Елена Андреевна Тюрина
Наследники графа. Армэль
Пролог
1636 г. Испания
Февраль в том году в Мадриде лютовал и бесновался. Было только начало месяца, а многие горожане не знали, как дотянуть до конца зимы, потому что дровами могли себе позволить запастись лишь очень обеспеченные люди, остальным приходилось уповать на то, что зима по обыкновению будет мягкой. Никто не ожидал морозных ночей, а уж тем более снега – влажного, тяжелого, противного, прилипающего к ресницам и попадающего за воротник. Но обитателям особняка, расположенного недалеко от площади Ворота Солнца, на улице Алькала, которую многие по привычке еще называли старым названием – улицей Оливковых рощ, замерзнуть не грозило. Именно здесь жил французский дипломат граф Арман де Куси де Монмирай с семьей.
В тот день сын графа, семилетний Армэль, сдавал своим педагогам экзамен – учителя истории, латыни, географии, испанского, английского и французского языков сидели в ряд на стульях, а мальчик стоял перед ними у большой географической карты. Тут же находился сам граф.
– Итак, Армэль, покажите нам, где находятся французские колонии? – произнес гувернер виконта месье Атталь.
Ребенок, поискав на карте нужный материк, ткнул указкой в Новую Францию.
Далее ему было задано перевести несколько фраз с испанского на французский и английский и наоборот, поставить предложенные латинские слова в правильные падежи, и, наконец, ответить на вопрос по истории.
– Теперь назовите причину Троянской войны.
– Причиной Троянской войны было похищение Парисом Елены, жены спартанского царя Менелая, – отчеканил Армэль.
Все педагоги удовлетворенно закивали головами, отмечая прекрасную подготовку мальчика к экзамену. В связи с тем, что учитель музыки заболел, играть на клавесине виконту не пришлось, и его отпустили заниматься своими делами.
Ребенок выскочил в коридор, где его уже поджидал сын графского кучера Камило – постоянный спутник всех игр и шалостей, и дети куда-то убежали.
– Елена Троянская… – принялся рассуждать преподаватель французского месье Луро. – Ее воспевали как самую желанную из женщин. Интересно, какой она была. Не из-за каждой можно начать войну.
– Интересный факт, – сказал преподаватель истории. – После взятия Трои ахейцы собирались побить Елену камнями, но когда увидели ее обнаженной, выронили оружие из рук…
– Чепуха, – усмехнулся испанец Монтеро. – Что там может быть особенного? Не понимаю, почему столько суеты было вокруг этой гулящей смазливой бабы, по вине которой пал величайший город Древнего мира. Все беды мужчин из-за таких женщин, и не только мужчин, а вон даже целых народов.
Слушая этот разговор, граф не проронил ни слова, потом, попрощавшись, вышел.
– И сеньор де Куси из-за такой же, как эта Елена, страдает, – вдруг пробормотал Монтеро, но все тут же зашикали на него, озираясь по сторонам.
Армэль и Камило пробрались в каретный сарай, у дальней стены которого уже несколько дней мастерили лодку из старой бочки. Весной они собирались в плаванье.
– Думаешь, она выдержит нас двоих? – с сомнением спросил Армэль, такой трогательный в своем бархатном коричневом костюме и белой сорочке с жабо и кружевными манжетами. Рядом с ним, одетый в обноски старшего брата, давно покинувшего семью в поисках лучшей жизни, Камило выглядел как маленький бродяжка.
– Конечно, выдержит.
– А троих? Я хочу позвать с собой Ангеранна.
Сын кучера скорчил недовольную физиономию. Он отчаянно ревновал своего друга к его старшему брату Ангеранну де Кус. Тут во дворе послышался шум, и дети затаились, настороженно переглядываясь. Однако вскоре все стихло.
Позже, когда виконт вернулся в дом, то обнаружил, что все отчего-то суетятся и шумят. Оказалось, что приехала их старая служанка. Армэль ее терпеть не мог, и был уверен, что ей наверняка уже лет сто. Заглянув в комнату, он увидел отца, стоящего спиной к двери, и Луизу.
Дело в том, что супруга графа с некоторых пор жила отдельно – в арендованном особняке на окраине Мадрида. Случилось так, что сановник застал ее целующейся с английским послом, после чего просто выставил за дверь, хотя, как выяснилось, графиня находилась на тот момент в положении.
