Бабуля была старенькая, вежливая и очень тихая.
– Ты ведь Изя Львович, сынок? – сразу с покосившегося крыльца спросила она. – Мне добрые люди посоветовали к тебе обратиться, дали телефон, сказали, что поможешь. Вот я и позвонила…
– Нет, меня Дмитрием с рождения нарекли, но я от Изи Львовича. Собирайся, мать, в морг поедем. Документы на покойную сестру собрала?
– Всё собрала, была уже с ними в этом морге. Но сестру мою мне не отдают, говорят, что надо платить за иксперта какого-то, за хранение тела, за холодильник, за грим, маньюкюр какой-то, ещё за что-то, я уж и не помню. У меня с собой было пять с половиной тысяч, пенсию должны принести девятнадцать тысяч…
– А сколько в морге хотят?
– Девяносто тысяч рублей, вот квитанцию дали, – бабуля дрожащей рукой протянула измятый клочок бумаги без печати и подписи, с корявыми цифрами, написанными от руки.
– Хорошо, хоть не долларов. Мать, одевайся, бери документы, пойдём, такси ждёт.
– Сынок, так, чай, и тебе надо платить?
– Мне уже всё оплачено, бабуль, одевайся быстрее…
Серое здание морга встретило их отчуждённо и не очень-то живо. Входная дверь с тугим скрипом нехотя пропустила Диму с бабулькой внутрь. За маленькой деревянной перегородкой сидел здоровенный рыжий мужичище с лицом породистого бульдога. Стараясь быть максимально вежливым, Дима попросил пояснить перечень услуг, оказанных покойной, показать прейскурант цен, заявление от бабушки на оказание услуг; он также поведал о бабушкиной пенсии, её одиночестве. И в конце пожелал увидеть более официальный документ по оплате, нежели та намалёванная бумажка, что дали сестре умершей. На что бульдог сквозь зубы коротко процедил:
– Ей всё сказали, всё отдали. Ты кто такой? Тебе чё надо?
Дима мирно перегнулся через стойку, столь же мирно взял бульдожью харю за нос, взял жёстко… ну, очень жёстко. Пёсо-человек, начиная свирепеть, стал дёргаться и попытался оторвать пальцы Димана от того, что было носом, но быстро превращалось в картошку. Однако тиски ещё более сжались так, что глаза амбала покраснели, из них ручьём потекли слёзы.
– У Анатолия Ивановича спросите, – гнусаво простонала жертва Диминых пальцев.
– Сам зови.
– Анатолий Иванович, к вам тут пришли, – из последних сил выдавил бедолага.
Вышло маленькое, в очках, в жилеточке, с жёлтым галстуком, с кругленьким брюшком существо. Дима нежно отпустил нос притихшего бульдога.
– Ну, козлина, держись, – прохрипел рыжий боров, свирепея на глазах, как израненный испанский бык на корриде, и стал пробираться к Диману.
– Боря, сядь и не рыпайся! – сухо бросил человечек в жёлтом галстуке, но этого хватило, чтобы огромный Борька, как боров в хлеву, тут же послушно сел и притих мышью, опустив крупную башку с низким, покатым лбом.
– Что вам угодно, господа? – Анатолий Иванович был сама любезность.
– Ваша контора со всех так дерёт? – Дима продолжал оставаться вежливым.
– То есть, молодой человек? Я не совсем понял ваш вопрос.
– За какие такие услуги вы хотите взять с одинокой, бедной старушки столько деньжищ?
Анатолий Иванович понимающе посмотрел и задушевным голосом ответил:
– Молодой человек, все услуги, оказываемые нашей богоугодной организацией, платные. Капитализм, знаете ли, но с человеческим лицом, – добрый толстячок прищурился и вплотную придвинулся к Диману. – Вам, по-видимому, ещё не приходилось к нам обращаться. Но сдаётся мне, что я вас где-то видел. Да, да, теперь припоминаю, память у меня шедевральная. А ведь вы работаете в нашей сфере, и мы с вами в некотором роде коллеги, я бы даже сказал, «братья по оружию». Вы напарник очень приятного молодого человека в очках с круглой оправой. Зовут его Изя Львович. И фамилия у него удивительная, можно сказать, ветхозаветная, Азриленко. Мы несколько раз решали с ним некоторые проблемки, большей частью мои. Он настоящий финансовый гений, ну а компьютером владеет, словно Рихтер пианино. Я ему премного благодарен. В отличие от вас он никогда никого не хватал за нос, наидобрейшее существо.
