Алена Чапаева
Шесть сокровищ Йосипа
– Что скажете? Отдать Оману его вещь или нет? – спросил седой цыган у толпы.
– Один сапог! Один! – закричали цыгане.
Оман, усач, снял один сапог и бросил в Йосипа. Тот увернулся.
– Слушайте, – сказал Йосип, – я готов оставить вам сапоги и деньги, которые там были. Верните только мой меч. Он многое значит для меня. Я готов драться хоть со всеми вами за него.
Старик подозвал одного из молодых цыган и спросил что-то на своем языке.
– Твой меч купил торговец из Сенари. А теперь уходи, Ананда. Коня твоего твоя она уже забрала, смотри, чтобы его волки в кустах не съели. Иди к своей жене, она уже два часа ждет. Нехорошо, когда женщина впустую ждет. Две вещи я тебе отдал, третья настигнет, чего тебе еще?
Йосип не понял, что значат слова цыгана о какой-то там женщине, но догадался, что снискал у цыган имя Ананда.
Рыцарь забрал кольчугу и направился к тому месту, где прятался со слугой. Ему в спину снова полетел его сапог, но Йосип не стал его брать. Какой толк с одного сапога?
Через сто шагов его окликнули. Старушка-цыганка подошла к нему и протянула какой-то мешочек.
– Ананда, – сказала она, – Ананда – значит, Отчаянный. Цыганам ты понравился. С этим ты сможешь просить покровительства у любых цыган, ты теперь вроде как свой. Бери, спрячь, и не теряй. Ты сам как солнце, тебя ничто не затмит, но в доме у тебя живет злая змея. Запомни, змея! Сапоги с повешенного позже возьмешь, они тебе еще пригодятся. А деньги невеста забрала. У нее спроси.
Рыцарь положил мешочек за пазуху. Он не понял почти ничего из бормотания старухи.
Йосип был страшно рад, что вернул коня и перстень, но твердо решил найти меч. Сенари находился довольно далеко на севере, но был шанс догнать торговца, если тот, конечно, направлялся в город.
***
В лесу Айрис соорудила что-то вроде шалаша, и рыцарь заночевал в нем, доведенный дракой и огорчением до абсолютной усталости. Ему приснились отец и сестры, родной дом, на который неминуемо надвигалась гроза. Проснулся он в прекрасном расположении духа, поел что-то из того, что предложил «мальчишка». Айрис, пока шла драка, стащила у цыган сыр и кусок мяса, а также половину каравая.
Сразу после рассвета они отправились путь. Так как конь остался без седла, ехать на нем было совершенно неудобно. Впрочем, как и идти в деревянных башмаках через лес. Набив мозоли и потеряв доброе расположение духа, рыцарь и его спутница добрались до селения, что лежало на пути к Сенари.
Селение было процветающим, особенно в сравнении с тем, где Йосип подобрал Айрис. Здесь были крепкие деревянные дома с амбарами, конюшни, таверны, ночлежка и большая рыночная площадь. Пока путешественники глазели на менялу, рядом с которым в качестве зазывалы стоял полоумный кликуша, то высоким, то низким голосом звавший обменять деньги, на площадь стали стягиваться люди: начиналось какое-то действо.
Айрис куда-то пропала. Когда через полчаса она появилась, от нее пахло едой и пшеничным пивом. Она бегала в харчевню, чтобы попробовать все то, о чем понятия не имела все свои 15 лет: копченый окорок, пшеничный хлеб и душистый хмель. Йосип подивился слуге и даже задал легкую трепку, с суровой, как ему показалось, проповедью о вреде воровства, но Айрис была пьяна и только веселилась «наставленям».
От нравоучений отвлек глашатай, взобравшийся на бочку и протрубивший в рог. Когда над площадью воцарилась тишина, глашатай начал:
– Указ. Все мужчины, от возраста четырнадцати лет, должны служить послужить во славу Князя в доблестной армии Князя. Это приказ Светлого Князя. Запись добровольцев будет проходить в каждом селе. Напоминаем, что это жест доброй воли каждого – послужить отчизне. За неповиновение, укрывательство и дезертирство виновные будут сурово наказаны. В первый раз – штраф в половину имущества и сколько еды будет в доме. Второй раз – забор и продажа в услужение одного из семьи. В третий раз – забор всей семьи в услужение, с потерей всего имущества и еды. А теперь танцы.
