечеру, и сворачиваю в переулок. В просторном «кармане» между старыми пятиэтажками высится современное офисное строение – там и восседает Крест.
Пакуюсь возле входа, вытираю лицо влажными салфетками и выхожу из машины. В холле тишина и никого нет. Обычно там крутится секретарша Виталия – крашеная грымза с красными губами. Она набрасывается на посетителей и требует показать паспорт. А сейчас ее нет… Жду минуту и поднимаюсь в его кабинет.
– Виталий Андреевич, ау… Это Зоя Шнайдер, я пришла…
Офис словно спит. Не слышатся шаги и шорохи, скрип дверей и голоса… В просторном мраморном коридоре висит монументальная вязкая тишина.
– Ау… Есть кто-нибудь?
Толкаю двери кабинета Крестовского и вскрикиваю от страха: Крест лежит на полу – окровавленный и неподвижный…
Зоя.
– Господи… Что же делать? Почему это дерьмо все время случается со мной? – шепчу, пытаясь разглядеть Виталия.
Он лежит в луже собственной крови и… дышит. Дышит! Грудь судорожно сжимается, а веки подрагивают. Наверное, стоит оказать ему первую помощь? Или сразу вызвать полицию? Черт, почему на курсах экстренной помощи нам не рассказывали об этом? Как поступить в этой ситуации правильно?
– Боже, что же делать? Виталий, вы меня слышите? Кто это сделал? – подхожу ближе и все-таки пачкаю балетки кровью. Склоняюсь над мужчиной и дрожащими пальцами трогаю ямку на шее. Пульс есть, значит, надо вызывать полицию и скорую. Вернее, наоборот. Обнаруживаю на столе Виталия бумажные салфетки и кухонное полотенце. Накрываю рану и слегка прижимаю ее, стремясь остановить кровь.
– Алло… Скорая? Тут мужчину ранили. Нет, не я, вы что? Я его нашла. Нож? Да, лежит рядом. Не трогала. Скажите, что мне делать? Может, помощь оказать, пока вы едете? Кто приезжает на дачу? Президент? Ах, президент? И скорая будет стоять в пробке? А меня потом посадят, да? Если вы не знаете, есть такая статья – оставление в опасности называется! Так вы приедете? – кричу в динамик, продолжая трогать шею Креста.
Кажется, он меня слышит. Пытается что-то мычать и поднимает голову. А меня с ног до головы опутывает бессилие… Он ведь умрет и не дождется помощи. Скорая приняла вызов, но приехать обещала не раньше чем через час.
– Кто это сделал? – склоняюсь над ним, заслышав топот в коридоре.
– Руки за спину! Лицом к стене!
На меня, как дротики, сыплются приказы. Ноги тяжелеют, а душу мгновенно наполняет липкий страх.
– Фамилия, имя, отчество! Кто вы потерпевшему? Вадя, скорая подъехала?
– Я… Шнайдер Зоя Филипповна. Я ведь только ее вызвала, она не могла так быстро приехать? – отвечаю с трудом. Слова становятся ощутимо тяжелыми и острыми, как гвозди.
– Молчать! Вопросы здесь задаю я, капитан Шевелев. Это вы ранили Крестовского?
– Нет! У меня была назначена с ним встреча. Я приехала и нашла его уже… таким… Честное слово, я его не трогала, я…
– Разберемся. В обезьянник ее. Вадя, сильно руки не заламывай, девчонка тощая, еще кости поломаешь, потом нам отвечать, – мерзко гогочет он. – Обувь в крови, руки. Надо сверить ее отпечатки пальцев с теми, что на ноже. Анна Федоровна, следы удастся получить? – обращается он к пожилой женщине в синтетическом плаще с капюшоном. По металлическому чемоданчику понимаю, что это судебный медик или криминалист.
Кого в обезьянник? Меня? Ту, которая пыталась помочь Кресту? Растирала его виски и держала рану, пытаясь остановить кровь?
– Да вы что? Вы бы преступников поискали, вместо того, чтобы… Как это… Меня дома ждет маленький сынишка, ему всего годик. Я не замужем… Пожалуйста… За ним некому присмотреть. Я не убивала Виталия Андреевича, я ему обязана многим… Пусть он скажет!
– Быстро его в неотложку! – кричит Анна Федоровна, снимая с лица Креста кислородную маску. – Не успею все осмотреть, нужна срочная операция. Пострадавший потерял много крови. Где это чертов судебный медик?
Все понятно, значит, она эксперт-криминалист. Должна собрать улики и осмотреть место происшествия, а вместо этого пытается вернуть Креста к жизни. Бардак, а не полиция!
– А меня… Меня куда? – взмаливаюсь, заглядывая Шевелев в глаза. – Я не виновата.
– Извините, отпустить не можем. Вы свидетель. Или подозреваемая. Пока все против вас, дамочка, – прочистив горло, отвечает он. – Вадя…
– Не надо наручники, я сама… Можно мне позвонить? Маме? – жалко всхлипываю.
– Да, у вас три минуты.
– А как вы здесь оказались, товарищ капитан?
