Екатерина Михайловна Шрейбер
Надана
Глава 1. Аномалии.net
30 июня 2015 года. Ванавара
Надана многое пережила. Революции и войны. Болезни и смерти. Голод и нищету. Могла ли девчушка, рождённая в семье тунгусов в глухой тайге больше века назад, представить, что будет жить в больших городах, но умирать вернётся в родные края?
Ей много раз приходилось смотреть смерти в глаза. И чужой, и своей собственной. Она не боялась. Но предки не спешили призывать её к себе. Что это: насмешка, наказание? Словно искорёженная сосна на высоком берегу, Надана продолжала сгибаться под ветрами, смотреть в небо осыпавшейся макушкой и упрямо цепляться корнями за землю.
Ей казалось, что она обо всём забыла. Отболели потери и расставания, растворилось на дне души чувство вины. Но когда Надана встретила молодую женщину с чёрными глазами, так похожую на неё саму, проклятая память проснулась, подняла голову и разинула пасть. Воспоминания набросились на неё, как дикие голодные звери, и начали рвать внутренности острыми когтями. Не будет ей покоя на этой земле. Но она заслужила.
Едва выскользнув из материнского лона, Надана увидела упавшую с неба звезду, которая обожгла огнём землю, погубила оленей, повалила деревья и навсегда изменила судьбу новорождённой тунгусской девочки. Много людей шли в тайгу, мечтая найти эту звезду. Никому не удалось. Не удастся и женщине с чёрными глазами. Только вот и вернуться оттуда, с той стороны реальности, прежней нельзя. Уж это Надана знала наверняка.
Сегодня, спустя ровно сто семь лет со дня своего рождения, дряхлая старуха сидела у окна, смотрела, как ветер с реки ласкает прозрачные занавески, и ждала. Скоро всё изменится. Или боги наконец дадут ей спокойно уйти, или придётся рассказать той женщине правду.
1 января 2015 года. Новосибирск
– Красава, Сашка! Ты что, даже вчера не изменила себе?
Александра, продолжая размеренно перебирать ногами по беговой дорожке, взглянула на инструктора тренажёрного зала, в который ходила последние пять лет. Он сделал жадный глоток воды из пластиковой бутылки и вытер рот. Сегодня этому Аполлону не помог выглядеть свежо даже искусственный загар. Под покрасневшими глазами набрякли мешки, руки подрагивали.
Первого января в восемь утра зал был совершенно пустым, и Саша предвкушала активную тренировку, жаркую сауну, долгое неспешное плавание в бассейне. Вчера она не сделала ни глотка спиртного, как и последние восемь лет. А этот бедолага лучше бы остался дома, выспался, а потом похмелился оставшимся шампанским. Она и одна прекрасно бы справилась.
– Я себе никогда не изменяю, – ответила Саша.
– Говорю ж – красава. А я сегодня спать лёг часа в четыре. Чёрт бы побрал эту работу…
Она хмыкнула. Не нравится – увольняйся. Никто ж не держит. Но вслух ничего не сказала. Остановила дорожку и пошла разогреваться перед жимом лёжа. Тренер, зная её передвижения по залу с точностью до минуты, поплёлся следом, чтобы подстраховать.
После тренировки, лёжа в сауне на горячем полке, Саша прикрыла глаза и расслабилась. А ведь она соврала. Она постоянно изменяла себе.
С виду такая правильная. Не пьёт, не курит, спортом занимается, любимым делом живёт, и всё у неё лучше всех. А в душе что? Где счастье? Смысл? Удовольствие?
Ладно, с удовольствием ещё куда ни шло. Саша была владелицей научно-популярного ютуб-канала «Аномалии.net». Ей нравилось мотаться по отдалённым уголкам страны в поисках мистических историй, чтобы… разоблачать их. Она всё пробовала на себе: спускалась в глубокие шахты, где пропадали люди, ночевала в старинных особняках, якобы кишащих привидениями, общалась с теми, кто утверждал, что их похищали инопланетяне… Опрашивала очевидцев. Брала интервью у учёных. Доказывала, что все необъяснимые явления – это плод воображения, невежества или обмана. Снимала документальные фильмы, писала статьи.