Чтобы скрыть возмущенный рев толпы, быстро заиграли музыканты. Глашатай слез с трибуны, уступив место шуту, который дурным голосом стал петь непристойности. Часть зевак осталась слушать и хохотать над пошлыми куплетами, а вторая разбрелась по коробейникам, разложившими свой товар. И только несколько женщин сгрудились вместе и плакали, мысленно провожая сыновей на погибель.
Йосип пытался выискать среди торговцев того, у которого мог бы быть его меч. Он у всех спрашивал об оружии, дважды ему предлагали чужое. После тщетных поисков голодный и отчаявшийся Йосип присел, чтобы немного отдохнуть, как вдруг увидел, что торговец, только что предлагавший ему старую кривую саблю, вынул перед богатым купцом его меч! Купец придирчиво всматривался в герб, изучал тиснения и смотрел, как на лезвие сверкает солнце.
Йосип побагровел и вскочил с места. Он чуть было не задушил торговца, укрывшего от него его собственность, его меч. Рыцарь бесцеремонно подскочил к купцу, выхватил у него свое сокровище, поднял крик. Торговец стал звать на помощь, вскоре пришли дружинники, схватили Йосипа и торговца, и потащили к судье.
***
Судья был полным мужчиной лет сорока, на его темени зияла плешь, а взгляд был мягким и даже приветливым. Он жил в добротном доме, и тут же, не выходя за пределы двора, обычно вершил суд. Возможно поэтому к нему во двор часто подбрасывали разные неприятные вещи, вроде козьей головы с рогами, кусков коровьего навоза и тухлых яиц… Вот и сейчас под порогом у судьи красовалась петушиная голова, надетая на палку. Впрочем, судья не обратил на нее никакого внимания.
– Чего ты раскричался, – спросил судья у рыцаря, – это что, твой меч?
– Да, у меня его украли, – сказал Йосип.
– Чем ты докажешь, что он твой?
– Там фамильный герб. Я рыцарь из поместья Сысоя, к западу отсюда.
– Ты выглядишь как оборванец, – заметил судья.
– Цыгане обокрали меня, – смущенно признался Йосип, – и забрали меч.
– Судья, он сам признался, что лишился меча! Я купил его у цыгана, и отдал, между прочим, триста монет – все, что у меня было. Вели отдать мне деньги, – спешно затараторил торговец.
– Цыгане. Здесь был цирк на прошлой неделе, – задумчиво скал судья, – они давали хорошее представление. Ходили на этих… ходулях, кувыркались, скакали на конях через горящий стог. Однако после их выступления у людей много чего пропало: у соседа вынесли бочонок с вином, а у моей жены исчезли серьги прямо из ушей. Жалоб было много. Следует написать об этом князю. Так что же вы хотите? Отдай ему деньги, рыцарь, и дело с концом.
– Судья, – молвил Йосип почти гордо, – у меня нет денег. Все украли. Как только я доберусь до имения, то выплачу ему все до последней монеты, и дам сверху с десяток. Клятва рыцаря, – добавил он и ударил себя в грудь.
– Устраивает тебя такое? – спросил судья у торговца.
– Судья, я не могу верить этому человеку. Может, он врет. А меч я хотел продать за большие деньги, в городе. Я думаю, на торгах смогу выручить за него тысячу монет.
Йосип снова побагровел. Еще ни разу его не называли лгуном, он был самым честным из всех детей в семье. Ему захотелось трясти торговца до тех пор, пока не вытрясется из него мелочная душонка.
– Судья, вели отдать мне, благородному рыцарю, мой фамильный меч. Без него я покрыт позором до конца моих дней. Взамен я отдам моего коня.
Судья задумался. Он знал всех окрестных землевладельцев и не хотел ссориться с ними, поскольку каждый был влиятелен. С другой стороны, с торговцами тоже нужно было бы быть помягче, ведь они несут процветание, на местную площадь приходит множество покупателей, и все при деньгах. У жены судьи была семейная харчевня, и она приносила солидную прибыль за счет торговцев. Откажи сейчас этому – обидится, расскажет, что здесь обирают.
– Приведи коня, – сказал судья.
Йосип вышел на улицу, позвал Айрис, которая, словно хомяк, снова сбегала в харчевню и набила живот яблочными пирогами, припрятав часть из них за пазухой. Ее даже начало мутить от излишеств.
Йосип отвесил «мальчишке» оплеуху и велел привести лошадь. Айрис кое-как успела исполнить приказ перед тем, как ее желудок стал самостоятельно выталкивать обратно сперва пирожки, затем пиво и окорок.
