Екатерина Роднина
Заповедник
Экологическая проза
16+
2024
От автора
Идея книги зародилась, когда я заканчивала обучение в университете по экологическому направлению и вот-вот должна была получить диплом о втором высшем образовании. Тема исследования рождала множество мыслей, которые не укладывались в стилистические правила написания научной работы. Это послужило поводом вести дневник, а в дальнейшем написанию экологической прозы.
Полевые практики, волонтерская деятельность, первый опыт работы в заповеднике и увлечение походами позволили накопить знания и впечатления о природе России. Знания черпались и от знакомств с людьми, деятельность которых связана с охраной природы и изучением ее. Эти люди воплощены в героях произведения, их образе жизни, отношении к природе, стойкости и воли к борьбе. Это люди прошлого и настоящего.
Другие же образы молодого поколения – это не нашедшие еще своего предназначения, но уже вставшие на путь борьбы за свои идеалы, люди, находящиеся во власти эмоций, впечатлений, люди, знакомые нам.
События развернутся в крае со знакомой природой, той, что оказала решающее влияние на мой жизненный путь, выбор сферы интересов и область деятельности. Рукопись – это способ передать любовь к родным местам, которые при всей своей напряженной обстановке таят бурную таежную жизнь со всеми ее красотами, звучанием и опасностью. Главная идея: показать уязвимость русской тайги, влияние на нее человека и тайги на человека.
Книга не несёт исторической достоверности, она затрагивает проблемы охраны природы, с которыми сталкивалась и сталкивается наша страна, и тему того, как природа видоизменяется.
С наилучшими пожеланиями, автор!
Часть первая
«На то и молодость дана, чтобы быть кипучей,
активной, жизнеутверждающей»
М. Шолохов
март 1964 г.
Мелко накрапывающий дождь увлажнил и без того сырой воздух города. Дождь остался бы незаметным, но промозглый северо-западный ветер заставил жителей раскрыть зонты. Семнадцатилетняя школьница, наморщив под капюшоном дождевика лицо, стремительно шагала вдоль Васильевского острова, игнорируя присыпанные жухлой листвой лужи. Она была погружена в мысли о том, как бы поскорее окончить школу, съехать от мамы, стать независимой. С того момента как Надя перешла в одиннадцатый класс, не было и дня, чтобы мама не напоминала ей о подготовительных курсах для сдачи экзаменов, выборе университета. Утро за завтраком не стало исключением: Елена Михайловна была особенно воинственна и поторапливала дочь взять себя в руки и начать что-то делать, а Надя в свойственной ей манере держала оборону. Речи о выборе профессии не было: Елена Михайловна давно уже все придумала – «Бухгалтерский учет, анализ и аудит», тем более есть знакомые, готовые взять шефство.
Снова и снова Надя прокручивала разговор и варианты того, как надо было ответить, чтобы у мамы не нашлось аргументов на возражения, чтобы мама сдалась. Что ни идея, то поражение оппонента, и почему хорошие идеи приходят только после битвы? План мамы совершенно не соответствовал желаниям Нади. Зачем торопиться с поступлением в ВУЗ, зачем в самый расцвет жизни загонять себя в рамки, когда весь мир открыт для знакомств? Яркий мир Европы, современный, модный и с вечно улыбающимися людьми. Зачем весь этот мученический выбор кем стать, кем работать? «Молодость дана, чтобы быть беззаботной, радоваться жизни. Родителей это так злит, что они готовы вывернуться наизнанку, но засунуть куда-нибудь свое чадо. Это все зависть из-за того, что они не так свободны. Обижены за свою испорченную молодость? Забыли, как быть счастливыми вследствие лоботомии? Принцип жизни всех взрослых: забрали мои молодые годы – так пусть их не будет ни у кого», – размышляла Надя. – «Я хочу иметь право голоса, право выбирать, право идти своей неизведанной дорогой. Почему я должна делать то, что мне не нравится?».
Мимо ползли тени, задумчивые и сутулые. Никому не было дела друг до друга, и, лишь столкнувшись на углу дома, один из прохожих с наигранной улыбкой извинился, а затем продолжил путь с прежней хмуростью. На мгновение Надя переключила недовольство на незнакомца, но вездесущая мама вновь влезла в голову.