– Кому, как не нам, вам и мне, знать, какая у нас наисложнейшая, не всегда благодарная работа. Провожать людей в их последний путь, это наш почётный долг, доверенный нам согражданами. Огромная ответственность лежит на наших с вами плечах. И при всём нашем желании, даже самом гуманном и сердечном, мы не можем быть полными альтруистами. Нас, в конце концов, просто не поймут, если мы станем всех просто так, без денег закапывать в землю. Ведь не мусор же выбрасываем, сейчас и за его утилизацию бешеные бабки приходится платить. Любая дверь, будь то деревянная, будь то металлическая, стоит некоторую сумму денег. А дверь в мир иной нетленна и потому, соответственно, стоит несколько дороже. Такая дверь, словно раритет для каждого из нас. У каждого должна быть своя, индивидуальная, эксклюзивная… Но мы не знакомы, мой дерзкий и ищущий справедливости друг. Не про таких ли, как вы написано: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся»? Меня зовут Анатолий Иванович, а вас?
– Дмитрий, – нехотя ответил Дима.
От скользкой, слащавой речи толстенького хозяина морга ему стало казаться, что стены, пол конторы, да всё вокруг такое же склизкое и липкое. Он попытался отстраниться от лизуна в жёлтом галстуке, но тот не только не отлип, но, привстав на цыпочки, приблизился к самому уху Димана и задушевно продолжил:
– Очень, очень приятно, Дмитрий. Я надеюсь, что наша встреча не последняя. И, конечно же, как коллеги, как собратья по духу, мы с вами найдём общий язык. Бабулю покойную я отдам вам бесплатно, по-свойски, даже по-братски, так сказать. Более того, мои черти… в смысле люди доставят её туда, куда вы скажете. Так куда прикажете тело?..
– В Кремль, к мавзолею… на кладбище с северной стороны, где четвёртый участок, к двенадцати дня.
– Шутник вы, Дмитрий батькович, шутник и балагур, однако. Будет исполнено, с северной, так с северной, в полдень – это хорошо, это символично. Боря, завтра возьми трёх чертей, в смысле человек и сделай всё, как надо, а сейчас иди, иди.
Бульдоборя встал и, косясь на Димана, тяжёлой поступью пошёл к выходу.
– И про нос, Боря, забудь! Если на тебя поступят жалобы, то пеняй на себя! – Анатолий Иванович вновь приобнял Диму и пропел:
– Ну-с, милостивый государь, по чайку ударим, есть и покрепче снадобье и закусочка соответствующая к нему, бабуле вашей горячее молочко подадим с печенькой, сдобненькой и мягенькой…
– Спасибо, пойдем мы, дела, – сухо ответил Дима.
– Может быть, у вас есть вопросы или пожелания? – не унимался толстячок-морговичок. – Не стесняйтесь, говорите, мы всё исполним и учтём.
– Вопросов нет, а пожелание есть: займите Борю чем-то более общественно полезным. Такие кадры пропадают, обидно за Родину…
– Учтём, учтём, – Анатолий Иванович проводил Диму со старушкой до самых дверей. – Всего вам самого наилучшего, милейший Дмитрий, горячий привет от меня вашему другу Изе Львовичу Азриленко, гению, гению бизнес идей. Сегодня мы вам, завтра вы нам, чем чёрт не шутит. Мир тесен, на друзьях и братстве нашем только и держится…
Дмитрий отвёз старушку домой, та заторопилась, стала накрывать на стол нехитрый обед.
– Мать, не суетись, я тороплюсь. Завтра мы с Изей Львовичем за тобой заедем к половине двенадцатого, будь готова.
– А могилку-то как, сынок, кто ж копать будет? У меня ведь никого нет, – запричитала бабуля.
