Екатерина Черепко
Письма в Бюро Муз
6. Певчие птицы
– Съезд скандинавских муз? – Подняла бровь Нелли. – Когда? Где?
– Через неделю. В Стокгольме.
Она пыталась переварить только что полученную информацию: Муз собирался на какой-то духовный симпозиум, а значит, они всё же могли находиться вдали друг от друга.
– И… зачем тебе туда? – Недоверчиво спросила она.
– Ну, поскольку я начинающий, буду набираться опыта. Меня ждёт много лекций о работе с людьми, семинары по творческим отраслям, супервизия. Последнего, увы, не избежать: работа наставника выматывает, так что нас обязывают.
Нелли прикусила губу: сверхъестественная организация была куда более серьёзной, чем её нотариат. Она не помнила ни одного года, когда бы фру Ларссон и уж тем более её саму куда-то приглашали – даже на городской междусобойчик. Укол профессиональной ревности не укрылся от Муза, который уставился на неё с просил:
– Что с тобой?
– Ничего. – Отмахнулась она. – Ты уже купил билет?
– Он мне не нужен. Одно из преимуществ моего вида заключается в том, что я просто полечу в эфирных потоках.
Ещё одна привилегия – избегать общественного транспорта – окатила Нелли волной зависти. Она бы сама вступила в ряды вдохновителей, только бы никогда больше не трястись в междугороднем автобусе.
– Хотела бы я это увидеть. – Сказала она.
– Вряд ли это возможно, только если ты не экстрасенс. Для тебя я просто исчезну.
Она не знала полного списка чудес, подвластным созданиям вроде него. Дар воодушевлять оборачивался проклятьем вечного преследования. Способность перемещаться в пространстве требовала иногда участвовать в партийных собраниях.
Развалившись на софе, Муз не производил сверхъестественного впечатления: красавцем она бы его не назвала из-за выдающегося носа и непослушных волнистых прядей, которые напоминали ей взрыв фузилли на макаронной фабрике. На его ступнях болтались тапки на размер больше, а в одежде мелькали жёлтые заплатки. Свои несовершенства он не прятал, а наоборот подчёркивал. Она решила, что музы бедны как церковные мыши.
– Хотел попросить об одолжении. – Заговорил он. – Присмотришь за моими птицами? Их нужно кормить и поить, клетку я сам уберу перед отъездом.
Нелли оскалилась от мелкого злорадства и добавила:
– Твоя очередь давать мне ключ.
– Нет необходимости: я никогда не запираю дверь. У меня и ключа-то своего нет…
***
В первый день без Муза ей показалось, что в доме возник всепоглощающий вакуум. Музыка, которой он наполнял подъезд, эффект чужого присутствия, волнительное ожидание стука в дверь – всё это ушло вместе с ним. Только канарейки разрывались в тоске по хозяину.
Нелли забегала к ним дважды в день. Птицы – жёлтая и оранжевая – стали узнавать её и больше не забивались в угол клетки, как в момент знакомства. Она досыпала им корм, наливала свежей воды в поилку, любовалась тем, как они прыгают с жёрдочки на жёрдочку, чистят перья и хохлятся. Чтобы как-то скрасить их вынужденное одиночество, она ставила одну из пластинок в проигрыватель перед уходом. Закрывая дверь, Нелли представляла, что её волшебный помощник там, внутри, ждёт её также, как она ждала его, и тут же отрекалась от этих мыслей.
Ей уже не хватало Муза, и это начинало беспокоить. Они знали друг друга совсем недолго, и больше всего на свете ей хотелось поскорее завершить контракт, но, чтобы при этом он не уходил к следующему ученику.
– Это глупо, – рассуждала она перед сном, – он не останется здесь навсегда. Однажды мы придумаем нашу амбициозную цель. И, как только добьёмся её, пожмём друг другу руки на прощание. Конец обязательно наступит.
На следующий день она вернулась к пернатым и заметила мелованную брошюрку, прислонённую к клетке. Канарейки самозабвенно обгрызали её края сквозь прутья. Нелли потянулась за листом, отчего воздух пронзило недовольное чириканье. Даже когда объявление было у неё в руках, птицы отказывались признать своё поражение: они повисли на прутьях и раскрывали клювы.
– Вы голодны? – Спросила она. – Ладно, сначала я должна позаботиться о вас.
К ассорти из разноцветных злаков они даже не притронулись, как и к холодной воде из-под крана. Нелли просунула сквозь решётку кусочек яблока, но они продолжали сидеть у передней стенки.
– Чего же вы хотите?
На поддоне клетки она заметила бумажные ленты в мелких дырочках и решила, что птицы так развлекают себя за отсутствием компании.
– Бедняги, скучаете тут без хозяина. – Посочувствовала Нелли. – Будь вы ручными, я бы выпустила вас полетать. Но времени дрессировать вас у меня нет.
Рядом не лежало ничего, что могло бы заменить брошюру. Пришлось порыться в кухонных шкафчиках в поисках газеты. Единственная, с прошлого десятилетия, валялась на самом верху. Гюллинг посчитала её дату последним днём, когда здесь ещё жили люди. Муз не в счёт.
Нелли взгромоздилась на неустойчивую табуретку, взяла газету, порвала её на длинные полоски, часть из которых пропихнула в поддон, а другую скрутила в виде букета и поставила рядом с клеткой. Канарейки стали дружно щипать бумагу, а она вернулась к отложенной брошюре.
На титульной странице чьи-то руки обсыпали торт миндальной стружкой. Текст наверху гласил: «Путь к сладкой жизни прост». Заинтригованная, Нелли раскрыла обложку и увидела разбросанные всюду фотографии ягодного парфе, морковных пирожных, бисквитных рулетов, шоколадных трюфелей и маленьких кексов с кремовыми шапками. Между ними лежали радужные съедобные бисеринки, лепестки белых роз, сахарный жемчуг. Любуясь заманчивым десертным хороводом, она сглотнула слюну.
Растянутая на разворот фраза обещала: «Пройдите его в школе кондитеров Лива Оландера». На последней странице скромно пряталось фото самого преподавателя – серьёзного мужчины средних лет в очках и поварском колпаке. Нелли никогда не слышала о нём раньше, но составитель рассыпался в дифирамбах и потратил полстраницы на перечисление наград, которые мало о чём ей говорили. Заключительным штрихом были выведены телефон, время работы и адрес школы, по удачному стечению обстоятельств находившийся на Бергсгатан8, откуда было рукой подать до «булочного» переулка Багери и нотариата.
Нелли вздохнула: когда-то она бы отдала всё, чтобы попасть на эти курсы. В родной провинции она могла рассчитывать разве что на местечковый кулинарный колледж. Хотя и в него она бы бежала со всех ног. Уж как минимум вприпрыжку, в отличие от опостылевшего юридического здесь, в одном из крупнейших городов страны. Если бы ей только разрешили…
Она положила брошюру рядом с клеткой, походила по комнате, снова взяла её в руки.
– Наверное, это стоит целое состояние. Такой важный герр… – Сказала она канарейкам. – С другой стороны, что мешает позвонить и узнать? Или взять и зайти к ним. Меня же не будут унижать с порога, правда?
Птицы отвлеклись от разгрызания бумаги и уставились на неё.
– Но стоит ли оно того?
Армия грустных образов напалмом прорвала её мысленную оборону. Маленькая Нелли во всеуслышанье заявляет о своём желании стать пекарем, взрослые смеются и улюлюкают. Она со слезами на глазах ставит в духовку лимонный пирог, который впервые приготовила после смерти дедушки. Сестра тем временем больно щипает её за бок со словами: «Не реви по тому, что всё равно не получится!».
В следующем воспоминании соседская девчушка Мелина, как и раньше, идёт вместе с сёстрами Гюллинг в школу, но в самом конце сворачивает в сторону кулинарного колледжа. Эмилия тихо смеётся над ней, а Нелли закипает от злости.
В последнем она стоит и смотрит на то, как Андрес и Том пинают лимонный пирог, и всё становится красным, а потом она ревёт на плече у бабушки.
Тряхнув головой, она представила, что вредные мысли высыпаются через ухо, но они проделывали петлю в воздухе и возвращались в бесконечном водовороте. Нелли стиснула зубы, но её глаза всё равно наполнились слезами. Она была рада, что Муз не видит её такой.
Шелест из клетки возобновился с новой силой. Нелли рухнула на кровать Муза, заправленную лоскутным одеялом. Затхлый запах, который у неё стойко ассоциировался с такими тканями, оказался далёким от того, что она почувствовала: аромат его постели сочетал в себе акватические ноты озона и зелёные – сломанного листа базилика. Нелли перевернулась на живот и зарылась носом в стёганую ткань. Ей стало интересно, естественный ли это запах или все музы пользуются специальным парфюмом.
Вдоволь насладившись потусторонним фимиамом, она обратилась к старой теме:
– Вряд ли. Ведь я могу прочесть то же самое в кулинарных книгах. Так и в чём смысл?
Она поднялась с кровати, расправила вмятины и, помахав птичкам, покинула спальню. В этот раз они остались без патефона.
***
Нелли не считала, сколько дней прошло с его отъезда. В её привычную рутину вклинилось посещение птиц, но и к нему она уже привыкла. Пустота и серость окружающего мира скрашивалась лишь двумя чирикающими комочками – рыжим и жёлтым – которые были рады её видеть. После нехитрой заботы о них она припадала лицом к одеялу на кровати Муза. В остальном она продолжала избегать встреч с фру Эгдалль, стойко сносить вопли Мелинды Ларссон в нотариате, сухо общаться с матерью по телефону.
Весь выходной Нелли то и дело прислушивалась, не шагает ли кто-нибудь по площадке. После того, как она в очередной раз приложила ухо к замочной скважине, её осенило: возможно, музы вообще не пользовались дверьми, а она шпионит за ним, как прислуга из старых фильмов – за хозяевами.
Она села за письменный стол в гостиной, присмотрелась к нему и сдула пыль. Серые частицы взвились в воздух, Нелли, кашляя, с силой отворила окно. Малярная лента со подложенными в щели газетам треснула, в комнату ворвалась бодрящая октябрьская прохладца.
Она высунулась в окно, вдохнула полной грудью и тут же пригнулась, заметив движение. Что-то залетело внутрь с улицы, чуть не попав ей в лоб. Она повернула голову: в её шали застрял нос бледно-жёлтого бумажного самолётика. Нелли покрутила в руках незатейливое оригами, и её ноздри пронзил тот же аромат, что исходил от вещей Муза. Концентрированный, свежий, он ускорил биение её сердца.
Она пересекла комнату, остановилась у трельяжа, чтобы поправить причёску. Распахнув дверь, Нелли чуть не наступила на корзину с пышным бантом на ручке. Дно корзины было устлано соломой, на которой лежало несколько на которой лежало несколько обёрнутых вощёной бумагой кирпичиков. В каллиграфических подписях поверх каждого она узнала названия дорогих сыров.
Ошарашенная, она отставила подарок на скамейку в прихожей и вышла в подъезд одновременно с Музом. С радостным визгом она кинулась ему на шею. Он подхватил её под мышками и покружил на месте. Нелли стукнулась ногой о стремянку, ведущую на крышу.
– Ох! – Вырвалось у неё из груди. Но боль от ушиба ушла ровно в тот момент, как Муз улыбнулся.
– Привет, Нелл.
– Здравствуй. Спасибо за подарок!
Ей не терпелось узнать подробности его путешествия, но такт требовал выполнить пару социальных ритуалов.
– Давай скорее распакуем его. – Предложила Нелли.
– Мне говорили, что некоторые из этих сыров прекрасно сочетаются с горячим шоколадом. – Заметил Муз. – Проверим?
– Ох, жаль, у меня остался только кофе. Почему бы не попробовать с ним?
– Не спеши: у меня есть шоколад.
– Чудесно! – Обрадовалась она. – Тогда с тебя напитки, а с меня нарезка. Ты зайдёшь в гости, или мне зайти к тебе?
– Хм-м, а почему бы нам не расположиться прямо здесь?
Она проследила за его взглядом до лестницы.
– Хорошо, тогда я возьму коврик.
Пять минут спустя они оккупировали верхнюю площадку. Тарелка с кубиками сыра всех оттенков от белоснежного до тыквенно-рыжего стояла между ними, а кружку с дымящимся какао каждый держал в руках.
Нелли покосилась на соседа, который обмакивал сыр в напиток перед тем, как отправить в рот, но не стала говорить об этом, а просто попробовала также. Сочетание текстур ей не понравилось, она поморщилась.
– Что, плохой сыр? – Забеспокоился Муз. – Так и знал, что тот прощелыга меня обдурил.
– Нет-нет, – заверила его Нелли, – он замечательный. Просто мокрым он кажется хуже, чем есть на самом деле.
Сосед пожал плечами. Она приступила к расспросам:
– Как ты съездил? Я хочу знать всё!
– Ну, пф-ф, – заговорил он, не дожевав, – программа была насыщенной. Я даже не думал, что в Швеции столько муз, тем более, начинающих. Познакомился с коллегами из Этельсборга.
– Надо же! И много здесь твоих собратьев?
Муз посчитал в уме, загибая пальцы.
– Пять-шесть стажёров, не меньше. Есть и кураторы, но они себя ничем не выдали, видимо, не хотели общаться с молодняком.
– Как так? Ты никогда не видел своего куратора? – Удивилась Нелли.
– Нет. Мы общаемся письмами.
– И на какой адрес вы их отправляете? Дай угадаю: Небесная канцелярия, дом 1, верховья ноосферы?
– Технически, в небесную канцелярию, но нет. Я просто пишу «Бюро муз» в строке получателя и оставляю письмо на подоконнике, а к утру его забирают. Самая удобная почта Гёталанда, скажу я тебе.
– Ещё и самая быстрая, – буркнула Нелли, вспоминая, как на прошлой неделе бегала до почтамта за выписками из земельного реестра.
Пригубив шоколад, она спросила:
– Что нового ты узнал?
Он начал говорить: эмоционально жестикулируя, смеясь над тонкими шутками Талии, которая выступала на симпозиуме, пародируя речь Полигимнии в лицах, с умным видом рассуждал о высоких материях на сложном языке, которым и сам осторожно оперировал, а Нелли и вовсе поняла лишь пару слов. Затем он делился байками матёрого Фиолетового Муза, заведовавшим всем североевропейским регионом на тонком плане. Погружённые в беседу, они не заметили, как у их разговора появился свидетель.
Анита всегда подбиралась к своей жертве тихо. Она знала каждую скрипучую половицу и старательно их избегала. Её лёгкие, как у балерины, шаги не раз заставали Нелли врасплох. Снизу повеяло холодом. Пирующие как по команде вперились в полумрак уходящей вниз лестницы.
Фру Эгдалль сверкнула золотым зубом из-за перил и тут же исчезла в темноте.
– Наверное, мы слишком шумим. – Прошептала Нелли.
Муз пожал плечами и сказал:
– Ничего же не случилось. Дадим провидению шанс.
– Ага, привидению… – Съязвила она. – Бьюсь об заклад, она сверлила нас взглядом целую минуту. Уверена, когда-то она работала в тайной королевской полиции.
– Ты мыслишь узко: Анита наверняка её возглавляла. – Он изобразил перезарядку ружья и прицелился.
Белоголовая старуха вновь вытянула шею из-за перил и подалась вперёд. В руках она держала блюдо. Когда она почти добралась до верха, Муз вскочил с места, бочком спустился на один уровень с ней и, отвесив гротескный поклон, поприветствовал:
– А, фру Эгдалль, добрый вечер!
– И вам не хворать, юноша. – Сказала она.
Нелли тоже поздоровалась с ней, но без энтузиазма Муза. Старуха смерила её взглядом, словно выбирая, к чему придраться на этот раз. Закатный свет пролился на её лицо через круглое окошко под потолком. Иллюзорно гладкое в лучах засыпающей звезды, оно свидетельствовало былой красоте хозяйки: тонкие черты, высокий лоб с вдовьим мысом, который придавал ему форму сердечка. Пронзительные сапфировые глаза смотрели на Гюллинг без привычной укоризны.
– Мадам, прошу: присоединяйтесь, – пригласил Муз.