Жена… Забыла уже маленькая беспреданница, как он ее до себя поднял. Одного слова его было бы довольно, чтобы вернуть ее в ту нищету, из которого он ее возвысил. Но граф никогда этого не сделает. Он так решил в ту ночь, когда она в мучениях родила ему второго сына. Когда чуть сама жизни не лишилась. И теперь вот девочка… Арман сомневался, что он – отец новорожденного ребенка, но старая служанка Луиза, работавшая еще у его родителей, уверяла, что дочь его, потому что, по ее словам, никаких «амуров» у молодой графини ни с кем не было. Да и, судя по срокам, зачата девочка до приезда посла. Но теперь уже граф сомневался во всем. Однако глядя на дитя, он не смог устоять перед ее очарованием и на какое-то время даже забыл о своей злости на супругу. Младенец действительно казался не просто новорожденным ребенком, а ожившим ангелочком с полотна художника, настолько правильными были черты его лица и даже форма пальчиков. На голове малышки был заметен белый пушок, а голубые прозрачные глазки, большие, круглые, обрамленные длинными ресницами, смотрели прямо на отца, в то время как девочка лежала в обычной для новорожденного позе – подобрав ножки к животику, а ручки крепко сжав в кулачки. Поднеся одну ручку к лицу, дочь сосредоточенно сосала большой палец.
– Она стремительно родила, – рассказывала Луиза. – Я только услышала, как она к себе собралась подниматься, а через минуту уже меня зовет. Прибегаю – она в кресло опустилась, за живот держится. Меньше часа прошло, как ребенок появился.
Виконт не понимал, что значат эти слова и не очень-то вслушивался, что отвечал отец, но когда граф и Луиза покинули комнату, мальчик зашел и увидел на постели какой-то сверток. Девочку уже запеленали, поэтому среди кружев и складок ткани было видно лишь маленькое личико. Глаза диковинного существа были закрыты, но виконт понял, что оно не спит по странному тихому воркованию. Когда рядом возникла молоденькая служанка, Армэль вздрогнул от неожиданности.
– Это что? – спросил он.
Мальчик еще не видел новорожденных младенцев и потому был озадачен.
– Ваша сестричка, сеньор, – улыбнулась та.
– Вы хотите сказать, что это девочка? – подозрительно уставился на нее ребенок.
– Ну конечно. Она еще совсем маленькая. Ей всего несколько недель отроду.
Неожиданно девочка открыла глаза. Так она выглядит значительно лучше, решил виконт.
– Откуда она взялась? – нахмурился он.
– Ее произвела на свет ваша матушка.
Пока Армэль пытался сообразить, каким образом его мать могла создать эту девочку, появилась Луиза.
– Виконт, где вы так испачкались?! Испортили такой красивый костюм! – воскликнула она. – А ну бегом купаться!
Ночью, шлепая босиком по полу, мальчик зашел в комнату, в которой прятали неведомое существо. Кормилица девочки спала тут же. Бесшумно подкравшись к колыбельке, Армэль подобрал свою длинную ночную рубашку, и, уцепившись за кроватку, подтянулся, чтобы заглянуть внутрь. Но неожиданно под весом его тела колыбелька начала крениться и вдруг рухнула, а вместе с ней мальчик. Больно стукнувшись спиной и затылком об пол, он услышал показавшийся ему невероятно громким детский плач – захлебывающийся, дрожащий, он разорвал тишину ночи.
Как кричала напуганная служанка, как его тащили к отцу и как затем он всыпал ему розог – все это навсегда осталось в памяти мальчика. На следующий день в особняке закатили такой грандиозный пир, какого Армэль не помнил за всю свою семилетнюю жизнь. И хоть отец, судя по всему, на него больше не злился, мальчик решил не попадаться ему на глаза, поэтому, когда съехавшиеся на праздник друзья графа отмечали появление на свет его дочери роскошным банкетом, Армэль с Камило сидели на чердаке.
– Я тоже видел однажды младенца, – рассказывал Камило. – Знаешь, что в них самое противное? Они испражняются прямо под себя!
Армэль брезгливо скривился.
– Вот не зря она мне не понравилась, – пробурчал он.
