Елена Левашова
Чудо для Алисы
Поддержите историю звёздочками и комментариями))) От читательского интереса зависит частота прод)
Глава 3
– Рябина-а-а-а-а! – подскакивает он с места, хватаясь за руль. Я бью по тормозам, чувствуя, как капот старины Бэна ударяется обо что-то мягкое и легкое. Страшное предчувствие леденящим холодом пробегается по спине: я сбил человека. От резкого торможения машину несёт, шины старины Бэна протяжно визжат, безрезультатно цепляясь за гладкую, как каток, поверхность дороги.
– Отвали! – кричу я, остервенело сбрасывая руки Мира, намертво вцепившиеся в руль.
Давлю на газ и разворачиваю руль вправо, краем глаза замечая засыпанный снегом газон под окнами пятиэтажки. Машина вертится вокруг своей оси один раз и грузно оседает на палисаднике. Низкий металлический заборчик скрипит, сгибаясь под тяжестью старины Бэна.
Мы с Миром синхронно выскакиваем из машины. Площадка перед въездом в арку освещается двумя уличными фонарями. Их тусклый светло-желтый свет отражается от заледеневшей, накатанной поверхности дороги. Мир опасливо озирается по сторонам – вокруг ни души. В ночном морозном воздухе хаотично кружатся снежинки, где-то за поворотом слышатся стук колёс проезжающего трамвая и шорох шин автобуса, людские голоса. Мы словно отрезаны от окружающей действительности длинными стенами арки.
Я бросаюсь к лежащему на дороге человеку, на негнущихся ногах балансируя по обледеневшей дороге. Облегченно вздыхаю, видя, что он шевелится. На мое плечо ложится рука Мира, когда я наклоняюсь к пострадавшему. Девчонка. Шапка сползла набок, ярко-оранжевая куртка расстегнута, длинный шарф змеится по влажной поверхности дороги.
– Отойди, Рябинин, я все-таки врач. – Деловито произносит Мир. Он опускается на колени и суёт пальцы под воротник водолазки девушки.
– Ай! Черт! – Мир сгибается от удара коленкой в пах и валится набок.
– Отстань, придурок! – Девчонка резво вскакивает на ноги, тревожно оглядываясь по сторонам. На нас она даже не смотрит. – Хью… Вилли… Джесси… – зовет она. В ее голосе звучат тревога и слёзы. Она бездумно закручивает грязный мокрый шарф вокруг шеи, напряжённо вглядываясь в темноту.
К ночи метель усиливается, кружа снежинками над головой. Ветер треплет длинные каштановые волосы девушки, заплетенные в косы. Шапка остаётся лежать на земле. В ее глазах стоят слёзы, поблескивая в свете серебристого ломтика луны и уличного освещения.
– Гастарбайтерша чокнутая! – отряхивается Мир, злобно посматривая на взволнованную девчонку. – Рябина, у неё черепно-мозговая травма, как врач тебе говорю! Ну ты и встрял, брат! Скорее всего, эта дворничиха без документов. – Говорит он мне.
– Что-о-о?! – взрывается девчонка. Она снимает перекинутую через плечо текстильную цветную сумку, замахивается и с силой обрушивает ее на голову Мирослава. – Ах ты же…
Я испытываю сладкое удовлетворение, наблюдая за тем, как Боголюбова лупят. Отхожу на два шага, позволяя девчонке совершить справедливое возмездие над хамом. Ей-богу, сегодня он это заслужил!
Мир закрывается от ее смелых ударов, а затем дергает девчонку за полы куртки, пытаясь остановить. Слышится звук рвущейся ткани. Из оторванного накладного кармана выпадает телефон незнакомки, звонко разбиваясь об лёд.
Я грубо оттаскиваю Мира от девушки и встаю между ними. Он пыхтит, как кипящий чайник и брезгливо поправляет одежду. Девчонка до черта напугана, и я корю себя за то, что не остановил дурацкую потасовку на корню.
– Девушка, извините меня. – Говорю я, всматриваясь в ее растерянные глаза. – Давайте я отвезу вас в больницу. Я неловко протягиваю к ней руки и касаюсь ледяных ладоней в надежде успокоить. Крупная дрожь, сотрясающая ее, быстро передаётся мне.