Нерешительно, словно боясь попасть впросак в высшем обществе, она протянула ему блюдо с чёрствым овсяным печеньем и сказала:
– Ну что вы, я только хотела удовлетворить своё любопытство. Мне было интересно, кто сидит наверху и что вы едите.
– Фру Эгдалль, угощайтесь, – предложила Нелли, протягивая ей тарелку. – Это сыр из Стокгольма. Очень вкусный.
Переминаясь с ноги на ногу и скрючившись сильнее обычного, Анита спросила, глядя на квартирантку исподлобья:
– Могу ли я обменять немного вашего сыра на печенье? Конечно, если вы не возражаете.
– Да, с удовольствием, – вклинился Муз.
Пересыпая сыр на блюдо, Нелли впервые увидела, как уголки губ Аниты приподнялись. Та, в свою очередь, по одному выложила на опустевшую тарелку печенье, пожелала всем доброй ночи и заковыляла вниз.
Муз сказал ей вслед:
– Если передумаете, мы будем здесь ещё с четверть часа.
Оглянувшись через плечо, Анита со сдержанной улыбкой кивнула.
Прежде чем она спустилась, подаренное ею печенье уже умяли. Жёсткое настолько, что без размачивания в какао оно непременно сломало бы кому-нибудь зуб, оно оказалось ещё и скверным на вкус. Но Гюллинг оценила спонтанный жест домовладелицы, ведь та, вероятно, отдала последнее лакомство, припасённое для чаепития.
– Зачем ты настаивал? – Спросила Нелли, когда замок на двери старухи щёлкнул.
Муз потёр ладони в предвкушении:
– Чувствую, Анита нас ещё удивит. – Объяснил он. – Интуиция никогда меня не подводила.
– Напомни, как давно ты работаешь музом? – Подмигнула она.
– Кажется, что всю свою жизнь.
7. Учёба мечты
Их уютные встречи по вечерам стали традицией. Муз и Нелли поочерёдно приходили друг к другу в гости, располагались то на её кухне, то на его вельветовой софе в гостиной. То и дело на столе появлялись пряники в сахарной глазури и рогалики из кафе Йохена, кривые крендели, которые они пекли сами.
Вот уже несколько дней Муз уговаривал её присмотреться к объявлению, которое, по его словам, было отправлено по межматериальной почте. Но чем оживлённее он описывал эту идею, тем сильнее отпиралась Гюллинг.
– Признайся: ты охладела к своей детской мечте? – Прищурился он.
– Вовсе нет: мне нравится печь. Но тратить столько денег на курсы…
– Я не призываю тебя вкладывать все средства в тюльпановые луковицы, как однажды сделали голландцы9. – Сказал Муз. – И даже не предлагаю скупать лотерейные билеты, будь они неладны. Это твой шанс быстро постичь азы того, что тебе нравится.
– А как же книги? Почему бы нам не заниматься по ним?
Он откинул голову на спинку софы и расхохотался.
– Скажешь тоже. Ты знаешь хоть одного человека, который бы купил самоучитель и не бросил бы его в течение недели? Занятия в классе дисциплинируют, там царит соревновательный дух, и… Что ты губы надуваешь? Так и есть. Никто не объяснит тебе материал лучше, чем человек.
– А ты разве не можешь объяснить? Музы же разбираются в созидательных вещах и всё такое.
– О-о-о, нет. – Затряс головой он. – Ребята вроде меня мало что умеют сами, но я буду стоять за твоим плечом и говорить: «Ты сможешь! Ты справишься! Обязательно продолжай». Часто человеку не хватает поддержки – да хоть бы кто-то заметил его старания. Засвидетельствовать акт творения, направить, воодушевить, дать хоть каплю веры в него – для этого и существуют музы. Поверь, я не дам тебе сдаться. Ты лишь должна начать.
Нелли задумалась: поддержка – именно то, чего ей недоставало в прошлом. Если бы хоть один член семьи прислушался к её мнению, она бы уже давно работала кондитером. Не таким титулованным, как Лив Оландер, но ей бы не пришлось начинать всё с нуля в более зрелом возрасте.
