Екатерина Дроздова
Забытое письмо. Сборник рассказов
СССР
Шесть утра. Солнце взошло и на небе ни облачка. Сегодня будет жаркий день. Я ем сладкую пенку с капучино. Бодрюсь, просыпаюсь, ведь через два часа начало смены.
В воздухе ещё витает ночная прохлада. Летнее утро в Москве всегда пахнет особенно: сыростью асфальта после щедрых поливальных машин и вентиляцией метрополитена. Оно звучит голосами детей во дворах, радующихся каникулам и перекрикиванием дворников. Так происходит сейчас, так было и в моём советском детстве. Или, всё-таки, нет. Сейчас и детей во дворах меньше и дворники перекрикиваются на непонятных языках.
− Лиз, Тоха свет выставил, и я камеру настроил, глянешь?
− Угу.
Смотрю в монитор.
− Ну, ты издеваешься? − злюсь я. – Мы снимаем сцену из детства героя. Советского детства. Мне картинка нужна светлая, как грим героев, чтоб лица сияли. А ты «Левиафан» какой-то выставил. Меняй всё! Скоро САМ приедет, даст тебе по первое число.
− Мне сказали, снимаем СССР, я его так вижу, − обиделся оператор.
− Ты в каком году родился?
− В девяносто восьмом.
− Понятно всё. Делай, как я говорю.
Шелестя шинами по лужам, подъехал жужжащий Икарус. Из дверей с озорным визгом выбежали дети.
− Лиз, мелких привезли.
− Отлично. Давай сразу на грим, а то потом мы их не соберём. Неси красные галстуки и всё остальное.
Допиваю остывший кофе. Всё, работаем-работаем.
«Ах ты, пятка зачесалась».
Наклоняюсь почесать и вижу запись на асфальте: «Салон красоты «Эстель» 200 метров».
− Ника, сотри эту фигню! У нас же советский двор. Нарисуй тут мелом классики.
− Это как? − хлопнула моя ассистентка нарощенными ресницами-веерами.
− Загугли.
− Ясненько. А, да, там, у подъезда какая-то старушка ругается, что мы дверь сняли.
«Старушка» лет пятидесяти действительно громко грозила полицией и своей дерматиновой сумкой.
− Любезная моя, мы кино снимать будем, − объясняю ей. – После смены вернём вашу дверь на место.
− Снимайте, а дверь причём?
− Мы про СССР снимаем, а тогда не было домофонов.
− Не было, − смягчила тон «старушка». – Это правда, все двери открыты были, никто никого не боялся, − и, окинув взглядом двор добавила: − Тогда и забор меняй на низкий, бетонный, серый такой. Помнишь?
− Помню, − улыбнулась я. – Помню. Которым никто ни от кого не загораживался.
А дети, готовые к смене уже выбежали на площадку.
− Итак, повторим ещё раз речёвку. Три, четыре:
Кто шагает дружно в ряд?
Пионерский наш отряд!
Сильные, смелые. Ловкие, умелые.
Ты шагай, не отставай,
Громко песню запевай.
2022 год.
Чиновницы
В ресторане полумрак. В этом зале такая концепция, поэтому мы его и выбрали. Хорошо, ненароком никто не узнает и не прислушается к разговору с этой… коллегой.
− Как ты будешь завтра голосовать? – спрашиваю её.
− За, − отвечает она.
− За «вывести» или за «оставить»?
− Оставить, конечно, − она припудрила раздутое от ботокса лицо. – Что тут спрашивать. Если аборты вывести из ОМС они же по повитухам пойдут. Ты представляешь, как взлетит тогда у нас женская смертность и инвалидность?
− И теневые доходы частных клиник.
− Мне нет дела до теневых доходов, это забота налоговиков, − языки пламени от свеч дьявольски блеснули в её бриллиантовых серьгах и старушечьих глазах.
Как же болит голова. Где проголосовать за исцеление от мигрени? Я сапожник без сапог, хотя и очень дорогостоящий. В Минздраве я примерно Кристиан Лубутен без лабутенов.
− Ты хоть передо мной не рисуйся, миссис «Забота о населении 2023». Тебе платят за большинство при голосовании.
Она улыбнулась своим лживым собачьим оскалом. Выбить бы ей зубы с ноги. Но как же болит голова, аж тошнит. А жрать всё равно хочется, что за парадокс? Да заткнитесь вы, за соседним столиком.
− Я двадцать пять лет была практикующим врачом, − всё с тем же собачьим оскалом, уже совсем не напоминающим улыбку, продолжила она свою агитацию. – Я, знаешь, сколько операций провела? Насмотрелась. Кто эти бабы: нищета, малолетки, бомжихи.
Скряб ножом по тарелке. За столиком рядом, малолетка в сопровождении папика, что-то не умеючи пилила прибором.
«Может, поэтому у твоей дочери выкидыш за выкидышем?»
− Твоя задача в министерстве, сокращать население через популяризацию абортов, − усмехнулась я.
− Твоя-то какая?
Я сжала виски. Вот бы проникнуть сквозь черепную коробку руками и вытащить оттуда эту боль. Как же тошнит!
− Моя ещё хуже. Вицухе спустили приказ о наращивании производства вакцин.
− От чего на этот раз? Какой вирус ещё придумали?
− Какая хрен разница? Ты же знаешь, какие на это выделяются деньги. А у вицухи и заводик по производству.
− У вицухи нет ничего такого.
− А у брата мужа есть. Хорош, а? Нас тут никто не слышит. Короче, сама знаешь, что в составе каждой ампулы с этой жижой абортируемый эмбрион.
− Тебе сказали лоббировать? Поэтому «За» будешь голосовать?
− Будто у меня есть выбор. Да и к тому же, если не пролоббирую, мне что, эмбрионы по помойкам собирать? Частные клиники ведь тоже, хрен что за бесплатно отдадут, зато районные консультации сговорчивые. А вицуха сейчас и так злющая – РПЦ на этот раз много денег запросили, а то не благословят укольчики.
− Видно ТАМ нас с ними на одной сковороде жарить будут, − засмеялась она.
Как же я её ненавижу!
− Ваш стейк, − улыбалась официантка.
Улыбается. Нам, которые в эту минуту решают можно ей «нищету плодить» или нет.
Разрезаю стейк слабой прожарки, и пюре тут же заливается кровью. 2023 год.