– Завтра всё будет. Похороним твою сестру по-людски, как положено, оградку поставим, облагородим, – Дима взял её руку и вложил конверт с деньгами, взятыми в морг. – А вот это, матушка, тебе передал Красный крест.
– Сынок, какой крест-то? У меня ведь и креста на могилку нет… А деньги за что даёшь? Мне ни дать, ни продать нечего. Пять курочек да петушок только…
Диман поцеловал старую в голову и пошёл к двери, у входа громко повторил:
– К половине двенадцатого мы за тобой заедем.
Время шло к обеду.
– Что, котяра, каковы планы? – обратился Дима к высунутой из спортивной сумки голове Счастливчика. – Изя освободится только к вечеру. Значит, у нас с тобой впереди два пункта назначения. Первый: кафе, где нас гостеприимно встретят и скромненько, но со вкусом попотчуют. Второй: спортзал, три дня там не был. Тамерлан звонил вчера, сказал, что тренажёры привезли суперские. Посмотрим, заценим. Тренировка сегодня отменяется. Хотя, блин, почти неделю сачкую, всё по кладбищам да по Танюхам вояжирую-жирую, коньяком и шашлыками пропах. Пузо, того и гляди, начнёт в друзья набиваться. Пора потеть начать. Начну, но чуть позже. А вот и «Айвенго», вроде сносная харчевня.
Небольшой ресторанчик «Айвенго» ждал как будто только его. А впрочем Дима и стал на сей момент единственным посетителем, так как трое молодых полупьяненьких парней, чуть не сбив Димана, шумно вывалились из дверей кабака. Один из них, явно ищущий приключений, дёрнулся было в сторону друга Счастья, но двое других резко тормознули его громким шипом:
– Ты чё, Толян, забыл?! Это тот «таец», что чуть бошки нам не оторвал у спортзала, где рулит, там ещё здоровенный осетин с ним был. Ты тогда его котяру обозвал «кабанчиком» и дёрнул за хвост… Валим отсюда…
Толян всё быстро вспомнил, и пьяная тройка вмиг испарилась.
Официант, со всё понимающим и принимающим фейсом, был вежлив и понимающ до тех пор, пока из сумки, зевая, вальяжно не вылезло огромное белое Счастье.
– С котами у нас нельзя! Никак нельзя! Тем более с такими… огромнющими… – от неожиданности попятился человек с бабочкой на шее.
После всунутой в карман гарсона хорошей хрустящей банкноты стало можно.
– А он это… того… не нагадит? – шёпотом поинтересовался служивый.
– Нет, он культурный, – заверил Дмитрий и заказал себе картошку с грибами и зеленью в горшочке, это нехитрое блюдо здесь готовили отменно; лёгкий салат с креветками; чашечку кофе и сто граммов коньяка; причём предварительно предупредил официанта, что если в коньяк проникнет хоть намёк на клопиный запах, то отнесёт напиток хозяину кафе и убедит отпить. Для кота попросил налить тоже сто граммов, если не коньяка, то хотя бы сметаны и выдать три тушки варёного минтая без костей.
– Обязательно варёного, он жареное не ест.
– Коту за стол нельзя, никак нельзя, – нерешительно молвил официант.
– А если… – Диман на полном серьёзе полез в карман…
– Меня уволят, – официант вновь попятился.
– Тогда валяй под стол.
– Сей момент.
Ждать обед пришлось недолго, и это естественно, так как свой заказ Дмитрий сопроводил не только вежливой улыбкой, но и ещё одной бумажкой. Коньячок оказался приличным, всё остальное тоже было настоящим, даже минтай был не только без малейшей косточки, но и разложен аккуратными порционными кусочками. Ценят в России взятки и хорошие чаевые, история, традиции, однако…
И весьма странный дуэт, состоящий из крепкого коротко стриженного мужчины, с лёгким прищуром нескрываемо ироничных голубых глаз, то ли в полувоенном, то ли в полуспортивном снаряжении, с трёхдневной щетиной на смуглых щеках и жёстких скулах и вызывающе наглого белого котяры с чёрным хвостом, упирающимся в небо, словно труба кочегарки, чинно приступил к обеденной трапезе, на столе и под столом.
