Герой лютых историй тем временем закончил все, что мог делать ложкой и стал вычищать остатки мороженого пальцем. Мы обе, не отрываясь смотрели на него. Он закончил со стаканчиком, поднял с пола большой рюкзак и, расслабив шнуровку, запустил туда руку. В зале запахло чем-то кисло-сладким, знакомым еще с детства, когда бабушка варила поросятам еду в чугунке на улице. Наш друг запустил туда стаканчик и снова вынул его, уже наполненный с горочкой буро-коричневым. Сестра громко охнула. Больше всего я боялась, что он обернется и заметит нас. Он обернулся, заметил нас, облизнул палец и, забросив рюкзак за плечи, направился к выходу.
Через большое панорамное окно было видно, как он все той же танцующей походкой подошел к «зебре», продолжая поедать что-то из стаканчика.
В зале еще стоял его запах, не успел уйти за ним, и когда я отправила в рот ложку сливочно-шоколадной жижи, мне показалось, что я съела что-то из его рюкзака. Что мой макфлури вовсе не с карамелью и шоколадной крошкой, а со всем тем, что смешивала в чугунке бабушка.
Подступила тошнота, я дернулась из-за стола, уверенная, что меня вот-вот вычистит. Подхватила стаканчик и выплюнула в него мороженое, которое не успела проглотить.
Девочка за соседним столиком уставилась на меня блестящими, чуть на вакате глазенками, ее папа обернулся в нашу сторону с явным осуждением. Наверное, потом расскажет жене, что городская молодуха после пьянки облевалась в семейном ресторанчике.