– Хороший конь, – сказал судья, когда увидел лошадь, – он стоит тысячи монет. Что скажешь, торговец?
– Я не занимаюсь лошадьми, – заявил торговец, – может, конь больной и издохнет вскорости, почем мне знать? Пойди и продай коня, а мне подай мои денежки.
Йосип еле сдержался, чтобы не вышибить дух из наглеца. Судья почуял нехорошее напряжение и велел зайти дружинникам.
– Вот что, – сказал судья, – меч останется пока здесь. А вы двое к утру должны между собой договориться.
Довольный собою, судья гордо удалился в харчевню.
Жена судьи была не только красивой и статной женщиной, но и превосходной поварихой. Колбасы и ветчина из ее погребов стоили немало, но на них был огромный спрос среди купцов. Вино и пиво тоже было отменным.
Жена налила мужу пива и поведала о посетителях, в том числе о смешном мальчишке-оборванце, который уже трижды забегал в харчевню. Во время рассказа «мальчишка» снова появился в дверях, испросил воды и кусок лепешки. Судья узнал в нем слугу рыцаря.
– Эээ, вот оно что. Ну-ка, позови своего хозяина. Где хозяин? – спросил судья.
Айрис хотела было улизнуть, но судья быстро схватил ее за шиворот и велел вести к рыцарю.
***
Обман о спрятанных деньгах открылся, и Айрис со слезами раскаяния отдала рыцарю его монеты. От этого ей стало как-то даже легче, и даже показалось, что желание напиться пива возникло на самом деле из-за угрызений совести. Продолжая играть роль мальчишки, она мужественно вытерпела подзатыльники и выворачивание ушей, исхитряясь всякий раз уворачиваться так, чтобы то, что могло выдать ее пол, никоим образом не подвернулось под горячую руку паладина.
Будучи человеком незлым, Йосип в конце концов простил слугу, и даже похвалил его за сообразительность, но в харчевню с собой не взял, оставив стеречь лошадь.
С деньгами всякое путешествие гораздо веселее, чем без них. Можно поесть горячей похлебки, пропустить стаканчик доброго вина с кем-то высокопоставленным, вроде судьи, или даже стать приятелем этого господина. И хотя судья настаивал на наказании вороватого слуги, Йосип попросил о снисхождении для мальчишки. К ночи падин уже был лучшим другом подвыпившего вершителя закона, и получил обещание присудить меч.
Утром рыцарь проснулся в доме у судьи, позавтракал кашей с салом, и стал ждать торговца. Пяти золотых вполне хватило бы, чтобы выкупить оружие. Йосипу хотелось уже поскорее возвратиться домой.
Но торговец в назначенное время не явился, и судья решил отдать рыцарю предмет спора просто так. Он открыл сундук и замер в ужасе: меча, равно как и других конфискованных ценностей, в сундуке не было…
По приказу судьи дружинники прочесали село, и неожиданно нашли труп торговца. Бедняга был задушен веревкой. Дело принимало серьезный оборот, и судья в мгновение ока из добродушного толстяка превратился в опытную и нервную ищейку.
Йосип, хоть и имел алиби, все же попал под подозрение, ведь его слуга оставался на улице и вполне мог за это время совершить преступление…
***
Допрос местных жителей принес невесть какие результаты: только одна старушка видела, как сам черт заходил в амбар вместе с торговцем, да какой-то пьяница имел честь лицезреть Святого Петра, будто бы взмахнувшего мечом, опосля чего опустела казенная бочка с пивом.
Пока Айрис и Йосип сидели под замком, от нечего делать они стали учить друг друга языку. За день Айрис уже понимала слова Йосипа, а тот научился понимать слова на ее наречии.
В арестном амбаре все было не так уж плохо: валялось сено, на котором можно было полежать, в кувшине стояла вода. Один раз даже принесли еду. Однако помещение было тесным, ведро для помоев стояло только одно, а Айрис, все же, была девушкой…
Лишь к вечеру второго дня прибыл окружной судья. Сначала он отобедал, а затем принялся изучать материалы дела: допросил еще раз свидетелей, изучил следы возле сарая, поговорил с Йосипом и Айрис через дверь амбара, проверил документы и ушел в таверну.
После обильного ужина судья склонился к тому, чтобы отпустить рыцаря, но допросить Айрис. Ей грозило несколько ударов плетью и непродолжительная пытка каленым металлом. Йосип не любил, когда наказывали тех, чья вина не доказана, и решительно выступил с защитой своего слуги, поручившись за него словом. Впрочем, так как он сам был не уверен в невиновности «мальчика», то испросил разрешение на собственное расследование.
