Алена Чапаева
Шесть сокровищ Йосипа
– Не думай об этом. Это моя забота – укрепить западные границы. Та тысяча желторотых юнцов уже роет рвы и возводит укрепления на западе. Мы продержимся… Зато восток будет твой! Ты станешь правителем!
***
Полок умел убеждать.
Когда многотысячная армия выдвигается в наступление, земля под ногами издает страшный гул. Йосип знал этот гул, и даже мог по нему предопределить, присутствует ли в воинах воля к победе, или они настроены на поражение. Рыцарь выбрал среди своих верных друзей одного крещеного мавра, который был до того силен, что мог голыми руками на спор задушить медведя. При этом чернокожий воин еще и проявлял талант стратега. Мавра звали Ной. Рыцарь доверил ему контроль над тысяченачальниками: те дрожали от страха при появлении этого громадины, сидящего к тому же верхом на большом вороном жеребце. Многие солдаты искренне верили, что это сам дьявол пришел из преисподней, чтобы забрать их души с поля боя.
Настал день похода. Воины выдвинулись в путь еще затемно. Им предстоял длительный поход – до Урнии было дня три пути, но полководец Йосип почему-то приказал дать небольшой крюк и отряды разбили вторую ночевку в окрестностях монастыря Святой Елизаветы. Солдаты обсуждали между собой загадочную петлю, но никто не решался задать паладину вопрос напрямик.
Сам Йосип не собирался ложиться спать. Он оставил командование и покровительство Ною, а сам тайно, в сопровождении слуги, отправился в монастырь. Сердце рыцаря замирало от предчувствия близкой встречи. Он не видел Айрис целых четыре года, с тех пор, как монахи провели его в подвалы монастыря Святого Витта и тайно провели обряд венчания. Йосип знал, что у него появился сын, зачатый от той самой первой и единственной в его жизни ночи любви… По дороге рыцарь вспоминал каждое мгновение той ночи: он вновь и вновь переживал в памяти все те первые, неумелые и горячие, поцелуи, представлял тонкое и гибкое тело Айрис, ее огромные глаза… Он так быстро дошел до монастыря, что у слуга, изрядно отставший, долго восстанавливал дыхание.
Рыцарь остановился перед самыми воротами. Он глубоко вдохнул и постучал.
Маленькая форточка, за которой дежурила пожилая монахиня, открылась. Йосип сунул в окошко перстень с гербом.
– Я владыка этих земель, – сказал Йосип.
– Единственный владыка этих земель Господь, – сухо сказала монашка, очевидно, отличавшаяся вредным характером. Форточка захлопнулась.
– Ладно, тебе, мать. Я каждый год жертвую этому монастырю приличную сумму. Так что будь добра, открой мне, – Йосип постучал.
– Не открою, – заявила монашка, – сестры Христовы неподкупны, – гордо добавила она, увидев мешочек с монетами в щели окошка.
– Тогда позови настоятельницу!
– Матушка спит.
Йосип почувствовал раздражение.
– Послушай, – сказал он, – я тут не ради забавы. У меня три тысячи воинов проделали большой крюк, чтобы я смог добраться сюда. Это вопрос жизни и смерти, если хочешь знать. Мне необходимо благословение матушки перед походом на монголов. Завтра утром мы выходим в путь.
Услышав о походе, старушка зазвенела ключами.
– Так бы и сказал, что на Божье дело благословение просить. Это всегда можно, это конечно же…
Монашка провела Йосипа на задний двор.
–Только не шуми, – сказала она заговорщическим тоном, – а не то скажут, что старая Александра ночью мужчин водит.
Через полчаса к рыцарю вышла настоятельница. Она принялась рассыпаться в благодарностях по поводу бесконечных пожертвований рыцаря, но тот прервал ее.
– Матушка, – умоляюще сказал Йосип, – Я хочу увидеть двух женщин из монастыря.
– Это невозможно, друг мой. Здесь обитель сестер Христовых, которые не должны видеться с мужчинами.
– Я говорю о моей сестре, Магдалене. Пожалуйста, пригласи ее. И… еще… была одна девушка, которую четыре года назад прислали из монастыря Святого Витта… Она еще родила ребенка…
Йосип вложил в руку настоятельницы увесистый мешок с монетами.
Матушка спрятала мешок в карман и удалилась.
Вскоре к рыцарю спустилась Магдалена, одна, в монашеском одеянии. Она стиснула руку брата и стала расспрашивать обо всем, но Йосип не мог говорить. Он только хотел знать про Айрис и сына.
