bannerbannerbanner
Идеальное прикрытие

Елена Левашова
Идеальное прикрытие

Полная версия

Глава 8.

Агата.

У меня вправду одни глупости на уме… Я с трудом прихожу в норму. Внутри кипит котел из эмоций: раздражение, досада, гнев, возбуждение… Как ему удается все время обводить меня вокруг пальца? Кто он, этот Корсаков? Как может он бороться со мной? Это ведь не удавалось никому… И дело не в моей неотразимости, я другой человек, стала другим после страшного происшествия.

Когда мне было пятнадцать лет, умер отец. Мы сажали картошку на дачном участке, болтали и обсуждали мальчишек из моего класса. День клонился к вечеру, а ясное небо заполнили дождевые тучи. Они наливались черным и медленно-медленно ползли, втягивая в себя, как в бездну все, что попадалось на пути. Воздух дрожал от скопившегося напряжения. Становилось трудно дышать, кружилась голова и хотелось пить. Даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, задыхаюсь… Хватаю воздух широко раскрытым ртом, как наяву слыша раскаты грома и чувствуя аромат озона, вбивающийся в ноздри…

– Агатушка, давай заканчивать, солнышко, – предложил тогда папа. – Мама будет волноваться.

– Папуль, нам еще рядок остался. Давай закончим все. Ты что, дождя испугался? – весело произнесла я.

– Что-то у меня голова кружится. И темнеет в глазах… – происнес папа, роняя лопату.

У папы случился обширный инфаркт – я узнала об этом потом, после вскрытия. А тогда он просто упал на землю и тихонько стонал, хватал воздух ртом и морщился от боли. Крупные дождевые капли срывались с неба, ветви старых тополей качались от ветра, небо расчерчивала молния, когда я бежала по грунтовой дорожке и звала на помощь. Я кричала, молила о помощи, но разве кто-то осмелится выйти в такую погоду? Я слышала лишь звук своих шагов и собственный крик, эхом отражающийся от стен домов и стареньких заборов.

Казалось, с каждым моим воплем, небеса расползались. Клубились, как живые и смотрели на меня, всасывая в воронку тьмы… Молния сверкала ярче, гром истошно гремел, отвечая на мои стенания… Меня никто не слышал, кроме них…

– Помогите! Мой папа упал, у него что-то с сердцем! Пожалуйста!

Запыхавшись, я стала под молодую иву возле пруда. Зябко терла плечи и смахивала с лица дождевые капли. Одежда тяжелела от воды, кожа покрывалась мурашками. Я плакала и не понимала, как помочь отцу? Никого не было рядом – ни людей, ни проезжающих машин…

– Помогите-е! – крикнула я ослабевшим голосом.

А потом увидела ее… Она вспыхнула в небе, как яркая звездочка, разгорелась до размеров блюдца и поползла прямо на меня. Тогда мне казалось, что это галлюцинация, а не молния… Тело впитало в себя электрический ток. Меня трясло, выворачивало наизнанку, сжигало изнутри… Я никогда не испытывала такой сильной боли…

Очнулась я через три дня. Папулю успели похоронить к тому времени, а я так и не поняла, что произошло?

– Тебя ударила молния, Агата. Врачи сначала подумали, что ты умерла, дочка, – плакала мама, а я с трудом сдерживала рвотные позывы – у медбрата жутко воняли носки.

Да-да, именно после этого со мной начали происходить странности: я перестала стареть и обзавелась звериным чутьем – осязанием, обонянием, острым зрением… Наверное, природа подумала, что я прошу от нее даров и наградила меня? А я просто молила о помощи… Мне ничего другого не нужно было…

– О чем задумалась, мелкая? – произносит Корсаков, паркуясь возле злачной забегаловки неподалеку от нашего офиса.

– О том, какой ты, Корсаков жмот. Почему мы приехали сюда? Это же… Это бомжатник.

– Ничего и не бомжатник. Машина твоя в двух шагах отсюда. Нам же надо на работу вернуться или как? Какие у вас правила?

– Почему ты назвал меня мелкой? – прищуриваюсь, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Он большой… Везде… Красивый, высокий, породистый мужик. Если бы я не знала, как его зовут, подумала, что Сергей – чеченец, грузин или турок – есть в нем что-то восточное.

