Егор Фомин
Лабиринт Минотавра
– М-м-мн-ну, а к чем-м-му тянуть? – снова потер губами преподаватель.
– Подготовиться надо! – пожал плечами Петр.
– М-мн-ну… как хотите. Готовьтесь. Пока у остальн-н-ных приму, – улыбнулся как будто одними очками преподаватель.
Петр оглянулся. Студиозусы за столами вели себя заметно живее. Они с лихорадочным азартом чиркали карандашами по листкам, списывая друг у друга и швыряясь шпаргалками.
«Первому, сдавшему на «отлично» – льготный выход…», – вспомнил Петр и решительно повернулся к преподавателю:
– Нет, мне первому надо, – и тут же понизил голос, – и обязательно на «отлично»!
– М-мн-ну и отлично! Присаживайтесь, отвечайте!
Преподаватель показал рукой на стул, хотя сам остался стоять. Петр поглядел на него, на бумагу с тестом.
«Если будут искать добровольцев для отправки на Крит в жертву Миносу, вы должны:
1)
вспомнить, что у вас молоко убежало,
2)
отсель грозить шведам,
3)
раскочегарить пламенный мотор,
4)
поступить, как не можете иначе,
5)
вам нельзя, у вас и справка есть…
…»
Подумал о жене, дочке, магазине, деньгах на лицей…
– Да я же не знаю, – преодолевая неловкость, еще более заговорщицким тоном сказал он.
– Мну как же, как же? Ком-м-му же знать, как н-не вам? – опешил преподаватель.
– Не готовился, – сознался Петр. – Но мне нужен льготный выход. Я здесь случайно, понимаете? Мне этот предмет не пригодится никогда вообще в жизни! Для меня это пустая формальность!
– Как же вы м-м-можете так? Этот экзам-мен вы ведь и сдаете по знан-нию пути на выход! Как же м-мне пригодится?
Петр умоляюще глядел на него.
– Голубчик! Вы обязан-ны отлично зн-нать эти правила. Мну же, какие вариан-нты н-не встречают вашего внутрем-ннего сопротивления?
Петр покосился в тест.
«Если придут немцы-фашисты, вы должны:
1)
выдать военную тайну и потребовать свою корзину печенья и бочку варенья,
2)
размазывать сопли,
3)
достать из багажника дубину народной войны,
4)
ой, все!
…»
– А если я ошибусь? Тогда все? Тогда я тут надолго? – Петр прижал верхнюю губу зубами.
– М-н-ну комн-нечно! – с восторгом всплеснул руками преподаватель, отхлебнул из кружки своего подозрительного варева и вдохновенно продолжил. – Изучение, курсы, переэкзаменовка, чрево кита, полоса препятствий, перипетии…
Петр представил себе это и почувствовал, как вспотели ладони.
– Поэтому мне надо сразу! Ну же, пожалуйста! Что вам стоит? Давайте договоримся? Чем я могу вам? – он похлопал себя по пустым карманам, огляделся. – Вам дров наколоть, воды натаскать?
Преподаватель смотрел на него сквозь очки с растерянной, близорукой беспомощностью.
– Может быть отделить вам рис от гречки по зернышку? –выпалил Петр, заметил песок на полу и отчаянно добавил. – Уборку сделать, песок собрать?
– Ой, что вы, голубчик! Это от м-моего устоя сыплется, – посетовал преподаватель и поднял подол своего пледа.
Под пледом вместо ног обнаружилась сильно изношенная невысокая колонна, игравшая роль цоколя. Преподаватель оказался поясным бюстом.
«Дорический ордер», – машинально подумал Петр, отметив капитель простых очертаний.
– Обратн-но н-не приставишь, – продолжил преподаватель и махнул рукой, опуская плед обратно, – Н-ничего, вы потом-м н-новоделом, корин-нфским, зам-м-мените!
– Пожалуйста! У меня дочка, жена, работа! Войдите в положение! Мне некогда было учить! Пожалейте! – взмолился Петр.
– А и пожалеем! – могучий голос заполнил всю аудиторию. – Боднем!
От дверей спускался Минотавр. С каждым его шагом студиозусы со звонким чпоканием превращались в маленьких минотавров и сливались с ним самим, отчего он становился больше и больше.
– Да за что?! – возмутился Петр. – Что я сейчас-то нарушил?!
– Ой, поглядите, он не знает! – услышал он от преподавателя совсем другой голос, обернулся и обнаружил, что лицо того вытянулось, ноздри раздались, нос стал влажным и плоским, а на лбу заострились рога.
Петр на миг замер от удивления, оставаясь спиной к спускающемуся Минотавру, и сильнейший удар в ягодицы швырнул его вперед, прямо в классную доску.
Он протаранил ее лбом, пребольно ожегшись, упал на бетонный пол, покатился, но все-таки тут же вскочил на ноги и побежал прочь что было сил.
