Сергей Золотарев
Поэтический батл «В Переплет!»
Ганна Шевченко
Книги стихов: «Домохозяйкин блюз», «Обитатель перекрестка», «Форточка, ветер», «Путь из Орхидеи на работу». Миссия творчества – Славить жизнь и природу!
* * *
Небо из пропилена, травы из ковролина,
солнце течет акрилом сквозь бледноватый смог,
но к каблукам все так же липнет живая глина,
и рисовал округу, кажется, сам Ван Гог.
Здесь, у подъездов справа вывеска «Бизнес-ланчи»,
там, на парковке слева, Опель стоит, разбит,
вшить бы себе в петлицу сорванный одуванчик,
взять бы себе машину и не платить кредит.
Слава всем утонувшим в мутной воде кварталов,
всем, получившим ордер, въехавшим в этот мрак,
воздух ножом разрезан, чтобы на всех хватало –
здесь зародилось время с меткою «Доширак».
Солнце уходит в космос. Спи, мой район убогий,
менеджеров, кассиров, клинеров, поваров;
боги вращают Землю с помощью технологий,
вертятся шестеренки пластиковых дворов.
* * *
Дуреет город от духоты,
а в сквере, в его тиши,
стоит скамейка у той черты,
где видно, как хороши
ее металлические бока
и крашеная ламель,
и я на ней посижу пока
солнце идет на мель.
Вечерний город похож на труп –
не дышит. Но голосит
над ним завод. Из кирпичных труб
сыпется диоксид.
Вечерний город велик, могуч.
Медлительный самолет
летит туда, где обломки туч
сгрудились в кислород.
А я сижу. От чужой ходьбы
город истоптан весь,
и думаю, боже, что, если бы
скамейки не было здесь,
возможно, тут же, до темноты
калужниц расставил строй
закон замещения красоты
правильной красотой.
Спокоен город в яслях своих,
деревья стоят кругом,
дымятся сумерки, будто их
гладили утюгом.
Иду домой. По бокам – кювет
вымощенный внутри,
и стелют под ноги рваный свет
первые фонари.
* * *
Медлительно, как древняя пирога,
боками дымноватыми алея,
плывёт рассвет. Окраина. Дорога.
Век двадцать первый. Эра Водолея.
Земля нетленна, густонаселённа,
над ней столбы застыли часовые,
внутри двора от тополя до клёна
натянуты веревки бельевые.
Поэзия закончилась. Ни песню
не сочинишь, ни горестную оду.
Лишь изморось над крышами, хоть тресни,
да санкции на теплую погоду.
Мой дом выходит окнами на небо –
я на него смотреть предпочитаю,
но Бог давненько в наших сферах не был,
здесь Докинза архангелы читают.
Вот и лежу в миру материальном,
смотрю из незаправленной кровати
на то, что оказалось идеальным:
косяк двери, окно, обогреватель.
Евгений Новиков
Опубликованы работы в Журналах «Знамя», «Арион», «Москва». Миссия – Быть поездом, доставляющим людей в неведомые им города и дали!
Катамаран «Арион»
Бухта гнедая от ночи,
Всадник на ней – Арион,
Короткий, как выстрел в очи,
Пронзительный, как саксофон.
Куда ж ты спешишь, чудик, в небо без звезд, дыша;
Прибой под скалой мочалкой камушки трет, хохоча.
По палубе скачет хмельная, курортнейшая молодежь,
Алая и золотая, гибкая, словно нож.
И рядом – белки кретина, надломленного коньяком,
А там, под водой – тина, моряцкие кости, и мины давно отгремевший гром.
Куда ж ты спешил, чудик, по имени Арион,
Потешный крымский кораблик из канувших в Лету времен.
Прогулка с любимой
Ну, что ж, любимая, извольте на прогулку,
Уже прошло пять миллиардов лет
С тех пор, как по калининским проулкам
Мы к Волге шли и встретили рассвет.
Звенели птицы, и шаги звенели,
Фонтан блестел для наших только глаз,
Пять миллиардов лет пройти с тех пор посмели,
В сухую известь превратили нас.
Земля сгорела, солнце отпылало,
И мы летим невидимой пыльцой
Туда, куда еще не долетала
Душа моя, узнавшая покой.
Мы, предки наши и потомки от потомков
Струимся мирно в звездном далеке,
Занятная прогулка, как когда-то
По улочкам к сверкающей реке.
На даче
Бросил камешек в реку -
Кругов наплодил с полдюжины.
Кромкой воды человеку
Пятку лизнул, а не нужно бы.
Сорвал с зеленой тростинки
Рыбам на корм жука.
Где-то поет пластинка,
Куда-то летят облака.
Полина Орынянская
Автор сборников «Придумайте мне имя», «Мое средневековье», «Рыба моя золотая» и других. Участник телепроекта «Вечерний Дилижанс», Диалоги Клуба поэзии в доме-музее Цветаевой, ее творческий вечер состоялся в ЦДЛ в 2019 году.
Четыре зелёных свистка
Налей мне. Я, в общем, особо не пью,
но дело такое – тоска.
Ты знаешь, она прорастает, как вьюн,
когда поезда, уползая, дают
четыре зелёных свистка.
И тот, кто отчалил, – счастливый дурак –
немедленно стелет постель.
А ты аутсайдер, и дело табак,
ты сборщик полночного лая собак,
хозяин пустынных земель.
Ты делаешь пару дурацких шагов…
Так нужно – и машешь вослед.
А там календарь полчаса как другой,
ребёнок над чаем качает ногой
и время открыть туалет.
И поезд как будто проходит насквозь,
оставив в грудине пролом.
Такая досада, беспомощность, злость
на это ночное холодное врозь,
на тёмный пустующий дом…
А там – красота, огоньки средь полей
и тянет прохладой сырой…
Ты знаешь, давай-ка налей по второй.
И сразу по третьей налей.
ХХ плюс
Бывает, память тянется, как нить
из ветхой кофты, вязаной в том веке.
Конечно, позабыть нельзя хранить,
и всё такое… Помнишь чебуреки
на Черкизоне? Дьявольский фастфуд
в горелом масле – бешеные бабки.
Напёрсточников тоненькие лапки.
Ты столько слил им. Ладно, что уж тут…
Вот так и я. Варёную джинсу,
ликёры и трёхдверные восьмёрки
несу по жизни в памяти, несу.
И эти захламлённые задворки
то наказаньем кажутся, то нет –
как будто бы они родили свет
в конце туннеля. И (прости мне, грубо)
пусть позади всё так же дышит мгла,
я выбралась, я выжила, смогла,
и хрен им в зубы.
Хотелось бы забыть те времена,
на самом деле.
У каждого из нас своя война,
свои фантомы и своё похмелье.
И так чертовски тошно быть людьми
с бэкграундом весёлых девяностых.
Но мы их пережили, чёрт возьми.
А память – просто
всё тянется и тянется, как нить.
Сижу, в клубок мотаю, а накой мне?
Конечно, позабыть нельзя хранить,
и всё такое…
Лета Югай
Автор нескольких поэтических книг, Лауреат независимой литературной премии «Дебют», Автор пьесы «Эвридика» (спектакль Вологодского Театра танца Постникова), доцент факультета Либерал Артс Института общественных наук РАНХиГС.
«Поучаствовать в баттле «В Переплёт» – прекрасный опыт. Мне кажется, интересно, когда в одном мероприятии встречаются люди с непохожей поэтикой и образом. 18 сентября было именно так: даже отличительные платки каждый повязывал или держал по-своему. И эта галерея образов в чём-то была очень цельной. Была рада встрече с друзьями и знакомству с новыми людьми!» (Лета Югай).
Сотрудники
У Никодима были сотрудники,
Всё за него делали.
Огород – ни травинки, ни прутика,
Вся изба от мытья белая.
Ненароком заглянешь домой —
В доме всё кипит от работы,
Ходит будто само собой.
(Что хорошего, сплюнь, да что ты!)
Подопрёт спиною забор,
Хлеба им наломает в крошку —
А они все как на подбор,
Те сотрудники, ростом с кошку.