В конце концов, лёгкая приятная сытость вплотную подступила к Диману. Подступила и… отступила… отступила под давлением пристального, тяжёлого взгляда из-под чёрной шляпы. Этого человека в длинном пальто Дмитрий, конечно же, не мог не узнать. Он всё более становился для него привычным и чуть ли не «родным». Этаким своим домашним маньяком, махающим по ночам мечом, с чёртом и ножом за пазухой, маляром, любезно приглашающим в ад. Чёрный сидел в глубине зала и не спеша пил кофе. Диман резко встал и двинулся в сторону меченосца. Тот столь же стремительно поднялся и вышел в коридор. Дима почти догнал его у туалета, но чуть не успел, дверь в кабинку захлопнулась перед самым носом. Он рванул ручку, дверь, сорвав засов, распахнулась, в кабинке никого не было. Счастье со вздыбленной шерстью прижималось к ногам. Чтобы не произносить очередного абсурда и хоть как-то погасить чехарду в голове, Диман расстегнул штаны и пописал. Стало легче и покойней, но вопросы остались.
– Белый, а ты сильно сейчас удивлен очередным исчезновением этого чёрного? Или это уже в порядке вещей и для тебя?
Счастье с тоской посмотрело на сумку. Дима понял его желание и открыл её. Кота не надо было приглашать дважды, он мгновенно нырнул в нутро, словно танкист на учениях.
– Во, как надо решать проблемы, по крайней мере, уходить от них! А мне куда посоветуешь, спрятаться? В какой чемодан? Хотя, пожалуй, есть такой «чемодан», где на время отвлекусь от гоголевской или булгаковской мистики, накрывшей нас в последние ночи и даже в этот полдень. Все дороги ведут в мой спортзал! Чёрный мужик вряд ли туда сунется, чертям в спорт заказана дорога. Зря что ли говорят: в здоровом теле и дух здоровый! Хотя на толерантном Западе трансгендеры, трансвеститы и прочая «радужная» нечисть пыхтят бок в бок, зад в зад с нормальными мужиками… Прости, Господи, за мысли нечистые…
В свой родной спортзал в этот слегка пасмурный день Дмитрий вошёл с лёгким сердцем и чистой душой, как впрочем и всегда. С раннего детства, с семи лет, когда отец впервые привёл его за руку в спортивный зал с потными борцами-вольниками, мир борьбы и спорта стал для него родным, по сути, вторым домом. Другого варианта и быть не могло, ведь секция вольной борьбы была единственной в горном туркмено-курдским посёлке на границе с Ираном, где он провёл свои счастливые детство и юность. Вопреки общепринятому, школу с её портфелем, учебниками и уроками Дима вытеснил из призовой тройки. Борцовский зал стал для него домом, родным и желанным. Он был всё-таки уличный пацан, как и его друзья «казаки-разбойники», «оторвисты» и дворовые футболисты, но никак не «ботаник», несмотря на все усилия бабушки Джильды посадить его за уроки и чёрное пианино.
Зал встретил его широкой чернобровой улыбкой великана Тамерлана. Этот добродушный осетин был старожилом димановского детища. Он изначально помогал с ремонтом помещения, на своём транспорте привозил оборудование, инвентарь, горячим задором и примером вдохновлял всех начинающих атлетов, консультировал и работал на лапах и боксёрских мешках, следил за порядком и, можно сказать, «крышевал» здесь. Причём делал всё это почти задаром, и не потому, что был полным альтруистом. Он крепко уважал Димана, после того, как тот совершенно случайно оказался с ним плечом к плечу в жёсткой криминальной заварухе… Тогда выжили и хоть не побратались, но помогали друг другу в любом раскладе, правда, обращались за помощью редко, в крайних случаях, ведь оба гордые были, однако, абреки, настоящие орлы с гор, правда, один с кавказских, другой с копетдагских. У Тамерлана был свой маленький, но надёжный бизнес, так что на лаваш с шашлыком и баклажанами осетинской семье хватало.
– А, Дыман-брадага, рэзать буду тэбя, савсэм пропал, – плотно приобняв и приподняв Диму, приветствовал богатырь и уже без ломаного акцента продолжил:
– Я тебе вчера звонил. Станки хорошие из Питера привезли: два на пресс и боковые мышцы, один на плечи и спину. Мы их уже установили, отрегулировали, в общем, они в работе. Четыре груши, не новые, но отменного качества, а главное, пропахли тайским духом, при ударе гудят так, что на Тибете слышно, наверняка. У тебя в тех горах откуда связи?
– Я жил там два года… в монастыре, тренировался, немного выходил в ринг… давно это было…
– Ты об этом никогда не рассказывал. Монахом что ли в Шаолине был?
– Хорошая шутка, Тамерланище.
– Да, женщины тебя в монастырь не отпустят. Когда женишься, брат? На свадьбе когда гулять будем? От меня барашек, баклажаны, как ты любишь, сам приготовлю…
Так, с шутками и прибаутками они вошли в мир железа, боксёрских груш, здорового пота и духа. Диман с котом до вечера отдыхали в компании богатырей и кулачных ратников от трёхдневной потусторонней чехарды и нечисти. Счастье даже разрешило потискать себя амбалам, притворившись котёнком. Чай с имбирем и таинственным набором трав от Тамерлана успокоил и умиротворил душу и тело. Но вечерело, пора было ехать к Изе.
Дверь открыла Тося, позволила себя приобнять и, шлёпнув Диму по лбу, глядя на сумку и улыбнувшись уголками глаз, своим наикрасивейшим голосом произнесла:
– Выпускай своё Счастье, есть сметана и малюсенький, но сочный кусочек индюшатины…
Едва было произнесено последнее слово, замок спортивный сумки раскрылся быстрее молнии, и взъерошенное Счастье вылетело из неё, на мгновенье зависло в воздухе и с пробуксовками, сметая всё на своём пути, как торнадо, понеслось на кухню.
– Вот так и продаст за кусок колбасы, – подытожил момент братан белого проглота. – Правда, он не ест из чужих рук, только из твоих и Изиных.
– За колбасу может и не продаст, а вот за индюшатину точно… – Тося не удержалась и звонко рассмеялась. – Изя в кабинете, Димуль, шахматы расставляет.
Благодушный очкарик уже расставил все фигуры и, довольно потирая свои большие руки, приветствовал друга:
– Вечер добрый, Диманище, однако, скоро он перестанет быть для тебя добрым. Я к матчу-реваншу подготовился основательно и продемонстрирую тебе защиту от дяди Вени Абрамовича.
– Привет, реваншист, – ответил Дима, комфортно усаживаясь в архи древнее кожаное кресло. – При всём уважении к дяде Вене, о такой защите мне ничего не ведомо, с дядей Веней я не знаком вовсе…
– А сейчас ты её отведаешь и познакомишься с ней. Мой дядя был на протяжении тридцати лет шахматным королём своего двора в славном советском городе Баку. Благодаря ей, он три десятка лет на халяву пил пиво, а иногда и коньячок под шашлычок. Защиту Абрамовича он передал мне по наследству, причём единственному из всего нашего рода…
– Так что ж ты её не применял раньше, ведь последние пять партий бесславно продул? – съязвил Диман.
– А я её в заначке держал, ждал, когда придёт время…
– «И вот это время пришло. Те, кто молчал, перестали молчать», – продолжал шутковать Дима. – Долгая заначка у тебя получилась, однако.
– Тем упоительней и грандиозней будет победа, месть, хороша, когда она холодная, лучше ледяная. Ваш ход, сударь, атакуйте.
Что сказать, защита Вени Абрамовича сделала-таки своё «чёрное» дело. Дмитрий был безжалостно бит своим другом очкариком, причём бит четырежды. Это шахматное избиение, к счастью для побратима белого монстра, прервала Тося, принеся свой фирменный наиароматнейший чай, такой, что и японцы с китайцами отдыхают со своими чайными церемониями и традициями.
– Пейте, гроссмейстеры, – добрая улыбка женщины наполнила комнату розовым сиянием.
Тося вышла, сияние вышло вслед за ней. Зато вошло Счастье, сытое и довольное, бесцеремонно оккупировало диван и заменило сияние своим нещадным трескомурлыканьем.