Отпечатки в земле у сарая, где нашли тело торговца, указывали на то, что помимо черта (были следы раздвоенных копыт), к сараю подходило еще двое босоногих людей. Один из них, вероятно, порезал стопу об острый камень, оставив на нем следы запекшейся крови. Еще Йосип разведал, что веревка, которой задушили торговца, была снята с бочонка с пивом… тем самым, который опустел с помощью пьяницы, видевшего архангела. Рыцарь захотел увидеть того пьяницу, и обнаружил его, мирно спавшего, в стогу возле амбара. Большой палец стопы его был замотан рогожей. Йосип решил устроить самостоятельный обыск в доме подозреваемого, и нашел в подвале все те вещи, которые пропали из дома судьи. Все, кроме своего меча…
Когда пьяница был отрезвлен водой из колодца и допрошен, стало ясно, что действовал он не сам, а с подельниками, один из который был, со слов бедолаги, сам черт, а другой – какой-то проходимец с крестом, нарисованным на левой руке. Душил торговца, естественно, черт.
Пьяницу приговорили к повешению. Окружной судья оставил отпечаток на документе о том, что вопрос разрешен, и уехал. Народ в селе успокоился, черт же остался безнаказанным.
Меч в третий раз ускользнул от рыцаря…
***
Судья, снова превратившийся в добряка- обжору, выдал рыцарю седло и уздечку, позволил попариться в баньке (Айрис под предлогом дурноты избежала разоблачающей мойки), и велел выдать в дорогу харчей. На рынке Йосип поинтересовался у всех и каждого, не было ли тут такого человека, с синим крестом на руке, и местный бочкарь заявил, что похитителем его меча был известный разбойник и головорез Кабаний Хвост, который прячется он вместе с другими такими же мерзавцами в лесу, чтобы подкарауливать торговцев.
Йосип растерялся. Получилось, что забрать меч можно лишь примкнув к торговцам и попав с ними в засаду, если сомнительно повезет. Без меча же путь домой рыцарю был заказан.
Айрис, оставшись без монет и влюбившись окончательно, теперь не имела сомнений относительно дальнейшего своего пути, и покорно следовала за господином. То, что он рискнул ради нее, безродной, нищей и безграмотной, вселило в ее сердце большую любовь и благоговение.
Теперь она уже замечала, как игриво смотрят на Йосипа молодые женщины, вспоминала томный взгляд хозяйки трактира, и испытывала что-то новое, неприятное, похожее на ревность. Ей захотелось снять бесформенные лохмотья, облачиться во что-то соблазнительное и предстать перед рыцарем во все своей шестнадцатилетней гибкой красе, но страх быть изгнанной за обман пересиливал вожделение. Оставалось только вдыхать запах тела возлюбленного, обнимать крепкую мужскую талию при совместной верховой езде… В это объятие она вкладывала всю свою страсть и нежность, норовя все время улечься щекой на широкую спину и рисуя при этом в воображении самые нескромные моменты, какие могли бы возникнуть между молодым мужчиной и юной девушкой.
В конце концов, Йосип заподозрил в этой руке, обнимающей его, что-то странное. Его словно теплой волной накрывало от этой сухой маленькой ладошки, а странный нежный аромат, который исходил от «слуги» в те моменты, когда тот волновался, так не был похож на запах мужского пота, что у рыцаря в голове все невольно мешалось. Определив свои ощущения, как неподобающие мужчине и христианину, Йосип принял соломоново решение. Он купил мула. Коня слуга, судя по его выходкам, не заслужил. Так Айрис оказалась отлученной от вожделенного тела своего господина и вовлеклась в нелегкую борьбу с упрямым мулом.
Добраться до города, откуда выходили караваны торговцев, было сложно, но к концу третьего дня путешествия наши герои въехали в город.
На центральной площади творилось что-то странное. Убийственный трупный запах носился в воздухе, не давая возможности даже выпить воды без подступа тошноты. Опасаясь того, что это может быть чума, Йосип осторожно остановился. Источником зловония оказались висельники, болтавшиеся на перекладине прямо посреди площади.
Йосип торопливо пробормотал полагающиеся по такому поводу молитвы и приблизился к виселице. Его внимание привлек один из покойников, худой, с длинными усами, чей труп еще не раздулся под весенним солнцем. На нем были знакомые сапоги. Йосип понял, что тех самых цыган взяли таки с поличным где-то на улицах города, и, не долго думая, повесили. Йосип отвернулся. Вскоре он узнал, что среди повешенных на виселице воров был один, о котором местные говорили, будто он из банды лесных разбойников.