На лице незнакомки застывает страдальческая маска, и я на мгновенье допускаю мысль, что девчонка тронулась умом при падении. Она гордо вскидывает подбородок и отвечает:
– Со мной были собаки. Три пса… Хью, Вилли и Джесси. – Загибает она дрожащие пальчики и оглядывается по сторонам. – Я не знаю, как объяснить теперь их хозяевам… – громко всхлипывает. – Что вы наделали? Как я теперь…
Чувствую себя мудаком и убийцей. Переглядываюсь с Миром. Он стоит за спиной у девчонки и крутит пальцем у виска, убеждая меня в своей правоте. Какие собаки? Я был так зол, что вообще ничего не видел. Может быть, их не было, и девчонка бредит?
Боголюбов улавливает сомнение в моем взгляде и громко произносит:
– Рябина, вызывай бригаду санитаров из психушки! А заодно полицию! Пусть проверят эту чокнутую агрессивную гастарбайтершу! Может она специально бросилась нам под колёса? Дворникам же мало платят, другого способа не нашла срубить бабла? – усмехается он, очевидно, считая шутку остроумной.
Все, мое терпение лопается. Я хватаю Мира за грудь и рычу:
– Замолчи, придурок! Замолчи, или я тебя ударю!
Ноздри Боголюбова раздуваются, он шумно дышит, прожигая меня насквозь взглядом. В его глазах бурлит коктейль из ревности, возбуждения и желания выплеснуть эмоции. Он хочет получить по морде! Или навалять мне за новость о свадьбе! За моей спиной слышится тихий вздох. Я не вижу лица девчонки, но слежу за взглядом Мира, мгновенно потухнувшем.
– Все-е-е, Богдан, все… Не бузи. – Примирительно поднимает он руки, высвобождаясь от моего захвата.
Девчонка вертит в руках разбитый телефон и пытается включить его, нажимая одеревенелыми пальцами кнопки. Аппарат не реагирует. Она равнодушно бросает его в сумку и подбирает лежащую на земле шапку. На ее лице застывает такая глубокая скорбь, что меня пробирает до костей. Неужели это все из-за собак?! Я отворачиваюсь от Боголюбова и спрашиваю незнакомку:
– Как я могу вам помочь? Если нужно в больницу…
– Помогите найти собак, прошу вас. – С мольбой в голосе просит она. – Хью, Джесси и Вилли. Они не могли далеко убежать.
– Ты ищешь Джесси. – Ультимативно говорю я Миру, впиваясь в него злым взглядом. – И только попробуй сказать хоть слово…
– Я понял, Рябина, молчу… – охотно соглашается он.
Девушка теребит оторванный карман, недоверчиво поглядывая на Мира. Я не знаю, что чувствует он, но я испытываю стыд и неловкость за нас обоих. Мне хочется поскорее покончить с этой историей и встретиться с Аллой. Я оттягиваю манжет рукава куртки и бросаю взгляд на наручные часы. 21.43. Девчонка улавливает озабоченность в моем взгляде и теперь смотрит с недоверием на нас двоих.
– Мы поможем найти собак, а потом я отвезу вас куда скажете. – Спешу ее успокоить.
– Вы простите меня. – Встревает Мир. – Мы заплатим вам за моральный ущерб и все такое…
Он кидает взгляд на девчонку, и она тут же меняется в лице, заметив жалость в его глазах. Мне хочется прибить Боголюбова за столь откровенное пренебрежение. Павлин надутый! Она гордо вскидывает подбородок и выпрямляется.
– Мне ничего не нужно. Тем более от вас!
«Богатеньких сыночков, мажоров и хамов» – домысливаю я.
Я отправляю Мира на поиски Джесси. Из груди вырывается вздох облегчения, когда Боголюбов скрывается в темной арке. Девчонка замечает мой искренний восторг и тихонько хихикает.
– Вашему другу нельзя выпивать. – Укоризненно произносит она, бросая взгляд в темную пасть арки.
– Согласен. – Спешу ответить. – У него был чертовски тяжелый день.
Мы идём в сторону большого светящегося супермаркета поблизости. Повисшее между нами молчание разбавляют звуки улицы: скрип снега, звонок трамвая и …лай!