В сапогах и в рубашках синих,
Что солдаты иль гимназисты.
Ну а мордочки-то крысиные,
Рожки маленькие, неказистые.
Уж как он их отдать хотел,
Соберёт, завяжет в тряпицу
«На, бери!». Из-за этих дел
С ним никто и не стал водиться.
Так и помер совсем один.
На дороге нашёл прохожий:
Посинел, лежит Никодим,
Только ходят бугры под кожей.
Пригляделся – Господи свят! —
Гимназисты-те влезли в тело,
И грызут его, шевелят:
Дай нам дело, дело нам, дело…
РУСАЛКА
У нас сейчас в Яхреньге русалок нет.
Русалки-ти в больших реках, в Сухоне все.
Вот говорили, деда моего дед
Поймал такую рыбину в сеть,
Хотят они делать пирог ли что,
Лежит она в сенях ли где.
Вдруг бабы в крик: «Что взял в воде,
Отнеси назад, пропадём а то!»
Дед пошёл проверить: открывает рот,
«Положи, где взял», говорит рыба-та!
Отпустил, где река выходит на поворот,
Было глубже тогда, совсем глубота…
… А над всей деревнею ночь бела,
Рассыпаются птицы – велик и мал.
А под берегом вплеск – то ли ком упал,
То ли Рыба из Сухоны заплыла.
ГОРЮШИЦА
1
Думала: «Господи, поште он умер?
Ште бы показался, ште бы пришел».
Дума-то дурная, молодая еще,
Много силы в этакой думе.
Вот я иду на погост, а там
Гроб качается у церковной крыши,
Поднимается выше, к самым крестам.
Но спустился, милый из гроба вышел.
«Коля, – зареву, – пойдем домой!» -
«А пойдем, Только отпрошусь у начальника одного».
Вот мы заходим в казенный дом.
Двери, коридоры – и никого.
Двери, коридоры и кабинет.
Там мужик – красивый, рубаха белая.
«Ште, – реву, – ну как? Отпустили, нет?
Как я без тебя? Ште теперь мне делать?»
«Не реви, – говорит он, – бежим скорей».
Побежали мы через лес и поле,
Крепко руки сжав до самых дверей,
Вот уж дом, порог – глянь, а нету Коли.
Просыпаюсь я. Свекровь смотрит строго,
На дворе уж рассвет, пора начинать дела.
«Матушка, – говорю, – ведь Колю вела-вела,
На крылечке он, да не перейти порога».
2
Слышу в первую ночь: ходит он по избе.
Я прижала к груди младшего паренечка.
Походил, ушел. Я молчу, при себе
Свою думу держу, свою смутную ночку.
На вторую пришел, полом скрипит,
Да уж стал задевать меня, гладить стал со спины,
Обхватила сына. Свекровь с ребятами спит,
Да блестит подоконник в свете мертвой луны.
В третью ночку опять, и ложиться стал.
Так тихонько ложится ко мне, обниматься хочет.
Побежала к тетке я, в дом у моста:
«Ведь приходит Коля мой, уже три ночи!»
«Душегубица! – тетка как закричит. – Ксти.
Двери, окна, порог. Ште надумала?! Ой, беда, беда…»
Нашептала мне: «Отпусти его, отпусти».
И уж больше не приходил. Не было никогда.
Из книги «Забыть-река», Воймега, 2015
Лера Манович
Реализованные проекты – Спектакль “Москва – открытый город”, участник в Спектакле “Немец”, автор Короткометражный фильм “Последний этаж”. На поэтический баттл «В переплёт!» она пришла с целью – «Найти своих и успокоиться.»
«Что касается мероприятия, то я очень благодарна организаторам, за возможность участия. Это был отличный тренинг публичных выступлений. Потом еще три дня бубнила вслух стихи и не могла остановиться. :) Кроме того, я пересмотрела свои взгляды на силлабо-тонику в общем, и на себя в ней в частности. Было тепло, уютно, классно! Cпасибо!» (Лера Манович).