Много позже, будучи уже учеником Наваррского коллежа, он описал те свои эмоции в дневнике:
«Зачем ты была нужна?» – думал тогда я. Ты появилась на свет как будто бы вопреки всему. Без тебя мы жили спокойнее. Раньше я не видел новорожденных детей, и ты мне показалась отвратительной. Я не мог понять, откуда ты и зачем. А все вокруг только и твердили, что у меня теперь есть сестра. Сестра?! У меня был брат, и он был мне понятен, близок. А ты – девочка, далекая и чужая. Я чувствовал, что твое появление как-то умалило мою собственную значимость. Теперь я, оказывается, должен оберегать тебя, заботиться и защищать. Я был категорически не согласен с тем, что ты ворвалась в мою жизнь».
Спустя 7 лет
Девочка бежала за ним следом, как взрослая придерживая юбки.
– Я тебе сказал, отстань! – не оглядываясь, строго проговорил подросток, одетый в красивый костюм для верховой езды.
Малышка молча продолжала идти за ним, стараясь не отставать. Даже запыхалась и раскраснелась, потому что брат шел слишком быстро.
– Да что ж ты прицепилась! – воскликнул он, оглянувшись и обнаружив, что она все еще тут. – Я же сказал, что ты со мной не поедешь!
Сестра не обращала внимания на его слова, упрямо преследуя виконта. Но вдруг он так неожиданно остановился, что она чуть со всего маху не столкнулась с ним.
Дело в том, что Армэль с Камило договорились съездить за город, к протекающей чуть в стороне от Мадрида реке Гвадарраме. Александрин хотела поехать с ними, но брат не собирался брать ее с собой, понимая, сколько хлопот она доставит своим присутствием.
– Я тебе не нянька, Александрин! Ты не поедешь с нами, в последний раз говорю.
Девочка по лицу брата поняла, что настаивать нет смысла.
– Что, и эта мелочь с нами просится? Некогда нам с тобой тетешкаться! – засмеялся появившийся откуда-то юный испанец.
Александрин смерила лучшего друга брата испепеляющим взглядом. Когда Армэль и Камило запрыгнули в седла, она топнула ногой и чуть не заплакала. Но тут же придумала, как отомстить.
Камило, который хоть и был сыном кучера, благодаря хорошему отношению к нему графа и дружбе с Армэлем, чувствовал себя в их особняке как дома. Недавно девочка стала свидетельницей того, как в одной из комнат юноша уединился с горничной. Пробравшаяся за штору, пока они, увлеченные друг другом, ничего не видели, девочка стала наблюдать. Камило был рослый, крепкий парнишка года на полтора старше Армэля. Поэтому молоденькие горничные млели от его внимания. И вот, целуясь с очередной пассией, он вдруг повалил ее на кровать и стал поднимать юбки, пытаясь пробраться под них.
– Эй, эй! – вдруг остановила его девушка. – Куда так быстро!
Тогда сыну кучера пришлось отступить. Он и подумать не мог, какую злую шутку этот случай вскоре с ним сыграет.
Александрин понимала, что если расскажет все как есть, это вряд ли кого-то удивит, и Камило точно не накажут. Поэтому выдумала свою версию произошедшего.
Девочка пришла в кабинет отца. Граф писал какое-то письмо. Его лицо было нахмуренным и сосредоточенным. Усевшись на пуфик неподалеку от него, Александрин вздохнула. Наконец отец обратил на нее внимание.
– Что случилось, мадемуазель? Что вы так тяжело вздыхаете?
– Батюшка, знаете, что сделал Камило? Он меня на кровать повалил и пытался под платье рукой залезть, – вдруг выпалила она. – Но я вырвалась.
То, как изменилось лицо графа, по-настоящему напугало девочку. Он поднялся, внимательно глядя на нее. И от этого взгляда ей стало так страшно, что она неожиданно заплакала. Граф трактовал причину ее плача по-своему. Чтобы не пугать ребенка еще больше, он попытался успокоиться, взял девочку на руки и понес к няне. Та тут же принялась утешать малышку. Тем временем Арман бросился в пристройку для челяди, где рассчитывал найти Камило, но ему сказали, что мальчики недавно уехали.
Едва они успели вернуться, как несчастного юношу схватили и куда-то поволокли. Ничего не понимающий Армэль побежал следом, но его грубо оттеснили. Однако виконт не отступал. Он забрался на скамью и в окно увидел ужасное зрелище – его отец избивал друга плетью, применяемой для управления лошадью.
– Нет! Не надо! – со всей мочи кричал Армэль. – Не надо, батюшка! Остановитесь!
Сам же сын кучера только стонал или вскрикивал при особенно сильных ударах.
