Екатерина Черепко
Письма в Бюро Муз
4. Новый сосед
После спонтанного посещения булочной прошла неделя. Ещё несколько дней Нелли озиралась по сторонам, выходя из дома или офиса, но вскоре забыла и о Музе с его тревожными повадками, и о духовном контракте.
Она вернулась домой за полночь: рабочие вопросы не отпускали раньше. Нотариат был открыт до шести, но как только из кабинета фру Ларссон раздавался звон специального колокольчика, практикантка с юридического по имени Гретта переворачивала уличную табличку стороной «Закрыто», и дело продолжалось.
Тихо пробираясь по двору, чтобы не разбудить соседскую собаку, Нелли зашла в подъезд. Она на цыпочках поднималась по скрипучим ступеням в надежде на крепкий сон Аниты – своей пожилой домовладелицы, которая проживала этажом ниже и обладала невероятно чутким слухом и скандальным нравом.
На последнем пролёте что-то зашуршало под ногами. Нелли подняла глаза и обомлела: лунный свет лился сквозь круглое чердачное окно на тонны конфетти и серпантина, отражался от глянцевых жёлтых шариков, привязанных к перилам и дверным ручкам. В ней только что словно проснулось обоняние – или она лмшь обозначила смутно знакомое чувство, витавшее в воздухе, – пространство наполнял аромат цитруса и ванили. Нелли сглотнула слюну и пробурчала:
– Неужели фру Эгдалль сподобилась на кулинарные изыски?
Она спустилась ниже, чтобы убедиться, но запах исчез за незримой завесой, вернулась – и вновь оказалась окутана цитрусом и ванилью. Просвет между дверью напротив и полом был ярким – значит, кто-то находился внутри, и, если брать в расчёт шарики, едва отпраздновал новоселье. Сколько Нелли жила в Этельсборге, квартира на одной лестничной клетке с ней всегда пустовала.
Она распинала серпантин с конфетти и зашла домой. Как только она скинула туфли и размяла пальцы в мягких тапочках, в дверь постучали. Но стоило ей выйти на призыв полуночного посетителя, как снаружи никого не оказалось. Точнее, ничего кроме керамической формы с пирогом.
Свет в соседней квартире погас, но Нелли была уверена, что за ней наблюдают. Она подняла блюдо и скрылась в своём жилище, фантазируя, кто же мог въехать на последний этаж мансардного дома.
***
Утром она безбожно проспала и собиралась впопыхах. Времени готовить завтрак не осталось, и Нелли отрезала кусочек вожделенного пирога. Сунув его в рот, она закашлялась и тут же выплюнула его в салфетку: должно быть, незадачливый пекарь перепутал соль и сахар, отчего от цитруса сохранился только аромат.
Гюллинг метнулась в ванную, чтобы ополоснуть рот, но зубодробительный вкус соли не оставлял её ни на мгновение. Самым обидным было то, что блюдо выглядело аппетитно: его румяный верхний слой повторял плетение, которым дедушка украшал их традиционные лимонные пироги. Добродушный сосед словно попрал память Фергюса. Образ милой старушки или молодой матери-домохозяйки разлетелся в пух и прах. Теперь новый жилец предстал в образе вчерашнего подростка, который уехал в большой город и только-только начал самостоятельную жизнь.
Она выбросила испорченный десерт и выскочила за дверь: нехватка времени давила на неё куда сильнее, чем новые плохо разношенные туфли – на ноги. Чуть не поскользнувшись на серпантине и порванных оболочках от шариков, Нелли побежала вниз по лестнице, но путь ей преградила Анита с совком и веником в руках.
– Куда это вы собрались, фрекен Гюллинг? – Проскрипела она. – Помнится, при заселении вы обещали держать квартиру и площадку перед ней в чистоте.
– Я бы с радостью, фру Эгдалль, но я сейчас сильно спешу. Кстати, и вам доброго утра!
Она попыталась обогнуть старуху, но та схватила её за шкирку с криком:
– Стоя-я-ять!
Невысокая и хилая, она не уступала Нелли в силе.
– Ну-ка приберитесь!
– Но, фру Эгдалль, это не я намусорила! Там новый сосед въехал!
– Ну так заставьте его навести порядок. Или берите это и сделайте сами. – Она протянула ей веник с совком.
– Ладно, – зло бросила Нелли, намереваясь разобраться с соседом.
Вскоре она уже колотила в его дверь, что есть мочи.
– Эй, вы там?! – Кричала она. – Выйдите сейчас же!
Никто не отвечал и не подходил ближе. Она замерла и прислушалась: никакого движения внутри, ни единого шороха.
– Вот чёрт. – Тихо выругалась она и помчалась вниз.
Анита всё ещё стояла в проходе. Победоносно вручив своей постоялице веник с совком, она уселась на несколько ступеней ниже и стала поглядывать из-за костлявого плеча.
Вначале Гюллинг хотела смести весь мусор в квартиру, но тактичное покашливание заставило её передумать. Гневно зыркнув на Аниту, она открыла дверь, выставила пустое ведро и в спешке начала заметать в него остатки чужого празднества.
– Ну, давай же! – Рявкнула она на прилипшую к полу блёстку, которая никак не отдиралась. Пришлось поднимать вручную.
Наконец она собрала весь мусор и поставила ведро в прихожей. Как только Нелли выбежала из квартиры, снизу раздалось победоносное: «Не забудьте протереть пол мокрой тряпкой».
Девушка закатила глаза и рыкнула, но затрусила за тряпкой. Когда она всё доделала и взглянула на время, то обессиленно застонала. Пробегая мимо фру Эгдалль, она бросила помело и совок у её двери и полетела на Фридрихгатан.
Гретта, потупив взор, записала её в тетрадь опозданий, а в обед от фру Ларссон прилетел выговор.
***
– Пусть этот гад только попробует… – Бурчала Нелли по пути домой, представляя, как сосед, из-за которого весь её день пошёл насмарку, должен был обрадоваться внезапной чистоте. – Я всё ему выскажу, пусть только попадётся.
Шанс предоставился в тот же вечер. Поднимаясь, она уже издалека видела проблески под его дверью, а вблизи услышала популярную ритмичную мелодию, которая звучала из каждого динамика в городе.
Нелли залетела домой, бросила сумку на диван, отмыла железной щёткой форму от пирога, размашисто пересекла свой коридор с площадкой и стала колотить по двери до тех пор, пока внутри не стихла играть музыка. Некто приблизился ко входу, и как только дверь открылась, Нелли выкрикнула с глазами по полсотни эре:
– Ты! Но как?
Перед ней, широко улыбаясь, стоял сумасшедший из кафе. Она всучила ему форму, набрала в лёгкие воздуха и разразилась гневной отповедью прежде, чем он успел ответить:
– Ты просто отвратителен! Из-за твоих проклятых блёсток и фантиков мне пришлось корячиться с утра с тряпкой, а я ведь опаздывала на работу! Мне сделали выговор, хотя я вообще ни при чём. И знаешь что? Твой пирог был ужасен, просто худший в моей жизни! Какой недоумок учил тебя печь? Да ты просто издеваешься, псих ненормальный! Вот же свезло тебя встретить! Специально преследуешь меня, чтобы портить жизнь?
Он дождался, пока она выдохнется, и мягко заговорил:
– Прости, кажется, я и правда перед тобой виноват. Моё оправдание в том, что впервые за долгое время я спустился в мир людей и ещё не во всём разобрался. Могу ли я чем-то загладить свою вину?
– Да уже нечем! – Отрезала она, расстреливая его взглядом.
– Значит, тебе просто нужно было выговориться?
– Чёрт возьми, да! – Нелли была шокирована собственной прямотой.
Обычно в ответ на ругань в её городке можно было ожидать оскорблений и затяжной перепалки, а парня ничто из её слов не трогало. Он либо не понимал её чувств из-за своего узкого эмоционального диапазона, либо понимал их слишком хорошо и уворачивался подобно скользкому угрю.
– Мне правда жаль. – Сказал он, почёсывая затылок. – На самом деле, я не хотел тебя преследовать – так работает контракт.
– Что? Тот самый?
Муз утвердительно закивал.
– Он переносит меня как можно ближе к ученику, и я буду появляться рядом до тех пор, пока мы не завершим начатое.
Булавка будто бы в знак подтверждения кольнула ей спину. Нелли ойкнула. Внезапно до неё начало доходить.
– Подожди, так твой контракт – правда? – Изумилась она. – Я думала это бред какой-то.
– Ещё бы! И теперь у нас есть обоюдные обязательства.
– Обычно в контрактах под этим скрывается какая-то тягомотная деятельность. Стыдно признаться, но я выбросила твой проспект.
– Не беда! – Ответил Муз.
Он пошарил у себя в кармане и выудил оттуда очередной флаер.
– Вот, у меня их сколько хочешь.
Она внимательно рассмотрела рисунок и текст на обратной стороне. Буквы по-прежнему дрожали и вылетали из головы, но её подпись – та самая, корявая, которую она еле вывела в пекарне, – красовалась внизу. Ни одного сгиба или потёртости – не похоже, что его достали из урны.
– Беда в том, – подал голос Муз, – что теперь наши подписи появляются на всех листах, которые у меня есть. Смотри.
Он вытянул ещё один проспект и показал его Нелли с обеих сторон: тот был абсолютно пустым. Но стоило Музу порвать предыдущий контракт, как текст сразу появился на новом.
– И что же нам делать? – Спохватилась Нелли. – Я специализируюсь на договорах, но в этом не понимаю ни слова.
– Это потому, что ты колеблешься – и с буквами происходит то же самое. Я, например, вижу текст чётко, потому что знаю, чего хочу. Единственный способ избавиться от этой формальности – выполнить наши обязательства друг перед другом.
Гюллинг схватилась за голову и воскликнула:
– О… Боже, и как нам закрыть сделку?
– Найти то, в чём ты хороша, и добиться определённых результатов в этой сфере. Каких именно – мы решим вместе.
– Мы в безвыходной ситуации, Муз. – Криво усмехнулась Гюллинг. – Поздравляю, ты подписал самый худший контракт из возможных. Нам не справиться.
Весёлые морщинки стянули уголки его глаз.
– Поживём – увидим. – Сказал он. – Даю тебе первое задание: поразмысли надо всем до конца недели и откажись от ярой самокритики. Мы обсудим наши следующие шаги. Спокойной ночи.
– Сладких снов, – сказала она захлопнувшейся двери.
Если Муз и правда недавно прибыл к людям, то ему следовало поучиться хорошим манерам.
5. Расширение пространства
Ровно через неделю Муз заявился к ней домой. Хмурая и сонная, она пустила его вопреки желанию проигнорировать настойчивый стук.
– Ты не возражаешь, если я осмотрюсь? – Спросил он и по своему обыкновению прошёл на кухню без разрешения.
– Стой. – Строго сказала Нелли, хватая его за локоть.
Он замер, обернулся с хитрым прищуром и отозвался:
– Да?
– Ты должен уяснить, что, спрашивая чьего-то разрешения, нужно сперва дождаться ответа. И если тебе отказывают, то настаивать неправильно.
– Извини, я это учту. Так можно или нет?
– Валяй. – Махнула рукой она.
Нелли ходила за ним по пятам, чтобы он не утащил ничего ценного. С другой стороны, богатствами она не владела, а серые юбки, пиджаки и жилетки были Музу не по фигуре. Время от времени он производил в уме какие-то расчёты и цокал языком, но никаких комментариев не давал. В конце концов она свыклась с его присутствием и ушла на кухню допивать остывший кофе. Муз ещё немного побродил в одиночестве и вернулся к Нелли. Она предложила ему сесть и поинтересовалась:
– Ну, оценщик, что скажешь о моей скромной обители?
– Когда-то она была уютным местом.
– Объясни. – Тряхнула головой Нелли, готовясь к обороне.
– Я вижу много лишнего. А хлам мешает сосредоточиться. Поэтому, если можно, я бы хотел позаимствовать твои ключи на завтра и привести это место в порядок.
– Ни за что!
– Но, Нелли, отсечь лишнее – первый шаг на пути к благополучию. Наша стандартная процедура, если тебе так важны формальности.
– Я не могу пустить тебя сюда одного. – Она скрестила руки.
Его плечи понуро опустились.
– Ты имеешь ввиду, без присмотра? Без этого шага мы не сможем приступить к следующим. Если хочешь, мы выберем день, когда ты будешь свободна и у тебя получится со мной остаться. Это часов на шесть, не больше.
– Шесть? С ума сойти. – Буркнула она. – Тут же вполне чисто, чего ты ещё хочешь?
– Освободить тебе пространство для вдохновения.
На одном конце линейки стоял риск пустить едва знакомого человека к себе домой на полдня, а на другом – желание поскорее разделаться со злополучным контрактом, который она, вопреки всем вдолбленным в голову правилам, подписала без тщательного изучения.
– Ладно, – сказала Нелли, – я дам тебе ключи завтра.
– Я тебя не разочарую. – Заверил её Муз.
***
Весь день она просидела за секретером как на иголках, гадая, будет её квартира обчищена или перекрашена в цвет его шнурков. От сверхъестественной сущности стоило ожидать чего угодно. Но вернувшись домой и достав свои ключи из-под коврика, Нелли увидела сверкающий чистотой пол и не увидела балконного старья: посуды со сколами, коробок, мутных банок, горшков с засохшими растениями.
Хлам копился здесь с тех пор, как умер её отец, и у Нелли рука не поднималась навести порядок, избавиться от визуального шума, в котором она могла спрятаться от тяжёлых воспоминаний.
Муз снял с оконных рам старые пожелтевшие газеты и приклеил новые, расставил обувь по сезонам, починил косую дверцу шкафа, вычистил пыль из зимнего пальто. Дышать стало легче.
Нелли осторожно выглянула на площадку: в квартире напротив горел свет и играла тихая музыка. Исполненная благодарности, она не знала, как её выразить: в последние дни в её доме не водилось даже шоколадок. Она посмотрела на настенные часы, обулась и за несколько секунд преодолела все лестничные пролёты, завернула за угол дома и влетела в пекарню на первом этаже.
Йохен – ворчливый старик со сморщенным треугольным лицом – закрывал кассу на ключ. Его извечные атрибуты – болотная кепи, очки с толстыми линзами и вязаная жилетка – делали его похожим на английского джентльмена. То ли он умел искусно ремонтировать одежду, то ли однажды закупился батареей одинаковых комплектов – но носил он всегда одно и то же. Он жил всего этажом ниже, прямо напротив фру Эгдалль, которая демонстративно обходила его и его заведение стороной.
– Неужто сама фрекен Гюллинг пожаловала? – Проворчал он. – Боюсь, мы закрыты.
– Она самая, Йохен. И нет, до закрытия осталось время. Есть, чем порадовать голодную белку, которая целый день крутилась в офисном колесе?
Он приглашающе вскинул руку и сказал:
– Раз уж вы здесь, то прошу. Но поторопитесь с выбором. Я не потрачу ни минуты после закрытия, чтобы вас обслужить.