– Йосип, ты не читал мои письма? – Магдалена поглядела на него удивленно. – Айрис прожила здесь всего один год. Он сбежала вместе с ребенком. Это понятно, ведь сына должны были отдать в семью. Я могла бы устроить так, чтобы мальчик попал к нам в имение, но Айрис не хотела расставаться с ним. Она все время боялась, что младенца убьют. Я надеюсь, с ней все хорошо. Только один раз пришло известие через посетительницу, будто Айрис соединилась с семьей, но больше ничего! Такая вот благодарность от девчонки за то, что я учила ее латыни, – Магдалена засмеялась, – Вольному воля.
Йосип был немало огорчен такой новостью.
***
Добраться до Урнии означало начать войну, ведь сама деревня уже была полностью под властью монголов. Раскосые орды заняли оборонительное укрепление прямо в деревне. Уже за сотню миль до селения отряды Йосипа увидели монгольские флаги на небольших сопках, установленных вдоль реки и леса. Гонцы доложили, что военачальник монголов уже собрал армию и поджидает «гостей». Через гонца монголов Йосипу было послан странный подарок – большой круглый бубен, с изображенным на нем демоном. Близкие друзья Йосипа требовали сжечь языческий знак, но рыцарь не торопился с выводами.
Перед наступлением Йосип приказал воинам приводить в боевую готовность оружие и отдыхать. Пока солдаты начищали шлемы, точили мечи, латали подпруги и седла, Йосип погрузился в молчание. Им овладело странное чувство: ему будто бы не хотелось нападать на врага. Вслушиваясь в свои удивительные ощущения, Йосип снова достал подарок монголов. Он поставил бубен на камень и принялся созерцать картину. Лязг оружия и стук собственного сердца погрузил рыцаря в транс, и он увидел вместо изображения демона собственное лицо на картине. Паладин взял бубен в руки и стал наносить равномерные удары ладонью по этому лицу. Пространство рассыпалось, и вместо леса и реки Йосип увидел поле сражения, горы трупов воинов , убитого копьем Ноя и самого себя, висящего головой вниз.
Ночью рыцарю приснился сон.
Он увидел коней, тысячи разномастных скакунов. Все они неслись безумным табуном в направлении обрыва, где с роковой неизбежностью срывались в пропасть. Не было такой силы, которая удержала бы этот поток жизни, так стремившейся погубить самое себя. Йосип закричал, замахал руками, стремясь остановить табун бешеных лошадей, но вскоре эта река живых безумцев захватила его и потащила за собой, в пропасть. Йосип увидел, что на одном из коней восседает всадник в монгольской одежде. Рыцарь посмотрел в его лицо и снова увидел себя…
Йосип проснулся задолго до рассвета. Ему было не по себе, хотелось поделиться с кем-то своими мыслями. Он разбудил Антония, своего верного боевого друга, и жестом пригласил его выйти из шатра.
– Я видел сон, – сказал Йосип, – дурной знак. Я готов отказаться от наступления.
Антоний посмотрел в глаза паладина и усмехнулся.
– Ты зря оставил этот дьявольский подарок. У монголов сильные шаманы, которые способны владеть нашими мыслями на расстоянии. Это следствие колдовства, да и только…. Верь в себя и в нас. У нас лучшее оружие, мы опытные воины. А ты целитель. Ты способен излечивать солдат после смертельных ран. Ты избран Богом, и никакая языческая собака не сломит наш дух и веру в тебя и Бога.
– Послушай, – сказал Йосип, – у меня предчувствие.
– Давай разбудим Дионисия, он умеет разгадывать сны, – предложил Антоний.
Так и сделали. Дионисий выслушал рассказ Йосипа о странных конях, которые мчались на встречу собственной смерти.
– Я бы так сказал, – после раздумий заявил толкователь снов, – раз ты видел на коне монгола, то это известие об их скором поражении. А то, что затем на месте монгола появился ты сам, знак того, что мы победим врага.
Такое толкование устроило Антония, и Йосип, в конце-концов, согласился с ним.
Позже, когда рыцарь висел пристегнутый за ноги к дереву, и сквозь струйки собственной крови мог разглядеть трупы Ноя, Антония и других своих верных соплеменников, у него было время поразмыслить о Знаках, Высшем Доверии, сновидениях и женском коварстве.
***
То, что главнокомандующим правого фланга монголов могла быть женщина, недолго вызывало изумление солдат армии Йосипа, так как на размышления о роли бой-бабы в монгольской армии ушло бы время, а его как раз не было. То, что этой самой бой-бабой оказалась Айрис, нежный цветок, бережно хранимый в сердце паладина, совершенно обескуражило Йосипа и лишило его возможности мыслить здраво.
Отряды, доверившись, как всегда, полководцу, ожесточенно боролись с врагом, но когда получили приказ не трогать голову правого фланга, растерялись. Айрис, со своей стороны, ответила на рассеянность паладина градом стрел и собственноручно повергла с десяток солдат двуруким монгольским клинком. Только после этого Йосип стряхнул с себя дремоту и оцепенение и лично повел отряд на правый фланг, потребовав, правда, взять женщину в доспехах живьем.
Далее монголы проявили свою коронную тактику: сделали вид, что отступают и ударили с тыла и обоих флангов, сначала лучниками, а затем конницей. Этого оказалось достаточно, чтобы армия Йосипа разбежалась, несмотря на призывы их предводителя остаться в строю.
Тех, кого не убили и не обратили в бегство, монголы взяли в плен.
Йосип не чувствовал боли. Сильнее ран на теле ныло чувство предательства со стороны армии, и, самое главное, Айрис. Рыцарь, подвешенный за ноги к ветке, чувствовал себя червем, которого используют словно приманку, чтобы подцепить на крючок самого Дьявола.
От прилива крови к голове бедный пленник потерял сознание. И вот тут, в реальности Морфея, он увидел, наконец, Кожетту – собственной персоной. Старуха вытерла кровь с лица рыцаря своей пышной юбкой, уселась рядом и посмотрела в глаза паладину.
– Меня предали, – жалобно сказал Йосип, – за что, Кожетта? Я так любил ее… Больше жизни…
Когда Йосип пришел в себя, он обнаружил, что лежит на земле. Над ним стоял ребенок, маленький мальчик с длинным кудрявыми волосами. Он был одет как монгол. Маленькой ладошкой он неловко вытирал Йосипу кровь с лица.
Затем подошла Айрис и подхватила ребенка на руки. Она посмотрела рыцарю в глаза. В этом взгляде была жесткость.
– Я узнала тебя, Йосип, – сказала Айрис, – Кстати, это твой сын. Ты должен познакомиться с ним перед смертью.
Йосип посмотрел на мальчика… Ну да, такие же веснушки, те же рыжие кудри, как у него в детстве. А глаза как у Айрис – большие и карие.
– Айрис… Почему ты здесь?
– А где мне быть? – с усмешкой воскликнула Айрис, – Неужто с твоей ненормальной сестричкой, и среди тех скучных монахинь, которые без конца лгут? Среди твоих святош, которые продают детей напыщенных дур из вашего высшего общества в рабство? Тех, которые хотели меня сжечь? Где мне быть, рыцарь? Я там, где моя семья, а моя семья здесь.
– Но как… Ты же ненавидишь монголов…
– Нет, рыцарь. Теперь я ненавижу только тебя и твое устройство мира. А что мне плохого сделали монголы? Они ни разу меня не обидели. Они проще, чем ты, но зато и честнее. Им все равно, от кого мой сын – его все здесь считают своим. Никто не читает мне здесь нотаций. Они ценят меня, потому что я хороший воин и грамотный человек, за что спасибо, кстати, твоей сестре. Да, и я почти такая же отважная, как мой брат. Он, кстати, командовал левым флангом. Надеюсь, ты оценил его военную хитрость.
Йосип с трудом поднялся и сел. Он смотрел в упрямые глаза Айрис.
– И что дальше? – спросил Йосип, – Чего вы хотите?
Айрис обняла сына.
– Я хочу чтобы наш сын стал правителем великой страны. А для этого нам нужен запад.
Йосип погладил мальчика по кудрявым волосам.
– На западе живет другой мой сын. Ему всего только полтора месяца. И его дед также мечтает о великой стране, и говорит теми же словами, что и ты.
– Нет, рыцарь, – сказал Айрис, – мои слова правдивы, а слова твоего князя пусты. За ними нет желания сделать жизнь простых людей лучше – только стремление нажиться на чужом несчастье.
– Какая разница, – сказал рыцарь и закрыл глаза, – ты такая же, как он. У тебя другая вера, другие корни и убеждения, но суть твоя та же. Я рад, что скоро умру. Не о такой встрече с тобой мне мечталось…
Йосип не увидел, как Айрис залилась слезами…
Часть шестая, заключительная. В поисках свободы
"Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей: с нею не могут сравниться никакие сокровища – ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случится с человеком"
Мигель де Сервантес Сааведра. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчиский
Если Йосип и доверял сам себе, то ровно до той ночи, как очутился в монгольском плену. Дальше с рыцарем стало происходить что-то столь странное, что он сам не мог разделить реальность на сон и явь. Айрис то являлась перед пленником в роли палача, то вдруг превращалась в нежную диву в длинном платье. Быть может, виновато было питье, которое пленнику давали вместо воды – горький и пряный отвар, или полусырое конское мясо, жесткое, как подошва сапога. Возможно также, что бедная голова рыцаря, получившая в последнем сражении весьма сильный удар по затылку, стала подводить своего несчастного хозяина. В любом случае, Йосип начал испытывать сильные галлюцинации и перестал доверять своим ощущениям.
В своих миражах он достиг совершенно невероятного видения: рыцарь плыл на корабле, лежа на мешках с пшеницей, а монголы с их гортанной речью слились в единый и шумный океан. Айрис парила над ним белой птицей, и пленник пытался взять в толк, выклюет ли она ему глаза, или заберет с собой на небо. Когда на лицо Йосипу упали соленые капли, слетевшие с весел гребца, и рыцарь открыл глаза, он обнаружил, что реальность и правда занесла его на скрипучий деревянный корабль, направлявшийся по бескрайнему морю в неизведанное.
Рыцарь несколько раз тряхнул головой, пригладил отросшую бороду и протер глаза. Он плыл куда-то на корабле, но как он там оказался и, главное, куда направлялось судно, Йосип не знал. На ногах у себя он обнаружил кандалы, а на запястье – позорную метку, какой клеймили рабов. Когда чернокожий прислужник принес Йосипу миску с едой, рыцарь попытался встать, но кандалы оказались прикованными к палубе.
Йосип стал ощупывать себя. На нем была какая-то мешковатая одежда, с шеи исчез золотой крест. Цыганский медальон оставался на месте, видимо, по той причине, что не представлял никакой ценности. Рядом с пленником сидело двое крупных мужчин, ноги которых тоже были в колодках. Дядьки недобро поглядывали на Йосипа из-под спутанных косм. Рыцарь попытался завязать разговор, но мужики отмалчивались – толи не знали языка, толи чурались общения с незнакомцем.
Йосип ощутил голод, съел перловку и лег, глядя трезвеющими глазами в небо. Он не мог понять, что же произошло. Последнее, что он помнил – это монгольский плен, Айрис в доспехах и своего маленького сына в монгольской одежде. Вроде бы, Йосипа должны были убить, но, видимо, вместо этого продали в рабство. Черт знает, куда держал путь этот корабль.
Ночью Йосип сильно замерз и затеял возню ногами, чтобы немного согреться. От грохота проснулся один из злополучных попутчиков.
–Эй, ты, прекрати шуметь, – потребовал он.
– Э, да ты можешь говорить. Куда идет этот корабль?
– К самому черту. Но ты отправишься туда раньше, если не будешь лежать смирно.
Йосип вздохнул и сел. Ему не хотелось затевать драку, это могло бы закончиться плачевно. Кругом шныряли какие-то суровые матросы с кривыми саблями.
– Я замерз, – пожаловался Йосип, – до утра окоченею.
– Мне-то что. Лучше окоченеть тут и пойти на дно, чем служить потом мамлюкским собакам, – проворчал мужик.
– Мамлюки, – произнес Йосип, – вот куда ты меня упекла, драгоценная Айрис.
– Заткнись! – зашипел спутник.
В Йосипе взыграла гордыня.
– Ты знаешь кто я,? –шепотом выдавил из себя Йосип, – Я владыка земель от Гала до Урнии, зять Полока и известный полководец Йосип, сын Сысоя. За мою жизнь дают сотню таких, как ты.
Не получив ответа, Йосип продолжил свой монолог, пока звукам храпа не понял, что его собеседник давно и крепко спит; зато матрос, случайно оказавшийся рядом, жадно вслушивался в слова паладина.
– Это правда, что ты – зять Полока? – спросил матрос, – Честно?
– Клянусь Святыми угодниками, – сказал Йосип, не вполне уверенный, что поступает здраво, открывая карты перед вражеским матросом.
Однако удача очередной раз повернулась к рыцарю причудливой стороной, и в конце-концов, именно этот матрос и спас Йосипа от переохлаждения, притащив теплое одеяло, и кое-как пристроив больного на настил из сена.
Матрос сообщил Йосипу, что они направляются в Табас, на невольничий рынок. Йосипа привезли на телеге, связанного по рукам и ногам, в бессознательном состоянии. За него заплатили, как за доходягу – какие-то копейки. Никто не ожидал, что он придет в себя.
Матрос, которого звали Доракас, оказался сообразительным малым. Он понял, что Йосип – единственный в его жизни шанс разбогатеть. Доракас собрал все свои деньги и выкупил «умирающего раба» у капитана. Затем он принялся выхаживать Йосипа, и к концу морского путешествия рыцарь полностью поправился. В обмен на одеяло в первую же ночь Доракас от Йосипа потребовал клятву молчать о своем благородном происхождении до конца поездки.
30
Табас отличался от других морских портов. Йосипу даже понравилась резная крепость, в которой были проделаны отдельные входы для пеших, конных и для повозок. Внутри города был рынок и сад с затейливыми фонтанами. Сотни рабов и рабынь ждали своей участи на базарной площади.
Доракас привел Йосипа к себе домой – в старую хижину, где кроме него жили его мать, брат и отец. Парень долго объяснял что-то брату и родителям, пока те, наконец, не поняли замысел родственника. Перед Йосипом появилась тарелка с супом и хлеб. На ночь рыцаря пристегнули к какой-то колонне, которую Йосип при желании мог легко перевернуть и освободиться. Однако рыцарь решил остаться и поглядеть, что выйдет из замысла Доракаса передать его князю Полоку за вознаграждение.
Уснуть не получалось: никак не выходило из головы паладина предательство Айрис.
***
Айрис бежала из монастыря по двум причинам. Во-первых, в монастыре ей было скучно. Скука была всеподавляющей и безбожной. Если Магдалена находила какое-то душевное успокоение в молитвах, помощи бедным, обучении безграмотных грамоте и кропотливом труде ткачихи, то Айрис все это до того наскучило, что хотелось выть. Она мечтала вернуться в Урнию, к сестрам, мечтала встретиться с Йосипом и даже мечтала вновь оказаться в армии, но только не в застенках монастыря. Перспектива между тем была весьма печальной: Айрис предстояло до старости просидеть в монастырской крепости.
Второй причиной, сподвигнувшей Айрис бежать, было предательство Йосипа. То, что он после венчанного с Айрис брака вновь женился, не было слишком обидно; на то были причины. Однако, скоро весточки приходить перестали, а вместо них доносились какие-то редкие сплетни о том, что Йосип счастлив как никто со своей Альминой, и что новая жена беременна. Конечно же, все это было неправдой; Йосип в первый и единственный раз лег в кровать с Альминой через три года после того, как обвенчался, и это было, скорее, по принуждению Полока, которому, видите ли, приспичило няньчить внука. Однако Айрис, так и не сумев укротить гордыню и ревность, попросту бежала из монастыря сразу, как только поправилась после родов. На запад путь беглой монашке, обвиненной когда-то в колдовстве, был заказан. Значит, дорога была в Урнию, которая полностью перешла под власть монголов. Айрис храбро вошла в село, с ребенком на руках, и была неожиданно радушно встречена родным братом, который исчез в плену кочевников с десяток лет назад.
Так Айрис осталась жить в Урнии. Монголы своих не обижали, а раз брат Айрис поручился за нее, она сразу стала считаться за свою. К тому же, Айрис оказалась талантливой воительницей, прекрасным стратегом и, что немаловажно, грамотным переводчиком: язык кочевников она знала. Монголы оценили отважную девушку, назначили супротив обычаев командиром взвода и даже выковали особые женские доспехи. Айрис чтили почти как старшую, что очень льстило самолюбию девушки, о гордость которой всю жизнь вытирали ноги. Она готова была служить во благо тех, кого совсем недавно считала врагами… В родной Урнии Айрис была вполне счастлива, учитывая, что к ней уже посватались самые завидные женихи войска. Однако Йосип, золотой занозой пронзивший ее еще юное и тогда еще не очерствевшее сердце, так прочно укрепился в душе, что мысли о другом замужестве у Айрис не возникало.
