Егор Фомин
Лабиринт Минотавра
– Спрячь меня! – кивнул он.
Женщина приоткрыла дверь, он юркнул внутрь. Она скользнула следом и опустила железный засов. Петр подошел убедиться, что все заперто надежно, попробовал поправить засов, но смог его лишь совсем немного приподнять. Совершенно очевидно, что он был тут в безопасности.
Теперь только он огляделся. Комната была очень маленькой, настолько, что им было даже тяжело развернуться в ней. Но крайне уютной. Кровать с кружевными подушками и расшитым покрывалом, достаточно широкая, чтобы на ней можно было поместиться вдвоем в обнимку. Миниатюрная железная печка в углу. Крохотная батарея отопления на чугунных гнутых ножках. Маленькие столик и табурет, оба из толстого прочного бруса. Шкафчики и полки. Все было очень аккуратно, мило и нарядно. Тут не было окна, но царила атмосфера сытости и благополучия.
Петр перевел дух.
Петр закончил оттирать котел от сажи и поставил его на строго определенное место на полочке над плитой.
До возвращения Ариадны должно было оставаться еще довольно много времени. Он даже подошел к двери и прислушался, нет ли звука шагов. Все было тихо.
Выглянуть бы… Он взялся за засов, потянул его вверх, но тот даже не шелохнулся.
Покачав головой Петр решил, что время все-таки есть.
Он достал из ящичка под столом коробку, поставил ее на столешницу и извлек из нее полусобранные часы. Сел и очень медленно принялся за работу.
Он совершенно не торопился закончить сборку. Важно было просто продолжать. Как будто он дома с дочкой, как будто Аринка сидит рядом и очень довольно рассказывает ему, где и какая шестеренка должна стоять.
Легко лязгнула дверь, открываясь. Петр встал, чтобы встретить Ариадну. Она вошла, мягко опустила засов и передала Петру холщовый мешочек:
– Вот, опять гречка с рисом. Положи на место, потом переберешь, как обычно.
Он принял мешочек, и она обняла его, прислонившись своей большой грудью и щекоча его подбородок своими длинными ресницами.
– Опять собирал часы? – мягко спросила она, взглянув на стол.
Он коротко кивнул. Она вздохнула:
– Расплатишься сразу?
Петр снова коротко кивнул, убрал часы в коробку, повернулся к батарее и опустился на колени.
Ариадна застегнула на нем ошейник, пристегнутый цепочкой к трубе, поставила перед ним миску и вывалила в нее из консервной банки собачий корм. Петр наклонился, подхватил губами кусок и начал жевать.
– Ты даже не представляешь, как мне тяжело это делать! – пожаловалась она. – Но ты сам виноват! Как мне трудно видеть, что ты снова думаешь о каких-то посторонних женщинах!
Она всхлипнула и продолжила:
– Я только и делаю, что забочусь о твоей безопасности, о твоем уюте. А ты… каждый раз, каждый раз! – она еще раз всхлипнула. – Ну конечно! Чего еще от тебя ждать, кроме старых анекдотов?
Петр проглотил кусок и подхватил следующий.
– Сил моих уже нет… милый, я понимаю, что тебе это надо… но и мне все тяжелее. Давай вот как… за следующий раз мне придется не только пристегнуть тебя, но и отстегать плеткой. Хорошо?
Петр опустил голову, задумавшись.
Соглашаться с ее требованиями было все тяжелее. Однако он вспомнил коридор по ту сторону и бегущего по нему Минотавра и живо представил оглушающую боль в ягодицах.
– Ну? – поторопила она.
Петр покивал, не поднимая головы.
Ариадна вздохнула:
– Только… мне придется отстегать тебя заранее. Уже сейчас. Согласен?
Он снова покивал.
– Не слышу!
– Согласен, – проговорил Петр.
Он услышал, как она хлопнула дверцами шкафчика…
Рукоятью плети его подхватили под подбородок и сильно потянули вверх.
– Ну что же ты, подними голову, дружище, – сказал Минотавр.
Каким-то чудом тот помещался в платье Ариадны, не разорвав его на части.
Петр от испуга попытался вскочить, но тут же рухнул вниз, дернутый поводком. Он осознал, что заперт с Минотавром в тесном каменном мешке и затрясся.
– Как ты хорошо зафиксирован, – рассудил Минотавр, – одно удовольствие будет тебя боднуть! Но прежде плетка. Ты сам согласился!
Он хлестнул, и Петр потерял сознание от жгучей боли.
Очнулся Петр привязанным к стулу в мрачном помещении, вытесанном в скале. Каменный пол, сырой и холодный воздух. Где-то капала вода.
Минотавр перед ним покачивался на стуле.
– Сколько ж можно? – устало проговорил Петр.
– А ты как хотел? Тут иначе не бывает! Это же Лабиринт! Прямо так, с большой буквы «Лабиринт»!.. Лабиринт!!! – громко повторил Минотавр, прислушиваясь к отзвукам голоса, – место-то хорошее. Пахнет плохо.
