Екатерина Оленева
Красный цветок

Смерив меня непонятным взглядом, Миарон промолчал.

– И что же? – с наивным любопытством спросила я. – Такого противника вы хотите вылепить из меня?

Откинув голову назад, оборотень весело расхохотался:

– Милая моя маленькая куколка, да как тебе такое в голову пришло? Я давно не встречал противников даже среди мужчин, а ты всего лишь женщина. Вернее, станешь ею в будущем.

Стало даже обидно. «Всего лишь женщина!».

– Забудь глупости и перестань воображать невозможное, моя рыжая куколка. Раз уж мы заговорили о тебе, чтобы удовлетворить твоё любопытство, скажу следующее. Большинство детей, обладающих хоть маломальскими магическими способностями, Департамент Магии ставит на учет в том возрасте, когда те ещё пускают слюни и мочатся в штанишки. Если ты до сих пор нигде не засвечена, это будет настоящая удача. Дар у тебя сильный. Вполне достаточный для того, чтобы тобой дорожить. Так что в итоге может быть мы и сработаемся.

Миарон скрестил жилистые руки на груди. Круглые бицепсы даже на вид казались горячими и упругими. А во взгляде сквозила уже неприкрытая жесткая издёвка.

– Благодаря твоей Силе ты будешь самой ценной и самой любимой моей марионеткой. Ну а пока тебе предстоит учиться атаковать и уходить от атаки, читать, плести заклинания, очаровывать, отравлять, соблазнять, карать. Сжигать в жестоком пламени огня и сладком пламени страсти. Словом, учись, дитя! Под моим чутким руководством ты превратишься в очаровательную тварь, равной которой в Эдонии не будет.

***

Веря, что у нас с Миароном установилось взаимопонимание я рассчитывала на его особое расположение. То, что это не так, пришлось понять в ближайшие же недели. И принять, превозмогая горечь и обиду.

На момент моего появления в Доме Теней насчитывалось двадцать пять человек. И все они были мальчиками. Так что я с самого начала стала белой вороной в стае.

Поскольку нашего наставника ни в коей мере не заботила вероятность смертельного исхода в процессе муштры, предложенные им уроки отличались крайне высоким травматизмом и большой вероятностью увечий. Так сейчас, например, предстояло пройти полосу препятствий, длившуюся всего-то ничего – около ста футов. Но путь пролегал через выскакивающие под ноги острые копья, рассекающие воздух молоты, беспрестанно мельтешащие лезвия, ножи и заточенные диски.

Когда подошла моя очередь, мне, как и остальным до меня, завязали глаза, натянули специальные браслеты, дезактивирующие магические способности, сделали внушение, мол, прежде чем двигаться вперед, необходимо обязательно сосредоточиться. Без полного спокойствия невозможно использовать такие преимущества, как слух, гибкость, способность быстро передвигаться и молниеносно принимать решения. После чего втолкнули в комнату для испытаний.

За спиной раздался скрип – тяжелая железная дверь затворилась, отрезая от безопасного мира.

Прислушиваясь к мертвой тишине, обступившей плотным кольцом, я старалась дышать тихо и размеренно. Механизмы могли сработать на любое, пусть даже и самое слабое колебание.

Я прислушивалась, но не могла различить ни звука. От напряжения даже в висках застучало. Глухой кровяной гул в ушах нервировал, лишая необходимого равновесия. Чтобы избавиться от подступающей паники, я торопливо сделала шаг вперёд.

А уже второй шаг пришелся на пустоту – пол разверзся под ногами.

Стремясь удержать тело от падения руки инстинктивно ухватились за пролетающий мимо молот. С силой качнуло назад, затем вперед. Амплитуда движения была такой, что уши заломило от свиста. Плечи от резкого рывка чуть не выдернуло из суставов.

Пока я раскачивалась на импровизированных качелях, туда и сюда, рядом свистели диски и лезвия. В какой-то момент влажные ладони соскользнули, и я сорвалась, при падении больно ударившись об пол. Рядом со звоном вылетали заточенные металлические колья, лишь каким-то чудом я успевала вслепую от них увертываться. Распластавшись по полу, приходилось ползти, перекатываться со спины на живот, чуть ли не кувыркаться пока не наткнулась на стену. Лишь тогда с удивлением и облегчением осознав, что испытание успешно пройдено, а на мне нет даже царапины.