– Не поверишь, я думал, что тебе восемнадцать. Тебя выдали сиськи, Римская. По ним я понял, что тебе… Гораздо больше.

Корсаков толкает дверь кафешки. Пропускает меня, позволяя выбрать место. Шагаю к столику возле окна, морщась от запаха сгоревшего мясо, витающего в воздухе.

– То есть ты считаешь, у восемнадцатилетних не бывает больших сисек? Я смотрю, ты с женщинами не очень, Корсаков. И это неудивительно, ты же… Ты ведешь себя, как придурок.

– У тебя глаза не девчонки, Агата. В них мудрость и опыт. Про сиськи я пошутил, забей. Так сколько тебе?

– А тебе?

– Тридцать три.

– Двадцать девять.

– Выглядишь на восемнадцать. Что ты с собой делаешь? Наверное, косметология или…

«Мощный удар молнией. Обследование в республиканском детском центре, ежегодные обследования в самых крупных научных центрах страны. Муки от того, что ты не такая, как все… Страшные сны, видения, обостренное чувство опасности… ».

– Да, у меня подруга косметолог. Я все время к ней хожу. Я же говорила, что частенько снимаю мужиков в баре, для этого нужно хорошо выглядеть. А это еще кто?

– Наш Гречка. Он был со мной, я его позвал поговорить о работе. А ты расстроилась? Хотела побыть со мной наедине, понимаю.

– Пошел ты, Корсаков. Привет, Гречка, что нарыл?

Коллега оживляется и неуклюже садится за стол. Вынимает свежие снимки и раскладывает на столешнице.

– Спасибо Сергею Юрьевичу, позвал с собой. Это же надо, отдел «Д» и такое дело! Я сфотографировал личные вещи и комнату Лидии. А ее мама дала мне ее фотоальбом и ноутбук. Надо будет подключить программистов и его вскрыть.

– Показывай фотографии.

Глава 9.

Агата.

Меня до ужаса бесит Корсаков… Он даже ест красиво. Ну не может в человеке все быть таким привлекательным – сильные ровные пальцы, широкие плечи, глубокие умные глаза, завораживающий голос… Ему надо было стать актером, а не следаком. Пока Гречка чавкает, уплетая харчо, я украдкой наблюдаю за Сергеем. Вздыхаю грустно, понимая, что так продолжаться не может… Я не могу сосредоточиться на деле, все время думаю о нем… И это злит… Мне нельзя быть уязвимой. Только не сейчас, когда решается моя судьба.

– Агата, невкусно? – спрашивает меня Сергей. – Здесь самый лучший харчо в мире.

– А ты много путешествовал? Ты же невыездной, Корсаков. Проделись с товарищами историями из жизни. Расскажи, где работал? И… Надо бы нам собраться и обмыть твое назначение в отдел «Д», – неожиданно предлагаю я.

– Сейчас не время, Римская. Нужно дело раскрыть. Гречка, рассказывай. Вернее, ешь на здоровье и рассказывай, что тебе показалось странным?

– А чего ты тему переводишь? – прищуриваюсь я. – Ты же сам был в квартире Красновых.

– Ее отчим носит фамилию Филатов.

– Без сопливых знаем.

– Ешь, Агата. Давайте я закажу вам чаю? Римская, или ты будешь капучино?

Щеки мгновенно вспыхивают при его упоминании бара, а в мыслях вертятся воспоминания: как жадно я его целовала, обдавала ароматом кофе и втягивала его запах, приятный до мурашек…

– Чай. И пирожное, раз уж ты такой щедрый.

Корсаков расплачивается наличными – новеньким пятитысячными купюрами. Откуда у него деньги? Откуда дорогой шикарный автомобиль?

Видит бог, я не хотела открывать базу и проверять Корсакова, но… Любопытно свербит внутри, как клещ! Как только приеду домой, проверю этого фрукта.

Официант приносит шоколадное пирожное. Непринужденно отламываю кусочек и пью чай, делая вид, что ничего не происходит. Гречка заканчивает поглощать пищу и, стряхивая со стола крошки хлеба, раскладывает фотографии.