Продажа Йосипа в рабство была единственным способом сохранить ему жизнь. О своей связи с паладином предводительница монголов молчала: никто не знал, что у них общий ребенок. Чтобы рыцарь не выдал себя, Айрис подмешивала ему в питье отвар дурмана, и, когда Йосип очередной раз впал в беспамятство, девушка сама переодела его в одежду рядового и отправила в повозку к тем пленникам, которых отправляли на продажу.
В медальон Йосипа Айрис вложила прядь волос сына и большой рубин – трофей монголов. Это все, что она могла для него сделать.
***
Доракас оказался вполне дружелюбным малым. Его греческие корни выдавали в нем внука Гермеса. Он был беден, брался за любую работу, как в порту, так и у себя дома. Йосипа он старался не обременять работой, дожидаясь шанса продать его за большие деньги.
В конце-концов, в порту нашелся человек, пожелавший выкупить зятя правителя Дарии. Он отдал Доракасу большую половину от обещанной суммы, пообещав вернуть остальное, как только осуществиться перепродажа. Доракас был рад сделке, а Йосип, еще не вполне окрепший после потрясений, не проявил никаких чувств.
Работорговец усадил Йосипа в телегу, привязал за ногу к ободу и погнал обоз на юг. Через три дня они приехали в Анатолию, где Йосипа передали важным мамлюкским чиновникам. После этого рыцаря доставили прямиком в османский дворец.
Сам султан высказал заинтересованность важным пленником. Он приказал привести Йосипа в залу, где принимали полов.
Йосипа приняли в султанском дворце почти как гостя: помыли, переодели, накормили. Вот он уже стоял посреди залы, высокий, золотоволосый, широкоплечий; рядом с ним охраняли покои два мамлюкских стражника. Рыцарь был на голову выше каждого из них.
Обычай сидеть на полу несколько подивил Йосипа, а когда сам султан опустился на подушки, рыцарь невольно улыбнулся. Ему представилось, как этот напыщенный властелин сейчас станет играть с ним в бой подушками, как ребенок. Такая ассоциация возникла у рыцаря из-за того, что у султана была капризное, почти детское выражение лица.
Пару минут султан разглядывал Йосипа, которого одели в халат и турецкие шаровары, затем приказал принести напитки и сладости. Он жестом пригласил Йосипа сесть. Рыцарь последовал приказу и сел, неудобно скрестив длинные непослушные ноги.
Слуга принес поднос и поставил перед Йосипом. Тот выпил немного мятного напитка и уставился на султана. Правитель засмеялся.
– Я тебя узнал, князь! Я видел тебя во время осады крепости. Ты был на передовой. Стало быть, ты, князь, теперь мой пленник.
– Что теперь будет? – осторожно спросил Йосип.
–Это от тебя зависит. Хочешь домой? К своей белокурой женушке?
Йосип кивнул.
– А ты знаешь, что твоя жена скоро прибудет сюда, в мой гарем?
Йосип поперхнулся мятой.
Султан рассмеялся:
– Ну да, я так и сделаю. Мне нравится твоя жена. Она красивая и умная. Будет моей наложницей. У меня много всяких дев –белых, черных, азиаток. Даже есть одна женщина из Марокко. У нее рисунки по всему телу. А вот таких белокурых, как твоя Альмина, еще нет.
Султан явно веселился, глядя на то, как меняется лицо Йосипа. Рыцарь потихоньку свирепел. Если бы не наручники и здравый смысл, султан был бы уже мертв.
– Сейчас твою страну делят наши и галы. Твоя Альмина сидит в башне, ждет исхода битвы. Если выиграют галы, ее сожгут, как сожгли Полока. Если наши, ее привезут сюда.
Йосип побагровел.
– Что значит, делят государство?
Султан внимательно посмотрел на Йосипа.
– Да ты не в курсе! Поздравляю, рыцарь, твою страну захватили со всех сторон. Я с востока, монголы с севера, галы с запада. У тебя больше нет государства.
Султан подождал немного. Затем он подошел к Йосипу и сел прямо рядом с ним, положив руку на колено рыцарю. Очевидно, это был дружеский жест, который должен был бы вызвать у рыцаря расположение.
– Йосип, золой, я предлагаю тебе сделку, – сказал султан, приблизив лицо, – Ты отрекаешься от своей веры и становишься моим полководцем. Я уважаю тебя. Я даже жену твою не трону. В противном случае тебе отрубят все, что движется и бросят в море. Я не настаиваю на срочном ответе. До завтра определяйся. Быть тебе червяком в море или моей правой рукой.
