Елена Джеро
Лоб Желтый Карман. Место преступления: виа Аппиа Антика
Обделенная наследница продержалась в молчании довольно долго – всю непродолжительную речь Роберто (больше никто не выразил желания говорить) и две смены блюд (может, именно из-за отменного говяжьего карпаччо и фаршированных утиных ножек). Но после нескольких бокалов положительно действующего на язык бароло обида таки вырвалась наружу.
– Если б только мать была не так больна, верно, по-другому бы имуществом распорядилась, – не поднимая глаз от тарелки, завела Клаудия. – Но, к несчастью, воспрепятствовало воспаленное сознание справедливости. Если другим когда-то раньше помогли, так что? Давать надо кому нужней, а не кому положено. Теперь вот даже в суд не подашь! Живи-надейся на чужую порядочность, проснется ли совесть, нет ли, поди угадай…
Она театрально дотронулась рукой до виска и качнула черными локонами с бордовой прядкой. После чего продолжала слегка помягчевшим тоном:
– Но, слава всевышнему, есть вещи, которые в одни руки-то не сложишь. Которые всем Морацци принадлежат, поровну, без обмана. От изменчивых настроений отдельных личностей не зависящие. И от незаслуженных выходок судьбы тоже, – в этом месте она прикрыла глаза, вспоминая выходки судьбы. – Наши вечные ценности, можно сказать. Отец, как мы сто раз слышали, их матери перед смертью доверил. Значит, и она, по идее, как раз сейчас должна была эстафету дальше передать.
Она подняла лицо и обвела переставших жевать родственников победным взглядом.
– Ты о чем, Кла? – откликнулся первым Маурицио. – Не поня! А-а-а! Ну канеш! Как же мож было забыть! – он отбросил вилку, звонко ударившую по краю блюда.
Филиппо вздрогнул.
Дядя слегка пихнул его в бок и, взяв с колен льняную салфетку, принялся складывать ее вдоль, приговаривая возбужденно:
– Сокровище! Точно! Зачем нам какой-то дом, если мож гораддо больше получить?
Он закончил складывать салфетку, повязал наискосок, закрывая правый глаз, и захрипел:
– Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо!
Детская песенка вызвала улыбки на всех лицах, кроме детского – Филиппо бесстрастно смотрел на представление.
Карло, кашлянув, спросил тихим, блеющим голосом:
– Простите, я прежде не расслышал. Синьора Сильвана упомянула в завещании про клад?
Патриция глубоко вздохнула и опустила глаза. Дидье расхохотался в голос. Молчаливый Самуэль невозмутимо разливал по бокалам очередную бутылку вина.
– Канеш, упомянула! – серьезно отвечал историку Маурицио. – Ток ведь, как верно заметила моя сестрица, сокровище – наше семейное, поэтму разглашать секрет в присуссвии чужих, не связанных с фамилией кровью или узами брака, никак невозмо, – он повернулся к французу и развел руками.
Анна остро почувствовала свою непринадлежность к фамилии. Им и невдомек, что за столом есть еще один человек, которому не следует рассказывать тайны.
– Все зависит от сокровища, Морис, – подмигнул Дидье и опять хихикнул. – Если оно окажется приличным, глядишь, можно было бы и породниться!
Патриция звонко хлопнула в ладоши.
– Хватит. Хотя бы сегодня имейте совесть! – Она презрительно дернула подбородком: – Роберто, скажи им.
Роберто молча пригубил вино, промокнул губы салфеткой и оглядел по очереди всех присутствующих. Притихшие родственники тоже смотрели на него – кто с опаской, кто с вызовом, кто с интересом. Оттянув лацкан пиджака, глава семьи вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо тетрадный лист.
Девять пар глаз уставились на пожелтевший прямоугольник. Десять – пламя свечей дрогнуло на канделябрах – это вошла с подносом синьора де Роз. Роберто подождал, пока она выгрузит розетки с десертом на стол и ретируется к стоящему у дверей супругу, развернул листок и торжественным голосом прочитал: «Совершенно секретно. Ни в коем случае не допускать попадания в руки колонелю М. Монте».
Родственники понимающе переглянулись – на этом М. Монте у бабки Сильваны был пунктик. Она почему-то считала колонеля своим личным врагом и главным охотником за сокровищами первого типа, то есть за документами, которые, по ее словам, могли перерисовать всю политическую карту Европы. Непонятно только, что именно так нравилось бабке в сегодняшней европейской политике, чтобы так рьяно ее охранять.