Петр бежал несколько минут, пока не решил, что никто его не преследует. Сменил бег на шаг, огляделся. Полутемное помещение с низким потолком на колоннах в облупленной штукатурке и бетонным полом казалось какой-то бесконечной парковкой под торговым центром. Колонны рядами тянулись и пропадали в темноте. Не было видно ни стен, ни указателей. Только изредка попадались плохо работающие лампы.
Надо было выбираться, надо было куда-то идти. Но куда? Если раньше Лабиринт ограничивал его стенами, то теперь все пути казались открытыми. Идти можно было куда угодно, но окажется ли там выход – непонятно.
Петр повертел головой и махнул рукой наугад. А потом пошел прямо туда, решив не сворачивать. Куда-то он так точно должен был выйти.
Он очень устал от бега. Ноги отказывались двигаться, болели израненные ягодицы, горело в груди, во рту чувствовался привкус железа. Он был уже очень голоден, но еще больше терзала жажда.
Он шел верные полчаса все по той же парковке, но ничего не менялось. Не раз и не два уже казалось, что он не верно выбрал направление. Вероятно, стоило пойти в другую сторону. Хотя бы попробовать. Но Петр отчаянно держался за принятое решение.
Спустя около часа послышался звук откуда-то сбоку, низкое урчание. Ниже спины заныло. Однако, он сжал ягодицы и остался на месте. Скоро там, откуда доносился звук, появился свет. Он приближался, и стало видно, что это две круглых фары.
Наконец, Петр разглядел неказистый микроавтобус. Его так трясло на разбитой подвеске, как будто он хромал на три колеса из четырех.
Микроавтобус подъехал, остановился. Под лобовым стеклом был криво прилеплен скотчем листок «на выход». У Петра застучало сердце.
Стекло со стороны водителя было опущено, сам водитель высунулся наполовину наружу. Мордатый, с пирсингом в носу – кольцом.
– Ну чего, садишься? – весело спросил он, сверкнув крупными зубами.
– В какую сторону едете? – на всякий случай уточнил Петр.
– А вон! – водитель махнул рукой прямо по ходу движения.
Петр поглядел. Это не совпадало с тем направлением, которое он наметил и которому следовал. Он отступил на шаг и помотал головой:
– Н-не-е. Не поеду. Мне туда!
Водитель сурово глянул на него исподлобья, поторопил:
– Ну!
Петр был уверен, что ему в другую сторону. Он еще раз помотал головой и еще раз показал рукой – туда.
Водитель грозно повел бровью и вдруг расхохотался:
– А молодец! Не сдался! Туда едем, туда! Садись!
Петр обошел микроавтобус, потянул дверь. Из салона пахнуло жаром. Внутри была только пара лавок вдоль бортов. Замызганных, оборванных, пыльных. На полу валялись какие-то детали, ящики и запаска.
Однако, он так устал, что уже не обращая ни на что внимания вошел и сел. Микроавтобус тронулся, сиденье больно ударило в ягодицы, но Петр с наслаждением вытянул ноги.
Однако, расслабиться не удалось. Не прошло и минуты, как водитель весело крикнул:
– Следующая остановка, бабуль сажаю. Ты уж вставай, уступи место!
Петр от возмущения сжал челюсти. Как так!? Измученный, израненный, он только сел! Первый место занял! И теперь должен уступать?
Он наткнулся взглядом на очки на полу. В толстой оправе, с выпуклыми, как шары, стеклами. Такие, наверное, уже инвалиды по зрению носят. Повинуясь мгновенному желанию, он подхватил их и нацепил на нос.
Микроавтобус остановился, дверь распахнулась, и в салон и впрямь залезли старушки. Было их много. Они мигом заняли все лавки и только одна осталась стоять. Все охали, все причитали. У всех что-то болело. Все они были в буреньком или пятнистом.
Петра кольнула в груди неловкость, позыв встать и уступить, но возмущение тут же затмило его. Он поплотнее прикрыл глаза, прикидываясь спящим. Стоящая бабушка никуда не девалась, стояла над ним.
– Ох ты глянь, бурушки! – слышал он вокруг себя.
– Ой, такой большой, а сидит.
– Глаза еще закрыл, спит! Посмотри-ка на него!
– Сытый небось!
– Бабушку-то-бурушку не жалко. Бабушка-бурушка ножки била, везде ходила, травку мяла. А теперь стоит-мучается, а он рассиживается!
– Ой нет, бурушки, гляньте, очки-то какие, толще нашего.
– Он, идет-так, инвалид.
– Ну и слава богу!
Почувствовав, что старушки переключились снова на свои болячки, Петр расслабился, но вновь ненадолго. Микроавтобус трясло, больно било сиденьем в ягодицы, и жара все усиливалась. Пот ручьем катился по лбу на брови, глаза, скатывался по щекам, за шиворот. Но ни отереться, ни даже открыть глаз было нельзя – старушки раскусили бы его.
От жары еще больше хотелось пить, и разговоры старушек крутились тоже вокруг жары и жажды. Но приходилось терпеть.
Наконец, микроавтобус остановился.
– Готово! – провозгласил водитель. – Конечная!
Петр качнулся, но испугался разоблачения и пропустил миг, когда мог бы «проснуться», если бы впрямь был спящим. Подумал, что вот старушки сейчас выйдут, и он «проснется» от суеты.
Но нет. Старушки сидели.
Петр тоже сидел.
– Ой, а мы-то? – вдруг загалдели старушки, – нас-то до Елисеевских довезешь?
– Конечно, бурушки! – отозвался водитель. – Пассажир только выйдет, у него билет досюда.
Все замолчали и уставились на Петра. Он открыл глаза, встал. Старушки смотрели на него и молчали. Стоявшая старушка протеснилась за ним и села на освободившееся место.
Он пошел к выходу, обливаясь потом и неловко переступая через грязный хлам на полу.
– А вот кто хотел воды? Есть один стаканчик! – провозгласил водитель, просунувшись через окошко в салон.
Петр обнаружил перед собой воду, схватил, жадно выпил и лишь тогда понял, что больше нет. А старушки есть. Они смотрели на него и молчали.
Он с хрустом смял стаканчик в руке, сгорбился и полез наружу.
Старушка, что сидела с самого края, сунула ему в руку завязанный синий пакет:
– Ой, внучек! Пойдешь стаканчик выбрасывать и мой мусор захвати!
Петр молча вылез из микроавтобуса. Сразу увидел неподалеку мусорную кучу. Подошел.
В центре кучи стоял контейнер с открытой крышкой. Совершенно пустой. А кругом его было навалено полно пакетов и разного мусора. Петр разозлился.
Что ж это за скотство, накидать мимо, так что к контейнеру не пройти?
Кинул свой стаканчик, целясь в контейнер, но легкий пластиковый комок не долетел. Петр разозлился еще больше.
Он швырнул перед собой мешок старушки, тот упал в середину кучи и скатился под ноги. Взбешенный, на мусор, на старушку, пнул пакет, тот разорвался и разлетелся вокруг.
Петр резко развернулся, чтобы идти прочь и обнаружил, что микроавтобус все еще стоит, и все старушки смотрят на него.
Водитель на своем месте довольно скалился.
– Ну… нам-то на Елисейские, а тебе-то тут еще мучиться! – удовлетворенно сказала крайняя старушка, дверь захлопнулась и микроавтобус укатил.
Петр шагнул назад, словно пытаясь ногами выйти из сложившейся ситуации, и тут же сильнейший удар подбросил его вверх. Удар был такой сильный, что он подлетел чуть не до потолка, задел лампу, грохнулся снова на бетонный пол.
Теперь уж не было никаких сил подхватиться и бежать. Он только перевернулся и беспомощно посмотрел на Минотавра. Тот стоял над ним на четвереньках, огромный, бугристый, с поднимающимся горой загривком, могучими ногами.
– Что?! – возмутился от обиды Петр. – Так сильно из-за такой мелочи?
– Какие уж тут мелочи? – хмыкнул Минотавр и мотнул рогами в сторону мусорной кучи. – Гляди, сколько накидали!
Петр попытался встать, но смог лишь привалиться к одной из колонн.
Минотавр сделал круг, вставая перед ним, и вдруг заметил клочок чахлой травы, пробивающейся из-под колонны. Жевнул его, прислушался к ощущениям.
– Ого! Чего покажу! – сказал он и озорно глянул на Петра. – Слышал, как мычит корова, на обычном поле?
– Да неужели! Эта старая шутка? – дернул головой Петр. – Ну-у?
– Не «ну»! – поправил Минотавр и очень натурально показал. – Му-у-у-у-у-у!
Петр хмыкнул.
– А как мычит корова на конопляном поле? – продолжил Минотавр.
Петр продолжал осуждающе смотреть.
– Во как! – Минотавр ничуть не смущаясь затянул, – Му-у-у-у-у-у-у-у-ххххахахааа! Му! Хахахахаха! Му, му, муууу!!! Хахаха! Хихихи! Хаха! Муу!!! Хахаха!!! Мууууууу!!!!
Он куражился и куражился, смеясь взахлеб, повторяя нелепое «му» и приходя от этого в еще больший восторг. Как будто издевался над высмеиванием своего бычьего уродства, забавлялся от самого факта присутствия в нем коровьей природы.
Продолжая выкрики и смех, Минотавр совсем перестал обращать на Петра внимание. Тот поднялся, повернулся спиной и пошел прочь. Там впереди был свет, кто-то толпился и что-то раздавали.
Выход был перегорожен огромными стальными воротами, запертыми на гротескный засов и ржавый амбарный замок метра полтора, наверное, в диаметре. Возле замка мелом было крупно намалевано:
Заперто. Ключ у Пятачка, Пятачок в отпуске.
Ждите!
У ворот толкались какие-то блеклые люди-тени. Большей частью они располагались сидя и лежа у колонн и у стены небольшими группками.
Когда Петр подошел ближе, среди ожидающих возникло некоторое оживление. Слева от ворот открылся ряд небольших окошечек, над которыми загорелось табло:
