Первый из двух вопросов был задан доктором Сайедом Сахибом. Второй – неизвестным преданным.
Вопрос: Бог вездесущ. Зачем ему нужно раз за разом становиться аватарой (воплощаться в физическом теле)? Разве он не может исполнять свои функции, просто присутствуя повсюду?
Бхагаван: По велению Ишвары имеющие на это полномочия существа (адикарика пуруши) посылаются вместе со своими преданными принять рождение на земле. Эти существа становятся аватарами, для того чтобы даровать благодать тем, кто совершил нишкамья пунья (благие деяния, выполненные без желания какой-либо награды). Еще они приходят, чтобы наказать грешников. Когда они завершили миссию, ради которой приходили, то возвращаются обратно. И хотя в качестве аватара пуруш приходят разные тела, их переживание единства с Самостью неизменно. Человек после рождения проходит через разные стадии жизни – детство, юность, зрелость и старость, – но во время всех этих стадий мысль, что он является одним и тем же человеком, который когда-то родился, остается неизменной. Подобным образом аватара пуруши сознательно пребывают в качестве единой Самости, несмотря на то что они проходят через многие рождения. Для них это как видеть десяток различных снов в течение одной ночи.
Все эти вопросы не будут возникать, когда ты познаешь себя. Без знания правды о самом себе пытаться понять различные учения других людей – бесполезная трата времени.
Вопрос: Какая разница между Ишварой (Богом) и муктой (освобожденным)?
Бхагаван: Ишвара и джняни суть одно и то же, если не считать того, что мукта поначалу забыл Самость. Потом силой своей практики он в конце концов пришел к знанию Самости. С Ишварой было иначе. Будучи вечно освобожденным (нитья мукта), Бог выполняет панча крийи (пятеричную функцию творения, сохранения, разрушения, сокрытия и милости). Из-за этого его вритти (деятельность) называется Брахмакара вритти (деятельность в форме Брахмана). Это все равно что назвать реку, слившуюся с океаном, самудракара нади (река в форме океана). Вритти (деятельность или функционирование) Ишвары и джняни по сути одно и то же.
Но для аватара пуруш тела будут меняться до конца кальпы[9]. Такое не происходит с джняни.
В этом месте я вступил в разговор, задав свой собственный вопрос: «У Шри Рамы, когда он только родился, должна была быть идея я-есть-тело. Разве не так[10]?»
Бхагаван, по-видимому, не был согласен: «Шри Рама сначала дал даршан Каусалье (его матери) в качестве Вишну; только потом он действительно принял аватару Позднее, когда Рама был в лесу, он скитался повсюду, разыскивая свою похищенную жену Ситу. Тогда Парвати (наблюдавшая все с небес) спросила Ишвару: „Разве Рама (который был аватарой, а значит, совершенным) не знает, где Сита? Зачем ему нужно скитаться здесь и там, разыскивая ее?“
В ответ Ишвара сказал ей: „Пойди и явись Раме в образе Ситы. Тогда ты поймешь“. Парвати так и сделала, но Рама вообще не обратил на нее внимания. Он просто продолжал поиски Ситы[11]».
Бхагаван затем вернулся ко второму вопросу и прочел нам стих из «Кайвалья Наванитам» [2.36], в котором утверждается, что Ишвара и джняни тождественны:
Ученик: «О Учитель, ты, что являешься бесформенным деянием в качестве Ишвары и проявляешься здесь в человеческой форме, ты говоришь о джняни и об Ишваре как об одном. Как такое возможно?»
Учитель: «Да. Ишвара и джняни суть одно, потому что они свободны от „я“ и „мое“. Джняни сам есть Ишвара, вся совокупность джив, а также космос».
В августе 1939 г. я задал Бхагавану вопрос о карме: «Бхагаван говорит, что когда кто-либо обретает джняну, все три вида кармы прекращают свое существование. Но в „Кайвалья Наванитам“ [1.103] утверждается, что джняни будет испытывать только прарабдха карму. Почему там так говорится?»
Бхагаван ответил: «Прарабдха господствует до обретения джняны. На самом деле, даже после обретения джняны, если смотреть со стороны, кажется, что джняни испытывает прарабдху. Есть несколько примеров, которые обычно приводятся, чтобы это объяснить: электровентилятор продолжает какое-то время крутиться, даже после того как его выключат; сгоревшая веревка выглядит как веревка, но ее нельзя использовать, для того чтобы привязать что-нибудь; сваленное дерево выглядит точно так же, как живое, но живым больше не является; жареный горох все еще выглядит как горох, но уже не может прорасти.