***
стояли и курили, ждали чуда
но осень желтый выдала билет
покоя нет, и счастья тоже нет
мне б просто унести себя отсюда
троллейбус полз по мокрой мостовой
и шевелил ленивыми рогами
чужие угощали пирогами
своим хватало просто, что живой
любовь текла в израненном стволе
томилась в хирургических отходах
свистела в легких мертвых пароходов
и окликала лезвием в спине
в надломе поднебесной тетивы
тугую книгу мальчик раскрывает
и снова упоительно читает
мол, жили-были
кто-то
но не мы
***
когда меж огородов дач и вилл
бродило лето бедрами качая
тебя любила я и ты любил
и шевелились лодки на причале
и темный колебался водоем
и ласточки так низко гнезда вили
мы шли на нерест – люди нас палили
как двух б… под красным фонарем
так дерни, милый, выдави стекло
к чему нам паcторальные картины
гарпун держать ровней поможет спину
согреет пульс электроволокно
пока на кафедре физических наук
какая-нибудь Белла или Ада
не зафиксирует реакцию распада
стучи хвостом, мой серебристый друг
Вот человек подходит в форме
И обращается по форме
Пока стоишь ты на платформе
От лета позднего дурея
Мы все болеем в легкой форме
И иногда в тяжелой форме
И в милицейской даже форме
Болеем
ЛЕРУА МЕРЛЕН
Не вела обманом к алтарю,
Не пила и даже не курила,
Так за что как мертвая стою
Над палитрой краски Тикурилла?
Если бы почувствовать ты смог
Как смертельно каждый выбор тяжек
Он взрывает мой усталый мозг
На 500 окрашенных бумажек
Мрут во мне писатель и поэт
И звезда пусть небольшой, но сцены
На один вопрос ищу ответ:
В тот ли тон покрасила я стены.
Жизнь моя проносится звеня
Как тележка с красками и тленом
Ты спаси. Ты пронеси меня
Через кассы Леруа Мерлена.
НIT THE ROAD JACK
Помню, как мама вернулась из Геленджика
Загорелая, белозубая
В новом cинем купальнике
с завышенными бедрами
отец поставил пластинку
и она ходила по советскому паласу
туда-сюда
под песню Hit the road Jack
а мы с отцом ничего не могли сказать
просто смотрели на нее
открыв рот
а она улыбалась нам снисходительно
как американская кинозвезда.
Потом по межгороду
Нам долго звонил мужчина
Илья Михайлович
С которым они познакомились
в Геленджике
он всегда здоровался с отцом
и со мной
а потом часами пел ей что-то в трубку
у него был оперный баритон
и еще он вышивал гладью
так сказала, сияя, мама
Потом пришла зима и перестройка
Мама ходила в старом пальто
с вытертым воротником
Отец уезжал по вечерам
У мамы началась экзема
Отец уезжал
Мама чесалась
Я примерила купальник
Пока никого не было дома
я была хреновой ветвью
женской эволюции.
Зато я знаю способ
помнить все это
спустя тридцать лет
даже нитку на ковре
и как у отца блестели глаза.
все остальное
неважно
потому что музыка
в той комнате
до сих пор
играет
ТЕМА – ОСЕНЬ
***
Не пропадай. В какой унылый край
Земная ось качнула это лето?
И почему-то женщин очень жаль,
Когда их сумочки подобраны по цвету
К плащу. Печален неба свод,
И листья каждой жилкой кровоточат
И всё желтеет, тлеет и гниет,
Но сдаться увяданию не хочет.
Ты плачешь оттого, что ты живой,
А всё прошло. Пчелою пролетело.
Так плачет дерево под медленной пилой,
Цилиндрами своё теряя тело,
Так плачет мать, кроватку теребя,
Невыбранное имя повторяя,
И я как никогда люблю тебя,
И я как никогда тебя теряю.
***
Лето отпели,
Все возвращались с дач,
Август как призрак
Cкорбно стоял позади
Ты мне сказал:
Очень красивый плащ,
Тронул за пуговицу
На груди…
Я не забуду
Тамбура ржавый пол
На запотевшем стекле
Надпись: «Марина – б…»
Падает осень
Зрелым плодом на стол
Будто за лето
Хочет
Долги отдать