Вечером, чтобы повидаться с детьми, в особняк приехала графиня де Куси. Увидев дочь плачущей, она стала расспрашивать, что случилось. Александрин рассказала, какую придумала историю, и что теперь отец бьет Камило.
– Такого правда не было? – гладя девочку по голове и вытирая ей слезы, спросила Анна.
– Правда, матушка, никогда-никогда!
Камило уже был без чувств, когда графиня вбежала в пристройку и бросилась к графу. Арман разъярился до безумия. Его белая батистовая сорочка промокла от пота, не смотря на холод. А спина и ягодицы лежавшего на скамье лицом вниз Камило стали багровыми от вспухших рубцов и крови. Вельможа даже не удивился при появлении жены. Лишь когда она, рискуя сама попасть под удар, вдруг схватила его за плечо, притянула к себе и прошептала в ухо «Она все придумала!», так и застыл с занесенной для удара плетью.
Граф приказал принести ужин в кабинет. Графиня думала, что и Армэль не придет, но он явился. Уселся за стол и выпалил, пристально глядя на сестру:
– Лекарь сказал, что у Камило горячка, и он может не дожить до утра.
Александрин вся съежилась под его взглядом. И неожиданно случилось что-то странное – девочка покачнулась, едва не упав с табурета. Графиня вовремя успела подхватить дочь. Та была без чувств.
– Врача, быстро! – закричала Анна.
На руках она перенесла дочь на софу в гостиную.
– Лекаря! Маленькой госпоже худо! – закричал слуга.
Услышав шум, спустился и граф. Врач, как раз бывший в особняке и следивший за состоянием Камило, уже был тут. Пощупав пульс и осмотрев девочку, он произнес:
– С ней все в порядке, она потеряла сознание от сильного волнения, каких-то переживаний. Так бывает, особенно у детей.
Армэль стоял рядом и, нахмурившись, молча слушал. Мать повернулась к нему.
– Она – дитя несмышленое, и не ведает смысла того, что наговорила. Мала она еще, чтоб такое понять. Зачем ты ее мучаешь? – тихо сказала графиня.
И только теперь заметила мужа, наблюдавшего за происходящим. Виконт опустил голову. Александрин открыла глаза. Потянувшись к наклонившейся к ней Анна, она обняла мать за шею, и той пришлось взять девочку на руки, прижать к себе.
– Сокровище мое, как ты меня напугала!
– Армэль плохой, – жалобно сказала девочка.
В своем дневнике, которому посвящала все свои радости и переживания, она спустя годы писала:
«Как же тяжело мне с ним было порой. Он казался мне злым. И это подстегивало меня всячески ему вредить. Иногда я его боялась, а в другие моменты не было для меня лучшего и более близкого друга, чем он».
Франция, провинция Берри, замок Лабранш, в тот же вечер
Наставник девятилетнего виконта Огюста де Лабранша, наконец, убедил мальчика, что пора укладываться спать. Ребенок хоть и желал еще почитать о подвигах древних рыцарей, но будучи послушным и спокойным, не стал спорить – спать, так спать.
– Когда же его сиятельство приедет ко мне еще? – спросил он тихо, ложась в постель.
– Граф написал, что сможет посетить нас лишь в конце октября.
Мальчик печально вздохнул. Как только за господином Бюжо закрылась дверь, Огюст сел на постели и стал смотреть на умирающее пламя свечи. В этот момент вошла служанка, чтобы поставить на стул в углу комнаты кувшин с водой для умывания.
– Ветер шумит и не дает вам уснуть, виконт? – спросила она.
Ветер действительно глухо выл за окном, заставляя подрагивать ставни.
– Да, я не могу уснуть, – пожаловался Огюст.
Пожилая женщина присела рядом, обняла его теплой рукой.
– Я все думаю о ваших родителях… – произнесла она. – Как они могли вас оставить? Если бы мы с моим Жоэлем тогда в молодости поженились, если бы у меня родился ребенок, я бы не смогла с ним расстаться.
– Почему же меня оставили? – спросил виконт, словно добрая женщина могла объяснить ему эту несправедливость.
– Наверное, у вашей матушки были на то веские причины. Граф привез вас сюда, когда вам было всего три месяца. Где вы родились, мы не знали. Как по вам все это время скучает ваша матушка, если она еще жива! А вы должны быть очень благодарны его сиятельству за все!