Прарабдху джняни можно уподобить вышеописанным вещам. Когда другие люди смотрят на джняни, им кажется, что он испытывает прарабдху, но с точки зрения самого джняни никакой прарабдхи вообще не существует».
За два месяца до этого случая я задавал Бхагавану похожий вопрос: «В шастрах утверждается, что даже дживанмукта будет вести себя в соответствии со своей прарабдхой. Почему Бхагаван говорит нам, что у джняни нет прарабдхи?»
В тот раз Бхагаван ответил: «Для джняни нет ни шастр, ни прарабдхи. Подобные вопросы для джняни неактуальны. Все эти правила в шастрах были созданы только для аджняни. Я приведу тебе пример. Предположим, что у человека есть три жены. Когда человек умрет, кто с нами согласится, если мы скажем, что только две его бывшие жены овдовели? Разве неверно то, что все три женщины стали вдовами[12]? Точно так же для джняни все три вида кармы являются несуществующими. Прарабдха только для тех, кто видит эту проблему и спрашивает о ней».
Бхагавану часто задавали вопросы о состоянии джняни. Он нередко давал уклончивые ответы или просил спрашивающего найти того, кто задавал вопрос, но я могу вспомнить один случай, когда он дал информацию по своей инициативе, его никто об этом не спрашивал. Когда он смотрел на маленького ребенка в холле, он вдруг неожиданно заметил: «Обрести блаженство Брахмана можно только когда ум становится чистым и смиренным, как у этого ребенка».
Это подтолкнуло меня спросить: «В чем разница между ребенком и джняни?» Шри Бхагаван ответил: «Ребенок – это невежественный ребенок вследствие аджняны, тогда как джняни – это мудрый ребенок благодаря джняне».
Спустя какое-то время один из преданных спросил Бхагавана: «Джняни приходит, чтобы даровать свою милость одним и явить гнев другим? Почему джняни не исправляет всех тех, кто к нему приходит? К чему вообще джняни стремится[13]?» Бхагаван ответил: «Степень готовности и прошлая карма каждого садхака различны. Из-за этого джняни должен с разными людьми говорить по-разному».
Потом он привел стихи из «Кайвалья Наванитам»:
2.60 Ученик: «О Учитель, само воплощенное блаженство, как так получается, что Бог, который беспристрастен, возвышает одних и унижает других?»
Учитель: «Он как отец, который поощряет тех своих сыновей, которые на верном пути, и выказывает недовольство теми, кто идет не туда. Знай же, что есть сострадание в том, чтобы наказывать грешных и возвращать их к праведности».
2.61 О сын, чьи путы мирской жизни разорваны! Божественное древо, исполняющее желания, огонь и вода защищают тех, кто ищет, исполняя их желания, поддерживая их в тепле и утоляя их жажду. Так же и Ишвара добр к своим преданным и не так добр к прочим. Теперь хорошо подумай и рассуди, чья в том вина.
2.50 Учитель: «Мой сын, дживы безграничны, и их деяния точно так же безграничны. В трех разделах (карма, упасана и джняна) благие Веды предписывают, в соответствии со склонностями искателей, исходить из начальных перспектив, чтобы добиться окончательных результатов – подобно цветам, которые превращаются во фрукты.
2.59 Обречены те глупые головы, которые в своем невежестве приписывают Богу шесть пороков (похоть, гнев, жадность, заблуждение, тщеславие и ревность), которые присущи им самим, но мудрый обретет совершенное избавление, распознавая, что те пороки происходят от него самого, а не от Бога.
2.35 Мой добрый мальчик, послушай еще. Деяния мудреца осуществляются единственно для возвышения мира. Он сам не может что-то потерять или обрести. Всемогущий, который один есть хранилище благодати для этого мира, никак не зависит от достоинств и недостатков мирских существ[14]».
Вопрос: Бхагаван, я хочу обрести мукти. Ради этого я только вас считаю своим Гуру Я не ищу никого другого. Будьте добры, даруйте мне свою милость.
Бхагаван: Обретение мукти – это не какое-то новое достижение. Все мы пребываем в форме мукти. Поскольку мы забываем об этом и вместо этого ошибочно думаем «я есть это тело», многие тысячи и тысячи мыслей вздымаются волнами одна за другой и скрывают То, чем мы на самом деле являемся. Мукти воссияет, только когда эта мысль («я есть тело») будет разрушена.
Вопрос: Как можно избавиться от мысли «я есть тело»?
Бхагаван: Коль скоро ты попросил о помощи Гуру, полностью предайся ему.
Вопрос: Но в той деревне, где я живу, нет Гуру. Что же мне делать?
Бхагаван: Гуру внутри тебя. Там ему и предайся.
Вопрос: Внутри меня только я сам.
Бхагаван: Гуру, Атма, Ишвара – это только разные названия одного и того же. По сути все они одно и то же.
Вопрос: После того как я сдамся, возможно ли для меня будет продолжать работать?
Бхагаван: Конечно. Но мысль «я делаю это» не возникнет.
Вопрос: Если не будет мысли «я», как же будут исполняться мои обязанности?
Бхагаван: Все то, за что тебе платят, делай беспристрастно. Свои семейные обязанности исполняй так же беспристрастно, как ты делаешь что-то на работе. Пусть то, что на работе приходит и уходит, не становится причиной волнения. Выполняй всю свою работу и обязанности одинаково беспристрастно.
Вопрос: Я постоянно встречаюсь с трудностями. Когда они кончатся?
Бхагаван: Если ты откажешься от идеи «я есть тело», все твои трудности улетят
Вопрос: Я подумываю о том, чтобы уйти из деревни в лес для выполнения тапаса. Я решил уйти с разрешения Бхагавана.
Бхагаван: Можно уйти из деревни, но нельзя уйти от себя. Если бы деревня существовала отдельно от тебя самого, из нее можно было бы уйти. Жить в уединении там, где пребывает Самость, все равно что жить в лесу. Если покидаешь Самость, то даже если уйдешь жить в лес, это будет точно так же, как если бы ты жил в городе.
Тот, кто думает, что он санньясин, – не санньясин. Домохозяин, который не думает, что он домохозяин, – вот кто санньясин.
Тот, кто не думает, что он выполняет все свои действия, выше того, кто думает, что он от всего отрекся.
Бхагаван иногда говорил: «Мауна (безмолвие) – непрерывная речь. Оставаться недвижимым – значит непрерывно трудиться».
Это было одним из тех нескольких труднопонимаемых утверждений, которые время от времени Бхагаван делал о мауне, термине, который он часто употреблял в качестве синонима Самости. Я уже понимал некоторые из утверждений Бхагавана о мауне, как например: «Мауна – это садхана для обретения всех видов [духовного] богатства», – но я был озадачен его утверждениями относительно того эффекта, что безмолвие равнозначно непрерывному потоку речи и непрерывной работе. Однажды, когда Бхагаван возвращался после одной из своих прогулок, я рассказал ему о своих сомнениях.
«Бхагаван говорит, что быть недвижимым означает постоянно действовать и что быть безмолвным значит постоянно говорить. Я не понимаю, как такое возможно?»
«Так ли это? – спросил Бхагаван. – Ты можешь видеть, что „я есть“?»
«Да, могу», – сказал я.
«Как же ты видишь?» – спросил Бхагаван.
Я признался, что не знаю, каким образом мне это видно.
Бхагаван объяснил мне: «Точно так же „быть недвижимым" означает „непрерывно трудиться". Трудиться не значит работать с мотыгой в руке. Трудиться значит всегда сиять как „То“ (Самость). Только безмолвие говорит непрерывно. Более того, и то и другое суть одно. Это именно то, что мудрецы выражали как: „я памятую, без забывания", „я поклоняюсь, не становясь отделенным", „я думаю, без думания", „я говорю, без говорения", „я слушаю, без слушания" и т. д. Если ты не говоришь, Бог придет и скажет. Величайшее писание есть обнажение безмолвия. Только если прочтешь этот священный текст, отпадут все сомнения. Иначе, даже если будешь перечитывать кроры (десятки миллионов) книг бессчетное количество раз, сомнения никогда не прекратятся».
Однажды Бхагаван дал похожий ответ преданному, который начал с жалобы: «Я не знаю, где это „я“ находится». Бхагаван ответил ему, сказав: «Будь там, где „я" находится».
На следующий день тот же человек сказал Бхагавану: «Я не знаю, то ли идти обратно в деревню и возвращаться к работе, то ли просто сохранять покой».
Бхагаван сказал: «Есть, мыться, ходить в туалет, разговаривать, думать и выполнять всякие другие действия, относящиеся к телу, – все это работа. Как же может быть так, что выполнение только одного определенного действия является работой? Быть недвижимым – значит всегда быть занятым работой. Быть безмолвным – значит говорить непрерывно».
Однажды женщина, преданная сторонница партии Национальный Конгресс, пришла к Бхагавану получить даршан. Побыв какое-то время в холле, она спросила Бхагавана: «Многие подобные вам мудрецы путешествовали по миру, давая наставления, через которые благая мудрость передавалась людям в миру. Вы обрели джняну для себя, но вы сидите в углу, храня покой. Какая польза от этого миру?»
Бхагаван ответил: «Познать Себя и оставаться в состоянии Самости само по себе есть величайшая польза, которую человек может принести миру. Все лекции, которые произносятся со сцены, будут действенны для ограниченного числа людей и только до тех пор, пока тот человек стоит на трибуне. Но лекция безмолвия всегда может быть услышана в любой точке мира. Она всегда будет действенна».
Безмолвие, на которое ссылался Бхагаван, это в большей степени внутреннее безмолвие, нежели внешнее. Бхагавану нравилось, чтобы люди поддерживали внутреннее безмолвие, но он обычно не выказывал одобрения, если они просили его разрешения поддерживать также и безмолвие внешнее. Однако, в моем случае, казалось, он это одобрил. Когда я однажды сообщил Бхагавану, что решил со следующего дня соблюдать мауну, он благословил меня, сказав: «Ага! Очень хорошо!»
Но потом он спросил меня: «Зачем? Ты куда-то уходишь? Разве тебя здесь не будет?»
Я ответил: «Даже если я нахожусь здесь, некоторые люди по своей собственной инициативе подходят ко мне, и приходится тратить время на пустую болтовню. Только из-за этого я подумываю, что хорошо было бы дать мауна вратам (обет молчания)».
Бхагаван дал понять, что удовлетворен моим ответом.
За два дня до этого разговора я пытался передать Бхагавану несколько плодов нунгус (плоды пальмирской пальмы). Я хранил их на веранде мистера Коэна в Палакотту, потому что это место было удобным, для того чтобы перехватить Бхагавана во время его ежедневной прогулки. Когда Бхагаван проходил, он посмотрел на меня с подозрением и несколько раз спросил: «Зачем ты сюда пришел?»
После некоторого колебания я сказал Бхагавану: «Я сюда пришел, чтобы порезать и передать Бхагавану эти плоды нунгус».
Бхагаван принял фрукты, но пока он их у меня брал, сказал со смехом: «Тебе стоило самому их съесть, а пока бы ты их ел, тебе следовало бы думать: „Я тоже Бхагаван“».
Нежелание Бхагавана есть скоро прошло. Он выковырял пальцами много плодов и высосал сок. Под конец он воскликнул: «Аппади![15] Мне будет не донести свой живот», – и ушел.
Однажды вечером, когда я сопровождал Бхагавана во время одной из его прогулок, я спросил его: «Когда я медитирую, кажется, что мое дыхание задерживается в животе. Хорошо ли это?»
Бхагаван ответил: «Очень хорошо».
Ободренный таким очевидным одобрением, я продолжил расспрашивать:
«Если я и после этого продолжу медитировать, что случится?»
«Будет обретено самадхи», – ответил Бхагаван.
«Означает ли самадхи, что ты ничего не осознаешь?» – спросил я.
«Нет, – сказал Бхагаван. – Медитация будет продолжаться без нашего усилия. Вот что такое самадхи».
«Тогда что такое сахаджа самадхи?», – спросил я.
Бхагаван ответил так: «В том состоянии медитация будет продолжаться всегда. В том состоянии мысль „я медитирую" или „я не медитирую" не возникнет».
Тогда я спросил Бхагавана о том временном отрезке моей медитации, когда я осознавал только всепроникающую пустоту.
«Иногда вообще ничего не видно, – сказал я. – Это хорошо?»
Бхагаван, казалось, не одобрял эти состояния. «Хорошо, – сказал он, – если вначале медитирующий медитирует, осознавая себя».
Состояние сахаджа самадхи продолжало меня интриговать. Спустя несколько недель я задал ему еще один вопрос об этом: «Можно ли практиковать сахаджа самадхи сразу с самого начала?» Бхагаван ответил, что можно.
«Но как это практиковать? – спросил я. – И как практиковать нирвикальпа самадхи? И сколько вообще существует различных видов самадхи?»
«Есть только один вид самадхи, – сказал Бхагаван, – не много видов. Временно погрузиться в реальность, не имея никаких мыслей, – это нирвикальпа самадхи. Непрерывно пребывать в Самости, не забывая о ней, – это сахаджа самадхи. И то и другое дадут одну и ту же радость».
Однажды Бхагаван сделал следующие замечания по поводу состояний бодрствования и сновидения:
«Видение мира, которое проявляется в состоянии бодрствования, и видение мира, которое проявляется в состоянии сновидения, суть одно и то же. Нет никаких следов различия. Состояние сновидения случается единственно для того, чтобы свидетельствовать о нереальности мира, который мы видим в состоянии бодрствования. Это одно из деяний Божьей милости.
Мир в состоянии бодрствования меняется тем же самым образом, что и мир в сновидении. Оба одинаково невещественны и одинаково нереальны.
Некоторые оспаривают это, говоря: „Но ведь мы видим, что сегодня существует тот же самый мир, что мы видели вчера. Мир сновидения никогда не бывает одним и тем же из ночи в ночь. Поэтому как же мы можем верить, что мир состояния бодрствования нереален? История нам говорит, что мир уже существует тысячелетия".
Мы считаем очевидным, что этот меняющийся мир существует уже долгое время, и решаем, что это является основанием для умозаключения, будто мир реален. Это необоснованное заключение[16].
Мир меняется каждую минуту. Каким образом? Наше тело не является тем же самым, каким было, когда мы были молоды. Светильник, который мы зажгли вечером, может казаться тем же самым и утром, но все масло сгорело. Разве не так? Вода в реке течет. Если мы будем смотреть на реку в разные дни, мы скажем, что река та же самая, но она не та же самая – вода поменялась полностью.
Мир всегда меняется. Он не постоянен. Но мы неизменно существуем во всех трех состояниях: бодрствовании, сновидении, глубоком сне. Никто не может искренне заявить: „Меня не существовало во время этих трех состояний". Следовательно, мы должны заключить, что это Я – неизменная субстанция, потому что все остальное находится в состоянии вечного движения. Если никогда об этом не забываешь, то это и есть освобождение».
Поскольку такое видение мира полностью противоречит тому, что принято считать здравым смыслом, Бхагавану часто задавали об этом вопросы. Даже его давние преданные иногда пытались убедить его немного смягчить свои взгляды. Я помню, как, например, однажды вечером в Холле майор Чэдвик попытался убедить Бхагавана, что мир на самом деле обладает некой реальностью и постоянством.
«Если мир существует, только когда существует мой ум, – начал он, – то когда мой ум утихает во сне или медитации, внешний мир исчезает тоже? Думаю, что нет. Если рассмотреть опыты тех других, что бодрствовали, пока я спал, придется заключить, что и тогда мир существовал. Разве не будет более правильным сказать, что мир был сотворен и существует вечно в неком громадном коллективном разуме? И если это верно, как можно говорить, что мира нет и что это только сновидение?»
Бхагаван отказался смягчить позицию. «Мир не говорит, что он был сотворен в коллективном разуме или что он был сотворен в индивидуальном разуме. Он лишь видится в твоем маленьком уме. Если твой ум разрушится, мира не будет».
Чтобы проиллюстрировать эту истину, Бхагаван поведал такую историю:
«Давным-давно жил один человек, чей отец умер тридцать лет назад. Однажды ему приснился сон, в котором его отец был жив. Во сне он (тот человек, которому снился сон) был юношей и у него было еще четверо младших братьев. Отец в его сне накопил огромное богатство, которое и разделил между пятью братьями. Четверо младших братьев были неудовлетворены своей долей. Из зависти они начали бить старшего брата. Получая во сне удары, он проснулся. По пробуждении он с радостью осознал, что у него нет ни отца, ни братьев. Он открыл для себя, что из всех персонажей, которые были в его сновидении, на самом деле существовал только он.
Подобным образом, если мы выйдем за пределы этого сна наяву и будем видеть только нашу подлинную Самость, мы откроем, что мира нет и что нет никаких „других людей“. С другой стороны, если мы будем двигаться прочь от Самости и видеть мир, мы обнаружим, что попали в зависимость».
Немного позже Бхагаван подытожил, сказав: «Каждая джива видит мир разделенным, но джняни не видит ничего, кроме самого Себя. Это и есть состояние истины».