– Послушай-ка, иди отсюда! И не вздумай больше приходить! – она чуть было не сказала «дебил», но вовремя осеклась – в такие спорные моменты с такими спорными людьми лучше не позволять себе лишнего. Не скрывая отвращения (всё равно не увидит!), Белла схватилась кончиками пальцев за дутый рукав и потянула, отрывая гостя от своего дома.
– У тебя прекрасный дом и прекрасный муж! Я горжусь тобой, доченька! За тебя! – даже в его высоком, неуправляемом по громкости голосе сохранились тёплые, разморенные праздником, интонации матери Беллы. Всё ясно – парень не видел её в красном платье – он слышал о нём. Как и о доме с прекрасным мужем.
Белла отпустила рукав соседа и замерла в нерешительности. Обернулась на торт и подумала, что совершенно не представляет, за что же ей нужно извиняться.
– Костя, – она помолчала, подбирая слова, которые пролезут за барьер его логики и не вернутся покусанные и бессильные, – не вся территория за твоим домом… может быть доступна тебе для прогулок, – Белла снова взялась за рукав и потянула: пойдём, я провожу тебя до твоей калитки.
Парень не возражал. Он отцепился от колонны, вернул улыбку под очки и сделал пару шагов за соседкой.
Их остановило яблоко.
С шорохом пробираясь сквозь листья, с глухим двойным стуком на землю упала точка невозврата.
– Это всего лишь яблоко, – сказал дебил, идущий под конвоем, – продолжай, не останавливайся! Макс ещё не скоро…
И тут он снова застонал. Неожиданно сад замолчал, прислушиваясь к незваному гостю. Может, стих ветер, а, может, внимание женщины вывернуло на полную мощность каждый произносимый соседом звук. Он стонал, кричал и был счастлив, как когда-то дышавшая обманом и тайной Белла. И теперь эта визгливая пародия на её жизнь разлеталась над замолкшим садом, соседскими домами, долетала до карьера, падала в реку. Белла не двигалась с места, не пыталась заткнуть парня – она чувствовала, знала, как скоро он хрипловато выдохнет и замолчит. Упадёт на горячее, влажное плечо Сергея, ощущая, как успокаивается ускоренное сексом и страхом сердце.
Дурак, действительно, замолчал, будто повинуясь воспоминанию Беллы, в котором стук яблока переходил в стук испуганного сердца и умножал до боли в груди это бесконечное падение.
«Нож на подлокотнике кресла». Эта мысль промелькнула как безотчетное, но сильное желание защищаться. «Что дальше? Я уже думаю о ноже… Этот урод должен свалить. Свалить с гарантией, что будет молчать и больше не сунется сюда».
Но, судя по выражению лица урода, он не мог дать гарантии даже на то, что не промахнется задницей мимо толчка. Просить его о молчании – всё равно, что просить младенца не кричать по ночам. В любом случае разбудит…
– Ты умный парень, Костя! А умные парни так себя не ведут, они не кричат, не прячутся в чужих садах. Они не меш…, – тут Белла осеклась, будто находилась в прямом эфире и испугалась, что неверно понятая фраза может стоить ей репутации перед многотысячной аудиторией. С нарастающим ужасом она увидела, как эта мнимая, безликая толпа обретает знакомые черты: влюбленный взгляд мужа сменится презрением, спокойная улыбка матери потухнет на поджатых губах, отчужденность и непонимание будут читаться в лицах настоящих друзей, злорадство и победа – в лицах массовки. И всё из-за того, что закричал младенец. Неугомонный, переросший ущербный разум таким же ущербным телом.
– Я обещала проводить тебя домой, дружок.
Белла осторожно приобняла соседа за плечи и медленно развернула вправо. Затем сделала с ним полный круг:
– Как же ты умудрился здесь пройти, бедняга? Я вчера уронила шампанское – здесь столько стекла, – женщина, не отпуская парня, бесшумно переступила по чистым плиткам, – сейчас я уведу тебя отсюда.
Она снова развернула гостя немного вправо и, позволив ему сделать пару шагов за собой, остановила, резко дернув влево: