Феба буквально ворвалась в особняк на Гро́у-сквер и вихрем взлетела на второй этаж, на ходу срывая шляпку. Всю дорогу из парка она оглядывалась, девушке казалось, что лорд-чародей будет преследовать её. Курт высунул на шум всклокоченную голову – он отсыпался после ночи, проведенной за рулеткой, пока Феба очаровывала нового гостя – и хмуро взглянул на хозяйку:
– И могу я узнать, чего ты так расшумелась?
Она покачала головой и зашла в свою комнату, но бывший денщик всегда отличался настойчивостью, особенно когда дело касалось Фебы. Хромая, он вошел вслед за ней и недовольно осмотрелся. В отличие от роскошных залов игорного дома, личные покои хозяйки дома были более чем скромными. Спальню хозяйки заведения можно было принять за комнату служанки, если бы не портьеры на окнах. Девушка села на узкую кровать и устало посмотрела на стоящего в дверях Курта:
– Ты что-то хотел?
– Всего лишь узнать, как прошла твоя встреча с Ка́вершемом.
Она неопределенно пожала плечами, совершенно не желая рассказывать ему ни о непристойных предложениях старого герцога, ни о том, как он прижал ее к себе, целуя слюнявыми губами, при этом одной рукой пытаясь проникнуть за корсаж платья. От него пахло старостью и болезнью. С большим трудом ей удалось вырваться из цепких старческих рук и убежать.
– Могло быть и хуже. – Она вздрогнула от воспоминаний, затем встала, решительно налила кларет в бокал, выпила и продолжила, понимая, что правду не утаишь: – Герцог предложил мне свое покровительство.
– Да? – Курт оживился. – И что ты?
Она с укором посмотрела на старого слугу, ставшего, скорее, её другом.
– Конечно, я отказала!
Феба залпом допила вино и поставила бокал на стол, Курт неодобрительно покачал головой:
– По-моему, ты делаешь глупость. Пока Кавершем настроен благожелательно, ты сможешь получить с него гораздо больше, чем если он вдруг скупит все наши долги и предложит тебе выбор: или он, или долговая тюрьма.
– Что-то мне подсказывает, что даже тогда я предпочту тюрьму, – мрачно отозвалась девушка. – Это будет надежней, чем сомнительная милость старого герцога.
– Ну и глупо! – Слуга пожал плечами и, повернувшись, направился к выходу. – У нас заканчивается кларет, надо заказать закуски, и вчера в фаро кто-то сорвал банк. Снова расходы.
– Я разберусь! – Феба устало провела рукой по лбу. – Пожалуйста, посмотри, чтобы горничные всё убрали в залах, нам скоро открывать заведение.
– И им, между прочим, тоже надо платить… – пробурчал Курт так, чтобы девушка слышала.
Она обреченно покачала головой, села за небольшой секретер, заваленный бумагами, и вновь закрыла лицо руками. На этот раз слез не было, Феба выплакала их все, когда бежала от Кавершема и подвернула ногу. Тогда было больно, а потом… Все было, как в готических романах, которые она так любила читать еще в имении мужа.
Тогда в парке огромный черный пес неслышно, словно в древних легендах, подошел к ней и ткнулся в руку холодным носом. А затем появился его хозяин. Феба легко вспомнила красивого высокого стройного мужчину, одетого по последней моде в костюм для верховой езды. Его галстук был безупречно повязан, сапоги начищены до блеска. На жилете в тонкую белую и желтую полоску не висело ни одной цепочки с брелоками, которыми так грешили в этом сезоне все столичные модники. Он наверняка не носил корсет и не подбивал плечи фрака ватой, чтобы казаться более мужественным.
Рыжевато-каштановые волосы, вопреки моде не завитые и не напудренные, были просто стянуты черной лентой на затылке, серые глаза смотрели дружелюбно, а аристократические черты лица не портили даже резкие складки у рта. К тому же в уголках его глаз разбегались мелкие морщинки, говорившие, что граф любит посмеяться. И все же что-то в облике лорда-чародея подсказывало, что лучше не вставать у него на пути.
У Фебы не было выбора. Племянник графа Саффолда Адриан Бёрджес оказался слишком азартен и легко проигрывал значительные суммы. Благодаря этим проигрышам они с Куртом имели возможность оплатить самые срочные долги. Девушка давно привыкла думать о Курте как о члене семьи. Он был денщиком ее мужа. После выхода в отставку полковник Уитвик вернулся в свое огромное имение в северном графстве.
Отличаясь отменным здоровьем, полковник пережил двух сыновей и отчаянно нуждался в наследнике. Выбор пал на семнадцатилетнюю дочь соседей. Имея на руках шесть дочерей, они с радостью приняли сватовство богатого полковника. Так Феба оказалась замужем. Эти годы стали для нее пыткой. Муж не прекращал попытки зачать наследника, и она с ужасом каждый раз ждала его в спальне. Он не был жесток или груб с ней, но она с трудом выносила его скупые ласки, каждый раз про себя молясь, чтобы все быстрее закончилось. Затем полковник уходил, а его юная жена еще долго рыдала в подушку. В то время дни тянулись нескончаемой чередой.
Пытаясь хоть как-то отвлечь себя, она попыталась вникнуть в дела имения, но получила строгий отпор. Будучи намного старше, муж умело подавлял ее, постоянно указывая на недостатки и утверждая, что женщина не может быть умной, ибо ее удел – рожать детей. Но даже это ей не удалось, после чего она окончательно потеряла ценность в глазах полковника.
Он умер внезапно от удара, возвращаясь домой от очередной любовницы. После его смерти имение оказалось заложенным, и наследник, какой-то двоюродный племянник, не сильно жаждал видеть жену усопшего у себя в доме. Вернее, он сам был не против, чтобы Феба жила по соседству, но вот его жена, сварливая тощая женщина, категорически невзлюбила молодую красавицу-вдову.
Именно Курт предложил уехать. Привыкший за эти годы утешать и опекать девушку, он и помыслить не мог, чтобы оставить юную хозяйку в беде. Поначалу Феба противилась этой идее, прекрасно понимая, что у нее просто нет средств к сносному существованию, но после того как оказалась, словно горничная, зажатой в углу дома новым хозяином, быстро собрала вещи и поспешила покинуть дом, так и не ставший ей родным.
Дома родители ее приняли более чем холодно, считая, что уж их старшая дочь, столь удачно пристроенная поначалу, могла бы и дальше продолжать жить в имении мужа.
После бурной ссоры, вызванной требованием незамедлительно вновь выйти замуж, чтобы обеспечить приданое еще двум сестрам и оплатить очередные долги младшего брата, Феба с Куртом уехали в небольшой курортный городок, где жила ее крестная, бывшая когда-то подругой матери. После замужества дружба постепенно сошла на нет, но женщина с теплотой относилась к своей крестнице, ежегодно высылая ей на праздник Рождения Нового года кое-какие деньги.
Прикованная к инвалидному креслу, крестная оказалась на редкость веселой и добродушной особой. Её основным развлечением было устраивать карточные вечера среди знакомых. Она с удовольствием приняла крестницу, которая безропотно выполняла все поручения, а также Курта, взявшего на себя тяжелую работу. Вскоре старуха заметила, что с приездом Фебы карточные вечера стали более оживленными, к ним в дом зачастили молодые люди, очарованные блеском огромных голубых глаз.
Некоторые смельчаки даже сватались к девушке, но всегда встречали вежливый, однако твердый отказ. Одна мысль, что ей вновь придется быть с мужчиной в спальне, вызывала у Фебы животный ужас.
Дела шли хорошо, и они смогли даже накопить некоторую сумму денег, когда крестная умерла, и девушке вновь пришлось покинуть дом, сразу ставший чужим. Курт предложил попытать счастья в столице.