Каждая экспедиция бросала вызов не только умственным, но и физическим возможностям. Саша любила чувствовать, как до предела напрягаются мышцы, как кипит адреналин в крови. Достигать, покорять, побеждать. Ходить по краю, порой заглядывая за этот самый край. Возвращаться целой и невредимой из каждой экспедиции. Ну почти целой.
Но ради чего всё это?
Ради подписчиков канала, безликих анонимов, пусть их количество и перевалило за сотню тысяч? Ради денег, которых то слишком много, то не хватает даже на самое необходимое? Ради эфемерной славы, живущей одно мгновение?
Саша не знала ответа.
Ей не нравилось копаться в себе. Чтобы выбить дурь из башки, нужно просто посильнее нагрузить мышцы, а лучше начать готовиться к новой вылазке. Выбрать очередную обросшую мифами историю, написать сценарий, найти экспертов. Уйти с головой в изучение местности, планирование, сборы. Достать из шкафа любимую кожаную куртку, пахнущую дымом и свободой.
И надо наконец позвонить Мишке. А то даже с Новым годом его не поздравила. Дурацкая натура, противная. Все отмечают, а я не буду. Если уж на то пошло, у Саши свои счёты с этим праздником, но сегодня лучше не оставаться одной. Она уже чувствовала подступающий к горлу ком.
Выйдя из сауны, она встала под холодный душ, смыла пот и пошла к бассейну. Мягко пахнущая хлоркой вода обняла тело голубой прохладой. Но не подарила желанного облегчения.
***
Вернувшись домой, Саша разулась, сняла одежду, прошла в гостиную и села на диван, зажав ладони между коленей. Её знобило – холод поднимался изнутри и накатывал волнами, как дурнота. Стены покачнулись, время сделало кувырок.
Год назад, первого января, умер папа, и она долго не могла заплакать. Накрыло её на этом самом диване, когда наконец жуткая в своей неизбежности и законченности мысль – папы больше нет и никогда не будет – вошла в сердце раскалённой иглой. Упав на мягкий плед и уткнувшись лицом в колени, Саша зарыдала. Казалось, она осталась одна в целом свете и ничто уже не согреет её опалённой одиночеством души.
Когда ему поставили диагноз «болезнь Альцгеймера», стало понятно, что их ждёт длительное, мучительное расставание. С каждым днём отец будет уходить всё дальше, теряясь в паутине беспамятства и беспомощности, а Саша – молча наблюдать, не отходя ни на шаг. А потом, слишком скоро и в то же время, когда они оба устанут до изнеможения, всё закончится.
– Не плачь, Сашок. Я стар и, как сказал Эйнштейн, смотрю на смерть как на старый долг, который рано или поздно придётся заплатить, – сказал он тогда.
Скоро папа стал забывать самые простые вещи: завтракал ли, принимал ли лекарство. Потом не смог писать и читать, и Саша часами просиживала у его постели, читая вслух его любимые книги: «Трёх мушкетёров», «Всадника без головы», «Моби Дика». Она с ужасом ждала момента, когда папа перестанет её узнавать. Но даже когда он почти разучился говорить, в его глазах вспыхивал радостный огонёк, стоило дочери приблизиться.
Первого января она отпустила сиделку и почти весь день провела в его комнате. После обеда взяла с полки Дюма и читала вслух до самого вечера. Отец улыбался, засыпал, просыпался и снова улыбался, глядя куда-то в окно, словно мечтал оказаться снаружи.
А потом он взял её за руку и потянул на себя. Саша приблизилась и услышала из его рта звуки, которые сначала показались полной абракадаброй. Но переспросить или разобраться не получилось, потому что он захрипел, зажестикулировал, пытаясь доказать важность сказанного, а потом закатил глаза и замер.
«Когда-нибудь станет легче, обязательно станет…»
Саша размазала слёзы по лицу, тряхнула головой и вернулась в настоящее. После похорон отца она сложила его бумаги в картонную коробку из-под микроволновки и, не разбирая, спрятала в шкаф на верхнюю полку. По позвоночнику прошёл электрический разряд. Она целый год не прикасалась к этой коробке. А ведь там столько всего… важного!