Как и всегда, он предлагал немного: несколько залежалых брецелей, блюдо с маковыми розами-завитушками, которые, должно быть, окаменели ещё в прошлом году, половину пирога с лососем и брокколи, сушёных спрутов, которые, должно быть, застали саму Кальмарскую унию7. Пока она решала, кому из претендентов отдать предпочтение, Йохен завёл свою старую шарманку:
– Видит Бог, я устал от содержания этой забегаловки.
– А как же прибыль, Йохен? Разве ваша пекарня убыточна? – По привычке спросила Нелли, не сильно интересуясь ответом. И по той же самой привычке добавила. – Я вижу пустые полки. Значит, торговля идёт.
– Да куда там! – Отмахнулся старик. – Нет тут приличной прибыли. Уже лет н’дцать как. Подумываю продать лавку за бесценок и провести остаток дней в тишине и покое.
Он порывался пустить пекарню с молотка с тех самых пор, как Нелли въехала в свою мансарду. Она подозревала, что не одно поколение квартирантов выслушивало стенания Йохена.
– Заверните, пожалуйста, половину пирога.
– Вы имели ввиду половину от целого или от половины, иными словами, четверть?
– Всё, что от него осталось, Йохен.
Старик садился на уши каждому пришедшему. Он был одинок. Лишь изредка его навещал старший сын с внуками, а младшая дочь, его любимица, пересекла экватор в поисках лучшей жизни. В тёплую погоду Нелли находила старика во дворе под столетней ивой, жадно вчитывающимся в каждое слово на очередной открытке из тёплой страны, попасть в которую и не надеялся.
– Прошу, фрекен. С вас шесть крон.
Она расплатилась, и отчего-то её взор пригвоздило к владельцу кафе, который сгорбился над кассой. Когда он всё-таки провернул ключ в замке, Нелли поинтересовалась:
– Как поживают ваши внуки?
Он с недоверием уставился на неё. Посетители захаживали к нему редко, а беседу заводили ещё реже. Его лицо просветлело, он нежно заговорил:
– Постигают азы науки. Их отдали в гимназию на площади Микаэлы, там теперь не до проказ. Экие сорванцы! В первый же день сбросили с парапета вазу и сбежали, а директор заставил их вылепить с десяток новых горшков в гончарной. Эти двое были тише воды ниже травы. То-то же! Школа хорошая, хорошая…
– А ваша дочь? Где она сейчас?
– Дык уехала с чёртовым бразильцем! – Его лицо сморщилось ещё сильнее и стало напоминать персиковую косточку. Нелли тут же пожалела о своём любопытстве. – Вряд ли уж вернётся.
Он потряс головой и поправил кепи.
– Но мне кажется, у неё всё хорошо: светлый дом, солнце, пляж в получасе ходьбы… А что ещё старику надо? Только бы у его детей всё было хорошо. Ох, Хельга моя Хельга… Вот продам эту лавку и уплыву в Бразилию! Дочку удивлю…
Нелли показалось, что он зациклился на одной мысли, которую она неудачно подкинула. Дотронувшись до его руки, она предложила:
– Йохен, уже поздно. Вам действительно пора закрываться. Давайте-ка я провожу вас?
Он запер кафе и с благодарностью принял подставленный локоть. Медленно, словно растягивая случайное касание, он семенил за угол, к подъезду, а спутница подстраивалась под его темп. Подъём по лестнице показался ей самым долгим в жизни, но ей хотелось дать хоть какое-то внимание старику.
Йохен пыхтел и мёртвой хваткой цеплялся за перила, его костлявая рука стискивала сустав Нелли. Вместе они преодолели весь путь до третьего этажа. У двери Аниты он попрощался, и девушка вспорхнула наверх.
Муз открыл дверь почти сразу. Она протянула ему пирог, завёрнутый в несколько слоёв вощёной бумаги.
– Как прошёл твой день, фрекен? – Подмигнул он, принимая подарок.
– Как и любой другой, герр Муз. – Улыбнулась она.
– Выпьем чаю?
– С удовольствием.
