© Каблукова Екатерина
© ИДДК
Я уныло ковыряла ложкой в тарелке. Никогда не любила гречневую кашу, а сегодня мне казалось, что она вообще омерзительно пахла. Этакой прогорклой крупой. Не помогало ни сливочное масло, ни соль. Я привычно размазала ложкой крупинки по краям, чтобы было похоже, будто бы я все-таки что-то съела, и бросила тоскливый взгляд в окно.
Погода полностью отражала мое настроение. Мелкий моросящий дождь, начавшийся неделю назад, не прекращался ни на секунду. Низкое небо было покрыто серыми тучами, пасмурный день просто сливался с белой ночью, и в городе царила непроглядная серость. Как и в моей душе.
Я снова взглянула на окно, покрытое каплями, вздохнула, невольно вспомнив голубое небо и яркие, усеянные цветами холмы, между которыми вилась пыльная дорога. От осознания, что это никогда не повторится, стало еще тоскливее.
– Лиза, ты что сидишь? – Бабушка в ярко-красном шелковом халате вошла на кухню. – На работу опоздаешь!
– Переживут, – отмахнулась я.
Сейчас, когда все сотрудники наперебой уверяли начальство, что заплесневеют от сырости, и требовали подписать внеочередные отпуска, чтобы удрать на юг, я, вышедшая на работу сразу же после своей необычной командировки и не требовавшая даже догулять положенное, ценилась нашей конторой на вес золота.
– Переживут, твои органы всех переживут, – пробурчала бабушка, скрываясь в ванной, чтобы привести себя в порядок.
Послышался шум воды. Я вздохнула: ну все, бабуля нейтрализована по меньшей мере на час. Пока она не нанесет все снадобья из десяти тюбиков, стоявших рядком на полочке у зеркала, на кожу, не сделает укладку и легкий утренний макияж, она из ванной не выйдет. Выждав еще три минуты, вдруг бабушка что-то забыла, я встала, чтобы с чувством выполненного долга выкинуть гречку.
– Лиз, ты что, еще не поела? – Мама появилась на кухне.
Ее шелковый халат был синим. Мне полагался зеленый, который вот уже второй год пылился в шкафу: я любила длинные футболки и трикотажные штаны.
– И опять без тапок! – ужаснулась родительница.
– Поела. Без тапок. Мне пора, иначе опоздаю! – Чмокнув маму в щеку, я попыталась пронести мимо бдительного ока тарелку, но была остановлена.
– Как-то мало ты съела! – Она всмотрелась в гречку, словно считая крупинки.
– Мама, ну хоть ты не начинай!
– Лиза, крупа – это длинные углеводы! Она полезна! – Мама с укором посмотрела на меня.
Понимая, что меня ждут либо три ложки ненавистной гречки, либо лекция о пользе круп, после которой я точно опоздаю, я послушно зачерпнула и проглотила. Поставила тарелку на край раковины и метнулась в туалет: гречка всеми силами рвалась наружу. Я только и успела, что закрыть дверь на шпингалет и буквально рухнуть на колени у унитаза.
– Черт, – выругалась я, когда тошнота отступила.
Немного отдышавшись, я поднялась. Ноги все еще дрожали.
– Лиза, – оказывается, мама стучала в дверь, – Лиза, что случилось?
– Все в порядке, мам. – Я открыла холодную воду, тщательно прополоскала рот, умылась и только после этого вышла, радуясь, что в квартире все-таки два совмещенных санузла.
Бабушка, встревоженная маминым голосом, тоже выскочила из ванной. Вода с ее волос стекала на халат, оставляя темные пятна, так напоминающие пятна крови. В памяти мелькнула белоснежная рубашка графа, красные подтеки на ткани. Там пятна выглядели ярче. И запах горелой плоти…
При воспоминаниях о пытках к горлу опять подступила тошнота. Я приложила ладонь ко рту, пытаясь сдержаться. Обои в коридоре стали блеклыми, а запахи усилились.
– Лизок, ты не заболела? – Мама потрогала мне лоб, обменялась многозначительным взглядом с бабушкой. – Просто ледяная!
– Может, врача вызвать? – Та тоже потянулась ко мне.
Я увернулась:
– Да оставьте вы меня в покое! – Ушла в свою комнату, по-детски хлопнув дверью.