Ноги так тряслись, что далеко не сразу удалось на них подняться. Заскрежетала, поворачиваясь на рычагах, тяжелая каменная плита, позволяющая выйти. Согревающее воздействие света я ощутила даже через тёмную повязку.

– Три минуты сорок секунд, – прозвучал голос Миарона. – Впечатляет. Ты молодец.

Похвала приятно согревала душу, хотя никакой заслуги я за собой не чувствовала. Удачное стечение обстоятельств и только.

Я не видела моего спасителя около месяца и надеялась, что он скажет мне что-нибудь ещё. Все равно что, лишь бы хоть что-то. Но он, равнодушно скользнув по мне взглядом, бросил:

– Ступай, переоденься.

И сделал напарнику знак впускать в Комнату Испытаний следующего ученика.

Или жертву, это как посмотреть.

***

Естественным наукам, чтению и истории меня обучал Хайсин, престарелый зануда-профессор с ученостью первой степени. По моему мнению старик медленно, но неуклонно приближался к роковой черте, за которой начинается буйное царство маразма. Только одно меня радовало – классная комната, в которой проходили занятия, являлась единственным местом, где сидеть разрешалось за столом, а не на полу.

– Итак, юная маэра, – начинал он каждое занятие с этой стандартной формулировки, – успешно ли вы заучили преподанный на прошлом занятии урок?

Его дребезжащий голос заунывно дрожал в сумеречном, полутемном просторе класса, где кроме нас двоих никого не было.

После этого вопроса я принималась излагать информацию:

– Планета Мирьтэн–Лэо состоит из четырех тектонических плит на которых лежат четыре материка. На материках располагаются семь крупных государств: Эдония, Антрэкон, Мэрикон, Эльферсон, Пирия, Гэстронсон и Фиар. Эдония, хранимая Двуликими, отличается благоприятным климатом, богатой флорой и фауной. Она почти целиком находится в умеренных широтах. На большинстве её территорий климат мягкий, с плавным переходом от одного сезона к другому. Эдония контролируется магами Высшей Гильдии, поэтому различные виды нечисти здесь встречаются крайне редко. А вот виды животных, подчас представляющие опасность для человека, исчисляются сотнями.

Храня в душе надежду на то, что престарелого Хайсина утянет в сон, я стремилась к тому, чтобы голос мой звучал как можно невыразительней и монотоннее.

– С Эдониией соседствует Фиар. В Фиаре поддерживают Черную Гильдию, это единственная страна, в которой Тёмная Магия не стоит вне закона, за что это государство в простанародье получило название Тёмных Земель. За Фиаром раскинулся Антрэкон, простирающийся до крайнего севера. Часть Антрэкона пролегает по горам, среди льдин. Антрэкон населяют проклятые народы, поклоняющиеся Злым Богам. Есть предположение, что именно в Антрэконе находится пресловутый портал Семи Врат, открывающий путь в Междумирье, а через него в любую точку Вселенной, в любой Временной поток. По другим источникам, это вовсе не портал, а Врата Инферно, уводящие в Бездну.

– Портал Семи Врат?..

Хайсин спустил очки на нос и бросил на меня высокомерный взгляд поверх выпуклых линз.

– Врата Инферно?!

Всплеснул старик руками.

– Откуда вы только взяли подобную антинаучную ересь? Кто забивает вашу голову невозможной чепухой?

– Миарон Монтрэй, маэстро, – с улыбкой соврала я.

Ни о чём подобном оборотень никогда мне не говорил. Я сама это прочла в какой-то подвернувшей книжке.

Недовольно кашлянув, Хайсин сделал знак продолжать. Оспаривать слова оборотня достопочтенный не решился.

– Это портал, достоверных сведений о котором не имеется, – четко, без заминки, отчеканила я. – Согласно древним манускриптом, он является мощным артефактом, оставшимся на Мирьтэн–Лэо со времен Смещения Времен и Великих Войн, когда в мир впервые проникли те, кто называл себя фейри.

– Ещё и фейри?

Учитель укоризненно покачал головой.

– Скажите, пожалуйста, маэра, что именно вы должны были приготовить к сегодняшнему уроку?

– Общие географические сведения о Мирьтэн–Лэо, – вздохнула я, нервно теребя прядь волос.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, на мой взгляд, в географии и речи не ведётся о старинных артефактах? Верно?

Пришлось согласиться с очевидным.

– Я заговорила о портале Семи Врат потому, что никаких сведений, кроме мифических, о Черных Землях в официальных источниках нет.

– Тогда рассказывайте о других материках. И сделайте милость, пусть они, во имя Двуликих, будут официальными!

– Мэрикон населяют расы людей и, как я уже сказала, оборотней. А также, естественно, полукровки…

– Полукровки, да будет вам известно, это вовсе не естественно! – возмутился педантичный учёный.

– Но они все равно существуют! – раздраженно пожала плечами я. – Продолжу, с вашего позволения? С севера и востока материк омывается двумя океанами, Лирией и Синтэ.

Я сделала паузу, созерцая голографическое трехмерное изображение планеты, с её четырьмя материками и пятью океанами.

– Добрых восходов и закатов тебе, Хайсин, – приветствовал Миарон, неожиданно возникая на пороге и тем самым прерывая нашу весьма скучную, хоть и полезную во всех отношениях, беседу. – Как успехи у нашей ученицы?

– Она усваивает науки.

Учитель развел руки в стороны и его балахон, щедро расцвеченный крупными золотистыми звездами, разошелся, выставляя любопытному взору застиранную нижнюю рубаху с опавшими старомодными кружевами.

– Но в этом, с сожалением должен признать, нет её заслуги. Девушка умна от природы, у юной маэры цепкая память, но вот прилежание…

Указующий костлявый перст устремился в куполообразный потолок, где некогда неизвестный художник безуспешно попытался изобразить ночное небо.

–Прилежание, оставляет желать много лучшего.

– Вижу, вы изучаете географию?

Правильно определил Миарон назначение голограммы, вращающейся в воздухе.

– Девица довольно сносно рассказывала о местоположении материков на планете, – отчитался Хайсин.

– Красный цветок, что такое стихии?

– Источники Силы, задающие направление магии, – ответила я, наслаждаясь тем, что легко могу дать ответ на поставленный вопрос.

– Сколько существует стихий?

Вопросы были даже слишком лёгкими.

– Четыре.

– Перечисли.

– Огонь, вода, земля и воздух.

– Сколько существует направлений в классической магии?

– Тоже четыре: ментальность, природа, жизнь и смерть.

– Какие из них можно использовать, как боевые?

– Все, – уверенно ответила я. – Основой боевого искусства может стать любая из стихий, любое направление. В основе ментальной магии лежит воздействие на мозг, способность накладывать чары и мороки, подавлять волю. Направление Природы учит договариваться или управлять природными духами элементалями. Направление Жизнь включает в себя как ментальные, так и природные способности. При нападении данное направление можно использовать таким образом, чтобы заставить ток крови остановиться; точно так же, как при исцелении его ускоряют, насыщая гормонами, тучными тельцами и гемоглобином. О представителях направления Смерть долго говорить не приходится. Оно в основе своей направлено на уничтожение всего живого. Его адепты могут воскрешать мертвых, общаться с духами усопших, а также умерщвлять нежить практически любого уровня.

Миарон ухмыльнулся:

– Хайсин, вы недаром едите свой хлеб. За пару месяцев вам многому удалось обучить девочку. Я доволен.

– Если бы юная маэра обладала достаточным прилежанием… – начал, было, гундеть Хайсин.

– В Бездну прилежание! – рявкнул на него оборотень к моему удовольствию. – И тебя тоже! Убирайся.

Хайсин поспешно исчез, как ветром сдуло.

– Ты его напугал, – прокомментировала я после того, как с удовольствием понаблюдала затворяющуюся за старым занудой дверь.

– Довольно о нём. Мы ведь давно с тобой не виделись, куколка?

Я бросила на него обиженный взгляд. Как будто в том, что он меня игнорировал есть моя вина?

– Хватит дуть губы. Тебе это не к лицу. Сегодня мне припало желание выйти в свет, и я подумал, почему бы не совместить приятное и полезное? Для тебя найдётся работа, милая, – промурлыкал Миарон, приподнимая пальцами мой подбородок и заглядывая мне в глаза. – Посмотрим, так ли хороша ты окажешься на практике, как сильна в теории?

– А просто так, без всяких практик и теорий вы обо мне вспомнить не могли?

– Что?.. – обернулся он, так как уже направился к дверям. – О! Да ты, никак, скучала по мне, моя дорогая? Извини, было много дел. И да, привыкай, обычно я никогда ничего не делаю просто так. И тебе не советую. Развлечения можно прекрасно сочетать с делом, так же, как боль с удовольствием. Увидимся вечером.

Не прошло и двух часов после этого разговора, как мы отправились в путь.

Миарон выглядел весьма импозантно в белом костюме, расшитым серебряными витыми нитями. Широкополая шляпа с пышным пером почти полностью скрывала его кошачье треугольное лицо в густой тени.

Бело-голубой свет первой из лун обратил город в чудесную сказку. Проезжали мы вовсе не по кварталам бедноты, и даже не по районам мещан. Вокруг кружились особняки, жилища потомственных аристократов, отражающие их суть: сдержанное высокомерие, веками копившуюся спесь. Дома, походили на ожившие видения, на грезы, на причудливые фантазии, на спустившиеся с небес облака, сумевшие с легкой руки волшебника принять каменную форму. Особняки сторожили сады, где, несмотря на ранние морозы, продолжали цвести экзотические невиданные цветы. Праздничная иллюминация освещала, а местами подсвечивала чудеса человеческой архитектуры, труды магов, стоившие баснословные суммы, с получением которых, – увы! – у богачей проблем не возникало.

Мы направлялись в «Опера Феери», туда, где собиралось изысканное элитарное высшее общество Эдонии, его сливки – маги, аристократы, представители правящей верхушки, их строгие элегантные жены и яркие, как тропические птицы, блестящие любовницы.

– Ты должна вести себя так, чтобы сойти здесь за свою, – в последний раз проинструктировал меня хозяин. – Надень маску.

Я вздрогнула, когда его прохладные белые пальцы случайно задели мою щеку, когда он помогал мне справиться с завязками.

Площадь перед зданием заполнилась людьми, прогуливающимися в ожидании начала представления. Сияя искусственным светом волшебных фонарей, огнями канделябров, подъездная площадка напоминала расцвеченную игрушку. Свет преломлялся в многочисленных драгоценностях на лебяжьих женских шеях, в бокалах с алым вином или шампанским; сиял и дробился в фонтанных струях. Такого количества нарядных женщин и красивых мужчин я не видела никогда в жизни.

Чинно расположившись в креслах одной из лож, обитых дорогим гасуэльским бархатом, я жадно впитывала в себя атмосферу роскоши, думая о том, что хотела бы остаться тут навсегда, иметь законное право наслаждаться преимуществами и удовольствиями, доступ к которым открывали высокое рождение или материальное благосостояние. Но память, в редкие моменты, когда давала о себе знать, порождала совершенно иные образы: мусорные кучи, облезлую кошку, с которой я делилась жалкими останками скудного ужина, некрасивые лица детей, швыряющих в меня камнями, мужские фигуры, от которых отвратительно несло перегаром.

Верхний свет погасили. Световой круг выплыл на середину сцены, и туда же потащился сладкоголосый тенор, исполняющий партию главного героя. Артист изображал мага-страдальца, одержимого злым духом. Что-то невразумительно тянул на бесконечно высокой ноте о вечной любви, преданной им за минутную слабость, скулил снова и снова, переходя из одной сцены в другую. Действие ещё не успело дойти до середины, а я уже изнывала от скуки. Моя прямая, незатейливая натура не способна воспринимать изысканно-витиеватую аристократическую мораль, приторную эстетику, воплощенную в мелодичную сетку. Пусть гремят барабаны, звенят дикие бубны, задавая динамичный жесткий ритм. Пусть аккомпанемент ревет, неистово, вызывающе, дико, захлебываясь во все убыстряющемся темпе. Я буду счастлива. Но сложные восходящие и нисходящие рулады, замысловато построенные музыкальные фразы, переплетенные главные с побочными, партии, все время заходящие на коду – будь они вовеки неладны! Они усыпляют, уничтожают, заставляют голову болеть во всех местах сразу, предавая душу глубокому унынию.

Потирая ноющий висок, я процедила сквозь зубы:

– Двуликие! Долго ещё он будет выть?

Миарон стрельнул в меня изумленным взглядом:

– Выть?.. Тебе не нравится?

– Чему же тут нравится? – искренне удивилась я. – Визжит, как кошка, которой хвост прищемили.

– Ты просто деревенщина, – с возмущением фыркнул оборотень. – Как можно так отзываться об одном из лучших в мире теноров? О мужчине, от которого даже опытные женщины готовы млеть днями и ночами напролёт?

– Такую выдержку им, видно, опыт-то и даёт. Ладно, потерплю. Куда деваться?

Пытка длилась.

По ходу пьесы герой пьянствовал, совращал женщин и мужчин, дрался с друзьями, убил отца, подставил брата, в кульминационной сцене отравил любимую невесту, в финале зарезал нелюбимую любовницу.

Зал внимал, не шелохнувшись, а меня отчаянно тянуло в сон.

Наконец герой скончался под неистовый взрыв оваций. Перед смертью, в бесконечной арии, длящейся никак не меньше четверти часа, утверждалась мысль о том, что себя нужно принимать со всеми, пусть даже тёмными, сторонами души. Против самого постулата я ничего не имела, вот только изложить его следовало бы короче.

«Браво!!!», – неслось со всех сторон.

– Он неподражаем, – экзальтированно заявил Миарон, тоже рукоплеща. – После такого представления в него влюбится весь зал, без исключения, и мужчины, и женщины. Перед ним совершенно невозможно устоять.

Казалось, он вообще забыл, для чего мы сюда пришли.

Надо же? Садист, торгаш, эстет – и всё в одном лице. Какие ещё сюрпризы таятся в этом странном существе?

Актеры раскланивались, зрительный зал устраивал бурные овации, но словно облако наползло на сцену. Я очутилась совсем в другом месте.

Дети стояли перед полотном, густо измазанном яркими красками. Женщина в чёрно-белом одеянии, служительница ордена Вечной Жизни, объясняла, что на полотне изображена Светлая Богиня, подательница благодати.

Один за другим дети становились на указанное сестрой место и их восхищенные возгласы свидетельствовали о том, что из хаотичного сплетения красочных пятен им удавалось вычленить божественный силуэт.

Богиню увидели все. Кроме меня. Сколько я не смотрела, до рези в глазах, до головной боли, до дурноты – яркие мазки оставались беспорядочными мазками. И только.

– Смотри внимательнее, Одиффэ. Разве не видишь – вот же она! Как можно не видеть?

– Ничего не видит, потому что она грязное отродье Слепого Ткача, – выкрикнул кто-то из зловредных мальчишек.

Ненавижу чувствовать себя исключенной. Ненавижу! Стоя среди толпы, накрытой бешеным восторгом, среди горящих глаз и разгоряченных тел, я чувствовала себя такой одинокой в этом море лиц. Совсем как в том далеком детстве, ускользающем из моей памяти, когда все, кроме меня, узрели Богиню, подающую благодать, а я тупо уперлась носом в глухую стену. И никак мне не понять, в чем секрет.

Не дожидаясь, пока смолкнут овации, накинув плащ, я покинула ложу в состоянии крайнего раздражения.

«Смотри внимательнее, Одиффэ, вот же она!».

Одиффэ?..

Голова закружилась. Я остановилась, судорожно вцепившись в перила.

Одиффэ… Одиффэ Сирэнно…

Неужели я вспомнила собственное имя?! О, благодарю тебя, Благая Богиня, которую мне так и не случилось разглядеть!

Двери распахнулись, и толпа хлынула, стекая по лестнице. Гомон голосов, сухой звук стучащих каблуков заполнили пространство. Стало совершенно неважным, кем я была в прошлом. Важно выполнить то, зачем пришли. Сдать Миарону экзамен, не ударив в грязь лицом.

У меня всё должно получиться идеально, если я не хочу в очередной раз наткнуться на насмешливо-снисходительное презрение во взгляде оборотня. Единственная женщина в его мужском мире я должна была стать сильнее всех если хотела, чтобы меня воспринимали всерьёз.

Лицо мужчины средних лет из толпы удалось выхватить сразу. Рядом с ним вышагивала привлекательная брюнетка в лиловом платье, одной рукой опираясь на спутника, а второй скользя по витым, кованым перилам. Толпа была настолько плотной, что люди, как солдаты в строю, спускались вниз плечом к плечу.

Сердце застучало в ускоренном ритме. Рука крепче сжала кинжал, спрятанный в длинном рукаве.

Расправив складки пышного капюшона из легкой газовой материи, покрывающей голову наподобие шлема, я нырнула в людскую гущу. Оказаться рядом с намеченной жертвой, направить в сердце сталь и Силу оказалось несложно. Остро заточенный клинок нашел сердце. Быстро свернувшаяся в сгустки под действием исходящего от руки жара, кровь закрыла рану, как тампоном.