Саша медленно поднялась с дивана и, словно под гипнозом, прошла в спальню. Посмотрела на старый шкаф, заснувший в углу. Приблизилась. Он устало заскрипел, когда Саша открыла дверцу. Вон там, на самом верху.
Встала на цыпочки, потянулась. С её ростом достать коробку не составило труда.
Саша вернулась на диван, сдула пыль с крышки и сняла её. Внутри лежали книги, написанные отцом. Научные монографии, учебники, методички. Фотографии в бумажных конвертах. Несколько пожелтевших писем. Документы: паспорт, диплом, свидетельство о расторжении брака, свидетельство о рождении. Они пахли чужой, давно прожитой жизнью, и от осознания, что уже ничего не вернуть, в груди снова стало горячо.
Сначала Саша вытряхнула на колени чёрно-белые и цветные снимки на плотной бумаге. Вот отец – студент исторического факультета пединститута Красноярска. Широкое лицо, тёмные волосы ёжиком. Слишком серьёзный для его лет взгляд. Неудивительно – ему пришлось пережить детский дом, войну, голод.
Целая стопка кадров, на которых запечатлён лес. Какие-то пригорки, поваленные сосны, болотца. А ещё палатки, срубы, лодки. Парень с залихватской улыбкой на загорелом лице играет на гитаре у костра. Три смеющиеся девчонки готовят еду под открытым небом.
Следующее фото – отец преподаватель, стоит за кафедрой в институтской аудитории, на фоне доски. Подавшись вперёд, внимательно смотрит на кого-то. Примерно в это время он познакомился с мамой, которая была его студенткой.
Точно, вот они вместе. Как будто случайное, не постановочное фото. Сидят на траве в берёзовой роще. На покрывале разложена какая-то еда, стоит термос. Они смотрят друг на друга и улыбаются. Лица весёлые, радостные. Мама тоненькая, юная, с кудрявыми светлыми волосами, а отец – её полная противоположность: мощный, взрослый, с сединой на висках. Студентка и преподаватель, влюблённые друг в друга, как подростки.
Между ними была огромная разница в возрасте – двадцать пять лет, и они долго не могли зачать ребёнка, уже перестали надеяться, но потом случилось чудо. Им бы жить да жить, радоваться, любить друг друга, но счастье разбилось, как ёлочная игрушка, задетая неловкой рукой. Неожиданно и бесповоротно.
Саше исполнилось семь, когда мама заявила, что выходит замуж за американца, а потому немедленно требует развода. Девочка не понимала тогда, что значит «развод». Оказалось, это значит навсегда попрощаться с мамой и остаться жить с отцом, который тоже вдруг изменился – перестал шутить, смеяться и играть с ней в жмурки.
Не прошло и года, как папа сообщил, что они продают квартиру и переезжают в Новосибирск. Саша ещё не успела привыкнуть к новым порядкам, освоиться в первом классе, как всё снова изменилось. Хотелось закричать, убежать, но посмотрев на отца, на его покрытое глубокими морщинами лицо и его потухшие, похожие на два пустых колодца глаза, прикусила язык. Саша поняла, что у неё никого больше нет. В Новосибирск, так в Новосибирск. А уж там она придумает, как развеселить любимого папочку.
Когда они более или менее наладили быт на новом месте, он сказал:
– Дочь, ты должна простить маму. И помириться. Сейчас ты не поймёшь, но когда вырастешь… Мы прожили много лет. Прекрасных лет. Мы родили тебя, когда уже не оставалось никакой надежды. Но сейчас… Посмотри на меня, я старик. У меня ничего нет. А она – красивая молодая женщина. Неужели ты думаешь, что я о чём-то жалею? Или ненавижу её после всего этого? Конечно, нет. Надеюсь только, что она счастлива там. И ты надейся.
Саша зажмурилась, чувствуя, как разрывается на части детское сердечко, но лишь много лет спустя поняла, что именно тогда в её сердце родилась сумасшедшая гордость за отца.