– Хью, Вилли, Джесси! – кричит девушка и прибавляет шаг. Заледенелая дорожка блестит в свете фонарей, и девчонка смотрит под ноги, боясь поскользнуться. Я едва поспеваю за ней: тонкая гладкая подошва моих кожаных ботинок не предназначена для зимних прогулок. Да, я передвигаюсь только за рулем, но объяснять это девчонке считаю неуместным. В голове до сих пор звучат ее слова: «Мне от вас ничего не нужно». Почему-то считаю, что она плохо думает обо мне. Хотя… Мне нет до этого дела. Она останавливается и замирает, прислушиваясь к окружающим звукам: совсем рядом скулит пёс.
– Вилли… – выдыхает она. – Вилли, малыш, выходи! Черт, я ничего не вижу, включите, пожалуйста, фонарик. – Обращается ко мне.
Тонкий лучик блуждает по детской площадке, расположенной совсем рядом со злополучной аркой. Карусель, горка и песочница плотно засыпаны снегом. В морозном тумане свет луча едва уловим, но его хватает, чтобы заметить два больших ярко-жёлтых глаза, глядящих из маленького деревянного домика.
– Вилли! – радостно кричит девушка, бросаясь к домику. Ее высокие чёрные сапоги по колено утопают в снегу. Девчонка подхватывает пса на руки, обнимает его, целует. Рыжий маленький Вилли скулит и виляет хвостом при виде хозяйки. Картина вызывает во мне умиление. Сейчас найти бы остальных мальцов, отвезти девчонку домой и забыть о происшествии, как о страшном сне!
В глубоких сугробах девушка с трудом переставляет ноги. Я забираю у неё пса и прижимаю к груди: несмотря на костюмчик, Вилли дрожит. Животные меня любят, и Вилли не исключение, он уютно устраивается под полами куртки и прекращает скулить.
– Куда идём? – спрашивает она.
– К супермаркету. – Я жестом показываю направление. – Я не спешу отдавать ей пса, и девчонка, с тёплом взглянув на меня, спрашивает:
– У вас дома живет собака, так? Вилли не особо любит незнакомцев.
– К сожалению, нет. – Вздыхаю я.
Синтепон вываливается из ее порванной куртки, и девчонка стыдливо закрывает дыру в ткани длинным грязным шарфом. Ее куртка похожа на спецодежду дорожных работников и я понимаю, почему Мир принял ее за дворника или гастарбайтершу.
Я пользуюсь моментом установившегося между нами перемирия (исключительно благодаря Вилли) и снова предлагаю:
– Я возмещу ущерб за порванную одежду и разбитый телефон.
– Послушайте, как вас там, Богдан… – пылко отвечает она.
– А вас как зовут? – спрашиваю я, намеренно не давая ей закончить пламенную речь отказом.
– Алиса.
– В стране чудес? – улыбаюсь я. Чувствую себя глупо. Выгляжу, пожалуй тоже.
Губы Алисы раскрываются, но ответ так и остаётся невысказанным: мы вздрагиваем от пронзительного крика Боголюбова.
– Рябина-а-а! Я нашёл их, черт! Испачкался, порвал куртку, но, по-моему, это они…
Он выплывает из темноты арки на освещённый участок, пряча под мышками испуганных маленьких псов. Алиса вскрикивает от радости и хлопает в ладоши.
– Хью, маленький мой… Джесси… Я так переживала! Сейчас поедем домой, сейчас…
Мои маленькие, мои малыши… – лицо девчонки озаряется неподдельной радостью.
Мы с Мирославом застываем с глупыми улыбками на лице. Ее мелодичный голос звучит так ласково, что не хочется его прерывать.
– Где вы их нашли? – спрашивает она, возвращая в реальность разомлевшего от милоты Боголюбова.
– Их поводки спутались между собой, представляете? Собаки прятались под крыльцом пивнушки одной из пятиэтажек. Хорошо, что оно освещается, иначе не заметил бы… – возбужденно отвечает он. Я мысленно хвалю себя за удачную идею отправить Мира на поиски псов – Боголюбов выглядит счастливым и трезвым.
Я приглашаю Алису и Мира в машину. Крыша старины Бэна за время вынужденной стоянки на чужом палисаднике покрывается слоем влажного пушистого снега. Мир предлагает Алисе подождать на тротуаре, пока я почищу Бэна от снега и съеду с газона.
– Я Мирослав, для своих Мир…
– Алиса, очень приятно.