– Лида входила в состав группы чирлидинга. Знаете, это спорт такой, вроде как поддержка и…

– Значит, она не могла быть полной, – произношу я.

– Могла. В чир спорте есть девушки, которые поддерживают других спортсменок. Но я согласен, Римская, Лида не выглядит на фотографиях упитанной, – отвечает Корсаков. – При этом ее мама утверждает, что дочка значительно прибавила в весе перед исчезновением.

– Как это – значительно? С сорока килограмм до пятидесяти? Странные они какие-то… Пожалуй, мне придется вызвать ее на допрос или самой приехать к ним домой.

– Лучше к ним, – включается Гречка. – У нее двойняшки. Не работает, машины нет, чтобы везде ездить.

– А муж – красавчик-профессор… Корсаков, вы взяли у матери генетический материал для сравнения с трупом?

– Обижаешь, Римская. В первую очередь.

– А родители ничего не знали о беременности дочери?

– Нет. Оба кивали как болванчики и утверждали, что у Лиды не было парня.

Оставляю материалы дела себе. Теперь мне точно не уснуть… Так и буду шататься по квартире, гладить Доминика за ухом и пялиться в экран ноутбука. Гадать, почему мама Лиды что-то недоговаривает, а отчим упрямо делает вид, что девушка, найденная на берегу – его падчерица.

Увеличиваю предметы на фотографиях, представляя Лиду живой. Какая у нее была улыбка? В реальной жизни, а не на фотографии? С кем она дружила, кого любила? Отмечаю планы на завтра: поеду в университет, где она училась и всех допрошу. Уверена, у такой привлекательной девушки должен быть парень! Кресло поскрипывает под моей тяжестью, когда я нетерпеливо кручусь на нем, приближая лицо к экрану. Ни черта на этих фотках не видно. И кто меня дернул поручить осмотр дома потерпевшей Корсакову? Завтра и туда наведаюсь, пусть ее родители думают о нас что хотят!

Роняю бумаги, опрокидываю миску с кошачьим кормом, когда бреду из кухни в комнату… Не могу собрать себя – расколовшуюся на кусочки Агату Римскую, очарованную встречей с красавчиком. Можно подумать, в моей жизни не было мужиков! Было… Даже больше, чем мне хотелось.

– Черт бы тебя побрал, Корсаков! Кто ты?

Возвращаюсь в кухню и медленно подбираю шарики корма в миску. Я все-таки попросила Янку Скрипкину мне помочь… Не смогла влезть в базу и попросила ее… Малодушие, непорядочность, чрезмерное любопытство? Да, возможно, но у меня неспокойно на душе… Интуиция никогда меня не подводила, значит, у Корсакова рыльце в пушку. Весь такой из себя положительный, щедрый, благородный – и у нас, в отделе «Д»!

 

Яна звонит, когда последний шарик оказывается на своем месте. Мчусь к вибрирующему телефону и отвечаю взволнованно:

– Да, Ян!

– Извини, что так поздно, – устало протягивает она. – Ничем не могу порадовать. Доступ к делу Сергея Корсакова возможен только по запросу Генеральной прокуратуры. Агата, он из «секретки», не иначе. Темная лошадка, только почему у вас, не понимаю?

– И я не понимаю. Значит, разведка? Какие у тебя мысли на этот счет?

– Там ничего нет, кроме даты рождения.

– Какого числа он родился? – хрипло бормочу я.

– Пятнадцатого мая. А тебе-то зачем? Держись от таких подальше, Агуша, мой тебе совет.

– Я начальник отдела, должна все знать, – вру я.

Надо запомнить… И не забыть поздравить. Значит, Корсакову скоро тридцать четыре?

Глава 10.

Агата.

Я почти не спала… Вертелась, как принцесса на горошине, и думала… Мышкин сказал, что Корсаков приехал из Питера. Нужно непременно выяснить, что такого знает каждый коренной петербуржец? На чем он может проколоться? Вскакиваю с постели и, пошатываясь в темноте, бреду к ноутбуку. Попробую написать университетской подруге Жанне. Она переехала с мужем в Санкт-Петербург и жила там лет пять, а сейчас проживает в Сорренто. Скорее всего, у них уже утро, подруга должна ответить.