Она взяла в руки истрёпанный по краям, пожелтевший листок свидетельства о рождении. В графах мать и отец стояли прочерки. Местом рождения значился Красноярск. Особые отметки отсутствовали.
Кто дал отцу имя, отчество и фамилию? Возможно, молоденькая медсестра в белой косынке на растрёпанных волосах недолго думая записала в бланк первое, что пришло в голову? Иванов Пётр Иванович. Он не стал менять это анекдотически простое имя, и Саше нравилась её фамилия, как нравилось всё, что принадлежало отцу.
Он всегда хотел узнать, кто его родители, почему он оказался подкидышем и был вынужден первые четырнадцать лет жизни провести в детском доме, голодать и драться. Даже пытался навести справки после войны. Но это ни к чему особенному не привело. Он лишь узнал, что его, новорождённого, и судя по внешности, наполовину эвенка, мать бросила в роддоме и сбежала в неизвестном направлении. Кем она была и почему так поступила – никому неизвестно.
Что за женщина могла пойти на такое?
Отец и её простил. Когда Саша злилась, называла бабку монстром, он говорил: «Не суди человека, пока не окажешься в его шкуре. Кто знает, что ей пришлось пережить».
Что, если бы она смогла собрать эту историю по бусинкам, как порванное жемчужное ожерелье? Выстроить в правильном порядке события и факты. Осветить папину жизнь. Запечатлеть. Сохранить. Саша никогда не верила в загробную жизнь, но, когда отец умер, помимо воли начала представлять, что он смотрит на неё откуда-то из-за черты, помогает, радуется и ждёт встречи.
Наконец Саша достала из коробки тонкую пачку писем в конвертах, перевязанную ленточкой. Штук десять, не больше. Отправителем значился некто Степан Ефремович Лиходеев, получателем – отец. Прочитав их одно за другим, она неожиданно поняла, куда они с Мишей отправятся этим летом.
***
Саша вынырнула из омута собственного воображения, когда телефон, устав вибрировать на журнальном столике, подполз к краю и рухнул на пол. Она собрала фотографии, документы и письма, положила их в коробку, закрыла и отставила в сторону. Потом подняла телефон. Два пропущенных от Миши.
Миша Шишкин – бывший одногруппник, товарищ во всех её путешествиях, оператор и монтажёр от бога. Саша до сих пор любила подтрунивать над сочетанием его имени и фамилии, хотя они были знакомы одиннадцать лет, с первого курса универа. Но он не обижался. Слишком мягкая натура.
Кудрявый, как цыган, с огромными рыже-карими, чуть близорукими глазами и умопомрачительными ресницами, Миша был жутко умным и настолько же стеснительным. Учился на одни пятёрки, но сразу было понятно, что репортёра или телеведущего из него не получится. Он не мог заставить себя позвонить незнакомому человеку или подойти к кому-нибудь на улице, чтобы спросить дорогу.
Когда Миша увлёкся операторским делом, стало понятно, что он нашёл своё призвание. Он был готов без устали таскать тяжеленную камеру, снимать хоть стоя, хоть лёжа, а потом часами просиживать в монтажке, создавая такие сюжеты, что закачаешься.
– Да, привет! – ответила на звонок Саша. – С Новым годом! Дома. Приезжай, конечно. Миш, правда, приезжай. Только у меня ничего кроме минералки нет… Ну да, как обычно. Давай, жду.
Через час Миша зашёл в квартиру, сгрузил несколько тяжёлых пакетов, разулся и донёс их до кухонного стола. Саша увидела, как оттуда появились багет, творожный сыр, палка сырокопчёной колбасы, баночка перца халапеньо, мандарины. В последнюю очередь Миша бухнул на стол пакет с куском свежей говядины.
– С ума сошёл? Это ж на целый банкет! – Ей показалось, что он сходил в магазин со списком продуктов, который она написала собственной рукой.
– А ещё я позволил себе купить бутылку грузинского коньяка.
– Я не буду, – отмахнулась Саша, чувствуя, как прилила кровь к лицу.