– Дальше вот что, – продолжил хозяин, поправив на переносице очки в тонкой платиновой оправе.
«Fronte tasca gialla
2 fila verde
3 fila a petto
M. sinistra 914
M. destra 1310
Asso vacante
Da lì orario 2113»
Что на русском языке звучало примерно так:
«Лоб желтый карман
2 ряд зеленый
3 ряд грудью
М. слева 914
М. справа 1310
Туз свободный
Оттуда часы 2113»
Бумага слегка хрустнула в пальцах чтеца – единственный звук в замершей гостиной. Словно заколдованные злым волшебником, гости застыли в самых разных позах, но за остекленевшими глазами угадывался бурный мыслительный процесс.
Роберто откашлялся, расколдовывая жертв заклятия.
– Если исходить из того, что это не… – многозначительная пауза, – бред сумасшедшего, то что сей шифр может означать?
Сидящие за столом заерзали, поглядывая друг на друга с выражением замаскированного непониманием подозрения – а ну как сосед загадку разгадал? Возможно ли это? Слишком много тут вопросов, почти столько же, сколько самих не очень связанных друг с другом слов. Например, чья имеется в виду грудь? И зачем буква «M» с точкой перед указаниями направления?
– Мож посмотре? – сидящий рядом с Роберто Маурицио протянул руку.
Старший брат пожал плечами и передал загадочный листок.
– Вслух читай! – потребовали остальные хором. – И помедленней!
Маурицио еще раз громко зачитал текст, написанный выцветшими фиолетовыми чернилами.
– Что еще за лоб такой? На скульптуре, быть может? – предположил француз и посмотрел наверх.
Единственным подобием скульптур были парящие здесь же, в зале, барельефы ангелов. Подозрений на замаскированный тайник они не вызывали.
Маурицио, отметая нелепую версию, покачал головой. И вдруг хлопнул себя по просторному лбу:
– В фонтане!
Загремели отодвигаемые стулья, и через несколько секунд за столом никого не осталось. Еще бы! Фонтан – копия знаменитой «Венеры Милосской с ящиками» Сальвадора Дали – идеально подходил под начало чудного описания. На лбу фигуры имелся чуть выступающий позолоченный ящичек (лоб «желтый карман»), ниже, на туловище, располагались еще пять. Роберто рассказывал жене, что отец при жизни обожал Дали, причем не столько технические решения гения, сколько расшифровки спрятанных в произведениях символов. Например, ящичек на лбу Венеры означал доступ к ее мыслям, за правой грудью находилась интуиция, а за левой – любовь.
Но сейчас составляющие скульптуры рассматривались сгрудившимися вокруг кладоискателями только на предмет соответствия шифру. Итак, лоб «желтый карман» найден. «Грудные» ящики, в отличие от «головного», были благородного зеленеющего окраса благодаря окислившейся меди (подходит: «2 ряд зеленый»). Следовало проверить, что там кроется в этих ящиках, и молодежь – Дидье с Маурицио – была отправлена на разведку. Основательно замочив сначала брюки, а потом и остальной гардероб, разведчики выяснили, что ни один ящик не открывается.
– И ручки не крутятся, – отвечали они на предположения «с берега», – и не нажимаются. И тот ящик, что в животе, – тоже монолитный.
– Который «третий ряд груддю» – вооше не груддю, – разъяснял народу Маурицио. Он видел текст воочию. – Там написано не «a petto», а «appetto» – знач «напротив»!
И что это теперь значит – «третий ряд напротив»? Грудь гораздо лучше подходила, хотя в районе солнечного сплетения богини находился не ряд, а еще только один ящик. Дальше шла вообще абракадабра про тузы и трех- и четырехзначные цифры. Хотя насчет цифр у народа была зацепка – обрамляющий чашу мозаичный орнамент с большим количеством зеленых и желтых пластин, которые возбужденная публика немедленно принялась считать, двигать и надавливать. Безуспешно, естественно, только отломали парочку.
Последней надеждой были часы. Дидье объявил, что читал о тайниках, открывающихся раз в сутки, поэтому все терпеливо подождали, пока не наступит двадцать один тринадцать, тем более, что ждать пришлось всего десять минут. После чего пришлось признать, что перспективный, на первый взгляд, фонтан никаких сюрпризов в себе не таит.