Мальчик, живший на положении воспитанника, которого приютили из милости, часто думал о своих родителях. Кто они и почему вынуждены были бросить его когда-то? Повзрослев, он поймет, что причиной всего трагизма его положения является то, что он – незаконнорожденный сын…
В одном из писем Армэлю де Куси, с которым у него сложатся поистине братские, доверительные отношения, Огюст однажды напишет:
«Мне хотелось, чтобы граф был рядом чаще. Каждый раз, когда он приезжал, я был безумно счастлив. А когда ему нужно было меня покинуть, я провожал его и, возвращаясь в свою комнату, бросался на постель и заливался слезами. Он был тогда для меня всем. Центром моего мира. Я и подумать не мог, что где-то есть дети, которые видят его каждый день, могут свободно забраться к нему на колени и даже иногда получают от него розог за непослушание. А вы, его дети, скорее всего, не понимали, как счастливы…»
Глава I Виконт де Куси прибывает в Рим
1657 г.
Женщина откинулась на подушки и, наконец, позволила своему телу расслабиться. Служанка, помогавшая при родах, передала младенца кормилице. Девочка… Дочь тут же схватила губками сосок.
– Молодец, здоровая и голодная, – одобрительно покачала головой повитуха.
Рано лишившись матери, Эжени всегда мечтала о детях. Когда у нее появился сын Луи Давид, сердце молодой женщины переполнило доселе неведомое ей чувство материнской любви. И сейчас она с нежностью смотрела на покрытую светлым пушком головку, когда кормилица баюкала ребенка. Ее обожаемая девочка… Муж, граф Леопольд ди Грациани, хотел назвать ребенка, если это будет девочка, Юстина. Но она не была его родной дочерью, поэтому Эжени, уважавшая супруга, но никогда не любившая его, решила ослушаться и дала малышке то имя, которое сама выбрала для нее.
– Анна, – прошептала женщина.
Виконт Армэль Валентин де Куси прибыл в Вечный Город ранним утром 1 августа 1657 года. Ему было 28 лет. Еще в юности выбрав для себя путь служения Богу, он шел по нему уверенно и непреклонно. Однажды даже чуть не погиб, три года проведя в Новой Франции, обращая в католичество индейцев и, в конце концов, подвергшись их пыткам. Но все это уже было в прошлом. Теперь перед ним открывались широчайшие возможности, ведь сам Папа Римский соблаговолил пригласить его, молодого священника, в ученую коллегию при Ватикане. Виконт защитил в Сорбонне диссертацию и теперь был доктором теологии и канонического права. Тому, что Армэля заметили в Ватикане, во многом поспособствовал архиепископ Парижский1.
Но не столько все эти успехи радовали сына графа де Куси, сколько то, что он оказался в Риме. Ведь именно в этом городе живет женщина, являющаяся матерью его сына. Единственная женщина, которую он когда-либо любил.
Виконт с неподдельным интересом и восторгом рассматривал город, его величественные и поражающие своей великолепной архитектурой здания, мощеные улицы, по которым сновали прохожие, проезжали кареты.
На самом деле XVII век принес в Италию не рассвет, а скорее упадок. Страна потеряла свое влияние в мировой политике, церковь богатела, а народ нищал. Слишком велик стал контраст между роскошью, в которой жили священнослужители, и нищетой простого люда. Духовенство здесь обладало богатством и могуществом, которого порой не имели даже светские правители. Влияние церкви и непомерные аппетиты ее служителей способствовали бурному развитию Рима, появлению в городе невероятных по красоте церквей, дворцов, площадей и фонтанов.
В общем, полюбоваться было чем. Но вдруг Армэль увидел колонну заключенных. Их, должно быть, вели на работы. Нередко заключенных привлекали к строительству. Потухшие отрешенные взгляды, исхудавшие тела, источающие зловонный запах… Молодой священник с жалостью и состраданием смотрел на этих людей, чем-то напоминавших ему недавние неприятные моменты его жизни, которые тоже, промелькнув мимо, остались далеко позади.
Неожиданно один из заключенных бросился к нему, схватил за руку, и, целуя тыльную сторону ладони, проговорил:
– Однажды вы взойдете на такую высоту, что сможете мне помочь. Я буду ждать, – прошептал несчастный.
После этого стражник огрел мужчину плетью, заставляя вернуться в строй. Продолжая идти вверх по улице, виконт оглянулся назад, пытаясь удержать в памяти лицо этого заключенного и понять, что значат его слова.