– Извини меня за инцидент, вёл себя, как идиот…
Открываю водительскую дверь и запускаю двигатель. Он мягко урчит под сиденьем на низких оборотах. Достаю щетку из багажника и слегка прохожусь по крыше, смахивая пушистый, словно вата, снег. Кадрит он ее там, что ли?
Алиса стесняется. Отвечает Боголюбову вежливо, но односложно, продолжая смотреть на него с недоверием. На город мягко опускается ночь, и голос Мира эхом отражается от стен высоток. Прохожих на улице почти нет, те, кто появляются, идут ,пошатываясь – возвращаются домой из ближайших пивнушек.
Сажусь за руль и сдаю задом, съезжая с газона. Металлический заборчик царапает защиту картера. Займусь машиной завтра – я слишком возбуждён, чтобы думать об этом сейчас. На часах 22.20, и единственное, что я хочу – развести своих спутников по домам и поехать к Алле.
Мир открывает перед Алисой переднюю пассажирскую дверь. Под мышками у него Хью и Джесси. Девчонка садится, восхищённо оглядывая салон старины Бэна: сиденья, обтянутые тёмно-красной рифлёной кожей, хром и гладкое блестящее дерево передней панели. Я точно знаю, что Алиса чувствует себя в моем авто неловко. Она прижимает малыша Вилли к груди и нервно теребит перекинутый через плечо ремешок сумки.
Я молюсь про себя, чтобы Боголюбов не высказал очередную глупость или бестактность, но, к моему удивлению, он проявляет галантность.
– Алиса, хотите сок? – Мирослав выуживает из недр рюкзака маленькую стеклянную бутылочку и протягивает растерянной девчонке.
Льдинки в ее глазах тают, Алиса улыбается и принимает угощение из рук Мира.
– М-м-м, как вкусно! – произносит она, делая жадный глоток. – Никогда не пробовала такого сока. Это детское питание? – пытается разглядеть изображения фруктов на упаковке.
– Че-е-е-е-рт! Что же я наделал… – неожиданно шипит Мир.
Я оглядываюсь, встречаясь с его испуганным, подавленным взглядом. Мир мотает головой из стороны в сторону и повторяет: «Нет… нет, черт…».
Алиса глубоко вздыхает и закрывает глаза. Ее голова глухо ударяется о пассажирское стекло, пустая баночка из-под сока выскальзывает из безвольных рук.
– Прости, Рябина! Я олух, я не хотел… – молит Боголюбов и косится на девушку.
Я тупо гляжу на неподвижную девчонку. Вилли сползает вниз, к ее ногам и громко скулит.
Меня охватывает ужас. Он прокатывается по спине ледяными мурашками, вытягивает из легких остатки воздуха. Я бормочу что-то нечленораздельное, показывая пальцем на Алису. Страх сковывает горло, словно оковами, я с трудом нахожу в себе силы прохрипеть:
– Она умерла?
– Она спит… Я сейчас все объясню, Богдан! – Боголюбов примирительно поднимает руки. По взгляду Мира понимаю, что моя парализованная неизвестностью физиономия пугает его гораздо больше, чем спящая девчонка.
– Что ты сделал с ней, идиот?! – кричу я, пытаясь ухватить его за грудки. Мир не сопротивляется.
– Сок предназначался пациентке, умершей во время операции. – Громко отвечает он, пытаясь заглушить собачий лай. – Я не думал, что ее мать успела растворить таблетки в напитке. Увидел только сейчас… – в качестве оправдания Мир протягивает мне пустой блистер.
– Боголюбов, ты объяснишь мне все до мельчайших подробностей. – Рычу я. – И сопроводишь до больницы. Отвечай скорее, куда ее везти?!
– Домой, Богдан. – Спокойно отвечает он, бросив взгляд на мирно спящую девчонку. – Таблетки содержат сильнодействующий снотворный и обезболивающий компонент. В больнице мы применяем его при сильных болях у пациентов с опухолями. Мать девушки предусмотрительно растворила их в соке, не дожидаясь исхода операции… Как видишь, они не понадобились. – Исповедовавшись, Мир облегченно вздыхает.
– Зачем ты забрал сок? И пустой блистер? – недоумеваю я.
