bannerbannerbanner
полная версияПортрет

Дмитрий Вощинин
Портрет

Через минуту Николай Александрович в раздумье добавляет:

–Примечательны размышления и наблюдения за иностранцами Ивана Александровича Гончаров в романе «Фрегат Паллада»…Сколько юмора и знания жизни…

–При всем согласии с этим романом о кругосветном путешествии я, ваше величество, как-то легко и свободно себя чувствую в Париже…Риме. С интересом приглядываюсь к новым художественным формам, самобытным художникам…

–По-моему ничто так быстро не устаревает, как новые формы… Радость туземца к клочку цветной материи тоже олицетворяет интерес к красоте.

Валентин Александрович искренне удивлен этой реакцией, для него художественная форма – часть профессии:

–Пустоту не скроешь никакой формой и стилем… А новые формы, государь, в том смысле, что быстро меняющаяся жизнь приносит новые чувства. В этом своя свобода…обновление.

–Интересная мысль!…Здесь я, пожалуй, не в праве вам возражать…А что касается свободы,…вопрос это не простой…Только тогда начинаешь понимать цену свободы, когда у тебя уйма власти…Это как запретное яблоко на Древе Жизни…

Художник вопросительно поднимает глаза.

–Как это ни странно звучит, но только узник понимает цену свободы и знает, за что страдает… Чувство же воображаемой несвободы каждый человек понимает по-своему: одним ненавистны оковы власти, конкретных вышестоящих людей, другим консервативные устои, порядки или законы. Это, как в семье: главный кажется угнетателем, а убери его – все развалится. Он не только доминирует, но и помогает и защищает. Если его не понимают, то такой устой долго не продержится…Нам не дано проникнуть в душу каждого и человек далеко не ангел,… а посему у такого рода свободы есть оборотная сторона – она высвобождает и порок.

–Несвобода даже в мыслях всегда угнетает, ваше величество…

Николая Александровича понимали не часто и, как правило, только тогда, когда он был готов соглашаться с навязываемыми ему чужими мыслями. Искренность же требовала особого понимания.

–По вашему свобода независима от времени и условий…А мне кажется, глубокое понимание этой самой свободы зависит …от состояния внутренней гармонии человека.

Почувствовав, что выразился слишком пространно, государь поясняет:

–Мне постоянно подают прошения и часто спрашивают: « Будет ли освобождение евреев в России?»…Но ведь ответ очевиден. Неужели люди не понимают сами?

Валентин Александрович внимательно вопросительно смотрит на государя. Среди художников евреев было не так много, но были среди них друзья, знакомые.

–Да, ваше величество, об этом часто можно услышать в богемных кругах.

–Ну, то, что этот вопрос зудит в богемных кругах, …мне понятно.

Николай Александрович, повернув голову, смотрит в окно и продолжает:

–А почему простые русские мужики не просят так настойчиво подобного?…Видимо, понимают, что не пришло время…Эти несвободы для еврейского населения или скорее ограничения оседлости ввела Екатерина Великая…Вы знаете, Валентин Александрович, что это за ограничения?

–Конкретно… не знаю.

–Они не строгие: не допускать к власти, не селить без разрешения в крупных городах, освободить от службы в армии, но об этом они сами настаивали… Вот практически все.

–Не так много.

–Даже очень немного… Терпеть – то они не хотят, как русский мужик…Потому как иудейская вера не признает жертвы Христа… Екатерина была очень мудра… Эти ограничения совпадают с назиданиями Моисея… Она верила, что страданиям русского простого народа наступит конец, и он с его способностями станет обогащаться…Они, по крайней мере, этого достойны!…Именно эти наши православные русские мужики, которые защищают, кормят страну, сеют и пашут…

–Но, ваше величество, из числа еврейской национальности люди весьма интересные и производят благоприятное впечатление.

–Это так…, улыбается государь, – Мне не хочется так думать о всех людях этой национальности, но вот к примеру, один еврей-ювелир доставляет Александре Федоровне бриллианты… почти в два раза дешевле, чем в петербургских магазинах…и моя жена, как человек практичный, ему, естественно, благоволит… Но мне то докладывают, что это благородство оплачивается богачами диаспоры… Известны мне и цели всего этого.

–Несмотря ни на что, ваше величество, все граждане страны должны быть равноправны.

–Я согласен, что это должно произойти, …но не сейчас.

–Вы твердо так думаете, государь?

Николай Александрович молча продолжает смотреть в окно, будто не слышит. Этот вопрос предмет больших споров с матушкой и братом. После паузы он поворачивает лицо к художнику и тихо произносит:

–Крестьяне безграмотны и мало развиты…Когда русский мужик будет образован и жить в достатке, как евреи, то они, конечно, получат равные права со всеми жителями России.

Ответ производит на Валентина Александровича впечатление.

В глазах государя художник улавливает глубокое внутреннее переживание, и какие-то только ему доступные мысли. Николай Александрович делается молчаливым и через некоторое время тихо, как бы про себя произносит из Евангелие (от Луки):

– «Ибо сказываю вам, что многие пророки и цари желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали…»

Художник с интересом слушает, но не забывает о работе. Композиция портрета и характер «натуры» по-прежнему не находят общего.

И он, как и в прошлый раз, предлагает закончить сеанс.

На третьем сеансе Валентин Александрович решается открыться:

–Ваше величество, к сожалению, портрет, который вы заказали, никак не выходит.

–Вы пишете меня, Валентин Александрович, и я с интересом и даже с восхищением наблюдаю за вами. Не сочтите это за лукавство, но все-таки хотелось бы знать – почему вы считаете вашу работу неудачной? Вас же считают первым портретистом в России.

Рейтинг@Mail.ru