В Ватикане для виконта де Куси были приготовлены апартаменты. Расположившись на кровати, пока слуга распаковывал вещи и как-то обустраивал быт, Армэль думал о том, что обязательно наведет справки об Эжени в ближайшее время.
Нравилось ли ему тут? Пока он сам не мог понять. Это так походило на его поступление в Наваррский коллеж. Воспоминания о коллеже и годах юности постепенно перетекли к тому моменту взросления, который врезается в память на всю жизнь…
Однажды вечером граф с сыном подъехали верхом к какому-то особняку. Их встретила дама лет тридцати пяти, пышнотелая брюнетка. Виконту она показалась довольно красивой и небольшая полнота совсем ее не портила.
– Вот вы какой, виконт, – улыбнулась она.
– Какой? – спросил он.
– Прекрасный.
Да и как мог не понравиться этот невысокий, но широкоплечий юноша, с черными волосами и такими же темными, круто изогнутыми бровями над синими очами.
– Ваше сиятельство, мы ждем вас утром.
– Как, отец, вы меня оставляете?
– Не беспокойтесь, виконт, скучать вам не придется, – сказав это мягко и нежно, словно мурлыча, дама приобняла его за плечи и слегка подтолкнула к лестнице, ведущей на второй этаж.
В комнате, в которой он оказался, царил полумрак. Когда она легонько коснулась его скулы, провела мягкими теплыми пальчиками по лицу, затем спустилась к шее, чуть щекоча кожу, и потом к груди, расстегивая камзол, виконт застыл, не решаясь поверить в происходящее. Он робко взглянул в ее зеленые глаза, и она улыбнулась ему. Когда она целовала его, ее губы дарили юноше немыслимые ощущения. Он и раньше целовался с женщинами, но сейчас, в предвкушении ночи любви, все было иначе. Дальше были первые, неуверенные, немного неумелые движения и ласки… Она поощряла и направляла его, помогая одолеть такую приятную и вместе с тем сложную науку.
А утром, по дороге в замок, виконт прятал смущение за нарочито сосредоточенным видом. Но периодически граф замечал, как взгляд сына затуманивается, а на лице появляется выражение задумчивого блаженства.
«Мальчик сначала стеснялся да скромничал, но потом так разошелся, будто мужчина зрелый! – смеясь, сказала тогда графу дама, имя которой так и осталось для виконта тайной. – А под утро заснул, как дитя».
– Матушке об этом нужно говорить? – когда ехали, неуверенно спросил Армэль, которому неуютно было от того, что отец знает, что между ним и дамой, к которой тот его сам же привез, прошлой ночью происходило.
– Не обязательно, – ответил граф.
Воспоминания Армэля неожиданно прервало появление какого-то человека. Это был довольно высокий, худощавый молодой мужчина. Виконта сразу поразило в нем то, что волосы священника, видневшиеся из-под шапочки, были почти такие же белоснежные, как перо лебедя, а глаза – очень светлые, прозрачно-голубые. Мать и сестра Армэля были блондинками, но все же их волосы имели нежный золотистый цвет, а брови и ресницы отличались более темным оттенком. В отличие от них у вошедшего юноши, казалось, нет ни бровей, ни ресниц.
Виконт поднялся, чтобы встретить незнакомца. Тот сдержанно кивнул, и сухо сказал:
– Добрый день, отец Армэль. Мое имя Василий Божезларж и я направлен к вам, чтобы познакомить вас со здешними порядками. Пока вы не являетесь подданным2, а только гостем, вам нужно соблюдать определенные правила.
Служитель церкви говорил с легким акцентом, и когда он представился, Армэль понял что он поляк.
Как всегда бывает на новом месте, человек быстрее всего сближается с тем, с кем первым знакомится. Так и вышло с Армэлем. Василий был младше него на два года. У них оказались похожие взгляды на религию, похожее отношение к Богу. Хотя Божезларж казался горячему и вспыльчивому виконту странным, поскольку прятал все свои эмоции где-то глубоко внутри, всегда оставаясь холодным и отрешенным.
Оказалось, что Василий хоть и сын польского дворянина, но долгое время жил в Курляндии, в Митау3.
***
– О нет, моя дорогая, – грустно улыбнулась графиня ди Грациани. – Я не из тех женщин, вокруг которых постоянно вьются поклонники. Мне не понять, наверное, никогда, как кому-то удается всегда быть в центре внимания, всегда быть кем-то любимой. Ради меня никто никогда не совершал подвигов и даже не дрался на дуэли.