– Рябина, ты, правда, не догоняешь? Таблетки подлежат учету. Я хотел вернуть их завтра в сейф, машинально схватил чертов блистер, не проверив… – раздраженно отвечает Мир, поглаживая Джесси за ухом.
– А сок? Зачем ты взял его?
– Че-е-е-е-рт! – злится Боголюбов. – Чтобы не травмировать мать умершей пациентки. В медицине есть понятие этики…
– Господи, Мир, ты и этика – несовместимые вещи! Таких развратников и хамов ещё поискать! – возмущаюсь я и сразу замолкаю, прислушиваясь к дыханию Алисы. Она спокойно спит.
– Я хороший врач, Рябинин. А какой я в жизни, никого не касается. – Важно отвечает он.
Я снимаю с шеи девчонки влажный шарф и опускаю спинку сиденья ниже. Голова Алисы откидывается назад, словно тряпичная.
– Она, как гуттаперчевая, Мир! Что же теперь делать? – забираю притихшего Вилли, сжавшегося в комок на руках девчонки, и отдаю его Миру.
– Она хорошо выспится. Ничего плохого не случится. Ей не требуется никакая медицинская помощь. – Успокаивает меня Мир.
Время близится к 23.00, я понимаю, что ночь любви с невестой накрылась медным тазом. Меня распирает злость к «супер-доктору» Боголюбову.
– Прости, Богдан. – Виновато лепечет он. – Хочешь, я съезжу к Аллочке и все ей объясню?
– Ни в коем случае! – отрезаю я. – Ты сегодня превзошёл себя, Мир. Я позвоню Алле и скажу, что попал в аварию. – Перевожу взгляд на девчонку. Ее лицо в тусклом свете луны кажется умиротворенным.
– Рябина, сними с неё сумку и посмотри адрес в паспорте. – Командует он. Псы успокаиваются и, прижавшись друг к другу, засыпают.
Я аккуратно перебрасываю ремешок сумки через ее голову. Понимаю, что рыться в чужих вещах – вынужденная мера, и все равно чувствую себя гадко.
– Дай сюда! – Мирослав, угадав мое замешательство, выхватывает сумку Алисы.
Он по-хозяйски раскрывает молнию и начинает вытаскивать вещи девчонки.
– Во-о-о-т чем она меня так больно била? – усмехается Боголюбов и протягивает мне толстую книгу. «Исчезновение Стефани Мейлер» – читаю я название популярного бестселлера Жоэля Диккера. Обложка книги сильно вдавлена с одной стороны.
– Вот и паспорт. – Блаженно вздыхает Мир. – Снегирёво, улица Озерная, дом 16.
– Черт! Это же далеко? – спрашиваю я.
– Областной посёлок в 30 км к северо-западу. Ты разве никогда там не был? Нас в школе возили на экскурсию в «маковку» – хлебопекарный завод в Снегирево.
– Мы с тобой учились в разных школах, Боголюбов. – Сухо отвечаю я, совсем не разделяя радость от детских воспоминаний Мира. – Если такой умный, может сам и отвезёшь девчонку домой?
– Я нетрезвый, Рябина, ты забыл? – виновато бубнит Мир. – Легенда Алиса Ильинична, 20 лет… – читает он, шурша страничками паспорта. – Та-а-ак, не замужем.
– А это здесь при чём? – взрываюсь я.
– Девчонка – куколка, мне понравилась. – Мир щёлкает языком, похотливо посматривая на спящую Алису. – Надо бы подкатить к ней, когда проснётся.
– Не ты ли принял ее за гастарбайтершу, Боголюбов? – укоризненно говорю я.
– Во время общения со мной одежда ей не понадобится. – Лениво отвечает Мир.
– Боголюбов, вали уже! – нетерпеливо говорю я, обернувшись. – Поеду я. А ты вызови себе такси.
Спасибо за комментарии и звёздочки! Автору приятна ваша благодарность)))
Глава 4
Такси подъезжает быстро. Мы выходим из машины одновременно: Мир жмёт мне руку, прощается и растворяется в ночной туманной мгле, оставляя меня наедине со спящей девчонкой.
Я открываю багажник и достаю старое стёганое одеяло, заботливо положенное туда мамой. Несколько лет оно лежало без дела, а сегодня послужит уютной постелью для псов. Устраиваю собакам спальное место на заднем сидении и сажусь за руль.