Но охотники за сокровищем рук не опустили, а наоборот – закатали рукава, особенно после того, как археолог напомнил, что, согласно существующему законодательству, владелец территории, на которой производятся поиски, забирает лишь половину клада, вторая же половина принадлежит нашедшему. Правда, при одном условии: если вышеуказанный клад найден случайно. Что означает – в переводе на разговорный итальянский – мебель не крушить, стены не ломать.
Будущие наследники поклялись быть исключительно аккуратными и, зазубрив наизусть семистишие, разбрелись по дому. Не пошли вместе со всеми только Роберто с женой – они расположились в патио, куда были немедленно доставлены напитки и забытый всеми десерт.
Самуэль по просьбе хозяина принес и крокодиловый кейс. Анна думала, муж сразу уткнется в свои бумаги, но он молча пил чай, глядя невидящим взглядом куда-то сквозь стол. Она вежливо-участливо поинтересовалась самочувствием, полетом и офисными новостями. Муж отвечал, но чаще односложно, смотрел в сторону, очевидно, думал о другом. На вопрос о том, правда ли, что Филиппка в университете обижали, рассердился:
– С чего ты взяла? Патриция, что ли, со своей пропагандой? Ну я с ней попозже переговорю.
– Просто хотелось знать, куда он теперь, – попыталась Анна вернуть разговор с золовки на мальчика.
– Куда следует.
Не хочет говорить – и не надо, решила девушка, подвигая к себе розетку с тирамису (синьора де Роз готовила его отменно!). Зачерпнула ложкой все слои – от «подземного» печенья савоярди до шоколадного напыления – и отправила в рот. Жевала и жалела Роберто: сколько всего он из-за своей болезни теряет… – и уже мысли устремились в привычную противоразводную колею, как вдруг услышала:
– Вот что, Анна. Дальше себя обманывать не имеет смысла и так долго тянул.
«Неужели сам расходиться надумал?» – обрадовалась про себя Анна. Ее заключение подходит к концу, шанс на долгожданную нормальную жизнь забрезжил в конце туннеля ярким светом. – «Ага, как же, нормальную», – прошипел внутренний голос. И припечатал уничижительно: «До следующей ошибки, ваша светлость». – «Ошибок больше не будет», – возразила про себя Анна. Но головой, видимо, помотала «вслух» – муж посмотрел на нее вопросительно.
Объясняться, однако, не пришлось – в этот миг живые шторы перголы раздвинулись, и появился с планшетом Филиппо. Ни на кого не глядя, вундеркинд молча уселся за стол и принялся листать электронные страницы с неимоверной быстротой – это он так читал. Роберто махнул рукой – после, мол, и, достав из портфеля папку, погрузился в работу.
Анна посидела еще некоторое время, слушая оркестр цикад (судя по многоголосию, они паслись тут в больших количествах) и прихлебывая чай из расписной пиалы. Эту посудину держали специально для нее – сами итальянцы чай никогда не употребляют (ромашковый настой в случае болезни не в счет), исключительно кофе, даже вечером. Анна же любила после ужина побаловать себя листовым чаем, желательно с вареньем – привычка из детства. Ну раз уж варенья нет, тирамису тоже, конечно, сойдет. Она съела еще кусочек, допила чай и, пожаловавшись на усталость, удалилась спать. Не для того, чтобы избежать последующего разговора (если мужу непременно сегодня важно поставить все точки над «и» – пойдет за ней). Но если она ошиблась и тема будет другая, то желательно хотя бы избежать исполнения супружеского долга. «Он у мужчин не имеет отношения к любви, – уточнила она для внутреннего голоса, поднимаясь по мраморной лестнице. – Подожду похорон и после заговорю о разводе. Что, в конце концов, может измениться за пару дней?
Глава 2. Графиня разбитых сердец
– А сокровище, значит, вас не заинтересовало… – недоверчиво-вкрадчиво протянул колонель. – Показалось незначительным по сравнению с грядущими алиментами?
– Показалось непорядочным его искать, имея бракоразводные планы, – спокойно проговорила Анна, но легкий румянец, вспыхнувший на щеках, выдал возмущение. – А что до алиментов, у нас матримониальный контракт. В случае развода мне положена весьма скромная сумма, и ни на какое движимое и недвижимое имущество я претендовать не вправе.
Колонель склонил набок свою породистую голову. Теперь немигающие глаза смотрели искоса и, казалось, считывали информацию, как рентген.