– Может вас просто никто не любил? – колко проговорила племянница ее супруга, Исабелла Баретти.
– Может быть. Даже, наверное, это так, – невозмутимо сказала Эжени.
Наконец дамы, придерживая шуршащие юбки, вошли в церковь святой Анны. Через несколько дней здесь должен был пройти обряд крещения дочери Эжени де Брионе, герцогини де Руаль, графини ди Грациани.
Пожилой священник отец Басилио стал объяснять женщинам, как будет проходить таинство, во время которого, как считается, ребенок рождается свыше, становится членом Церкви. Он передал графине текст молитвы матери.
– Крестная мать и мать ребенка состоят в духовном родстве навсегда вместе с крестницей, – говорил служитель церкви.
Неожиданно его отвлекли – мальчик-служка сообщил, что пришли из Ватикана. Священник попросил синьор подождать и удалился. Не было его довольно долго. Эжени тем временем прошла к изваянию святой Анны, матери Богородицы, и осенила себя крестным знаменем, рассматривая святую покровительницу дочери. Исабелла куда-то исчезла, должно быть вышла на свежий воздух. Она часто при посещении церкви жаловалась, что от запаха благовоний у нее начинает болеть голова.
Когда в гулком помещении послышались мягкие уверенные шаги, Эжени оглянулась и увидела священника. В руках он держал четки и маленькую библию. Встретившись с ним взглядом, женщина словно в одночасье утонула в синих глазах. Армэль застыл, глубоко пораженный этой встречей. Он надеялся на нее, но не думал, что она будет столь скорой и неожиданной.
Все мысли и чувства графини в этот момент, казалось, унеслись в пустоту. Эжени увидела, что своды потолка церкви, стены, горящие свечи, и стоящий напротив нее мужчина закружились у нее перед глазами. Ей вдруг стало не хватать воздуха. Еще мгновение – и она бы рухнула на пол, если бы ее не подхватили такие родные, сильные руки…
– Что с ней? – взволнованная синьора Баретти подбежала к Армэлю, пытавшемуся привести в чувство Эжени.
Вскоре появились отец Басилио и Василий Божезларж.
– Она лишилась чувств, – ответил Армэль.
Голова графини лежала у него на коленях, и вряд ли кто-то заметил, что молодой священник нежно касается лица женщины.
Эжени не приходила в себя слишком долго. Служка привел доктора, и пока тот осматривал находящуюся в глубоком обмороке молодую женщину, Армэль вышел во двор церкви и, опершись о колонну, задумался.
– Здесь должны пройти крестины Анны, дочери графини, – остановись рядом с ним, произнесла донна Исабелла.
– Дочери? – повторил Армэль.
– Да, графиня недавно разрешилась от бремени. Должно быть, потому и слаба еще.
– Граф, наверное, счастлив, – пробормотал виконт.
– Что вы, отец,– усмехнулась синьора Баретти. – Он, конечно, признал девочку своей и дал ей фамилию, но на самом деле графиня ди Грациани, тогда еще носившая титул герцогини де Руаль, прикатила из Франции уже брюхатая.
Священник перевел взгляд на итальянку, но та, не замечая его нервозности, продолжала злословить:
– У нее еще и сын есть, хотя замужем не была. Блудница! Если бы дядюшка не был таким своевольным и слушал родню, то никто бы ему не позволил жениться. Но он слишком влиятельный, слишком богатый и слишком влюбленный дурак.
В этот момент появился Божезларж и, тронув Армэля за плечо, сказал, что им пора идти. Виконт, оглянувшись на церковь, будто ожидая увидеть свою возлюбленную, склонил голову, и пошел за Василием. Но потом вдруг остановился и, посмотрев на Исабеллу, спросил, на какой день назначены крестины дочери графини ди Грациани. Синьора Баретти назвала дату.
Придя в себя, Эжени ни словом не обмолвилась, что знакома с тем священником, красоту которого по пути назад всю дорогу воспевала Исабелла.
– Надо же! Очень жаль, что католические священники должны соблюдать целибат! Пропадает такая хорошая наследственность! – сокрушалась донна Баретти.
Слушая ее, и при этом улыбаясь, Эжени молчала. Она не хотела, чтобы кто-либо, а уж тем более племянница ее мужа, знал о чувствах графини к Армэлю. Более того, это могло бы помешать ей, замужней синьоре, встречаться с виконтом…