Села на кровать, обреченно посмотрела на часы, охнула и начала собираться. Брюки категорически не хотели застегиваться – молнию заело, стянув их, я не глядя надела юбку, благо у меня они все были почти одинаковые, натянула рубашку, кое-как застегнула пуговицы, затем достала новую упаковку чулок, попыталась быстро надеть, зацепила кольцом с рубином, которое никогда не снимала с пальца, слишком уж дорогим был подарок, как и браслет на запястье. От воспоминаний в носу противно защипало.
Я быстро смахнула слезы и еще раз посмотрела на часы. Длинная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати. Понимая, что накраситься уже не успеваю, выскочила в коридор, на ходу стягивая волосы резинкой в хвост.
– Лиза, – окликнула бабушка.
Игнорируя призыв, я впрыгнула в балетки и подхватила куртку.
– Опаздываю! До вечера!
Я выскочила на площадку, громко хлопнув дверью. Перепрыгивая через ступеньку, помчалась вниз. В подъезде пахло цементом и табаком, а еще дешевыми духами, сквозь аромат которых явно ощущался запах спирта. Странно, раньше я этого не замечала.
Этажом ниже ступени были влажными, по всей видимости, сосед только что выгулял свою собаку. К запаху духов присоединился запах псины, и я поморщилась, попыталась быстрее спуститься, чуть не поскользнулась на мокрой ступеньке, удержалась, схватившись за перила, поправила сумку и продолжила спускаться, но уже медленнее.
У дверей подъезда мне даже пришлось остановиться: на секунду все поплыло перед глазами. Показалось, что на лестнице очень душно. Охнув, я прислонилась к стене.
– Лизонька, доброе утро! Что с вами? – Сосед, немолодой седовласый мужчина, как раз выходивший из своей квартиры, озадаченно посмотрел на меня. – Вам плохо?
– Спасибо, все в порядке, – прошипела я: еще не хватало, чтобы он потом моим рассказывал, что я чуть не упала в обморок на лестнице. – Доброе утро, Виктор Степанович!
– И вам не болеть!
Я вышла и с наслаждением вдохнула холодный, пропитанный дождем воздух. Полегчало. Воздух был словно наполнен влагой. Ветер дунул в лицо, ероша растрепавшиеся волосы. Ледяные капли облепили лицо.
– Лиза! – раздался строгий окрик мамы над головой. – Капюшон надень, а то простудишься!
Я проигнорировала. Медленно, с удовольствием прошлась до машины, припаркованной у соседнего дома, села за руль, включила зажигание. Автомобиль грозно пискнул, а я ругнулась: уже второй день подряд забывала заправиться. Взглянула на часы, поняла, что если поеду на заправку, то точно не успею, полезла в сумку за телефоном вызвать такси.
И все равно я опоздала. Планерка как раз закончилась, когда я заходила в свой кабинет, который делила еще с двумя девочками из отдела. Небольшой, со стандартной дешевой мебелью и пластиковыми жалюзи. Лишь компьютеры были достаточно мощные, позволявшие оперативно работать. Я, делая вид, что задержалась по делу, прошла к своему столу, стоявшему в углу.
– О, Лизка, а Соколов про тебя на планерке спрашивал. – Танька кинула на стол ежедневники, включила комп. – Третье опоздание за неделю! Ты что, со своим Максом съехалась?
– А при чем тут Макс? – не поняла я, тоже включая компьютер и вводя пароль доступа. Экран ярко замигал, и я невольно прикрыла глаза.
– Ну так на радостях сексом занимаетесь, поэтому и опаздываешь. – Таня зашуршала шоколадкой, припрятанной в тумбочке. Она всегда была жуткой сластеной. – Будешь?
Я покачала головой. В отличие от меня, Танька ела, как слон, и не толстела, вызывая всеобщую зависть. Сама она, скромно потупив глаза, заявляла, что у нее отличный метаболизм, а девочки по углам шушукались, что наверняка пьет какие-то таблетки.
– Вечно ты со своим сексом! – укорила подругу Люська. – Может, Лизка проснуться не может!
– Ага. Потому что вечером сексом занималась. – Таня отгрызла шоколадку и фыркнула. – Девочки, ну что вы такие мрачные?
– Ты за окно смотрела? – спросила Люся. – Там мокро, а Соколов отпуск не дает.
– Почему не дает? – Я щелкнула клавишами мышки, открывая файл.
– Потому что по расписанию сейчас твой отпуск. И я должна с тобой договариваться и рапорт подавать. – Она яростно застучала пальцами по клавиатуре, точно та была виновата.
– Пиши заявление. Я не буду догуливать. – Я вывела на печать несколько листов, забрала и начала проверять.
– А ты ему об этом скажешь? – Люся умоляюще посмотрела на меня. – А то меня Артем на море зовет… – И заговорщицки добавила: – Он мне предложение будет делать!
– Вау!!! – Таня вылетела из-за стола и бросилась обнимать подругу. – Поздравляю!!! Откуда знаешь?
– Степка проболтался, – ответила та, имея в виду своего младшего брата. – Он ему кольцо мое таскал замерять.
– Круто!!! – Таня повернулась ко мне. – Лиза, а ты чего?
– А? Что? – Я оторвала взгляд от экрана.
– Люся замуж собралась.
– Поздравляю! – я вымученно улыбнулась. – Вы с Темычем классная пара.
– Да ладно, – отмахнулась смущенная Люся. – Вы-то с Максом когда?
Я стиснула зубы. Макс был мой парень. Вернее, бывший парень, на звонки которого я перестала отвечать, как только вернулась из командировки, но девочки об этом не знали. Я помолчала, затем вновь погрузилась в бумаги. Девочки сверлили меня взглядами, и я не выдержала:
– Никогда.
Потрясенное молчание было мне ответом. Я с удивлением поняла, что мне самой полегчало.
– Ли-из, вы что, расстались? – недоверчиво протянула Таня, все еще обнимая Люсю.
– Да, расстались. – Я начала набирать на клавиатуре текст. – Как пишется «по порядку»? Через пробел или дефис?
– Пробел, – машинально ответила Люся и спохватилась: – А что произошло?
– С порядком?
– С Максом.
– Ничего, – отмахнулась я, не рассказывать же про графа Алайстера, так некстати ворвавшегося в мою размеренную жизнь. – Иногда бывает, когда люди просто понимают, что вместе им хуже, чем порознь.
Правда, Максу это очень долго пришлось объяснять, он так и не поверил, но об этом можно было и умолчать.
Судя по лицам, девочки хотели провести мне форменный допрос, но меня спасла круглолицая Любочка – бессменный секретарь нашего начальника. Она заглянула в кабинет и сообщила, что полковник Соколов вызывает меня к себе.
Меня проводили сочувствующими взглядами: если наш начальник начинал вызывать через секретаря, то пощады ждать не приходилось.
В коридоре никого не было. На какой-то миг перед самыми дверями в кабинет сердце вдруг забилось от крамольной мысли, что сейчас я увижу Роя, сидящего за столом и просматривающего мое дело…
Я покачала головой, прогоняя ее. Зачем я ему, если он любит Кариссу. Все закончилось в тот момент, когда я подошла к дверце шкафа, теперь осталось лишь пережить горькое послевкусие расставания и вспоминания о путешествии в другой мир, как о приятном приключении. Приятном…
Вспомнив, что меня пытались убить в Лагомбардии, я усмехнулась. И все равно при воспоминаниях о чужом мире, пропитанном солнцем и запахом моря, меня охватила тоска.
Я задумчиво покрутила кольцо с рубином, взглянула браслет из голубого металла, на котором висели три-ключа – прощальные подарки графа Алайстера.
Кольцо защищало от ядов. А браслет был амулетом, позволяющим открывать любые замки́. Теперь мне даже не надо было нажимать кнопки домофона, стоило лишь протянуть руку к дверям. Я знала, что браслет мог открыть мне путь в Лагомбардию. Знала и потому никогда не спускалась в тот подвал с книжными шкафами.
Спохватившись, что так и застыла в коридоре, я вошла в приемную, а потом и в кабинет начальника:
– Разрешите?
Полковник сидел за столом и что-то записывал в свой «талмуд», как он всегда называл тетради-ежедневники. Больше в кабинете никого не было. Я разочарованно выдохнула, чувствуя себя романтичной дурой. Признаться, чувство было не из приятных.
– Голованова, третье опоздание за неделю! – Павел Андреевич даже не поднял голову, плохой знак. – Садись, бери лист и пиши.
– Что писать?
– Заявление. Лучше сама, чем приказом.
Стало очень обидно. В носу противно защипало. Я моргнула, смахивая слезы, села за стол, придвинула к себе один из листов, стопкой лежащих на столе, взяла ручку и начала выводить буквы, стараясь писать разборчиво: почерк у меня был очень корявый, сказывались годы работы на компьютере.
– Вот, – поставив достаточно размашистую подпись, я слегка дрожащей рукой протянула лист полковнику, он снял колпачок со своей перьевой ручки и начал читать. Где-то в середине он нахмурился, перечитал, затем строго посмотрел на меня поверх очков:
– Голованова! Это что?
– Заявление, – голос звучал отстраненно, – вы же сами просили… по собственному…
– Я тебя просил на отпуск написать! Ходишь тут, как моль бледная! – Он зло швырнул лист на стол и хлопнул ладонью по нему так, что стакан с водой подпрыгнул.
– Я в отпуск не хочу, мне там делать нечего, – мрачно сказала я, избегая его взгляда. – Хотите увольнять – увольняйте, а в отпуск не пойду!
Полковник вздохнул, встал из-за стола, прошелся по кабинету, заложив руки за спину, как всегда бывало, когда он размышлял, затем сел, но уже напротив меня.
– Лизавета, послушай, я не знаю, что у тебя там случилось, и не хочу знать… – он выразительно замолчал.
– Вот и не спрашивайте, – посоветовала я.
– Ты это… начальству не дерзи! А то действительно твое сочинительство на тему собственных желаний подпишу! И что делать будешь? – говорил он это, скорее, по привычке, уж Павел Андреевич прекрасно знал, что теперь благодаря графу Алайстеру, вернее, премии, выписанной мне от имени Лагомбардии, Советом которой он успешно управлял, я могла всю жизнь прожить, ни в чем не нуждаясь.
После возвращения из параллельного мира, где я вынуждена была играть роль принцессы, я вышла на работу, и меня тут же вызвали в кабинет начальника. Я пошла, ожидая все что угодно, но полковник слегка оторопело протянул дорогое портмоне, наполненное банковскими карточками:
– Вот, держи…
– Что это? – Всю ночь я провела без сна, глаза были припухшими, а в голове стоял будто бы туман.
– Премия. За работу. Вообще-то не положено такое, но Алайстер настоял, говорит, был на самом верху.
Кровь бросилась мне в лицо. Так унизительно я себя никогда не чувствовала. Со мной расплачивались за услуги… И ведь даже не пришел сам! Трус!
– Передайте вашему Алайстеру, – прошипела я и вдруг осеклась.
Вспомнила и недавний приказ, «спущенный с самого верха», и то, как размышляла, что буду делать, если меня уволят. В портмоне лежали моя свобода и независимость, и неважно, за какие услуги Лагомбардии со мной рассчитались.
– Передайте ему большое спасибо!
– Голованова! – окрик начальника вывел меня из раздумий. – Ты где?
– Не знаю, – честно ответила я. – Наверное, у вас в кабинете.
– Я тебя человеческим языком спрашиваю: жить ты как будешь?
Я одарила его мрачным взглядом. И этот туда же! Мало мне мамы с бабушкой, последнее время охавших, что я похудела и осунулась. Возможно, они что-то и подозревали, бабушка то и дело заводила разговор на тему молодых людей и почему-то ценных бумаг, но я молча отмахивалась и старалась лишний раз задержаться на работе, не желая рассказывать им ни о загадочной своей командировке, ни о суммах на счетах, а уж тем более вдаваться в объяснения, как я смогла заработать столько. Павел Андреевич все еще ждал ответа. Я пожала плечами:
– Не думала об этом.
– Так подумай! – Он с каким-то мрачным раздражением протер очки, я внимательно посмотрела на него:
– Это мои просили вас поговорить, верно?
– Почему сразу твои? – пробурчал он, старательно пряча глаза и тем самым подтверждая мои догадки.
– А кто ж еще! – фыркнула я. – Думаете, не знаю, что вы с ними в сговоре! Вернее, с бабушкой!
– Лидия Михайловна тебе добра желает… И права она: сидишь с утра до вечера, света белого не видишь!
– С нашей погодой его вообще увидеть затруднительно.
– Ты не дерзи! Сегодня что? Проспала?
– Я не проспала, я гречкой отравилась, – мрачно сказала я.
Полковник недоверчиво посмотрел на меня:
– Как это?
– Вам в подробностях? – ехидно поинтересовалась я. – Как именно все происходило?
Начальник покачал головой:
– Ох, Голованова, не доведет тебя до добра твой язык!