– Ну, допустим, – сказала она, – что на моей сберегательной книжке достаточно крон, чтобы оплатить учёбу и расходники. Но их точно не хватит на твоё участие!
– Это не проблема: меня проспонсирует бухгалтерия Бюро.
– Что? У вас есть бухгалтерия? И откуда, позволь узнать, у вас берутся деньги, если при первом поползновении в сторону заработков вы разрываете контракт с учеником?
– Хороший вопрос, фрекен. – Щёлкнул пальцами Муз. – Поговаривают, что гианы раскапывают для нас клады и предсказывают, какие акции взлетят, а от каких стоит немедленно избавиться. Раньше гианы грешили созданием золотых лихорадок, но необходимость обеспечивать нас лишает их этой возможности. К счастью, мне не приходится вникать в столь приземлённые вопросы детально. Этим занимаются те, кто не преуспел в музовском ремесле.
– Ладно, я проверю – но только проверю – достаточно ли у меня средств. – Сказала она, зная, что уже согласилась.
***
Нелли ускорилась до боли в икрах. Её рабочий день заканчивался за полчаса до кондитерских занятий, а от нужной улицы её отделяла половина Фридрихсгатан и кривой переулок Багери. Последний, утыканный пекарнями на любой вкус и кошелёк, был аперитивом для её планов: проходя сквозь него, Нелли чувствовала, как волосы и кожа пропитываются ароматом горячего слоёного теста и горького шоколада.
Конец переулка выходил на середину Бергсгатан – длинной улицы, состоящей из череды террас и ступеней, которые начинались от грузового порта под холмом и заканчивались на приплюснутой площади Микаэлы. Чем выше – тем изящнее становились балконные ограждения, но все их роднили наружные кашпо с разноцветными петуниями, медовыми лобелиями и лианами душистого горошка, что ползли по водостокам и кованым решёткам.
Школа Лива Оландера была на самом верху. Пыхтя и проклиная всё на свете, Нелли совершала восхождение. Она то и дело поглядывала на часы. За несколько минут до назначенного времени она увидела Муза на узкой пешеходной дорожке. Он помахал ей папкой с тетрадями.
– Фух, думала, не успею. – Выдохнула она, поравнявшись.
– Готова открыть для себя мир кулинарных изысков? – Спросил Муз, изобразив магический пасс фокусника.
Не в силах говорить от сбитого дыхания, она кивнула. Он галантно пропустил её вперёд.
Около десяти человек с тетрадями и ручками сидели за столиками импровизированного кафе. К удивлению Нелли, почти все студенты были её ровесниками или старше. Среди них затесалась даже пенсионерка, которая с любопытством рассматривала толпу.
Вскоре из соседней комнаты вышел сам Лив Оландер в кипенно-белом фартуке и поварском колпаке. Разговоры стихли. Он поправил очки, оглядел толпу, поздоровался со всеми и пригласил следовать за ним.
Ученики прошли до конца коридора, миновали тяжёлые стальные двери с окошками и очутились на кухне с огромным п-образным столом. Промышленные морозильники, духовые шкафы, раковины, полки с кондитерской утварью находились напротив узкого пространства с крючками для одежды и длинными скамьями.
Преподаватель переступил красную черту на полу, отделявшую гардероб от зоны для готовки, и жестом призвал всех остановиться.
– Уважаемые студенты, ваше обучение начинается прямо с порога. – Сказал он. – Первое правило этой кухни: за линию можно заходить только с покрытой головой, в фартуке и вымытыми руками.
Он указал на раковины, крючки на стене и скамьи слева и добавил:
– Вы можете переодеться и оставить свои вещи здесь.
Все распределились между двумя скамьями и начали доставать защитную одежду из сумок. Примерно половина нацепила на головы настоящие поварские колпаки и профессиональные однотонные фартуки, которых было не сыскать в обычных хозяйственных магазинах. Нелли стыдливо спрятала свои волосы в шапочку для душа и завязала пояс цветастого передника. Муза, одетого точно также, не волновал его внешний вид: полупрозрачная ткань на волосах превратила его голову в опушённый одуванчик, он увлечённо рассматривал себя в зеркале.