Айрис, поразмыслив, украдкой сняла с висельника сапоги. На худой конец, их можно продать, подумала она. Мародерство не было в ее стиле, но то были, все же, сапоги Йосипа…
Рыцарь сперва отказался принять свои сапоги обратно, но, поглядев на кровавые раны, причиненные плохой обувью, решил, что ему они уж конечно нужнее, чем тому, кто и ногами-то земли больше не коснется…
***
Караван отправлялся на запад, груженный овечьей шерстью, льном и прочими товарами до предела. Йосипу удалось примкнуть к торговцам в качестве охранника.
Двинулся в путь караван ранним утром, и раздражающе медленно. Сперва вперед засылали мальчишку, чтобы он посмотрел и оценил дорогу, и лишь когда тот возвращался, давали добро на продвижение каравана. За день они прошли не больше пяти миль и остановились на ночлег в открытой местности. Выставили часовых, среди которых был Йосип, вооруженный клинком.
Ближе к полночи Йосипу послышался неестественный крик совы. Он разбудил Айрис и приказал ей слушать, а затем велел взять дубинку и следовать за ним. Прокравшись через всю поляну, они проследовали в лес по тропинке, освещенной лунным светом. Вскоре послышались разговоры, и темноту разорвал свет костра.
Подкравшись, Йосип увидел людей, мужчин и женщин, которые тихо занимались подготовкой к нападению: начищали сабли и заматывали открытые части рук и лица тряпками. Следовало предупредить караванщиков; рыцарь дал знак Айрис, и та отправилась обратно к лагерю.
Паладин продолжил наблюдение за разбойниками, чтобы понять, здесь ли его меч. В этот момент что-то набросилось на него сзади, и Йосип потерял сознание. Придя в себя, рыцарь оказался среди разбойников. Руки и ноги его были скованы путами, а рот завязан.
– Если закричишь, убью, – сказал разбойник, снимая кляп с рыцаря.
– Он один из погонщиков каравана, – сказала какая-то девушка,– а его слуга снял с убитого Омана сапоги.
– Это мои сапоги, – сказал Йосип.
– Где твой слуга?
– Остался в лагере.
– Надо его убить, – сказала девушка, очевидно, отличавшаяся большой кровожадностью.
Разбойник, потный и грузный мужик с одутловатым лицом, принялся обшаривать Йосипа. Он вынул у него из-за пазухи кошель, а следом случайно выпал мешочек, который когда-то вручила Йосипу цыганка.
Разбойник раскрыл мешочек, достал оттуда платок с хитроумной вышивкой.
– Откуда у тебя это? Тебя как зовут?
– Йосип. Но цыгане звали меня Ананда.
– Тааак, – протянул бородатый мужчина, сидевший все это время рядом, – и что тебе надо?
– Я пришел за своим мечом. Кабаний хвост украл его в доме судьи, – сказал Йосип. После этого его голова наполнилась звоном, и он снова потерял сознание.
– Еще раз кто-то назовет меня этим паскудным прозвищем, и я лично вытащу из того кишки, и буду смотреть, как они растекаются по земле! – вопль разбойника привел в чувство Йосипа. Тот попытался разглядеть орущего, но мешала кровь, струйками стекавшая по лбу и застилавшая глаза, – смотри, собака, на свой живот! – не унимался Кабаний Хвост, вдруг вытащив из ножен заветный йосипов меч, – Я сейчас распорю его тебе, шакал…
– Успокойся, Ион, держи себя в руках, – сказал толстяк, – мы не должны убивать того, у кого особый знак. Так завещали наши предки.
– Так давай продадим его торговцам, – не унимался Кабаний Хвост, – а перед этим отрубим ноги!
Йосип впервые в жизни очень сильно испугался. Умереть в лесу от лап разбойников было бы как-то даже логично для странника в его положении, но стать на всю жизнь калекой, да еще рабом… От испуга рыцарь так сильно потянул веревки, что те лопнули. После этого Йосип сразу же, не раздумывая, подмял под себя разбойника. Он и сам не понял, как это случилось, но двумя сильными ударами рыцарь вышиб дух из того, кого соплеменники называли Ион, а простой люд – Кабаньим Хвостом.
Йосип вытащил свой меч из ножен разбойника, быстро вытер кровь со лба и ополчился против всех, кто окружил его кольцом.