Я вымученно посмотрела на него:
– Павел Андреевич, если у вас ко мне все, я пойду? Там отчетов…
– Иди, – он обреченно махнул рукой.
Я дошла до двери и обернулась:
– А за бабушку вы не волнуйтесь, я скажу своим, что вы меня долго в кабинете мучили!
Выпустив эту парфянскую стрелу, я вышла.
– Скажет она, – донеслось до меня бурчание. – К врачу лучше сходи! А то гречкой отравилась…
В словах начальника была какая-то доля правды. Я действительно неважно себя чувствовала, словно заболевала, но если отпуска я боялась как огня, понимая, что сойду с ума от воспоминаний, то насчет визита к врачу стоило подумать. В конце концов, от больничного можно отказаться.
Я вернулась к себе в кабинет, проигнорировала вопросительные взгляды девочек, снова ввела пароль и уставилась в экран, дела вид, что погружена в расчеты.
Как всегда, воспоминания о графе Алайстере выбили меня из состояния отрешенности, ставшего уже привычным. В памяти вновь и вновь возникали темнеющие в ночи холмы, пыльная дорога, серебристой лентой уходящая вдаль, россыпи розовых звезд на темном небе и пьянящие поцелуи, а ведь еще было Междумирье…
И после этого Рой вместе с принцем Риччионе стоял в коридоре тайного хода и цинично наблюдал за мной и Гаудани. Наверняка эти двое еще и поспорили между собой, удастся ли д'орезу Лагомбардии, считавшему меня принцессой Кариссой, переспать со мной. Не удалось.
Я спутала все их планы, а потом с чувством выполненного долга вернулась домой. Рой мог меня остановить, но не стал, я была лишь слабой заменой той другой, которую он действительно любил. Мной можно было рисковать не задумываясь, что граф и сделал…
– Лиз, ты хоть по клавиатуре постучи и файл открой, запалишься! – Таня заглянула мне через плечо. – Какая-то ты… влюбилась, что ли?
– Влюбилась… – вздохнула я, отрицать, очевидно, было уже глупо.
– Вау! В кого? – Люся аж привстала, чтоб ничего не пропустить. – Вот почему ты рассталась с Максом?
Я молча кивнула. Таня присвистнула:
– Ну ты даешь? А он?
– А он не влюбился. – Я резко отодвинула стул и вскочила, чувствуя, что вот-вот снова расплачусь.
Девочки притихли, от молчаливого сочувствия стало еще хуже. Я рывком сдернула сумку со стола и вышла. На ходу позвонила Павлу Андреевичу, соврала, что мне стало хуже, и отпросилась к врачу. Делая вид, что очень тороплюсь, выбежала из здания и, глотая слезы, направилась к Неве, благо идти недалеко. Перешла дорогу, оперлась на мокрый гранитный парапет. Вода была коричневой, точно спекшаяся кровь.
– Кстати, зачем в этом подвале труба?
– Ну как же? Чтобы кровь в Неву стекала!
Некстати вспомнилась первая встреча с Роем, и слезы все-таки побежали по щекам. Я смахнула их, недоумевая, что со мной творится. Может, действительно заболела?
Пришлось достать телефон и набрать бывшую одноклассницу, работающую врачом. Правда, Сашка была гинекологом, причем потомственным, но по поводу лекарств от гриппа я тоже обычно консультировалась с ней.
– Да? – раздался ее бодрый голос. – Лизка, куда пропала? Больше месяца не виделись!
– Да так, долго рассказывать, – вздохнула я, чувствуя себя после ее слов очень корыстной. – Саш, скажи мне, чем лучше отравление снять?
– Какое отравление? – не поняла она. – Кто отравился?
– Я. Гречкой. Но я немного съела, – призналась я.
– Гречкой? Ты? Подожди, в чем это выражалось?
– Стошнило.
– Когда?
– Сегодня утром.
– И все?
– Не знаю, состояние какое-то… предгриппозное…
В трубке воцарилось молчание. Я уже решила, что что-то со связью, когда Сашка заговорила.
– Лиз, давай-ка дуй ко мне, – голос звучал как-то странно, – если что, сразу капельницу и поставим! Я как раз на работе.
– Ладно, – кивнула я, словно она могла видеть. – Мне до тебя доскакать минут пятнадцать.
– Знаешь, давай ты скакать не будешь? У меня вот-вот пациент по записи минут на двадцать пять, как раз ты и подойдешь, – предложила она.