Он пригласил её войти. Оставив обувь в прихожей, Нелли последовала за ним на кухню, украдкой рассматривая интерьер: его квартира была отражением её собственной – крошечная прихожая, плавно перетекающая в гостиную, средних размеров кухня, спальня с узким балконом, который виднелся из-за приоткрытой двери – но выглядела почему-то намного просторнее. Хрустальные люстры отбрасывали радужные блики на стены и потолок. Их кристаллы звенели мартовской капелью при сквозняке из оконных щелей, а шуму с улицы вторили птичьи трели откуда-то из глубин спальни.
Дома у Муза не хватало статуэток, памятных фотографий, книг, часов и картин, даже просто разбросанных вещей, которые делали помещение живым. В гостиной Муза стояло плетёное кресло-качалка с жёлтым пледом – единственный оттиск его оптимистичной натуры.
Пока Муз нарезал пирог, Нелли отсыпала скрученные в трубочку байховые листья в чайничек в виде слона, ручкой которого служил хвост, а навершием на крышке – погонщик в дорогом наряде. Заварка выливалась через хобот с ситечком.
Устроившись на бархатной табуретке, она сказала:
– Спасибо тебе. Квартира выглядит намного лучше.
– Что ж, мы выполнили первый этап! – Муз поаплодировал сам себе. – И можем продолжать.
– Каким будет следующий? – Спросила Нелли.
– Ну, для начала расскажу тебе о главном правиле Бюро. Оно же самое длинное. В общем, в процессе человек может обнаружить, как в его карман стекаются бессчётные кроны, и заболеть драконьим недугом: стать алчным, сделать деньги самоцелью. Правило гласит, что, если прибыль станет во главу угла, то контракт немедленно разрывают. Потом ответственному музу дают по шапке, а его ученик обычно теряет состояние.
– Значит, вы не отвечаете за богатство? – Уточнила она.
– Да. Наша епархия обслуживает лишь эгрегор творца, который находит удовлетворение в самом процессе.
– Понятно. А что там с вдохновением? Когда мы уже начнём создавать шедевры?
Муз прожевал крупный кусок брокколи и спросил:
– Пройдёшь кро-о-шечный опросник?
– Хорошо.
Он принёс ей карандаш и набранную на машинке анкету. Первый вопрос о том, что её радует, Нелли пропустила. На второй, чем бы ей точно не хотелось заниматься, она ответила: «Рукоделие, живопись, пение, театр, сочинения, танцы и т.д.» Гюллинг сама не знала, как лучше ответить, и размашисто перечеркнула всё написанное.
Муз покосился на лист и покачал головой.
– Подумай ещё. Представь себя на сцене под ярким светом софитов и тысячью восхищённых взоров. Твои движения транслируют по телевизору, дикторы на радио обсуждают их в прямом эфире. Ты чувствуешь себя уверенно и занимаешься тем, что у тебя отлично получается. Тебе не нужны шпаргалки, ведь тело само помнит, что и как нужно делать. Чужое внимание не способно выбить тебя из колеи, ведь ты полностью поглощена процессом. Лёгкая эйфория вызывает приятную ломоту в твоём теле, возбуждение прокатывается от ступней до макушки, опьяняет, ускоряет сердечный ритм. Ты полна энергии и сил. Тебе всё по плечу. Доведя дело до конца, озвучив последний аккорд, сделав финальное па, ты кланяешься зрителям. На тебя обрушиваются шквал аплодисментов. В уголках глаз собираются слёзы счастья. Так чем же ты занимаешься?
Нелли открыла глаза и, покраснев, сказала:
– Я пеку лимонный пирог по рецепту дедушки Фергюса. Тот, который ты завалил.
– Что ж, для начала неплохо. – Улыбнулся Муз. – Научишь меня его печь? Чтобы я больше так не позорился.
– Почему, собственно, нет? Давай попробуем. – Воодушевилась она.