Доминик трется о мои ноги и непонимающе мяукает. За окном клубится кромешная тьма, как и в моей растерянной одураченной душе… Впервые я не чувствую человека… Вот, Гречка, например. Я взглянула на него, когда парень вошел в злополучное кафе, и все поняла. Костя живет с мамой, девушки нет, робкий, любит слушать классическую музыку, имеет проблемы со здоровьем – его подбородок и рука подрагивали во время разговора. В армии не служил.

Но когда я смотрю на Корсакова, ничего не понимаю… Ну да, запах его собаки я случайно учуяла. Он как закрытая книга. Засекреченная…

«– Привет, Римская. Спроси своего мистера Х о секрете памятника Барклая-де-Толли. Дело в его правой руке. Скульптор не любил героя и… В общем, приглядись внимательно. Тебе не кажется, что он держит в руке мужское достоинство, скрытое под плащом? Несомненно, экскурсоводы о таком не говорят, это известно лишь коренному населению».

Вот и ответ… Благодаря подруге, я смогу проверить Корсакова. Посмотрим, что он скажет?

– Мау… – противно кричит Доминик, увлекая меня в комнату.

Пора тебе, Римская, спать… Завтра трудный день – разговор с университетскими друзьями Лиды и повторная беседа с ее родителями. Сдался тебе этот Корсаков?

Проваливаюсь в сон, а просыпаюсь от настойчивого звонка в домофон. Я не жду гостей… Кто это может быть? Мама? Она так рано не приходит. Сестренка Розочка тем более…

– Кто там? – сиплю в динамик.

– Открывай, Римская. У меня горячий капучино и булочки из пекарни, – отвечает незваный гость голосом Корсакова.

О боже. Мне это снится… Наверное, галлюцинации снова вселились в мою голову и терзают разум?

– Агата, ты не проснулась? Открывай. Не бойся, я адрес спросил у Мышкина, нам работать надо, а ты меня держишь на улице. Эх ты…

Жму дрожащими пальцами на кнопку домофона и впускаю Сергея. Оставляю входную дверь приоткрытой и мчусь в ванную. Становлюсь под душ и намыливаю волосы шампунем. Плевать на гостя – пусть привыкает к моему характеру и прочим странностям.

Корсаков внимательно смотрит в окно, запустив ладони в карманы черных джинсов. Его куртка из мягкой кожи покоится на моем стуле. Он резко оборачивается, когда я на цыпочках вхожу в кухню. Прищуривается, словно пригвождая меня к стене взглядом. Так и есть… Я себя именно так чувствую – жалкой беззащитной букашкой. А еще голой… Плотнее запахиваю на груди банный халат и подхожу ближе.

– Ну ты даешь, Римская? Почему волосы не высушила? Там холодно.

– Хотела поздороваться. А то… Невежливо, – хриплю я, опуская взгляд. Немытые полы, пыль на полках… Без сомнений, Корсаков уже оценил мои умения, как хозяйки.

– Да брось ты, Агата. Ты не из тех, кто следует условностям. Давай кофе пить. Надеюсь, ты не сидишь на диетах, как все эти… расфуфыренные дуры? Меня тошнит от слова ЗОЖ.

– Пока не сижу, Корсаков. Природа наградила меня быстрым обменом веществ, если это изменится, придется держать аппетит в узде и садится на диету. Больше ты ничего не хочешь узнать?

– Хочу, – сглатывает он и подходит ближе. Опирается ладонями о столешницу, заключая меня в кольцо из рук, и шепчет в самое ухо: – Когда ты сдашься, Агата? Когда скажешь, что хочешь меня больше всего на свете?

– Никогда. Я скорее сдохну, – выдыхаю я, захлебываясь словами и его запахом. – Ты прав, Корсаков. Я не следую условностям и я… Не такая, как все. Особенная, другая женщина. Твои дешевые подкаты на меня не действуют. Так что…

Глубоко вдыхаю его запах – чистоты, геля для душа с морскими нотками, крепкого натурального кофе, выкуренной с утра сигареты…

– Римская, я пошутил. Почему ты выглядишь уставшей? Не спала всю ночь? Думала обо мне?

Корсаков чертовски проницателен… Он тоже не такой простак, каким хочет казаться. Кофе, обеды в столовой, милые улыбочки…

– Сергей, а долго ты служил в Питере? Как тебе этот город? – отхлебывая кофе, спрашиваю я.

Корсаков откусывает теплую булочку, облизывает губы, испачканные сахарной пудрой, и отвечает:

– Это мой родной город, Римская. Но я служил в разных местах… Был контрактником в Сирии, работал на частную военную компанию. Много воды утекло…

Непринужденный, спокойный, он сбивает меня с толку. Слишком расслабленный и подготовленный к расспросам.

– А правду говорят, что у памятника Барклая-де-Толли есть секрет? Где он, кстати, находится?

– Ты решила меня проверить, Римская? Зря… Я чист как стекло или попка младенца. Все просто – памятник стоит на Казанской площади у Невского проспекта. Рядом установлен памятник Кутузову. А в правой руке Михаила Богдановича – часть плаща, в которой спрятано… Ничего там нет, кроме плаща, но некоторые ограниченные люди нафантазировали себе другое. Ну… Ты поняла о чем я?

– Поняла. Я успела рассмотреть памятник.

– Глупостями не занимайся, Римская. Доедай и иди сушить волосы. Сейчас поедем в университет к Лиде. Я добился встречи с деканом факультета и старостой курса, где она училась.

– Как тебе это удалось, Корсаков? – прокашлявшись, произношу я.

– Я работаю, а не страдаю фигней.

– Почему ты в отделе «Д»?

– Меня списали из-за ранения. Если ты заметила, я хромаю.

– И все?

– Да. Других причин нет.

Черта с два ты такой чистенький, Корсаков! Я сегодня же свяжусь со своим товарищем из секретки и проверю его еще раз.

Глава 11.

Агата.

– С деканом буду говорить я, – уверенно произносит Корсаков, паркуясь на площадке возле университета.

– Почему это? Я тебе… – задыхаюсь возмущением, но Сергей прерывает мою реплику.

– Она одинокая женщина, не очень симпатичная. А я, как ты успела заметить, мужчина хоть куда. Одна моя улыбка, комплимент, пристальный страстный взгляд и…

– Ты позёр и болтун, Корсаков, – вспыхиваю я. – Но… Пожалуй, ты прав. Мне очень интересно посмотреть на вашу беседу, – выдавливаю ехидную улыбочку.

– А ты поговоришь со старостой курса. Он – копия Людмилы Васильевны, но в мужском обличии – прыщавый, сутулый, невысокий очкарик. Ты должна его очаровать. Почему ты так скучно одеваешься, Римская?

– Во-первых, посмотри на себя! Джинсы и чёрная водолазка. О-очень стильный наряд, ничего не скажешь. А, во-вторых, как я должна одеваться на место происшествия? В платье и туфли на шпильке?

– Все, Агата, брейк. Мне просто нравится, когда ты злишься. У тебя блестят глаза и краснеют щеки, припухают губы, как во время… Хм… Неважно. Идём?

– Идем, – прячу пылающие щеки и отвожу взгляд. Сглатываю эмоции, прикидываясь, что мне все равно… На деле же я хочу орать…

Возле старинного здания университета толпятся студенты. Воздух полнится запахами сигаретного дыма, кофе из ближайшего ларька, жареных пирожков, туалетной воды и подгоревшего мусора из урны… Морщу нос и щурюсь от весеннего, непривычно яркого солнца. Скоро станет совсем жарко, тогда Корсакову представится возможность увидеть меня в платье… Но это не точно.

– Агата, ты просто молчи, ладно? – улыбается он, стаскивая с плеч кожаную куртку.

Под ней трикотажная майка с длинными рукавами, красиво облегающая его широченные плечи.

– Ладно, напарник.

– Как ты меня назвала? – хмурится он.

– А что не так?

– Мне нравится, спасибо. Это… Это признак доверия, Римская. Обещаю тебя не подвести.

Сергей счастливо улыбается, даря моему сердцу кратковременный покой. Может, зря я себя накручиваю?

Людмила Васильевна Аникеева встречает нас в приемной. «Декан психологического факультета» – на монументальной двери ее кабинета поблескивает вывеска. Вычурно, старомодно, мрачно – так выглядит ее обитель и она сама.