– Он сам вызвал… Нас и скорую. Судя по тишине в офисе, все удрали.
Зоя.
В нос забиваются запахи мочи, пыли и сигарет. Кажется, все липнет ко мне, словно я чертов скотч! Запахи, грязь с деревянной ободранной лавки, на которой я сижу, даже чужие чувства… На соседней лавке всхлипывает рыжая лохматая девица в рваных колготках. Что-то шепчет под нос и стыдливо оттягивает край короткой юбки, словно это ей поможет выглядеть приличнее. Мда… И среди всего этого г…а я – Зоя Шнайдер. Может, права мама Роберта – я магнит для неприятностей, зло для ее обожаемого сыночка? Что же делать? Вытираю слезы, расчесываю пальцами спутанные волосы и приосаниваюсь. Моя жизнь в моих руках. Надо просто успокоиться… Я ответственная женщина и хорошая мать, добрая девушка, порядочный человек. И никакая я не бедовая, кто бы что ни думал… А за черной полосой всегда следует белая…
– Зоя Филипповна, держите телефон, у вас три минуты, – молодой стажер или лейтенант протягивает аппарат через прутья «обезьянника».
– А меня еще будут допрашивать? – сипло спрашиваю я. Неужели, здесь работают дилетанты, неспособные мыслить аналитически? Меня по-прежнему считают виновной… Эксперт-криминалист не нашел в кабинете других следов, кроме моих – очевидно, убийца был в перчатках, а я дура полезла спасать Креста голыми руками… Наследила, засветилась на камерах наружного наблюдения… Да и о наших «отношениях» Шевелев тоже мне напомнил.
– Конечно, будут. Вас могут держать здесь трое суток, а потом…
– Выпустят? – с надеждой произношу я.
– Нет. Предъявят обвинение и переместят в СИЗО, – спокойно отвечает он.
– Как это? Вот так возьмут и… предъявят? И не станут искать настоящего убийцу?
– Будем надеяться, что Виталий Крестовский выйдет из комы. Он сможет дать показания и опровергнуть обвинение следственного комитета. Так вы будете звонить?
– Д-да… Буду, – дрожащими пальцами набираю номер матери и, едва заслышав ее голос, выпаливаю: – Мамочка! Мама, я в беде… Не знаю, что теперь делать, у кого просить помощи? Мама, я поехала к Кресту и нашла его раненым. Он в коме, а меня обвиняют в покушении на убийство… Это кошмар, мама… Как же Мишутка?
– Так, Зоя, успокойся. Береги силы, дочка. С Мишенькой я справлюсь, буду его кормить, гулять…
– А как же твоя работа? Мамуль, мы ведь совсем без запасов? Нет никаких накоплений, ты забыла? – всхлипываю, переводя взгляд на притихшую девицу. – Придется у Златы занимать…
– А мы с Мишкой будем вместе на работу ездить и…
– Мамуль, он не даст тебе ничего делать. Мишутка у нас, как юла. Я… Я по вам так скучаю.
– Время! – вздрагиваю от голоса лейтенанта. Не такой уж он и милый…
– Мам, позвони Злате, она в моей квартире. У Никиты был знакомый адвокат, он помогал ее папе. Попроси, пусть она свяжется с ним. Я забыла его фамилию, но ты скажи… Я в Приморском РОВД…
– Зоенька, все сделаю. Тебе что-то привезти? Вещи, еду?
– Вещи надо, еду не знаю…
– Не положено! Здесь тюрьма, а не ресторан. Пусть вам привезут средства личной гигиены и нижнее белье.
Он все слыши,т что ли? Выходит, я даже поговорить спокойно не могу? Возвращаю трубку и сажусь на лавку. Спина ноет, хочется в туалет, но я неподвижно сижу, отчаянно не желая ложиться на грязную поверхность… Гадаю над своей жизнью, пытаясь понять, что я сделала не так? Встретила не того человека или отказалась от того самого? Через два часа в «обезьянник» приносят ужин – подгоревшие разваренные макароны и вонючую котлету. Ковыряюсь вилкой, захлёбываясь горечью – такого унижения я никогда не испытывала… Я как животное – дикое и необузданное, только их держат в клетке и кормят помоями… До чего дожила… Только бы Мишенька не видел меня такой.
– Эй, пледы дайте нам! – орет девица, вцепившись в прутья.
– Тише ты, Анисимова! Терпи, тебе не привыкать! Кто пришел? – парень прилипает к телефонной трубке. – Впустите, конечно. Эй, как там тебя? – лейтенантик встаёт с места и медленно подходит ко мне.
– Меня? Вы ко мне обратились? – хриплю дрожащими шепотом. – Я Зоя.
– А я Либерман Моисей Лазаревич, – слышится громкий голос.
Мы с лейтенантиком, как по команде, поворачиваем головы. В проеме высятся две мужские фигуры, а воздух мгновенно впитывает ароматы, что они принесли – дорогого парфюма и хорошего кофе. Один мужчина пожилой и со вкусом одетый, а второй… Роберт Зайченко, черт бы его побрал… Ему-то что здесь надо?
– Привет, Зоя, – кивает он, завидев меня.