Увидев письменные принадлежности в руках учеников, Лив добавил:
– Отбросьте тетради: они вам не понадобятся. В конце занятий вы будете получать от меня карточки с рецептами. А теперь переступите линию и встаньте вдоль стола. К началу занятий вы должны стоять здесь подготовленными.
Когда шеренга растянулась по всей длине п-образного металлического стола, Нелли заметила, что обладатели однотонных фартуков и профессиональных колпаков держались особняком от «цветных». Она и Муз примостились вдали от обеих групп.
Преподаватель встал в центре и заговорил с куда большей приветливостью, чем вначале:
– Итак, теперь вы готовы. Меня зовут Лив Оландер, но вы можете называть меня Олеандр. С каждым из вас я познакомлюсь в процессе. Мы начинаем наше путешествие с простых чокладболлов…
Хоть для опытного Олеандра чокладболлы были проще пареной репы, и он лепил их, не смотря, Нелли намучилась с кокосовой обсыпкой, которая упорно отказывалась прилипать к шарику из шоколадно-овсяной основы. Изделия Муза – разного размера, с вмятинами – и вовсе развалились в процессе.
***
Три занятия в неделю вытягивали из Нелли все соки. Она разрывалась между требовательной Мелиндой Ларссон днём и не менее требовательным, но тактичным Олеандром вечером. В другие свободные дни они с Музом выполняли домашние задания – пытались воспроизвести пройденные в классе рецепты, чтобы на следующий день вынести их на суд шефа и всей аудитории.
Времени на быт катастрофически не хватало. Вдохновитель помогал ей с уборкой, но готовил он плохо, что сделало его ещё и худшим учеником. Чтобы забить чувство голода, они перекусывали уценёнными булочками из кафе Йохена или уминали остатки своих домашних десертов после «вердикта».
Новое задание – торт Наполеон – пеклось и варилось, отчего на кухне стало душно. Только Муз потянулся к форточке, как Нелли остановила его возгласом:
– Ты что? Перепад температур всё испортит.
Он отступил, она продолжила вручную взбивать масло, чувствуя, как по виску стекает капля пота.
– А это ведь не первый случай, – заметил он.
– О чём ты?
– Ты боишься сделать шаг в сторону, импровизировать, создать себе комфортные условия, в конце концов.
– Но в карточке сказано…
– Брось, там ничего не написано про открытое окно. Лив упомянул это вскользь на занятии. Твоя духовка разогревается быстрее школьной, но ты этого не учитываешь.
– Раз ты такой умный, – процедила Нелли, – то почему твои домашние шедевры каждый раз подгорают и остаются сырыми внутри?
Он поскрёб краешек своего почерневшего коржа в неровной стопке и ответил:
– У меня нет цели научиться этому или перещеголять тебя: ты не тот человек, которого подстегивают соревнования. Но я слежу за твоим прогрессом, подмечаю ошибки, пытаюсь привлечь к ним внимание.
Она резко переставила кастрюлю с плиты на деревянную подставку.
– Да? Тогда почему в классе под чутким руководством у меня всё получается на ура, а дома по чёткой инструкции нет? Даже десерты без запекания, где нельзя свалить всё на духовку.
Нелли осела на табуретке и продолжила свою исповедь:
– Я ничего не добилась за эти недели! Что раньше мне удавался один лимонный пирог, что сейчас. Не понимаю, почему делая то же самое там, я получаю прекрасный результат, а здесь – расплывшуюся жижу? Я безнадёжна. Зря деньги тратила …
Образ строгого Лива Олеандра грозил ей пальцем. Хоть преподаватель никогда и не повышал голоса, его задумчивое накручивание фартучной завязки на палец или поджимание губ говорило само за себя. Крайнюю степень недовольства он выражал во фразе «Ну-с, есть над чем работать» – это значило, что плюсов оного творения он не находил совсем и даже не собирался обосновывать вердикт провала. Больше всего на свете Нелли боялась услышать от него такие слова на очередной дегустации. Даже начальница с её постоянными воплями не вызывала столь самоуничижительных волн. Быть может, потому что мнение Олеандра было для Нелли дороже. Или она боялась разочаровать ещё и Муза.
Он пододвинулся ближе и погладил её по плечу. От участливого прохладного прикосновения по её коже пробежал волнительный разряд.
– Ты идеальный исполнитель, Нел. – Сказал он после недолгих раздумий. – В этом и проблема. Слепое следование инструкции работает только там, где тебя обучали. Дома другая плита, другая посуда. Продукты – из другого магазина. Даже качество зерна для помола будет отличаться в разных поставках одной фирмы. Я имею ввиду, что Лив – профессионал, он интуитивно понимает и использует это, а тебе стоит довериться своему чутью, отпустить желание всё контролировать, ориентироваться в первую очередь на текущие условия, а не на идеальные. Попробуй представить, что слова в карточке сугубо рекомендательны и не являются железобетонной панацеей от творческих неудач.
– А так можно? – Спросила Нелли, смотря в столешницу.
– Конечно! Я тебе разрешаю.
Она открыла окно.
***
О! – Удивился Олеандр, прожевав кусочек наполеона Нелли. – Фрекен, вы постарались на славу. Почти такой же вкус и текстура, как на прошлом занятии.
Увидев обугленные коржи Муза, которые не скрывал даже толстый слой крема, он накрутил завязку фартука на палец и изрёк:
– А вам, молодой человек, есть, над чем поработать.
– Я стараюсь изо всех сил, герр Олеандр. – Ответил Муз.
Нелли стоило трудов сохранить серьёзное выражение лица. Учитель покачал головой и вышел в центр полукруга.
– Итак, сегодня мы готовим ягодное парфе. – Сказал он. – Это холодное сладкое блюдо наподобие мороженого, известное с 1894 года…
Попробовать свои десерты ученикам не удалось: воздушную массу с перемолотыми ягодами, которые каждый выбирал на свой вкус, оставили застывать в морозилке до следующей встречи. Занятие закончилось с наступлением темноты.
Переполненные эмоциями от насыщенного дня, Нелли и Муз спустились почти до самого низа и свернули на узенькую Гарландгатан10. Лежащая параллельно пристани, эта пешеходная улица по праву считалась одной из самых романтичных в Этельсборге. Нити разноцветных гирлянд зигзагом соединяли соседние крыши, а на стенах домов висели старинные фонари. Ровно в полночь лампочки погасли и Гюллинг пробубнила:
– Ну вот…
Муз прикрыл её глаза ладонями и секундой позже убрал руки, но миг его прикосновения отпечатался в её памяти весенней прохладой. Нелли ахнула: все огоньки люминесцировали и замигали с повышенной силой, а он загадочно улыбался. Как ребёнок у витрин с игрушками, Нелли шла и любовалась сотворённым чудом, а Муз подхватил её под локоть, следя, чтобы она не споткнулась.
Волны мурашек бродили по её телу до пересечения с нижней частью Фридрихсгатан. На прощание она оглянулась на световую аллею, которая тут же погрузилась в темноту.
– Кстати, – сказала Нелли, – я нашла твой первый флаер в кармане и прочитала его. Буквы наконец-то перестали плясать.
Вокруг глаз Муза пролегли радостные морщинки.
– Это замечательно. Значит, ты обрела ясность и больше не сомневаешься в выбранном пути.
– Да, – согласилась она.
Утром, когда Гюллинг перечитала волшебный контракт, на который подписалась, её внимательный к закорючкам глаз уцепился за одну деталь. Страх разрушить волшебство приятного вечера проиграл в борьбе с юридическим профессионализмом. Она сказала:
– Я заметила, что графа цели по-прежнему пуста. У тебя не будет проблем из-за этого?
Он хлопнул себя по лбу со словами:
– Линдворм11 зловонный, как же я забыл? – Он зарделся, немного помолчал и добавил. – Признаюсь, мне так нравится проводить с тобой время, болтать обо всякой ерунде, ходить на эти курсы, что из головы вылетело.
По груди Нелли прокатилась тёплая волна, которую тут же смыли следующие слова Муза:
– Порой я забываю о том, кем являюсь и какие обязательства несу. Как бы я ни любил наши повседневные дела, прогулки, мы, скорее, врач и пациент, которым нельзя отлынивать от целительного плана. Понимаешь?