«Снегирево… Снегирево, как же туда ехать?» – забиваю название посёлка в навигаторе. Двадцать девять километров по федеральной трассе в северо-западном направлении.
Бросив взгляд на часы, вспоминаю об Аллочке. Новость о небольшой аварии не расстроила Аллу, мне кажется, любимая вздохнула с облегчением потому, что не придётся врать маме. Мы тепло прощаемся, обменявшись милыми комплиментами.
Сбрасываю звонок и погружаюсь в атмосферу глубокого сна, воцарившуюся в салоне. Я слышу, как дышит Алиса, и сопят на заднем сидении псы. Устанавливаю любимую радиоволну и трогаюсь с пустынного пятачка в сторону трассы.
Снегоуборочная техника плавно ползёт вдоль улиц, собирая непрерывно падающий снег в большие грязные кучи. Машин на дороге мало. Я еду по городу, освещенному вывесками и светящейся рекламой, искоса поглядывая на Алису: меня не покидает надежда, что девчонка проснётся. Решаюсь позвонить Боголюбову:
– Мир, сколько таблеток было в блистере?
– Три. – Отвечает Боголюбов сонно. – Рябина, она не проснётся до утра, не надейся. Все, друг, я спать, завтра на работу.
Чертыхнувшись, сбрасываю звонок. Странный день… Странная ночь… Сегодня я сделал предложение одной девушке, а ночь провожу с другой.
«Казус экстраординариус», если говорить медицинскими терминами Мирослава.
Я быстро еду по почти пустой трассе. «Через 900 метров поверните налево» – сообщает приятный голос девушки из навигатора. Освещённый участок дороги заканчивается, она сужается и петляет между высоких елей. Включаю дальний свет, напряжённо вглядываясь в окружающую туманную мглу. Луч фар скользит по указателю с надписью Снегирево.
«До пункта назначения четыре километра» – сообщает навигатор. Я паркуюсь на обочине, возле монумента с названием и гербом посёлка, выхожу из машины и закуриваю. «Снегирево» – буквы на каменной скульптуре выкрашены в ярко-синий цвет, выпуклые колосья хлеба – в желтый. И в самом низу памятника год основания посёлка – 1716.
Алиса и ее верные псы спят. Запоздало возникает мысль заночевать в машине, но я быстро ее отбрасываю.
Саврасова – переулок Степной – Калинина – Озёрная… Навигатор исправно ведёт по незнакомым улицам. Скольжу фарами по темным окнам одноэтажных домов, стоящих вдоль узких дорог с плохим освещением.
Улица Озёрная, дом 16. «Вы прибыли к пункту назначения». Улица освещается единственным фонарём, стоящим в пятидесяти метрах от дома Алисы. Я оставляю фары включёнными.
Одноэтажный кирпичный домик Алисы высится за низким, покрашенным коричневой краской, забором. Из криво приколоченного к калитке почтового ящика, торчат уголки газет. В высоких деревянных окнах прячется темнота. На крыльце, перед входной дверью – большая куча снега.
Обледеневшая ручка калитки поддаётся моему напору, дверь скрипит и упирается в крупный сугроб внутри двора.
Я толкаю ее изо всех сил, цепляясь за остатки веры в то, что дома кто-то есть. Что этот «кто-то» рано ложится спать и не чистит двор, не забирает почту… Черт!
Калитка открывается лишь наполовину. Я протискиваюсь через узкую щель и попадаю во двор. Ослепительный свет фар старины Бэна разделяет темноту, позволяя мне рассмотреть участок. Перед крепким кирпичным домом торчат верхушки хвойных кустарников, густо засыпанные снегом. Хрустальные ветки поблескивают в свете луны и фар. Убедившись, что во дворе нет собаки, я прохожу дальше, вглубь территории, засаженной плодовыми деревьями.
Дом не кажется мне заброшенным: в углу деревянного крыльца замечаю лопату для снега и веник, возле колодца в глубине сада – белое эмалированное ведро.
Выходит, Алиса живет здесь одна? Я бездумно шагаю по глубоким сугробам, не замечая, как промокли джинсы и ботинки. Растерянность овладевает мной, расползаясь внутри, как гадкая слизь, но я отбрасываю дурные мысли и заставляю себя мыслить трезво. Я не оставлю девчонку в доме одну, просто не смогу…
Поднимаюсь по обледеневшему крыльцу, держась за мерзлые шершавые перила и с силой дергаю входную дверь. Глупо надеяться на то, что она окажется открытой…
По обе стороны от двери стоят большие глиняные горшки с землей, из которой торчат острые голые ветки. Включаю фонарик айфона и опускаюсь на колени.