Правда в словах мамы была: денег на оплату обучения у Озеровых не было, а проходные баллы в университеты Петербурга при успеваемости Нади казались недосягаемыми, но эти мысли Надя быстро выбрасывала из головы, все как-нибудь решится, до этого момента еще как до луны пешком, можно не спешить.
***
Школьный вестибюль был заполнен визжащими детьми, топотом и шуршанием пакетов. Пробравшись через столпотворение в гардероб, сбросив мокрую одежду и переобувшись, Надя отправилась на второй этаж. Шум оборвался, как только она зашла в класс и закрыла за собой дверь. Как обычно, одноклассники кучковались по углам. Игнорируя окружающих, она прошла к парте, громко кинула на нее портфель и жестко села на стул.
– Привет. Ты чего? – спросила лучшая подруга Аня.
– Привет. Да мама достала. Опять заладила, – начала Надя и следующую фразу проговорила, кривляясь, как Баба-Яга, – на курсы планируешь записываться, учебу подтягивать или ждешь, когда тебе все на блюде принесут. Даже позавтракать нормально не дала.
– А ты чего?
– Сказала, что еще полно времени, – ответила Надя и, закинув на парту локти, подперев подбородок ладонями, согнулась верблюдом. Аня, как обычно, слушала подругу, пытаясь разделить ее заботы. Ее родители были не столь заинтересованными и строгими, на идеи Ани чаще говорили: «Пробуй», «Ну и здорово», «Ну и плюнь на это». Надина же мама пробуждала желание жить с оглядкой на то, что кто-то может направить, подсказать, как стоит поступить. Приходя в гости, Аня внимательно слушала, что Елена Михайловна говорит, а на взбрыки подруги сочувствующе кивала.
– Есть ли вообще кто-нибудь в нашем классе, кто знает, куда будет поступать? – не унималась Надя.
– Валерка Скрепов.
– Ну с ним-то понятно, у него в семье одни врачи, а остальные?
– Для начала надо экзамены сдать.
– Господи-и-и, когда это все закончится? – спрашивала Надя, не ожидая от кого-либо ответа.
Вдруг из-за спины раздался мужской голос:
– Девчонки, мы после уроков в садик идем, пойдете? – бодро спросил русоволосый парень, вальяжно качающийся на двух ножках стула.
– Пойдешь? – спросила Аня, посмотрев на подругу.
– Хоть в ад, – ответила Надя, – лишь бы не домой.
Круг друзей Нади был небольшим: Аня, Коля да Лешка, с которыми жили по соседству. Их знакомство произошло незадолго до поступления Нади в первый класс. В июле 1986 года она с мамой переехала к бабушке Любе. Бабушка тогда сказала, что втроем будет полегче пережить трагедию с папой, которая произошла на Украине. Вечерами они часто на кухне это обсуждали, мама плакала, винила папу за безрассудство и упрямство. Когда Надя перешла в старшие классы, мама часто стала говорить, что характер у нее весь в отца, все делает, не думая о последствиях.
В день первой встречи с будущими друзьями бабушка сделала Наде подарок – плиссированную юбку. Черный подол практически волочился по земле, а бабушка тогда сказала: «На вырост». О таких юбках мечтали все девочки. Хотелось рассказать всему свету о подарке, и спустя пару минут Надя уже стояла у песочницы, где играла пара мальчишек. Дети строили замок, а вокруг него – спиралевидную дорогу, по которой уже мчалось несколько машин.
– Привет. Меня зовут Надя, – радостно представилась она. – А что вы делаете?
Обеими руками она держала подол платья, как Анжелика из любимого фильма мамы, и слегка крутилась то влево, то вправо.
– Привет, – без энтузиазма поздоровались мальчики, не поднимая глаз.
– Вжи-и-у-у. А-а-а, друг помоги, я не могу вылезти, а-а-а. Сейчас взорвусь. Пш-ш-ш.
Светловолосый мальчик с синей машинкой поспешил к другу, издавая звуки скорости.
– А мне бабушка юбку купила, – смущаясь, произнесла Надя. Но никто не отреагировал. – Смотрите, – просила девочка, продолжая слегка вилять юбкой.
– Нам неинтересны какие-то там юбки, мы же мальчишки, – кукольным голосом ответил один из ребят. «Какие-то», – надулась Надя и, подняв с земли камень, бросила его в песок, чтобы привлечь внимание.
– Дура. Ты что наделала? – выпучив глаза, крикнул мальчик с красной машинкой, а затем вскочил и толкнул Надю, она приземлилась на ягодицы, а мальчик вернулся в песочницу, чтобы восстанавливать дорогу. Сидя на земле, первые секунды Надя злилась, а затем заплакала. Новая юбка, которой она так радовалась, испачкалась.
– Я хотела показать юбку, – сквозь слезы произнесла Надя, встав, стала отряхивать ценность, на которую капали слезы.
– Отстань со своей дурацкой юбкой, – ответил мальчик.
– Это ты дурацкий, – ответила подошедшая к Наде рыжеволосая девочка. Надя стояла, вытирая слезы и размазывая грязь по лицу. – Леша, я все твоей маме расскажу, что ты девочек бьешь.
– Ябеда.
– Сам такой. Все мальчишки дураки, – ответила девочка и, посмотрев на Лешку, показала язык.
– Сейчас как дам, – замахнулся он, сидя в песочнице.
– Я тете Ире расскажу.
– Ну и иди. – И тут же переключился на друга Кольку.
– Все мальчишки злые. Пошли лучше на качели. – Кивнув, Надя пошла вслед за девочкой, подтягивая юбку повыше. – Я Аня, а как тебя звать?
Впервые за несколько недель в класс заглянул солнечный свет, пробившийся сквозь пепельную дымку. На первых рядах парт лучи слабо отражали рисунок тюли. Подперев ладонью подбородок, ученица со второй парты не сводила полусонных глаз с окна. Природа проснулась, будто встречая весну, и стремилась воспользоваться подарком. Птичий гомон не смолкал, возня пернатых увлекла ученицу, отчего учителю пришлось повторить:
– Надя Озерова?! – повысив тон, обратился к ней учитель.
Надя вздрогнула.
– Прошу к доске, третий пример из домашнего задания.
Надя замешкалась.
– А можно кто-нибудь другой?
– Вы делали домашнее задание?
– Делала.
– Значит, к доске.
– Можно потом? – просила ученица в надежде успеть подглядеть пример у подруги.
– Нет, не можно. Фадеев, к доске. А ты, – вновь обратилась учительница к Наде, – тетрадь с решенными примерами покажи.
– Я тетрадь дома забыла.
– А голову ты не забыла?
Кабинет заполнился хихиканьем.
– Как видите, при мне, – фыркнула Надя.
– Озерова, с таким отношением тебе в жизни придется сложно, – произнесла педагог, склоняясь над журналом.
– А Вам-то что до моей жизни? – дерзила ученица.
– Нет, вы посмотрите на нее, – бросив ручку на стол, громко произнесла учительница. – К доске отказалась выходить, тетради с собой нет, еще и огрызается. Еще слово, и пойдешь за дверь. Я ясно объясняю?
Надя молча отвела взгляд в сторону, пытаясь выглядеть надменно.
– Я к тебе обратилась. Я ясно объяснила?
– Ясно, – нехотя ответила Надя. Аня старалась поддержать подругу, используя самые заезженные фразы вроде «не обращай внимание», «не переживай», ничего, кроме раздражения, Надя от такой поддержки не испытывала.
После уроков одноклассники собрались в беседке на сырой площадке заброшенного детского сада. Задорно обсуждали выходку Нади на уроке, щелкали семечки и сбрасывали шелуху под ноги. После завели неприятную для всех тему. Каждого беспокоил вопрос поступления: кого-то «лишь бы», кого-то «надо бы». Родители Коли стремились определить сына в военно-морское училище, отец был принципиальным. «Училище сделает из тебя мужчину». Лешка готовился к армии, друзья сочувствовали, а он хладнокровно отвечал: «Да пофиг».
В свободное от нравоучений и учебы время ребята играли в фишки, карты, либо слонялись по микрорайону. Последнее времяпрепровождение переставало приносить радость, хоть они и не признавались друг другу, но ощущали, что время беззаботной жизни подходило к концу, все усложнялось, спрос за поступки возрастал, это пугало. Контроля над ситуацией не было, как и выбора: все, что делалось происходило по наводке родителей. Переживать проблемы, находясь в одной связке, казалось проще: создавалась иллюзия, что обсуждения и громкие фразы «Да я вообще…», «Сам решу…» помогут что-то изменить.
***
Весной школу наводнили представители вузов, агитирующие учеников поступать именно к ним. «Им только вундеркиндов подавай», – злилась Надя, слушая выступающих. Рассказывали, почему стоит поступать именно к ним, а потом раздавали буклеты.
Стопка, лежащая на краю парты, вызывала растерянность: десятки вузов и еще больше вариантов профессий. «Да откуда я знаю, на кого идти?» – думала Надя.
– Пошли вечером на гаражи, – предложила она Ане. – Не хочу идти домой: если мама это увидит, плешь проест.
– Давай только сначала купим что-нибудь поесть? Парней позовем? – спросила Аня.
– Леш, – слегка повернувшись, Надя стала звать друга с пятой парты.
– Что? – полушёпотом отозвался тот. Взяв в руки скомканный клочок бумаги, Надя кинула. Клочок, как назло, не долетел.
– Передай Леше, – попросила она соседку с четвертой парты, под ноги которой упал сверток. Недовольно цыкнув из-за того, что ей мешают слушать выступающих, ученица подняла бумагу и передала на заднюю парту.
– Надь, – позвал Леша после того, как прочел записку. Она обернулась. – Пошли.
После уроков, встретившись в раздевалке, отправились гулять.
Излюбленным местом подростков были крыши гаражного кооператива «Маяк», расположенного недалеко от школы. С тех пор как ребята перешли в старшую школу, это место стало их убежищем от проблем. Но и это место им приходилось завоевывать. В первый год владельцы активно гоняли шумных подростков, оставляющих после себя мусор. Когда их выгоняли с одной крыши, они переходили к другой, пока не добрались до гаража Семена Гавриловича. Мужчина шестидесяти семи лет не стал их прогонять, но предупредил: «Увижу хоть один окурок или плевок, глаз на жопу натяну. Андерстенд?» – произнес Семен Гаврилович, на последнем слове акцентируя звуки на букве Е. Яснее никто не объяснял.
К Семену Гавриловичу часто захаживали местные из кооператива и пытались гонять ребят, но он пресекал на корню, говорил: «Это свои гаврики, на моей крыше сидеть разрешаю. Нечего их шпынять». После этого страх перед кооперативщиками отступил.
Как обычно разбросав сумки и рюкзаки по крыше, сели болтать на привычные темы: кто с кем общается, у кого с кем любовь, кто что мечтает купить и домашние проблемы. Беседа шла живо, весело, и, лишь когда все запасы чипсов были съедены, Аня выложила буклеты.
– Не хочу никого расстраивать, но мы с Надей хотели смотреть специальности, – напомнила она, достав из сумки буклеты. – Кому? – протянув стопку к центру круга, стала предлагать.
– О-о-о, че почем? На кого пойти учиться, чтобы ни фига не делать и много зарабатывать, – веселился Леша.
– На криминального авторитета, – предложил Коля.
– И в каком это вузе такое преподают? – подыгрывал Леша.
– В крестах, – ответил друг. Все рассмеялись.
– Шутник, – ехидно произнесла Надя.
– Народ, ну давайте серьезнее, – произнесла Аня. – Родители проходу не дают, надо что-то выбрать.
– Тебе проходу не дают? – удивилась Надя.
– Ну, не так настойчиво, как твоя мама, но вопросы задают, – ответила Аня, признавая, что фразу преувеличила.
– Мне нет смысла смотреть: батя все решил, – сообщил Коля.
– Как и мне, – ответил Леша.
– С таким подходом-то, конечно. А попытаться слабо? – обратилась к друзьям Надя.
– Смысл? Все равно рано или поздно в армейку загребут. Лучше сразу, чем потом в двадцать три года от девятнадцатилетних сержантов огребать. Отслужу, подам документы в бурсу1 на автомеханика.
Речь Леши звучала, как показалось Наде, уныло, но, кажется, он твердо решил, да и не согласиться с ним не могла, может, он и прав, может, это и верное решение. У него будет время подумать, у нее этого времени нет, решать надо поскорее. Колина ситуация была сложнее, спорить с человеком, бывавшим в горячих точках, было чревато, в этом он однажды убедился. В один из выходных дней, когда ребята засиделись у Ани и он вернулся домой в неположенное время, выпивший отец преподал урок. Если бы не плохо замазанные «Балетом» синяки, никто бы не поверил, что вежливый и обходительный с соседями офицер – тиран, чешет о семью руки.
Глядя на разбросанные буклеты, Надя думала, чего хочет. Есть ли среди всего этого то, что хотя бы в сфере ее интересов. Кое-какие идеи были, но они расходились с личными качествами. Из всех дисциплин, что изучались в школе, ей интересны были история, биология, география, по ним и оценки были хорошо и отлично. Надя решила отталкиваться от этого, может, именно ее интересы помогут найти что-то подходящее. Была идея пойти на ветеринара, животных она любила, но их разрезание, кишки, кровь пугали. Потом думала о юриспруденции, но, смотря на то, как работают телевизионные юристы, понимала, что у нее нет таких ораторских способностей, уверенности и выдержки. Появится ли эта уверенность, талант говорить, она не была уверена, как и ждать того, во что не верилось. Ее кумирами всегда были смелый ученый Алан Грант2 и эксцентричная Джейн Портер3, но их профессии далеки от ее интересов, хотя ради таких запоминающихся приключений хотелось найти чего-то похожего. Одни специальности казались занудными, какие-то – слишком болтливыми, но за кое-что глаз зацепился. Привлекательными были вступительные испытания, которые она смогла бы сдать, правда, специальность была неизвестной, а вуз находился больше чем в ста пятидесяти километрах от дома, на берегу реки Волхов, но имелось общежитие для иногородних и кое-какая стипендия для первокурсников, видимо, чтобы заманить абитуриентов.
В отличие от Нади, Аня соглашалась с советами мамы, самостоятельно лишь хотела выбрать университет, желательно, чтобы они с Надей учились в одном и том же вузе или хотя бы в одном городе. Ей понравился выбор подруги, и они тут же вдохновились идеей переезда, представили, как будут жить в одной комнате, допоздна гулять, покупать модную одежду, косметику.
***
Лето бежало сломя голову, приходилось делать все второпях и хитро. После экзаменов и рассылки документов по нескольким университетам, для отвода глаз, оставалось ждать. К концу лета Надя знала, где будет учиться, и, к несчастью подруг, сентябрь разведет их дороги. Аня останется в городе, ведь ее мама посчитала опасным уезжать из столицы и поступать в неизвестный вуз, а она и уступила, что расстроило Надю. У себя же дома известие о поступлении Надя преподнесла так, что Елена Михайловна была уверена: дочь подала документы в вузы, которые она рекомендовала, на ту самую специальность, что она выбрала, документы-то подала, но не оригиналы. Надя убедительно разыграла небольшой спектакль, гневно сообщила, что подала документы и благодаря ей будет пять лет мучиться, обучаясь по специальности, которая ей неинтересна и по которой никогда не станет работать. И лишь когда вышел официальный приказ о зачислении, практически перед самым отъездом, Надя готовилась сообщить маме правду.
Скандала было не избежать, но в попытках проявить себя как взрослую и умеющую самостоятельно принимать решение, тщательно обдумывала варианты того, что может услышать в противовес. Все складывалось удачно: мама, наконец, поняла дочь выросла, ведь она не побоялась самостоятельно принять решение, она доказала выбор аргументировано и сдержанно. Ее дочь не глупа, она может ей гордиться.
– Ты сошла с ума, куда ты собралась ехать? – резко выпалила Елена Михайловна после того, как услышала о скором отъезде дочери.
– Ты хотела, чтобы я поступила. Я поступила. Какая разница куда?
– Ты бы еще на Чукотку документы отправила. У нас что, мало вузов в городе?
– Еще недавно ты намекала мне, что с моими мозгами нормальный университет мне не светит, я и не стала на них замахиваться, подала документы, где проходной балл ниже, – хоть Надя и была раздражена, разговаривала на повышенных тонах, она все же пыталась объяснить выбор.
– Господи, Надя, что ты за человек, – Елена Михайловна схватилась рукой за лоб и закрыла глаза, – ты слышишь только то, что хочешь, для тебя нет авторитетного мнения, есть только злые взрослые, желающие тебя унизить. Почему ты так яростно пытаешься разрушить свою жизнь?
– Да вы все меня достали, – грубо ответила Надя. Это было адресовано всем, кто когда-либо критиковал ее, – что бы я ни сделала, все не так. Я практически совершеннолетняя и сама могу решать, что и как мне делать.
– Да ты в жизни не жила одна, – упрекнула ее мать, а потом пожалела, подумав, что это ее вина, она не подготовила дочь. – Как ты собираешься жить, на что?
– У меня будет стипендия, на нее и проживу. Если будет надо, устроюсь на работу, – самоуверенно ответила девушка.
– Господи, ну вся в отца: сначала делаешь, потом думаешь, если вообще думаешь.
– Ну и радуйся, скоро и от меня отделаешься.
Услышанное мгновенно омрачило лицо матери, со словами «делай что хочешь» она вышла из кухни.
Об отце они практически никогда не разговаривали. Мама слишком болезненно воспринимала разговоры о нем, злилась, что он уехал помогать кому-то, когда его семья в нем тоже нуждалась. Он был словно тенью из прошлого, которой Надя периодически упрекала маму, зная, как ее это задевает.
Период между сообщением об отъезде и днем отъезда, как назло, тянулся долго. Все время ожидания Елена Михайловна периодически возвращалась к разговору, пыталась образумить дочь, говорила, что в маленьких городах опасно, а вузы, помимо того, что практически неизвестны, так еще и бесперспективны. Говорила, что может поговорить с подругой и устроить ее в вуз в городе, но Надя была упряма. Воодушевленная отъездом, игнорировала любые попытки матери вывести ее на эмоции, больше времени проводила с одноклассниками.
В конце августа Надя паковала сумки. Рассортировала вещи на «взять с собой» и «выбросить», собрала в мусорный мешок остатки памяти об учебе в школе, сняла со стен мечты, отправив их вслед за школьными тетрадями. Ей казалось, что новая жизнь начинается именно с этого – освобождения от привязанностей и сбора самых необходимых вещей. Разбросав по кровати вещи, долго смотрела, что выбрать. Для новой жизни хотелось нового – того, что носят модные ребята: брюки-бананы, комбинезон с оборкой у щиколотки, платье с плечиками, топ с Кейт и Лео, ажурные капроновые колготки. «В школе такие точно не разрешили бы носить, но в университете… Там все будет по-другому. Там я бы надела такие под юбку», – размышляла будущая студентка. И самая заветная мечта – джинсы, но они были дороги, да и мама не соглашалась купить, называя их одеждой для рабочих. Новый гардероб был мечтой. С трельяжа в чемодан отправилось немного косметики, доставшейся от мамы, в основном остатки: тушь для бровей и ресниц в черной коробочке с ярко-оранжевой надписью. Мама умело красила ей глаза, Надя же все еще пыталась приноровиться, раз за разом попадая в глаза, испытывая жгучую боль и бегая промывать. Еще было немного нежно-розового бальзама для губ с ягодным ароматом, круглая коробочка румян и резко пахнущий крем «Балет».
Комната приобрела иной вид. Голые стены, трельяж, почти опустел и учебный стол. На нем осталась лишь небольшая лампа со скрученным проводом, под которой она вечерами делала ненавистные уроки. В шкафу на вешалках и полках еще оставались кое-какие вещи, Надя хотела от них избавиться, но, зная мамин нрав, решила ее не злить и оставить одежду пылиться. «Выбросит сама, когда надоедят», – решила Надя.
Стоя в проеме двери, Надя в последний раз оглядела комнату. На книжной полке остался висеть подаренный бабушкой, потертый алюминиевый крестик с закругленными углами на светлой капроновой веревочке. Надя не верила в силу религиозных символов, но бабушка сказала, что будет верить за двоих, так ей спокойней, зная, что он у внучки. В последний момент, у двери, мама протянула деньги, а Надя, попросив не провожать, взяла.
Выезжала Надя с Витебского вокзала с мыслью: наконец-то взрослая жизнь, без нравоучений, упреков, контроля, правил, теперь она будет решать, как ей жить, чем заниматься и что покупать.