– Договорились. – Я нажала отбой и спрятала телефон в сумку.
Времени было навалом: Сашка работала в дорогущей частной клинике недалеко от меня. Раньше мы часто после работы встречались в одном из кафе выпить чашечку кофе и поговорить.
Но это все было до того, как я оказалась в другом мире, до того, как влюбилась в совершенно неподходящего мне графа Алайстера. После моего возвращения из Лагомбардии я старательно избегала таких посиделок: общаться ни с кем не хотелось. Да и лучшая подруга легко могла вывести на чистую воду, а я не готова была обсуждать свои чувства.
Как и договаривались, я не торопилась и все равно дошла минут на восемь раньше назначенного времени, заскочила в соседний магазин купить кофе на вынос.
Запах кофе не понравился, зато до дрожи в руках захотелось кефиру, который я вообще не пью. Пришлось купить бутылку и выпить на глазах ухмыляющихся продавцов, наверняка они решили, что у меня похмелье.
Я выбросила бутылку в ближайшую урну и направилась на прием к подруге детства.
Клиника была безликой. Она располагалась в одном из домов, от которых остался лишь фасад позапрошлого века. Внутри все было современным. Зеленые с белым стены, напротив входа оранжевая эмблема, безвкусно смотревшаяся между выступающими из стены колонн, – явно дизайнерская находка, гипсовая имитация лепнины на потолке и диванчики из зеленого кожзаменителя, стоящие в холле. Все должно было говорить о респектабельности заведения и настраивать на положительные эмоции. От осознания этого меня опять затошнило.
Несколько женщин, три из которых явно были в положении, сидели на диванчике, обсуждая модели колясок. При этом использовались такие термины, как проходимость и легкость в управлении, точно выбиралась не коляска, а машина. А еще это чудо современного коляскостроения обязательно должно было поместиться в лифт. Далее шли непередаваемые термины и названия марок.
Я не стала больше прислушиваться к их разговорам и села на самый дальний диван. Взяла журнал, откуда на меня с глянцевой обложки смотрел веселый малыш, пролистнула, поняла, что не хочу читать ни о прелестях грудного вскармливания, ни о правилах прикорма, и отложила его в сторону.
– Лиза, привет! – Саша вышла к стойке. Темноволосая, подтянутая, с цепким взглядом, в белом халате и розовых штанах, она просто олицетворяла собой профессионализм. – Ну что, пойдем!
Я улыбнулась и прошла за подругой по длинному коридору, пахнущему дезинфекцией, в ее кабинет. Здесь стены были белые, а кушетка и стулья – голубые.
– Рассказывай. – Она села за свой стол и подперла голову кулаком – любимый жест с детства.
– Да что тебе рассказывать? Все путем, только времени вообще нет, – махнула рукой я.
– Чем отравилась, рассказывай, – фыркнула подруга.
– Гречкой, – буркнула я, – ты же знаешь, как меня любят ей пичкать.
– До сих пор? – изумилась она. – Ну Ольга Степановна дает!
– Поверь, Лидия Михайловна не отстает, – я вздохнула. – Вот и отравили…
– Просто семья Борджиа! – хохотнула Сашка, а я вздрогнула. – Слушай, а ты еще что-то ела?
– Да вот, кефирчик, но это только что, – пробормотала я и насторожилась: слишком уж пристально она на меня посмотрела. – А что?
– А то, что ты его никогда не любила, – подруга еще раз взглянула на меня. – Лиз, а критические дни у тебя когда последние были?
– Что? – понимая, к чему подруга клонит, я побледнела. – При чем тут…
– А при том, что ты в самом детородном возрасте!
Сашка выразительно замолчала. Я растерянно посмотрела на календарь, пытаясь вспомнить свой цикл, удалось с трудом, после чего я побледнела еще больше.
Голова закружилась, и если бы я не сидела на стуле, то наверняка бы упала. Сашка профессиональным движением достала из ящика стола и сунула мне под нос нашатырь. Резкий запах заставил отшатнуться. Но головокружение прошло. Зато вновь затошнило, на этот раз от страха.
– Не может быть, – потрясенно прошептала я, беспомощно смотря на подругу, она хихикнула:
– Ладно, пошли на УЗИ смотреть! Может, от стресса или гастрит там какой, хотя я сомневаюсь, уж очень все сходится.