Путь до Лондиниума занял у них больше недели. Сначала город оглушил ее шумом и вечной суетой. Но Феба быстро привыкла.
Скромные сбережения, которые у нее были, позволили снять небольшой дом на окраине, куда Курт через своих приятелей начал потихоньку приглашать офицеров перекинуться в карты. Феба поначалу с опаской появлялась в игорных залах, но потом, заметив, что с ее появлением все начинают играть азартнее и гораздо охотнее расстаются с деньгами, стремясь произвести впечатление на молодую женщину, начала делать это чаще. Дело пошло на лад, и вскоре им пришлось расширить залы для игры, а весть о новом игорном доме разлетелась среди высшего света.
Явление самого герцога Кавершема сначала показалось просто благословением небес. Надменный сухощавый старик, в прошлом заядлый бретер, он до сих пор пользовался белилами и мушками и тщательно пудрил седые волосы, пытаясь зачесать их так, чтобы скрыть залысины на лбу. Почувствовав на себе сладострастный взгляд его глаз, полуприкрытых заплывшими веками, Феба невольно вздрогнула, но убедила себя, что ей просто это привиделось.
Однако с каждым днем Кавершем позволял себе все больше вольностей, он то задерживал ее руку, поглаживая по ладони узловатым большим пальцем, то, будто невзначай, проводил рукой по оголенному согласно моде плечу. Фебе постоянно приходилось придумывать какие-то уловки, чтобы избегать тесного общения и в то же время не рассердить столь высокопоставленную персону. Несколько раз ей пришлось сказаться больной и остаться в комнате, несмотря на недовольное ворчание Курта.
Но герцог не отступал. Он присылал небольшие, но достаточно ценные подарки, которые девушка всегда возвращала, делал намеки и вот позвал на прогулку в Королевские сады. Первым желанием было отказаться, но как раз принесли очередную пачку счетов, и Феба, дрогнув, согласилась, считая, что парк многолюден, и герцог не посмеет сделать ничего предосудительного. Это было ошибкой.
Вообще все было ошибкой, особенно организация игорного дома на широкую ногу. Они буквально захлебывались в долгах, вдобавок вчера кто-то сорвал банк… Феба с тоской взглянула на груду счетов. Курт прав, ей давно пора подумать о будущем.
Кажется, Адриан Бёрджес всерьез интересуется ей. Милый мальчик, он знатен, богат и, что самое основное, им легко управлять. Похоже, ей все-таки придется выйти еще раз замуж. Конечно, мать Адриана будет против, но со временем смирится. Девушка с омерзением взглянула в зеркало и покачала головой: о чем она только думает! Пока не поздно, следует бежать из столицы обратно на север и устроиться работать горничной или компаньонкой, но она так устала зависеть от чьей-то прихоти. К тому же у хозяек, как правило, были мужья, сыновья, племянники… Фебе не хотелось вновь оказаться зажатой в темном углу, когда жадные мужские руки пытаются задрать юбки. При воспоминаниях об этом, брак с Адрианом казался еще более заманчивым.
Курт снова вошел, неся еду на деревянном подносе:
– Вот, поешь, а то так и просидишь до ночи, перебирая эти клятые бумажки.
Феба вымученно улыбнулась:
– Ты всегда так забавно морщишь лоб, когда начинаешь заботиться о ком-то!
Слуга недовольно смотрел, как она возит ложкой по тарелке, размазывая густую овсянку по краям.
– Ешь, пока горячая, – посоветовал он. – Поверь, это лучшее, что мы можем себе позволить, не считая шампанского и крабов в качестве легкой закуски по ночам.
Девушка улыбнулась и решительно отодвинула тарелку:
– Что ж, Курт, я подумала, что, раз наши дела так плохи, а я не люблю овсянку, мне придется опять выйти замуж!
Она постаралась, чтобы голос звучал бодро, хотя сердце сжималось при одной мысли о том, что она станет принадлежать мужчине, который волен будет сделать с ней все, что угодно.