Петр помотал головой, пытаясь собраться с мыслями.
– Может, тебя боднуть? Для ясности? – участливо поинтересовался Минотавр.
– Не-не! – тут же живо откликнулся Петр и посмотрел прямо на мучителя. – Отпусти меня, а?
– Да кто ж тебя держит? – делано удивился Минотавр. – Ты сам себе злобный буратина!
Петр глянул на руки и ноги и обнаружил, что и правда, они свободны. Тут бы встать и идти. Но куда?
– Может, и где выход покажешь? – осмелел он.
– Ой, да брось! Кому как не тебе знать дорогу! Душой не криви! – развеселился Минотавр.
Петр зло и требовательно смотрел на него.
– Ну чего дуешься? – удивился Минотавр. – Даже не знаю, что объяснять. Подходишь к развилке, выбираешь подходящий путь. Если пойдешь по подходящему, выйдешь. Если по неподходящему – бодну.
– Да как выбрать-то? – возмутился Петр.
– Ты что, крошка-сын? Не знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо?!
– Что одному хорошо, другому каторга, – пробурчал Петр.
– Что тебе другой? Ты за себя решаешь!
– А может то, что хорошо для меня, навредит другому? – отмахнулся Петр. – Может я в душе преступник? Или тиран какой-нибудь?
– Ну это уж тебе знать, кем ты хочешь быть, кем не хочешь. Не поступай как тот, кем быть не хочешь и все… – пожал плечами Минотавр.
– Чего ты меня философией морочишь? Я тебя спрашиваю, как путь к выходу выбрать! – разозлился Петр.
– Ну чего ж ты сам себя путаешь, Лабиринт в себе носишь? – посочувствовал Минотавр. – Может тебя все-таки боднуть?
Петр хотел съязвить или ответить грубостью, но сдержался. Смотрел на морду минотавра, поросшую жестким рыжим волосом, влажный нос, который тот то и дело облизывал длинным языком, острые рога. Однако думал он о лицах жены, дочки. Ради того, чтобы вернуться к ним, он был готов на что угодно. Даже договориться с отвратительным мучителем.
– Покажи путь, – попросил он. – Я на что угодно готов. Что могу для тебя сделать? Что угодно! Умоляю!
– Ну-у-у… – печально протянул Минотавр и встал. – Все-таки боднуть…
Не дожидаясь удара и боли, Петр вскочил и бросился бежать.
Он углядел проход, нырнул в него, побежал корявым коридором, повернул, потом повернул снова. Едва прислушиваясь, он слышал сзади громкий топот Минотавра и бежал дальше. Все равно куда, лишь бы от Минотавра. Опасаясь его острых рогов, Петр уже избегал любых комнат и дверей.
Коридоры и переходы гнулись, сменяли друг друга и все тянулись в темноту. Петр выбивался из сил, переходил на шаг, ковылял, держась за стены и бежал снова, как только восстанавливал дыхание.
Лабиринт извивался и изгибался, как рога Минотавра. Скручивался вокруг Петра, постоянно уводя от любого выхода. И за каждым поворотом мерещился Минотавр.
Он бежал, останавливался, бежал, падал, вставал, снова бежал и так без конца по таким же бесконечным ходам и коридорам.
Лишь потеряв всяческое ощущение времени, пространства и даже собственного тела он как будто остановился. Завис в темной глухой пустоте.
Он даже забылся на какое-то время. Но лишь затем, чтобы очнувшись снова ощутить себя в пустоте, наедине с бьющимся желанием выбраться отсюда. Бессилие заставляло думать спокойнее, и он медленно перебирал все ситуации в Лабиринте. Искал другого выхода в каждой, но не находил. Как будто другого выхода не было. Но всякий раз он оказывался глубже и глубже в Лабиринте.
Вспоминал слова Минотавра, пытаясь разобраться, за что тот его наказывал. Что-то напоминала ему фраза мучителя – «Душой не криви!». Что-то крутилось в памяти.
Петр немало потрудился, пока, наконец, не вспомнил – примерно то же самое ему говорил отец. Учил поступать честно. Настаивал, что каждый всегда знает, верно или не верно будет поступить так или иначе. Знает, так ли поступает человек, которым сам хочет быть. Надо только не позволять себе оправдывать поступок неправильный. Не кривить душой. А то так и будешь мучиться –становиться одним человеком, а стремиться быть другим.
Вот отец эту красивое построение сам и разрушил, – злился Петр, – дал взятку, чтобы устроить сына в выпускные классы с углубленным изучением английского. Оправдывался, что это так нужно, пригодится.
– Не пригодилось! – от несдерживаемого гнева сказал вслух Петр.
Он ведь в итоге поступил на социологию, где английский совершенно не был важен.
Петр понял, что злится на отца, до сих пор не может простить ему той взятки.