– У вас практически нет акцента. Давно в Италии?
– Спасибо. Сразу после свадьбы приехала. Пять лет.
– И отчего же после пяти лет разводиться надумали? Разный менталитет? – сказано это было таким насмешливым тоном, будто менталитет не являлся причиной номер один разводов в межнациональных браках, а неким приличным прикрытием настоящих резонов.
По поводу же резонов, было очевидно, следователь не сомневался. А что еще можно подумать при наличии мужа – гражданина Западной Европы, к тому же владельца заводов-газет-пароходов, к тому же, можно сказать, преклонного возраста, и жены – молодой и, будем считать, нестрашной, родом из Восточной Европы?
Предположения рисовались живо, и все – нелицеприятные. Но даже они были лучше настоящей причины, которую открывать следователю было никак нельзя. Решит еще, что обвиняемая надумала от суда по причине психической нестабильности откосить. Хотя мысль неплохая, если, конечно, справедливость не восторжествует раньше.
А правда была такова: пришла, наконец, пора исправлять ошибку, допущенную на бизнес-митинге пять с небольшим лет назад. На деловых встречах вообще часто совершаются ошибки и перекраиваются судьбы, но эта катастрофа была несколько другого свойства. Анна потерла веки, словно это могло прогнать воспоминание, но миланский офис Роберто никуда не делся. То, что больше всего хочешь забыть, по закону подлости вплавляется в память навсегда.
Это было последнее запланированное мероприятие, до выходных оставались минуты, а самолет назад, в Москву, – только послезавтра. В свежевымытые окна зала совещаний стучалась весна. Небо было синим, как море, и белоснежные яхты-габианы грациозно парили на невидимых волнах. Сосредоточиться на поставках и ценах не получалось, несмотря на третий эспрессо. Глаза, вместо того чтобы изучать контракт, уставились на председательствующего Роберто. Почему-то ужасно захотелось узнать, появляются ли ямочки на его щеках, когда он улыбается. От ямочек воображение поскакало куда не надо – Анна представила и как он целуется, и каков он без своего костюма с торчащим из кармана платком, и что он любит на завтрак. И все. Синьор Морацци поднял на нее непонимающие глаза и улыбнулся. Первая мысль была – ямочек нет. Вторая – не уследила! Не остановилась вовремя, и теперь этот мужчина у нее в сетях. Очередная жертва странной Аниной способности влюблять в себя представителей противоположного пола. Правда, сама Аня этот свой дар считала проклятием и как могла пыталась противостоять. Техники для концентрации внимания изучала, осваивала приемы для контроля мыслей – все, чтобы обуздать свою избирательную гипнотическую телепатию. Такое она подобрала проклятию научное определение.
Свойство это, по-видимому, имелось у нее всегда, только поначалу подозрений не вызывало. Ни в детском саду, где чувство было индуцировано в первый раз (потерпевшего потом в другой садик перевели), ни в школе: десять лет неразлучно с Сашкой Андреевым – и за партой, и вне ее. Их учителя так и отмечали на уроках: «Андреев-Ясинская здесь?» Все были уверены, что они с последнего звонка прямиком в загс отправятся, да только вот проклятие помешало.
Или помогло? Ведь могла бы никогда и не узнать про свою телепатию, так и жила бы до старости с Сашкой. Стали бы художниками, как и собирались, детей бы завели и были бы счастливы, наверное. Встречаются же такие пары – на всю жизнь. Но Ясинскую счастье, которое в неведении, не привлекало. Это как ходить пешком, не зная, что умеешь летать, думала она. Вот если б полетал, а потом сознательно землю выбрал, тогда да. Даже если каждую ночь небо будет сниться – все равно. Анна предпочитала знание, независимо от последствий.
И последствия не заставили себя долго ждать. Проклятие заявило о себе прямо на выпускном. Галка (лучшая подруга) докладывала про первый интим – в душещипательных подробностях, а потрясенная рассказом Анюта представляла эти самые подробности, глядя на Галкиного кавалера – он, на свою беду, танцевал в пределах видимости. Кавалер был коротконог, длинноволос и не обременен интеллектом – на трезвый рассудок Ане бы в голову не пришло такое представлять. Сорокапроцентным помутителем ума объясняла она и внезапное чувство, нагрянувшее на гориллу, – да так внезапно и ослепительно, что объект желаний был вынужден спасаться бегством. А чем еще было объяснить? Любовь по собственному желанию отпадала – не столько из-за Галки, сколько по причине Сашкиных кулаков. И только когда среди несладких слов подруги (уже бывшей) прозвучало: «Ведьма!», Аня наконец связала свои алкогольные фантазии с нерациональным гориллиным поведением. И ужаснулась. Не из-за гориллы, конечно, а из-за Сашки: выходит, все у них было не по-настоящему? А что же это тогда? Приворот? Сумасшествие?