– Вот как? – Старый слуга изумленно посмотрел на нее. – Думаешь, Кавершем пойдет на такое?
– Думаю, это будет не Кавершем. – Феба покачала головой и, вскочив, задумчиво прошлась по комнате. – Я говорю об Адриане Бёрджесе.
– Этот юнец? – Курт презрительно скривился.
– Возможно, он слишком молод, но он богат, и у него нет отца, который бы остановил его.
– Зато у него есть дядя. Или ты хочешь померяться силами с самим лордом-чародеем?
При упоминании о могущественном графе Саффолде девушка едва заметно вздрогнула и покачала головой:
– Мне кажется, он не станет вмешиваться. Насколько я поняла из слов самого мистера Бёрджеса, они с дядей не очень близки.
– Они могут быть как угодно далеки, но, говоря начистоту, Феба, ты отнюдь не самая завидная партия, и если дело коснется семейной чести…
Курт выразительно посмотрел на нее. Девушка пожала плечами:
– Ну, в таком случае, мне придется бежать с ним на север, чтобы прыгнуть через наковальню.
– Смотри, в прыжке не сломай себе шею… Впрочем, даже это будет лучше, чем ярость лорда-чародея…
– Поживем – увидим, – беспечно откликнулась Феба с уверенностью, которую не чувствовала.
Вечером она приняла Адриана более благосклонно, чем обычно. Готовясь к выходу в игорный зал, она надела лучшее платье из плотного лимонно-желтого шелка, лиф и верхняя юбка которого были вышиты райскими птицами. Тончайшие белые паризьенские кружева украшали рукава и глубокий вырез корсажа. Волосы девушка собрала в высокую прическу, полностью открывавшую шею, и выпустила несколько локонов на одно плечо. Серьги с фальшивыми золотистыми топазами и такое же ожерелье завершили образ. Феба старательно покусала губы и пощипала щеки, пытаясь вернуть им краски, после чего направилась к лестнице.
Адриан появился ближе к часу ночи. Увидев его в дверях, девушка улыбнулась так, чтобы юноша понял, что улыбка предназначается только ему одному. Она виновато посмотрела, будто извиняясь, что не может подойти сразу, поскольку сидела за одним из столов, держа банк.
В этот момент она казалась себе насквозь фальшивой. Юноша сам устремился к ее столу, его глаза сияли от удовольствия. Встав за спиной Фебы, он оперся на спинку ее стула так, чтобы пальцами невзначай коснуться оголенного плеча. Девушка не отстранилась, а, наоборот, чуть кокетливо подалась к нему, словно ища защиты.
Адриан торжествующим взглядом обвел зал. Столь явное внимание Прелестницы, за которой увивалась половина Лондиниума, безумно льстило его самолюбию. В мечтах он уже видел, как становится ее покровителем и снимает ей небольшое уютное гнездышко где-нибудь недалеко от своего дома. Разумеется, его мать будет недовольна, но матери на то и матери, чтобы быть недовольными. В конце концов, он уже полгода как совершеннолетний и вправе решать все сам. Единственное, что его действительно беспокоило, это что миссис Бёрджес, в девичестве Саффолд, могла обратиться к дяде, как и в прошлый раз.
Адриан слегка робел перед лордом-чародеем, но, с другой стороны, он стал совершеннолетним, в путешествии обрел значительный опыт, так с чего бы графу Саффолду вновь вмешиваться в его жизнь. К тому же, в этом юноша был в этом абсолютно уверен, Феба совершенно другая и выгодно отличается от всех этих кокетливых хористок и танцовщиц. Он благосклонно посмотрел на девушку. Та как раз закончила сдавать карты и бросила на мистера Бёрджеса слегка виноватый, но все же кокетливый взгляд.
– Еще пять минут, и Курт сменит меня, – прошептала она так, чтобы было слышно лишь им двоим.
Адриан кивнул и принялся лениво следить за игрой.
После встречи в парке с таинственной девушкой, оставившей в душе непонятную смесь чувств, лорд-чародей направился к дому. Недавно установленные на башне королевского аббатства часы пробили два часа пополудни. Грегори недовольно нахмурился и ускорил шаг: встреча с незнакомкой отняла много времени, и теперь он опаздывал. Несколько знакомых на улице порывались окликнуть его, но, заметив суровое выражение лица, решили не беспокоить. Он буквально вбежал по ступеням крыльца, передал перчатки и шляпу едва успевшему подскочить лакею и поднялся по лестнице.
– Нет, Министр, – строго сказал он псу, пытавшемуся незаметной тенью просочиться в его комнаты. – К сожалению, я вынужден обойтись без тебя, иди на место!
Пес сиротливо вздохнул и, оглядываясь, – вдруг хозяин передумает? – направился к дивану, стоявшему специально для него в коридоре.
Лорд-чародей прошел в гардеробную, где верный Джексон уже приготовил один из парадных придворных костюмов. Сегодня наряд состоял из белых чулок, коротких штанов-кюлотов, застегивающихся под коленями на бриллиантовые пуговицы, жилета из атласа цвета слоновой кости и камзола, по крою напоминавшего военный мундир, богато украшенный серебряной вышивкой. Расправив пышное жабо и манжеты на рукавах рубашки, Грегори небрежно перекинул через плечо серебряную портупею, к которой полагалась дворцовая шпага, заботливо поданная Джексоном.
– Милорд изволит припудрить волосы?
Слуга спрашивал это каждый раз, и каждый раз получал отрицательный ответ. Граф Саффолд терпеть не мог пудру. Поначалу его злила такая настойчивость, и он огрызался, теперь же, по прошествии многих лет, Грегори получал какое-то удовольствие от вопроса, ставшего ритуалом при сборах в королевский дворец.
– Его величеству это не понравится.
Джексон неодобрительно посмотрел на отливающую медью шевелюру хозяина, всегда выглядевшую так, словно он только что побывал на улице, где сильный ветер.
– В таком случае он может найти себе другого чародея, – рука графа замерла над ларцом с украшениями.
Слегка подумав, он выбрал родовой перстень с крупным негранёным изумрудом, затем из меньшего ларца достал странное кольцо из черного, неровного, будто вспененного металла с вкраплениями зеленых топазов – мощный артефакт, защищавший владельца от ядов и магических влияний.
– Пожалуй, этого будет достаточно…
Хоть Саффолд и говорил сам с собой, камердинер кивнул. Ему всегда нравилась в хозяине этакая лаконичная небрежность. В отличие от большинства молодых хлыщей, мнивших себя завзятыми модниками, его светлость никогда не позволил бы себе увешаться украшениями, словно вечнозеленое дерево накануне праздника Рождения Нового года.
– Ну что же, Джексон, вот я и готов отправиться в змеиное гнездо.
Грегори холодно взглянул на отражение в огромном зеркале и едва заметно нахмурился.
– Одну минуту, милорд.
Слуга, совершенно правильно истолковав его взгляд, наклонился и протер платком бриллиантовые пряжки на туфлях, после чего подал трость, украшенную лентами. Грегори коротко кивнул и направился к лестнице. Министр проводил его грустным взглядом, подождал, пока хозяин исчезнет из виду, лапой открыл дверь в гардеробную и направился туда в надежде, что, выгоняя из святая святых, Джексон будет подкупать его печеньем.
В карете мысли Грегори невольно вернулись к таинственной незнакомке. Он никогда не видел ее раньше, следовательно, она не принадлежала к высшему обществу, но в ней не было вульгарности, так присущей дочерям нуворишей-негоциантов. Её платье и обувь выглядели дорогими, а речь казалась правильной, хотя, если прислушаться, можно было различить слегка раскатистое «р», присущее уроженцам северных графств.
Воспоминания о бескрайних вересковых пустошах навевали и ее темные волосы, алебастрово-белая кожа и огромные голубые глаза, в которых он заметил усталость и грусть. Девушка не показалась ему трусихой или кокеткой, но, тем не менее, предпочла скрыться, как только узнала, кто он. Знание человеческой природы подсказывало лорду-чародею, что она действительно испугалась, и этот страх не был связан с теми слухами, которые окружали его.
Слухи… они стали частью жизни Грегори с тех самых пор, когда его дар проявился. Поначалу его злил шепот за спиной, охранные знаки, сложенные украдкой, и люди, слишком поспешно уступающие ему дорогу. Потом он привык и сейчас даже получал некое удовольствие, наблюдая, как нынешний премьер-министр при виде него украдкой крутит пальцами неприличный жест, призванный отвести злую магию. На прошлый праздник Рождения года Грегори даже послал министру в подарок небольшой амулет от злых чар, с усмешкой представляя, как вытянется и без того лошадиное лицо этого брюзги.
Мысли вернулись к таинственной незнакомке. Может быть, стоило отдать приказ разыскать ее? Исключительно с целью узнать о самочувствии. Граф Саффолд усмехнулся. Кого он пытается обмануть? Ему просто хочется видеть девушку еще раз, полюбоваться ее выразительными глазами, может быть пригласить прокатиться в парке на фаэтоне. На этом лорд-чародей недовольно нахмурился. Голубоглазая незнакомка была не из тех женщин, с кем можно приятно провести время, а потом легко расстаться. Женитьба не входила в планы графа. Пока что.
Карета остановилась. Лакей проворно распахнул дверцу. Граф Саффолд вышел и, придав лицу соответствующее выражение почтительной скуки, вошел в королевский дворец. Разумеется, лорд-чародей мог явиться порталом, но тратить силы понапрасну не хотелось.
Небрежно опираясь на трость, Грегори шагал по зеркальной галерее, изящно раскланиваясь с немногочисленными пока еще придворными. Лакеи подчеркнуто почтительно распахнули двери в приемную. Мельком взглянув на них, лорд-чародей усмехнулся и вошел в комнату, в которой за огромным столом сидел невысокий человек, одетый в военный мундир. Волосы сидящего были тщательно напудрены, но на лице не было белил, а из украшений на руке сверкал перстень, подаренный лично его величеством. Грегори знал, что этот перстень является мощным защитным артефактом., поскольку сам зачаровывал камень. Услышав скрип дверных петель, человек поднял голову и посмотрел на входящего проницательными карими глазами. На его тонких губах промелькнула улыбка:
– Грег, наконец-то, я уж тебя заждался!
– Мой дорогой Майлз! – Граф подошел и протянул руку, обменявшись с другом крепким рукопожатием. – Ты не находишь, что некоторые слуги его величества полны суеверий и предубеждений?
– Надеюсь, этот камень не в мой огород?
Майлз О’Ха́ра, уже который год бессменный секретарь его величества, неодобрительно посмотрел на лорда-чародея, который, небрежно отодвинув бумаги, присел на край стола.
– Ну что ты! – Грегори поболтал ногой, любуясь, как переливаются бриллианты на пряжке туфли. – Я говорю о лакее за дверью. Только что этот тупица сложил неприличный жест, полагая, что это защитит его от моего дурного глаза!
– Прикажешь его высечь? – Майлз уныло посмотрел в сторону галереи.
– Высечь? Фи, мой друг, как это пошло! – Лорд-чародей щелчком взбил кружевные манжеты. – К тому же тогда бедняга точно будет уверен, что это происки моей дурной магии. А мне не нужны слухи. Лучше убери его с глаз его величества: не ровен час, он начнет крутить дули при иностранных послах.
– Как скажешь, все равно он решит, что это твоя магия, – усмехнулся О’Хара, вновь сел на стул и потянулся за одной из папок. – Кстати, о послах. Посольство из Гишпании прибывает через три дня.
– Зачем? – Грегори щелкнул пальцами, усиливая стандартную магическую защиту от прослушивания.
Вступив на должность, он месяц буквально прожил во дворце, доводя систему, созданную еще его предшественником, до совершенства.