Надежда обнаружить ключи угольком тлеет в душе. Шарю рукой под резиновым чёрным ковриком и днищами горшков. Ничего…
– Их нет там! – гремит за спиной чей-то голос. – А теперь медленно повернись и подними руки.
Слышится звук взведенного курка. Я поворачиваюсь, встречаясь глазами с крепким высоким стариком.
Дуло охотничьего ружья смотрит прямо на меня. Мужик сканирует меня подозрительным взглядом из-под седых кустистых бровей.
– Послушайте, это не то, что вы думаете. – Громко произношу я. – Я не вор.
– А кто же ты, если явился без приглашения? – прищуриваясь, гремит он в ответ. Ночной ветер треплет полы его потрепанного овчинного тулупа.
– Я привёз Алису. – Говорю я, плавно опуская руки.
Мужик топает ногой, обутой в высокий чёрный валенок, и вскидывает ружьё выше. Я возвращаю руки на место и делаю шаг назад.
– Алису, говоришь? Почему же она не выходит из твоей мажорской тачки и сама не открывает дверь? – тоном, полным иронии, произносит он.
– Опустите оружие, и я все объясню вам. – Вздыхаю я.
Мужик храбрится и пытается унять беспокойство за девчонку. Ноздри его раздуваются от напряжения, подбородок дрожит. В ожидании моих объяснений он нервно топчется с ноги на ногу, отчего вздернутое ружьё колышется в разные стороны.
– Алиса случайно выпила снотворное, приготовленное для смертельно больной пациентки.
– О-о-ох…
– Она просто крепко спит, не волнуйтесь! – спешу я успокоить деда. – Вы ее дедушка?
– Не совсем. Но… можно и так сказать! Опекаю ее. – Утвердительно говорит он.
– Нужно открыть дом и прогреть его. – Говорю, не сводя глаз с наставленного на меня оружия.
– Звать как? – требовательно произносит дед.
– Меня? Богдан.
– А по батюшке?
– Романович. – Отвечаю я.
– Так ты хахаль Алискин, что ли? – улыбается он, опуская ружьё.
– Нет, мы едва знакомы. – Спешу разуверить старика. – Я женюсь через месяц.
– На Алисе?
– На своей невесте Алле. – Отвечаю сухо.
– Сначала покажи Алису. Мне нужно удостовериться, что ты не врешь.
Шаткой походкой дед поднимается на крыльцо и ставит ружьё в угол рядом с веником и лопатой. Затем протягивает мне лопату и просит расчистить проход к калитке. При каждом шаге старик тяжело дышит и покряхтывает. Мы вместе спускаемся с крыльца к калитке. В считаные минуты выполняю его просьбу и полностью распахиваю калитку.
Старина Бэн освещает фарами двор Алисы, разбавляя морозную тишину урчанием двигателя. Мы идём по хрустящему снегу к машине, а звук шагов отражается эхом от стен домов и сливается с завыванием холодного ночного ветра.
Я распахиваю переднюю пассажирскую дверь. Дед охает и молитвенно складывает руки на груди, склоняясь над девчонкой.
– Алиса… Алисонька… Проснись, девонька… – бормочет он дрожащим голосом, тряся ее за плечо.
– Мой друг работает врачом в областной больнице. Дозировка безопасная, но проспит она до утра. – Успокаиваю я деда.
Собаки просыпаются, услышав незнакомый голос, и начинают злобно рычать.
– Твои? Ишь ты… Разбрехались! – Усмехается старик, хлопая глазами и отмахиваясь от падающего снега.
– Нет, не мои. Алиса гуляет с чужими собаками. Странно, что вы не знаете. – Считаю нужным указать «дедушке». Он упирается руками в бока и, топнув валенком, отвечает:
– Отчего же не знаю? Знаю! Просто забыл… – дед виновато прячет глаза.
– Открывайте дом и включайте отопление. – Мягко прошу я, прикрывая пассажирскую дверь.
– Пошли со мной, Богдан Романыч. Поможешь старику.