В этот момент раздался конский топот, из чащи выскочила княжеская конница, и началась беспощадная резня всех, кто был на поляне. Йосипа же один из конных посадил верхом за своей спиной. Это Айрис позвала подмогу, и Йосип тут же простил слуге все его прегрешения, радуясь одновременно победе над разбойниками и обретению заветной вещи. По дороге к каравану он пообещал себе, что наградит Айрис и купит слуге все, что тот пожелает.
– Где мальчишка, который был со мной, – спросил рыцарь у торговцев, спешиваясь.
– Он примчался, доложил об опасности и ринулся в город за подмогой на вашем коне. Наверное, остался там.
Расспросы солдат не дали новой информации. Лишь вернувшись утром в город, Йосип понял, что его прислужника по пути в лагерь настигла большая неприятность.
Часть третья. В поисках себя
Семья Айрис выехала из Месопотамии на север много лет назад. Что явилось тому причиной, доподлинно не было известно даже старшей сестре Айрис. Была то большая и неодолимая тяга к свободе, глубоко угнездившаяся в черных глазах ее отца, или простое желание бывших хлеборобов найти более плодородную землю? Айрис провела детство почти как дитя кочевника, то сидя за спиной у отца в седле, то трясясь в повозке с другими детьми. Лишь изредка на месяц-другой семья останавливалась в поселке. Они торговали пушниной, бусами из глины и дерева, вяленым мясом.
До местечка Урни, где Йосип, спустя много лет, подберет их среднюю дочь, они добрались через пять лет. Пока родители Айрис были живы, бытие ей казалось вполне хорошим: согревало родительское тепло, природа учила жизненным премудростям, семья умела защитить, вылечить и одеть всех четверых детей. Однако роковая ночь, когда повозка остановилась возле Урни, в корне перевернула жизнь Айрис, ее брата и двух сестер.
Отца, умершего от разбойничьего удара клинком в горло, похоронили прямо в лесу, а через три дня мать, сидевшая все это время на могиле, окаменела от горя. Так их и оставили в одной могиле, а детей приютила незнакомая семья из Урнии. Село было не бог весть каким богаты , зато отношение к чужим детям было хорошим, и, хотя те работали в поле наравне со взрослыми, их не обделяли; Айрис было всего десять, когда она оказалась в чужом доме с чужими традициями.
К слову сказать, сутулый мужчина и его полнотелая жена, которые взяли четверых чужих детей на воспитание, были поклонниками одного очень древнего культа, который был запрещен официальными властями уже лет сто; именно желание остаться верными своим богам заставило супругов перебраться из города и основать поселение на отшибе. Здесь их вера была в безопасности, и они могли совершать свои обряды так часто, как требовалось. С ними были единомышленники. Своих детей у них не было, и потому они легко согласились взять чужих.
За ритуалами приемных родителей крылось что-то загадочное. Айрис любила подсматривать за мачехой и отчимом, когда те вынимали из корзин каких-то удивительных кукол, осыпали тех зерном, и, словно дети, часами говорили с ними. Иногда сама Айрис просила у «мамы» кого-то из деревянных идолов, чтобы поиграть. Та никогда не возражала, но требовала почтительного отношения, и рассказывала про каждого из них: «Это бог солнца; у него есть колесница и конь, видишь? Он солнце возит, его надо чтить. А это Богиня Любви; она приносит детей людям и животным». Мало-по-малу дети стали участвовать в обрядах приемных родителей.
Постепенно они стали постигать и древнюю «магию», азы которой основывались на почитании законов природы. Так, Айрис научилась заговаривать раны, нашептывать желания на ветер и чертить солнечный коловрат, чтобы отпугнуть беду. Это помогало ровно до тех пор, пока не умер приемный отец семьи, и, как сказала резко постаревшая мачеха, «солнце как-то вдруг повернулось в другую сторону».
На пике своего процветания село стало привлекать внимание, и, в конце – концов, им сильно «заинтересовались» монголы. С тех пор жизнь стала невыносимой; мужчин кочевники либо забирали к себе в качестве слуг, которые в конце концов становились «вольными воинами», либо убивали. Молодых женщин ждала не менее жестокая участь: они, либо становились жертвами насилия, чтобы «родить сына орды», либо продавались в рабство; уцелевшим людям приходилось выполнять всю работу: пахать, пасти скот, чинить дома… Но и самых работящих в конце концов продавали, как хороший товар, оставляя лишь слабых и старых.