– Официально – обсудить возможность помолвки наследника с одной из дочерей гишпанского короля.
– А настоящая причина?
– Не поверишь, но она и есть: Гишпания слишком обеспокоена ослаблением королевской власти в Паризьенне, Луи́с слаб, а его Кати́-Генрие́тта думает лишь об украшениях и своей игрушечной ферме. Все опасаются революции, которая Бог весть чем закончится!
– Да, это было бы весьма неприятно, – согласился Грегори. – Мне стоит обсудить это с его величеством?
– Он ждет тебя, но не думаю, что сможет добавить что-то еще. Грег, он чем-то сильно обеспокоен!
– Хорошо! – граф Саффолд поднялся и небрежным движением поправил шпагу. – Надеюсь, беспокойство не испортило ему настроения?
– Не знаю, но думаю, он рассердится, как только увидит твою рыжую голову! – Майлз вновь уткнулся в бумаги. – Мне сказали пускать тебя незамедлительно и без доклада, так что можешь войти!
Лорд-чародей кивнул и прошел в соседний кабинет, белые стены которого были обильно украшены сусальным золотом. Оно сверкало повсюду: украшало лепку стен, обрамляло полотна картин, даже статуэтки непропорционально огромных пухлощеких младенцев с крыльями, призванные осыпать из рога благоденствия хозяина покоев, были покрыты им полностью.
Его величество, немолодой человек с вечной складкой на лбу, подтверждающей, что он много времени проводит в раздумьях, сидел за столом из красного дерева. При виде вошедшего лорда-чародея он отложил папку и откинулся на спинку кресла:
– А, Саффолд! Вы как всегда пунктуальны!
– Ваше величество!
Граф поклонился и подошел к столу, с опаской поглядывая на огромную люстру с подвесками из горного хрусталя. Ему почему-то казалось, что в один прекрасный день крюк в потолке не выдержит, и люстра рухнет на головы.
– О’Хара уже рассказал вам о гишпанцах?
– О гишпанцах?
Лорд-чародей с должным интересом посмотрел на хозяина кабинета. Тот хмыкнул:
– Бросьте, Саффолд! Будто я не знаю, что вы прибыли на четверть часа раньше и уже переговорили со своим другом!
– Ваша проницательность меня восхищает! – Грегори склонил голову, пряча по-мальчишески дерзкую улыбку.
Король отмахнулся:
– Мое положение обязывает угадывать такие вещи. Так что вам рассказал мой дорогой – во всех смыслах этого слова – секретарь?
– Что нам стоит ожидать гишпанских послов. Полагаю, их разместят в зеленых покоях? Мне следует предпринять что-то по данному поводу?
Его величество покачал головой:
– К сожалению, они предпочитают жить у себя в посольстве.
Лорд-чародей бросил на короля быстрый взгляд и лениво протянул:
– Вот как?
– Да, мой дорогой. Более того, они уже наслышаны про вас и настаивают, чтобы вы были отстранены от участия в переговорах.
Граф Саффолд выжидающе молчал, его величество помедлил, внимательно рассматривая стоящего перед ним мужчину, затем продолжил:
– Я отказал им. Но гарантировал, что вы не будете вмешиваться в переговоры с помощью магии.
– Разумеется, – едва заметно выдохнув, Грегори поклонился.
Отстранение его от участия в таких переговорах в умах многих придворных означало бы опалу, а лорду-чародею очень не хотелось, чтобы особо рьяные неприятели ночью начали бить ему окна камнями.
Король, по всей видимости, тоже думал об этом.
– Тем не менее этот союз нам весьма выгоден со всех точек зрения.
– За исключением магии, – мягко поправил его лорд-чародей. – Их школа основана на слишком древних обрядах…
– Которые включают в себя целомудрие мага, – хохотнул его величество.