А сам-то что?
Он вспомнил недавние поступки в Лабиринте. Как из боязни упустить шанс выбраться или выжить нарушал любые свои принципы… Совершал то, с чем сам был не согласен. Вспомнил намерение заплатить за лицей для дочки. Внутри стало горько и неприятно.
– Прости, папа… – прошептал он.
Петр все еще висел в пустоте, но понял, что стало легче. Думая теперь о недавних ситуациях в Лабиринте, он осознал, что уже не хочет больше бояться потерять надежду приобрести что-либо или чего-либо лишиться.
И почувствовал под ногами твердую поверхность. Он пошел вперед, и Лабиринт уже не изгибался, не предлагал развилок. Наоборот – расступался перед ним.
Петр улыбался и шел вперед. Он уже видел, что там его ждал Минотавр, но не останавливался.
– Вот смотрю на тебя иногда и думаю – и кому же ты такой красивый достанешься?.. – довольно заявил Минотавр, когда Петр подошел вплотную. – Или это я про себя?.. – он задумался, прислушиваясь. – Точно! Про себя!
Петр хмыкнул и смело сделал еще один шаг вперед, прямо на своего мучителя.
Минотавр с улыбкой посторонился, открывая доступ к маленькой двери. Рядом с ней было грязно, кто-то когда-то то ли мочился возле нее, то ли его рвало. Сама дверь была такой низкой, что проходить в нее надо было на четвереньках.
– Это же только для быдла проход! – воскликнул Минотавр, когда Петр опустился перед дверью.
Однако тот, нисколько не смущаясь и не боясь испачкаться протиснулся через нее.
За дверью было просторное чистое помещение, похожее на операционный зал в банке. Ряд столов для клерков поперек зала, скамейки для посетителей и стойки для заполнения заявлений по эту сторону и огромная надпись на стене по ту:
ОФОРМЛЕНИЕ НА ВЫХОД
Петр подошел к единственному клерку. Тот недовольно посмотрел и двинул толстенную стопку бумаги, добавив вредным голосом:
– Заполняйте!
Петр оценил толщину анкеты и удивился:
– Как?
Клерк ткнул на информационные стойки напротив:
– Там все написано!
Петр кивнул, взял стопку и пошел к стойкам.
Заполнение далось нелегко. Анкета была нудной, запутанной и казалась бесконечной. Ему пришлось призвать на помощь всю терпеливость и внимательность, чтобы не наделать ошибок.
Тем не менее он справился, поставил дату и подпись и вернулся к клерку.
Однако, когда ему оставался лишь один шаг до стола, клерк поднял табличку:
ПРИЕМ ОКОНЧЕН
– Вы что, как же так? – удивился Петр.
Клерк, кривя рот, дописал слово в бумаге перед собой, положил ручку, растопырил пальцы и потянулся:
– Мы писали, мы писали наши пальчики устали!
– Да что такое!? – воскликнул Петр. – Я же буду жаловаться, добиваться!
Клерк нагло ухмыльнулся:
– Взятку давать будете?
– Идите на хрен! – возмутился Петр.
– Грубить не надо, – еще наглее улыбнулся клерк. – Останетесь в Лабиринте навечно!
Петр смотрел сердито, стиснув кулаки.
– Ну что, дадите взятку? – уже безучастно поторопил клерк.
Петр усмехнулся и отступил:
– Не буду! – он поднял голову и звонко спросил. – Где у вас тут пропасть для честного человека?
Клерк показал концом ручки куда-то в сторону.
Пропасть была что надо. Вертикально уходящий вниз скальный обрыв, белесая дымка в глубине вместо дна, восходящий поток воздуха, бьющий снизу. Кажется, там внизу даже были видны парящие птицы.
Петр подошел к краю и засомневался. Стоит ли?
Страшно. Да и, как ни крути, не так уж сложно было до сих пор в Лабиринте. Приспособиться можно.
Он еще раз вспомнил, что тут приходилось делать, и его передернуло от отвращения. Оглянулся на клерка. Тот поднял брови, переспрашивая, не передумал ли Петр.
Петр подмигнул ему и отвернулся.
Встал на край, улыбнулся и шагнул вперед.
Ветер ударил в лицо, скала понеслась мимо него вверх, дымка стала быстро приближаться. Петр ощутил, что теперь, после шага в пропасть все стало легче.
Когда он погрузился в дымку, это ощущение только усилилось. Даже страх ушел. Будто он не падал, а летел куда-то вперед.
Дымка стала реже, расступилась, проявились неясные тени. Они приближались и выстроились двумя галереями по сторонам – статуи.
Они были разного размера и изображали разных людей: мужчин, женщин, молодых и пожилых.
«Отказался от подлога, хотя дочке нужна была дорогая операция» прочитал Петр на табличке под гигантской статуей.
«Всегда доносил фантик до урны» гласила табличка у фигуры поменьше.