Когда происходящее становится похожим на безумие, главное – решить, куда податься: на крышу, к священнику или в науку. Но сначала следует убедиться, на самом ли деле – дар? Не примерещилось ли?
И Аня отправилась убеждаться. Через неделю после выпускного приехала в ночи на вокзал – с учетом аспекта безопасности. Поездов после десяти было немного, и в первом составе материала для экзамена не нашлось – проводницы не годились. Зато из полуночного нижнетагильского вывалился ноги размять целый взвод – выбирай кого хочешь! Аня почувствовала себя Гингемой из Голубой страны. Пока выбирала солдатика, думала: что, если колдуньи на самом деле существовали? Вдруг инквизиция не просто так косила женщин? И еще – был ли выбор у бедных волшебниц? Если они уже такими родились…
Остановилась на пареньке, что стоял спиной, – для чистоты эксперимента. Вздохнула глубоко – и принялась представлять самое нескромное кино, на которое была тогда способна, с собой и неизвестным солдатом в главных ролях. И хотя особых знаний в постельной сфере пока не имелось, солдату хватило – он развернулся и направился точно к кустам, где находилась Гингемская засада. Повезло еще, что сослуживцы успели с полпути отловить и обратно в вагон засунуть – поезд трогался уже. И пока состав набирал ход, из открытого окошка неслось что-то отчаянное про незнакомку, адрес и первую любовь.
Доказательство было получено. Колдунья вылезла из убежища и поползла через душную июльскую ночь на Молитовский мост. Стояла у перил до рассвета, пока вчера не осталось позади, а впереди не взошла другая, новая жизнь. Там, на мосту, и было принято два судьбоносных решения: поступать на биологический (а именно на кафедру физиологии человека), чтобы изучить проклятое свойство, и больше страдания никому не приносить. Хватит ей Галки и Сашки (солдат с гориллой и несовершеннолетний детсадовец не в счет).
После этого и появился браслет с кубиками – чтобы быть всегда начеку. Следить за каждым своим взглядом, за каждой мыслью. И первые нанизанные буквы до сих пор были на месте: ТВОЗТКП – «Ты в ответе за тех, кого приручил»6. Чтобы не приручать кого попало.
И Анна старалась не приручать: не разрешала себе увлекаться никем даже на минуточку. А когда не удержалась – с Роберто, сразу решилась на свадьбу. Потому что, во-первых, раз влюбила – следовало сделать его счастливым, а во-вторых, если честно, у самой сил больше не было шагать по жизни одной.
Одного только не учла хозяйка необыкновенного дара – что любовь, даже самая феноменальная, проходит. По крайней мере у Роберто прошла. А значит, на его дальнейшую жизнь Анна права не имеет. И так вон сколько украла! Самозванка. Графиня разбитых сердец.
Но колонелю всего этого знать не полагалось, правду следовало подать ему в адаптированном к реальности виде.
Ясинская положила обе руки на стол – ей, мол, скрывать нечего – и сообщила:
– Причиной нашего брака была любовь. Если ее больше нет, быть вместе не имеет смысла.
А что, вполне убедительная точка зрения. Многие так думают, наверное. Но, видимо, не колонель. На его лице каруселью промелькнуло удивление, насмешка и жалость.
– То есть, кроме исчезнувшей любви, проблем никаких больше не было? – Он смотрел на нее с выражением, с каким смотрят на проштрафившихся детей.
Анна молчала, пальцы искали отсутствующие кубики. Пусть любовь у Роберто была искусственная, зато проблемы у Анны были настоящими.
Что ему, весь список озвучивать? Пункт первый: отсутствие общих интересов. Пункт второй: отсутствие коммуникации. И так до сто тридцать пятого – тяжело сложа руки сидеть.
Роберто ни о каких густонаселенных мужчинами офисах и учебных заведениях даже слышать не хотел. Еле на частного учителя по изобразительному искусству согласился! (Рафаэле, слава богу, был и швец, и жнец в одном флаконе – Анне и живопись, и скульптуру, и историю искусств преподавал.)