Квадратная, низкорослая, с короткой стрижкой выбеленных кудряшек, она кажется именно такой, как охарактеризовал ее Корсаков. А брови домиком и грустный взгляд лишь добавляют образу достоверности.

– Присаживайтесь, молодые люди. Кофе? – грудным голосом протягивает она. – Простите, молодой человек, что-то не так? Куда вы смотрите? – она краснеет и одёргивает блузку.

– Давно не встречал такого сочетания стиля, ума и привлекательности, – елейно отвечает Сергей. – Вам безумно идёт цвет чайной розы. Он освежает, подчёркивая природную красоту вашей кожи. А серая юбка подходит под глаза. Гармония, вот что вы источаете. Пожалуй, декан психологического факультета должен быть именно таким.

– Вы не поверите, но гармония с самим собой – тема моей научной работы. Я ведь доктор психологических наук, изучала психологию семейных отношений, зависимостей, людей, перенесших насилие и…

– Муж, вероятно, носит вас на руках, – с придыханием произносит Корсаков.

Я со скучающим видом оглядываю кабинет. Молчу, пока Корсаков завоевывает доверие старой продажной сучки.

– У меня его нет, – вздыхает она. – Сапожник без сапог, если можно так выразиться.

– Значит, у меня есть шанс на свидание?

Что?! Он сейчас серьезно или… Людочка краснеет и противно охает:

– Вы меня засмущали, Сергей. Вы такой молодой, а я…

– Вам сорок, не больше. А мне тридцать четыре. Вы же психолог, Людмила Васильевна, должны знать, что предрассудки живут в голове.

Ну и прочее бла-бла… Болтун, позер и пижон. Неужели, Корсаков и на такое пойдет? Отчего-то при мысли, что Сергей может целовать кого-то другого, щемит в груди… А горло заполняется горечью…

– Сергей Юрьевич, нас ждет староста курса, – прерываю приторно-сладкую беседу.

– Да, Людмила Васильевна, я вам позвоню. Сходим куда-нибудь, пообедаем. Я и забыл, что мы с коллегой пришли по делу – так вы меня обаяли. Что вы знаете о Лиде Красновой?

– Лидочка, она… Хорошая девочка, училась замечательно, состояла в театральном кружке нашего университета и в группе поддержки. Староста вам может фотографии показать.

– А парень у нее был? – включаюсь в беседу я.

– Лидочка была красивой, безусловно, ребята обращали на нее внимание. Она в последнее время встречалась со Степой Астаховым. Его тоже недавно убили… Позже, чем Лидочка пропала… Господи, двое студентов с одного факультета и такая беда, – всплескивает руками Людок.

– Погодите, Степан Астахов был знаком с Лидой? Насколько нам известно, убийца парня до сих пор не найден, – хмурится Корсаков.

– Его родители говорили, что да… Так и не нашли. И, главное, за что убивать парня? Хороший, красивый, вежливый, воспитанный… О таком мечтала любая девчонка, но выбрал он Лидочку.

– Странно, что ее родители не в курсе об отношениях дочери со Степаном, – качает головой Корсаков.

– Они расстались незадолго до ее исчезновения. Какая-то кошка между ними пробежала.

– В женском обличии, скорее всего, – сухо добавляю я. – Идемте, Сергей Юрьевич, староста нас уже заждался. Спасибо, Людмила Васильевна.

Корсаков медленно поднимается с места, демонстрируя Людочке высокий рост и ширину плеч, обдавая ароматом дорогого парфюма маленький старомодный кабинетик.

– Ох… так мне выбирать место для обеда? – лепечет она, вскидывая любовный взгляд на «самца».

– Я сам позвоню, – немного изменившимся тоном произносит Сергей.

Двери за нами закрываются, и Корсаков произносит почти шепотом:

– Слушай, а наши убийства не серия?

– Нет, я уверена. Убийца знал лично Лиду и Степана. Тут личный мотив. Идем, посмотрим фотографии ребят из группы поддержки. Вон наша аудитория. А вот и староста – Игорь Бухаров. Теперь ты посмотришь, на что способна я, как опытная соблазнительница.

 

– Хм… Однажды я уже это видел. Ты прямо предложила мне секс и все, Римская.

Рейтинг@Mail.ru