Doctor Verset
Ночь
– Чего? – непонимающе вылупливается на него Jenya и просовывает свои пальцы меж его, сжимая не холодную и не теплую кисть.
– Почему ты не скажешь им? Даже теперь.
– Кому – им? – Jenya еще больше таращит сиреневые глаза. Сейчас они совсем не светлые и не бледные, как обыкновенно. А может быть, они даже загорятся? Нет, снова всё обычно. Показалось. Ему показалось. Но сегодня она не такая, как всегда. Она унылая и мечтательная, она что-то раскрыла внутри себя, позволила себе раскрыть. Она оживляется. – Я им четыре раза говорила, Хитц, четыре! Какого-нибудь дурачка бы расстреляли на моем месте, да любого солдата бы расстреляли! А я просила, и – ничего, просто сказали «пока…»
– Я не про… руководителей. Я имел в виду твоих родителей, Jenya.
Ее оживление тут же теряется.
– Вряд ли они помнят… меня.
Он хочет что-то сказать, но Jenya мягко улыбается ему, смотрит прямо в него, и из далекого-далекого угла их спальни сквозь стекло на ее шоколадные ресницы и щеку прилетает несколько фиолетовых лучей ночника.
– Ты сам сказал, что свидетельство о смерти лучше, чем звонок перед ней, – она забирается с ногами на подоконник и подбирается еще ближе к Хитцу. – Только моим родителям свидетельство не придет.
Хитц, словно забыв о разговоре, вдруг невпопад спрашивает:
– А комиссии, вроде тех, в которой ты бывала, как считаешь, что с ними?
– Думаю, что им всё равно, что будет. И с ними, и с нами. Им вообще все равно. Это же чиновники, – она едва ли не торжественно пожала плечами. – А сейчас они наверняка отправляют данные, доделывают отчеты, фиксируют все, что еще не спит. Даже в этом полумертвом городе.
– Как думаешь, сколько здесь человек осталось? – задумчиво спрашивает Хитц. В такие моменты он особенно красив, и Jenya не сразу отвечает на его вопрос.
– Половина, должно быть, – задумывается в ответ Jenya. – Улетает-то совсем немного, пара процентов. Можно сказать, половина. Но все равно мало. Тихо.
– Или они перед смертью притихли, – зачем-то с хищной иронией оскалился Хитц. Не нарочно, Jenya его знала. – А как думаешь, почему стреляют в людей? Ну, война понятно. «Ими меня душили. Вязали и убивали…»
– Это откуда?
– Не помню, Jenya. – Хитц сонно вздохнул и потупился. – Нет, это стихи одного человека… имени я не назову, – он улыбнулся, вяло подмигнул. – Просто хочу, чтобы это оставалось секретом.
Теперь вздохнула Jenya и обиженно проговорила:
– Думаю, в нас… то есть, в людей, стреляют, потому что… нет, честно, не знаю. Но разве может жить, например, убийца?
– А каратель? А солдат? – не отставал молодой инженер.
– Ты уже что-то городишь, – Jenya гневно вспыхнула. – Солдаты морально неприкосновенны, они защищают нашу страну.
– Про неприкосновенность ты выдумала?
– Я так чувствую, при чем тут «выдумала»? Ты помнишь, я хотела быть солдатом? Я бы и сейчас была солдатом.
– Ты не можешь быть солдатом, – Хитц отчего-то резко сделался грустным. Он смотрел вглубь себя и находил там нечто очень огромное и очень печальное. – Ты можешь быть только офицером. Люди бывают только офицерами (см. прим. [1]).
Она долго молчала, почти минуту, и, если бы он не чувствовал ее спокойствия и размеренного дыхания, мог бы подумать, что она обиделась. Лицо Хитца вновь ощутило холод. Его девушка внезапно слегка оживилась.
– Я хотела быть солдатом. Может быть, я бы смогла найти лазейку.
– Нет, вряд ли. Но если бы захотела более всего на свете… то я верю.
Он не видел, он знал, что Jenya улыбнулась. Это было высшей наградой. Улыбка слышалась в ее словах.
– В этом ты прав, Хитц. Только если бы.
И еще через время:
– Я поняла, почему убивают: если нас не будут убивать, что-то случится.
Тут Хитц страшно рассмеялся, девушка вздрогнула и взглянула на него большими ошалевшими глазами, красивыми, теперь темными до того, что не проглядывал их цвет. Хитц со странным исступлением и невеселым смехом предложил мысль:
– Может быть, они просто боятся, что нас еще больше расплодится? Не бросать же на города бомбы из-за перенаселения, вот они и стреляют.
– Это глупо, ты городишь. – Последние слова Jenya произносит возмущенно. – Просто что-то случится.… Если бы он тогда уничтожил перекрытия, погибли бы десятки. А так его убили. И он не принес вреда, этот Minlil. Благодаря карателям.