Миша достал с полки бокал, ополоснул, вытер чистым полотенцем и проверил прозрачность стекла на просвет. В общаге его обзывали чистоплюем и часто подкалывали. Он же только пожимал плечами и беззлобно улыбался. Саша бесилась, видя такую его реакцию, и непременно ставила обидчика на место. Она мечтала, что рано или поздно её друг научится защищать себя и давать сдачи, но он, казалось, был на это не способен.
Помянули папу. Миша – коньяком, Саша – чаем.
– Я всегда гордился тем, что дружу с дочкой Пётр Ивановича. Он был лучшим преподом на курсе. А когда я приходил к вам в гости, мне хотелось сбежать из твоей комнаты в его кабинет.
– Ах ты лицемер! – Саша пихнула его в плечо, сквозь слёзы чувствуя, что на губах расплывается улыбка.
Миша как никто другой, знал, насколько тяжело она переживала смерть отца. Он единственный был рядом. Покупал продукты, помогал с оформлением документов, держал за руку, когда на кладбище она чуть не упала в обморок.
– Ну ладно. С тобой мне тоже нравилось общаться. Из всех девчонок в группе ты была самой умной, хотя и училась как попало.
– Зато у меня был ты, который всегда давал списывать. А помнишь, как мы отмечали день группы? Напились в общаге и пошли на берег Обского. Была такая странная ночь. Тёплая, ветреная, светлая. Воздух был словно чай, разбавленный молоком. В Сибири не бывает белых ночей, но тогда случилась какая-то аномалия, не меньше. Ты тащил с собой раздолбанную гитару. Откуда она вообще взялась? А я шла рядом. И когда мы сели прямо на песок, ты заиграл «Мусорный ветер». Все, кто знал слова, запели. Невпопад, слабенькими голосами. А я слышала только тебя. Мне тогда показалось, что я куда-то перенеслась. В другой мир. В параллельную реальность. В небеса. А потом музыка оборвалась, и всё закончилось. Остались только пьяные парочки, матерные слова да вонючие сигареты. Почему ты больше никогда не играл и не пел?
Миша сглотнул и, не глядя на Сашу, сказал:
– Потому что ты не просила.
– А другим девушкам?
– Саша, я не брал гитару в руки уже много лет. Просто тогда я хотел тебя впечатлить, но у меня нечего не вышло.
– Да ты не слушаешь меня! Я только что говорила, как божественно ты пел. И как сильно меня впечатлил.
– Нам нужно сделать новый фильм, – сменил тему Миша. – В прошлом году мы никуда не ездили, но в этом – должны. Это поможет тебе отвлечься. Уже придумала, куда поедем?
Саша медлила с ответом. Взяла двумя руками кружку с чаем, заглянула внутрь. И как будто с высоты птичьего полёта увидела ожившую картину. Бескрайняя, до самого горизонта, тайга. Река, поблескивающая причудливыми изгибами. Бурые пятна болот.
Ей было страшно решиться на этот шаг. Смешать личное с профессиональным. Рискнуть не только временем и деньгами, но и тем, что по-настоящему важно.
– Похоже, придумала, – догадался Миша.
Подняв глаза, Саша встретила его пристальный взгляд, в глубине которого загорелся огонёк предвкушения. Как она любила этот заговорщический дух, ребячество, азарт! А ещё – его удивительную способность быть с ней на одной волне, понимать без слов. Конечно, они всё тщательно продумают и спланируют, но самый первый миг, когда идея путешествия только рождается – не в голове, а где-то в самой сердцевине существа, там, где живёт интуиция, – неповторим. Он принадлежит детской мечте и вере в то, что перед тобой открыт весь мир.
– Ванавара, – медленно произнесла она, и слово перекатилось на языке, как шарик из хлебного мякиша. Непривычное, странное, тягучее. Именно это слово произнёс отец перед смертью. Именно это место упоминал в своих письмах Степан Ефремович Лиходеев.
– Искать Тунгусский метеорит? – опешил Миша.
– Заодно, мой друг. Но прежде нам придётся раскрыть тайну рождения моего отца.