– Я был на окраине города, – сухо проговорил Хитц. Казалось, его голос вдруг осел, как гидроксид меди. – Я увидел, как убили человека прямо на стене. Внутри страны, понимаешь? Это был город внутри страны, в середине, далеко от границы, очень далеко. Где я жил в детстве.
– Там заводы, цехи, хранилища и плантации, это опасно с какой стороны не посмотри. Зачем же он полез? – Jenya изумилась. Потом так же стала затуманена чем-то, как Хитц. Они оба не думали о смерти. Если бы она была стеклом, она бы запотела под фиолетовым неоновым светом, но она была девушкой двадцати с лишним лет, обыкновенной милой девушкой, которая последние годы уделила работе и совершенно не задумывалась о человеческой судьбе. Когда есть время, мысли сами доползают до сознания, и оказывается, что люди очень несчастны и жизнь их не имеет смысла. Вот и теперь за несколько дней они оба к этому пришли. – Его ведь предупреждали?
– Конечно, – Хитц пожал плечами.
– Лучше бы они вызвали ему скорую.
– Почему? – он непонимающе повернулся и вопросительно посмотрел на Jenyuсверху вниз.
– Да так. Подумалось. Я тебя поняла.
–Почувствовала?
Она кивнула в ответ. Хитц все еще смотрел на нее.
– А Minlil был террористом. А тот человек был какой-то другой. То есть обычный. Почти обычный.
– Я тебя поняла.
Хитц кивнул.
– Автора тех строк звали Шилл.
– О чем там? – осведомилась Jenya.
– Его пытались убить собственной жизнью. Не специально, конечно, он по сюжету был полицейским, и все время работал и жил в условиях, где никто ни в ком человека не видит. В общем, это как кормить городское население одним мышьяком и цинком по незнанию, что люди такого не едят. И продуктами распада, – добавил он через паузу. – Шилл тоже работает на «Орхидее», но не летит. Работал, то есть; он физик и механик, специализируется на двигателях. Вот как раз по нашей Орхидее.
– Почему я о нем не знаю? – устало, без возмущения спросила девушка. У них в привычке рассказывать друг другу очень много. Они могут говорить обо всем безбоязненно наедине, и, когда оба свободны от работы, стараются остаться вдвоем. Она для Хитца единственный здесь родной человек. Странно, но вполне объяснимо: они похожи, они оба ничего не боятся. Человек, который ничего не боится, способен доверять, вот они доверяют друг другу как себе, потому что все знают.
– Мы почти не общаемся. В детстве общались. И он как ты, он из тех людей, за которыми будущее.
Jenya его перебила:
– Но ведь он умрет?
– О, черт! – Хитц почему-то будто взъелся. – Я даже не знаю, что с ним будет и в городе ли он. Я вдруг понял: у меня нет друзей. Если не считать тебя…
– Когда появляются друзья, появляются секреты, – мрачно усмехнулась Jenya. – Вы, наверное, много времени тогда проводили у стены, верно?
Хитц поморщился.
– Да, так. Но нам не было еще и шестнадцати, и секреты были детские.
– Конечно. Поэтому теперь у нас нет настоящих друзей. Знаешь, которые были раньше, до Федерации, когда еще не было наших родителей, и была Партия.
– У моих родителей есть друзья, – не согласился Хитц.
– Они пенсионеры и не работают.… Нет, Хитц, они есть друг у друга, и ты это знаешь. Впрочем, ты можешь быть и прав.
Они оба резко замолчали. Им уже было тепло, сидели, поставив ноги на подоконник, а Jenya их поджала под себя, тесно сгрудившись рядом. Полуобнявшись и имея на себе два пледа, они считали свое нынешнее положение уютным до сих пор. Но только что с верхнего этажа – а квартиры были, по обыкновению, одинаковы, так что и над их спальней была следующая – донеслись непотребные звуки. Наверное, у них был открыт балкон: там жила такая же молодая пара, работающая над «Орхидеей», только чуть старше их. Женщина, Линольна, работала грузчиком с уклоном в программирование, так что обыкновенно она заправляла погрузками как руководитель. А Oronov был водителем особо важных назначений – сам не знал, что возил, но возил. И они тоже не смогли уехать. Они знали своих соседей хорошо и бывали у них пару раз, здоровались, если встречались на работе, но теперь сделалось тоскливо и лицо Хитца стало каменным.
– По-моему, обсуждать смерть под звуки плотских утех неромантично, – тут же заключил он, нарушая молчание.
– Их можно понять.