Уже через мгновение людской поток увлек меня в сторону, а спутница убитого не сразу поняла, отчего он остановился, охнув.

Раздались крики, послышался пронзительный визг.

– Что происходит? – продребезжал чей-то голос в толпе.

– Кому-то стало плохо. Немудрено. Здесь так душно! – прозвучало в ответ.

Миарона я дожидалась в карете. Оборотень не заставил себя долго ждать.

– Трогай, – велел он вознице. – Сработанно чисто, – это прозвучало уже для меня. – Потребовалось время, чтобы дурачье сумело понять, что с Дариньоном приключился отнюдь не сердечный приступ, – посмеиваясь в пышные фестоны кружевного шейного платка, произнес оборотень. – Ты умница, Красный Цветок. Я доволен.

– Мне кажется, я вспомнила своё имя, – прошептала я, поднимая на него глаза.

– Правда? – улыбнулся Миарон. – Это здорово. Сегодня удачный день, куколка.

Улыбка у него была равнодушной, дежурной. Миарон даже не пытался выглядеть заинтересованным. Ему было всё равно, кто я и как меня зовут, главное, что свою функцию я выполнила успешно, согласно его плану.

Я вновь опустила голову. В носу щипало, глаза наполнились влагой. Полученная похвала не радовала.

***

На следующее утро Миарон предупредил:

– Полагаю, ты готова стать Тенью и служить мне. Сегодня вечером сможешь это доказать.

Сердце моё забилось от гордости.

Ближе к десяти часам принесли чёрную одежду, обливающую тело с головы до ног как вторая кожа. Фигуры, одетые в точно такие же наряды, жестом приказали следовать за собой, как только я успела облачиться в мрачное, вызывающее одеяние.

Меня привели в уже знакомый зал с изображением Хантр-Руама и Литуэлли на круглой боевой арене. По обе стороны статуи молчаливо застыло с полсотни таких же как я чёрных фигур.

Миарон возлежал на обтянутых алым атласом подушках, раскинутых на небольшом возвышении.

Когда он заговорил, его низкий грудной голос легко заполнил собой гулкое, рождающее эхо, пространство:

– Сегодня я представляю вам шанс развлечь меня. У меня этакий душевный зуд, можете назвать его капризом: хочу видеть хорошую драку, в которой противник зубами отрывает уши противнику. В вашей партии шестьдесят человек в то время как мне нужно не больше пяти боеспособных новобранцев. С самого начала я честно предупреждал вас, что в Дом Теней ведет много дорог, но выйти можно только одним путем – впёред ногами. Что-то подсказывает мне, что желающих пойти добровольно на тот берег Вечной Реки среди вас нет? Что ж? Тогда деритесь. Деритесь, как демоны или боги. Деритесь, как умеете. Деритесь за свою жизнь. Используйте приемы, которым обучали вас здесь или где-то ещё. Если честно, мне наплевать, что вы станете делать и безразлично, кто из вас выживет. Да, скажу напоследок кое-что ещё. Настоящий воин всегда помнит, что бой – это не танец, рассчитанный на зрителя или аплодисменты. Бой это проще, азартнее, страшнее. Суть боя проста. Нужно выжить и для этого уничтожить противника. Обнажить сталь! Вы больше не товарищи и не братья. Вы – враги! А врага нужно уничтожить. Убить! Да придет Светлая Ярость!

Я не верила тому, что слышала. В глубине души я всё ещё надеялась, что это какая-то дурная шутка, игра, пусть и жестокая, но не всерьёз. Не может же тот, кто спас мне жизнь, кормил, поил, обучал целых полгода без колебаний рисковать моим существованием, ставить на грань выживания?

Я была наивна. Двуликие! Как же я была наивна! Но в юные годы быть наивным, доверчивым и любящим, как глупый щенок, естественно.

Я верю, что монстры рождаются на свет тогда, когда все лучшие побеги человеческой души вырываются, словно сорняк. Спустя многие годы, до сих пор, даже став тем, кто я есть, в глубине души я верю, что до той ночи на кровавой арене я не так уж и сильно отличалась от людей. До той ночи я была просто ребёнком, потерянным и желающим угодить тому, кого считала своим спасителем.

Я вошла на арену человеком, но покинула её демоном.

Я даже ни испытывала ярости поначалу. Просто отбивалась. Ярость – сестра страха и отчаяния. Ярость помогает выжить порой в безвыходной ситуации, когда даже надежда сворачивает свои радужные крылья.

То, что происходило тогда на арене, было ужасно. Молчаливая, беспощадная борьба: клинки, кинжалы, стилеты, голые окровавленные руки, смертоносные выпады, отходы, новые выпады. Сталь свистела и – нет, не визжала – пела, входя в плоть. Кто-то падал. Кто-то продолжал драться.

Поначалу смерть вызывала ужас, а кровь – вполне понятное отвращение. Но потом стало происходить что-то совершенно невероятное, непонятное, неожиданное. Чужая боль начала пьянить как вино, поднимать над землёй, словно крылья. Чужая ярость и чужая смерть дарили непередаваемую остроту ощущений. Никогда в своей жизни я не принимала дурманящих средств, но думаю, что те, кто грешил этим, испытывали нечто подобное: экстаз, радость, бешеный прилив энергии. Я буквально чувствовала уходящую жизнь на вкус и этот вкус мне нравился безумно, неописуемо! В то мгновение все Тени виделись сильными, смертоносными, прекрасными и желанными.

Ножи свистели. Я едва успевала уходить в сторону, скользить на ту сторону мира, где люди двигались медленнее, кинжалы перемещались со скоростью улитки, будто рассекали не воздух, а кусок теста. Но даже там, в замедленном режиме, клинков было много. Слишком много. Все не успеть отвести. И тогда вокруг плотной стеной вырос огонь. Он разбегался в стороны, словно круги по воде. При соприкосновении с ним железо легко плавилось и шипело, стекая на пол, оставляя после себя чёрные пятна.

Стоя в эпицентре огромной ветровой воронки, я чувствовала, как замерзаю. Холод рвал тело на части, в то время как по сторонам разбегался не лёд, а пламя.

Один огненный вал. Второй. Третий!

Огонь уничтожали все: сталь плавилась, плоть обугливалась.

Никто уже не дрался между собой. Все сплотились против единого врага – меня. Кое-кто делал попытки отступать, но проснувшийся во мне демон был неутолим и беспощаден. Перешагнув очерченный огнем рубеж, ловко выхватив оружие у нападающего, я воспользовалась им в рукопашной, слишком окрыленная силой, чтобы думать о последствиях. Сталь упоенно вошла в тело. Горячая жидкость потекла по отливающему синевой острию, коснулась моих пальцев и, зашипев, исчезла. Поры жадно впитали её в себя. Струи, реки чужой крови устремлялись к рукам, наполняя меня Силой.

Круглая, как арена, площадь, полыхала яркими языками пламени. Волна безумия отступала.

Вослед ей приходило осознание содеянного. Холод. Пустота.

Миарон стоял, скрестив руки на груди и глядел на меня непроницаемым взглядом. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Но почему у меня было такое чувство, что он прячет он меня свои мысли и чувства, полные вовсе не одобрения?

Пламя плясало между нами, яркое, опасное, отбрасывая золотистые блики на наши лица.

– Я выиграла, – сказала я, вскинул голову, почти с вызовом глядя ему в лицо.

– Я вижу, – кивнул он, ухмыльнувшись, но лишь одними губами.

Раздался зловещий скрип. То потайная пружина привела в действие скрытый механизм, поднимая решётки у клеток, которых раньше я даже не замечала. На арену одна за другой заскользили гибкие черные кошки – пантеры.

Дикие кошки подошли к тем телам, которые не были обращены мной в пепел. Они принялись пожирать их, вонзая свои синие когти, разрывая мясо, сухожилия, отрывая кровавые куски мяса с глухим довольным урчанием.

Одна из хищниц, припав к земле, сверкнула на меня глазами. Я сжалась в комок. Странно, но мысль о той силе, которая только помогла мне расправиться чуть ли не с полусотней мальчишек, даже не пришла мне в голову.

Но руки Миарон обняли со спины, защищая:

– Не бойся, тебя они не тронут. Не посмеют сделать то, чего я не желаю. Этот урок тебе предстоит выучить следующим. Хочешь жить – делай то, что я хочу и так, как я хочу. Ты надолго останешься моей игрушкой, Красный Цветок. Моей самой любимой игрушкой. Моей милой куколкой.

Я дрожала. Кровь, огонь, разорванные тела, рычащие хищники и невменяемый хохот – впору сойти с ума.

Впрочем, был ли он у меня тогда, человеческий разум?

Может быть выжить удалось только потому, что его тогда со мной не было?