– Это имеет отношение к делу? – безнадежно протянула она.
– У нас тут убийство, синьора Ясинская, – напомнил колонель. – Все имеет отношение.
Анна поразмышляла, какой пункт будет наименее личным, и решила начать с последнего:
– Когда мы познакомились, я работала. Была старшим менеджером в фармакологической фирме (все равно же узнает). Собственно, поэтому мы и встретились – я приехала приобрести лицензию на некоторые препараты. Ну, вы знаете, медицинский концерн «Морафорт» – это предприятие Морацци. Слышали, может, рекламу «„Морафорт“ – будь сильнее!»? – проскандировала она знакомый каждому итальянцу медиаслоган.
Колонель не ответил. Шансы понравиться ему или, на худой конец, вызвать сочувствие таяли на глазах, как и время, оставшееся Анне на свободе.
– В общем, Роберто с самого начала не хотел, чтобы я работала, да и мне казалось, здорово быть домохозяйкой. Но я ошибалась, – скомканно завершила рассказчица. И чтобы не видеть синих, прожигающих кожу глаз, перевела взгляд на свои руки.
Помолчали.
– Значит, имеем пока следующее, – наконец отозвался следователь, – супруга, имеющая самое близкое понятие о лекарственных препаратах, решает вернуть себе незамужний статус. Но цивилизованное расторжение брака ей невыгодно, потому как она при таком раскладе получает три чентезима7, образно говоря. В случае же кончины супруга ей по благородным итальянским законам положено… кхм-кхм… куда больше. Но нарисовывается проблема: нелюбимый более супруг планирует изменить завещание, причем в самом ближайшем будущем – буквально завтра. И это наталкивает нас на мысль, что кончина его, судя по всему, будет безвременной. – И еще улыбнулся широко, садист.
Анна решила не давать ему повода для радости и, вместо того чтобы начать оправдываться и доказывать, что она никакая не убийца, а совсем наоборот, попросила кофе. Принесли две маленькие чашечки с неожиданно хорошим эспрессо. Пока пила, размышляла, положен ли заключенным кофе. Может быть, хотя бы по праздникам? Настроение было – будто декофеинизация в организме уже началась.
Сразу после кофе колонель возобновил экзекуцию.
– Значит, еще и одиннадцати не пробило, когда вы отправились в спальню. Прямиком. И никто вас, конечно, не видел.
– Если честно, то не совсем прямиком, – призналась подследственная. – Я заглянула на кухню за баночкой сока и заодно налила себе бокал вина, чтобы быстрей заснуть. Возле крыльца встретила Дидье, видимо, его пассия отослала выгулять собаку. Он ругался, что пес никак не желает совершать то, что ему положено совершать перед сном, и в итоге спустил его с поводка. Наверное, хотел побыстрее вернуться на «прииск». Поднимаясь наверх, я слышала, как хлопнула входная дверь.
– В какой вы ночевали спальне? – поинтересовался колонель.
– В желтой. Это была детская Роберто когда-то, мы всегда там останавливаемся. И остальные тоже на своих местах: Патриция – в оранжевой спальне с Карло, в соседней зеленой – Клаудия и Дидье, а фиолетовую поделили Филиппок и Маурицио. Раньше, когда Филиппок был маленький, он ночевал в желтой комнате с родителями, но с моим появлением перебрался к дяде. Это и понятно – его спальня, если честно, до сих пор напоминает детскую: один двухметровый звездолет из конструктора «Лего» чего стоит! А по всему периметру комнаты – дорога железная, с миниатюрными поездами, станциями, человечками. Представляете?
Взгляд следователя красноречиво показал, что представляет он сейчас совсем другое, и Анна быстренько завершила объяснение:
– Конечно, теперь теоретически можно было спать в Сильваниной комнате, но никто не выразил охоты.
Колонель Монте пододвинул подозреваемой чистый лист бумаги и попросил нарисовать план дома. Анна старательно изобразила все три этажа: на первом – кухня, столовая, совмещенная с гостиной, кабинет-курительная и библиотека. На втором – четыре гостевые спальни (бывшие детские), на третьем – одна, хозяйская.
Сатрап придвинул чертеж к себе и сухо поблагодарил.
– Если вам больше нечего добавить о предшествующем преступлению вечере, – проскрипел он с нажимом, – переходим к следующему утру. Итак, вы проснулись.