Грегори скривился:
– Ну, это, положим, не основное… во всяком случае, мне придется слегка повозиться, они наверняка усилят магическую защиту от чтения эмоций и прослушивания в посольстве… Придется задействовать шпионов, а люди, как нам всем известно, болтливы… Тем более всех, кто попадет в посольство будут проверять гишпанские маги…
Он потер рукой затылок, слегка ероша волосы и массируя шею, как делал всегда в период глубоких раздумий. Король кивнул, подтверждая эту догадку.
– Не подведите меня, Саффолд, – тихо произнес он. – От этого союза будет зависеть очень многое.
– Да, ваше величество.
Дождавшись покровительственного взмаха руки, чародей вышел в приемную. Он не стал разговаривать с Майлзом, занятым с каким-то офицером, лишь обронил прощальное: «Встретимся позже», – и направился к выходу. Глядя на плотно сжатые губы и зло сверкающие глаза лорда-чародея, все спешили уйти с дороги как можно быстрее.
Карету подали незамедлительно. Грегори буквально вскочил в нее, сам захлопнул дверцу и стукнул тростью в потолок, подавая сигнал кучеру трогать.
Все еще хмурясь, он вошел к себе в дом. Лакей, забрав у господина трость и перчатки, поспешил ускользнуть с глаз долой, за что раздраженный хозяин мысленно обозвал его трусом.
Поужинав в компании верного Министра, его светлость обрел свое обычное расположение духа. Он не сомневался, что за требованиями гишпанского посольства отстранить его от переговоров стоит его вечный соперник – премьер-министр Титус, закостенелый и твердолобый, невзлюбивший лорда-чародея с самого первого появления при дворе.
Позже их конфронтация усилилась, когда граф увел любовницу из-под носа герцога Кавершема, покровителя и дальнего родственника Титуса. И вот теперь они решили отомстить. Что ж, если они хотят поиграть…
Дав себе слово непременно разобраться с врагами, Грегори, задумчиво перебрав приглашения на каминной полке, решил поехать на бал по случаю помолвки какого-то мистера Равенска́ра со старшей дочерью лорда Би́шопа. Ее представляли ко двору в прошлом сезоне. Белокурое воздушное создание, по своей наивности имевшее на него виды. Кажется, он был с ней непозволительно груб… Или это была другая хорошенькая глупышка? Он не стал вспоминать.
Дожив до тридцати с небольшим лет, Грегори до сих пор являлся предметом вожделения амбициозных родительниц и не раз признавался, что прекрасно понимает, что чувствует олень, на которого ведется гон сворой собак.
– Это так неудобно – ходить на помолвки, – чуть позже пожаловался он верному Джексону, скармливая собаке с рук очередную галету. – Все обязательно подходят и многозначительно спрашивают: «Ну, когда же ты?»
– Да, милорд, в этом плане ходить на похороны гораздо более спокойно, – отозвался слуга.
Граф бросил на него быстрый взгляд, но камердинер стоял с абсолютно невозмутимым видом.
– Какая интересная точка зрения… – с сомнением в голосе протянул Грегори. – Но ведь никто не умирает! Я же не могу сидеть дома и ждать этого печального события?
– Конечно, милорд!
– И потом, туда обязательно надо надевать черное. Хотя, следует признать, черное мне к лицу. – Он слегка задумался. – Знаешь, что, Джексон, я, пожалуй, закажу себе черный камзол! Это будет необычно!
– К тому же вы будете подготовлены, если кто-то внезапно умрет! – меланхолично заметил камердинер.
– Черт возьми, ты прав! – Граф отдернул руку. – Министр! Будь аккуратнее! Можно подумать, я не знаю, что ты вступил в сговор с моим камердинером и уже получил печенье!
Пес тяжело вздохнул и, преданно глядя на хозяина, завилял всем задом, явно намекая, что такая преданность должна быть вознаграждена.
– У этого животного абсолютно нет чувства меры, – пожаловался лорд-чародей.
– Как и у всех его тезок, милорд! – кивнул Джексон.
Граф одобрительно посмотрел на него:
– Ты абсолютно прав.