– Как дела с твоими бизнес-консультациями? – формально спросил Дима.
– Нормально, успешно, прибыльно, – формально ответил племянник дяди Вени. – Рапорт сдан, рапорт принят.
– У тебя как дела? Был в морге с бабулькой?
– Старушку нашёл, и в морге был…
– Сколько слупил с тебя премилейший Анатолий Иванович? – перебил Изя и стал доставать деньги из своего дубового письменного стола, больше похожего на танк.
– Оставь бумажки на месте, всё обошлось бесплатно. Покойную привезут на кладбище завтра в полдень. Этот премилейший, как ты его называешь, Анатолий Иванович даже выделил людей.
– И что, ни копейки не взяли? Странно, однако, и не похоже на Анатолия Ивановича. Он даже воздух из морга готов продавать. Они же не отдавали больше недели бедной старушке тело её сестры, накручивая пени за холодильник, – крайне удивился Изя.
– Этот маленький, кругленький человечек с жёлтым галстуком признал во мне коллегу, долго рассказывал о ценности и эксклюзивности дверей в мир иной. Сказал, что знает тебя, мол, ты помогал ему в решении некоторых финансовых вопросов, – Дима сделал паузу и, невольно сморщившись, спросил:
– Как ты с таким контингентом общаешься, ещё и помогаешь? Этот «шарик» мне очень не понравился, скользкий, вонюченький и гаденький. Своих людей чертями зовёт…
– Диман, ты же знаешь, я многим помогаю, как, впрочем, и ты, но не всегда только за спасибо. С таких анатолиев ивановичей я деру втридорога, за вредность, так сказать, за их «скользкость» и «вонючесть», но деньги, как известно, не пахнут. В конце концов, на эти деньги мы помогаем таким вот одиноким бедным старушкам. Что касается этого Анатолия Ивановича, то в узких кругах знают его, как человека весьма загадочного. Казалось бы, небольшая шишка из «покойного» дома, но влиянием обладает колоссальным, не по меркам нашего городка. Поговаривают, что стоит ему шепнуть, сам мэр принесёт ему кофе в морг. А губернатор присылает за ним вертолёт для охоты на оленей и косуль… Но хватит об этом Толике из морга и о его «чертях». Чаёк поспел, настоялся. Ароматище какой!..
Друзья, наслаждаясь Тосиным чаем, на некоторое время ушли в сторону от серьёзных и мрачных тем, однако ненадолго, своим вопросом напортачил Диман, вдруг неожиданно брякнув:
– Изя, ты в чертей веришь?
Очкарик аж поперхнулся, но быстро прокашлявшись, переспросил:
– В чертей?.. Ты сегодня что-то много о бесах говоришь… Это те, что с рогами и хвостом?
– Да, и ещё с поросячьим рылом.
– Вообще-то после той ночи на кладбище я готов поверить и в бабу-ягу.
– Изя, я не спрашиваю тебя про бабу-ягу, кощея бессмертного и змея горыныча. Я конкретно спрашиваю: черти есть, по-твоему?..
– До страшной ночи я ответил бы, что бесы не существуют, разве только в сказках или, скажем, у Гоголя с Булгаковым… Сейчас не знаю. А в чём собственно дело?
– Этой ночью ко мне в квартиру приходил маньяк в пальто и шляпе, тот, что на кладбище головы и ноги срубал.
– Он позвонил в дверь, и ты ему открыл?..
– Нет. Я проснулся от воя кота, чёрный мужик уже сидел в кресле. Он взял из-под дивана меч и ушёл, правда, не совсем обычно, а через кухню, и ещё оставил на стене надпись: «Добро пожаловать в ад, придурок с котом». В обед я опять его видел в кафе «Айвенго». Он смотрел на меня, как гипнотизёр, затем встал, вошёл в туалет и там испарился. Ещё пару таких фокусов с исчезновениями, и я начну думать, что это Копперфильд или наши братья Сафроновы повадились к нам.
– Диман, а причём здесь черти?
– У рыцаря за пазухой сидел чёрный чёрт, Гансом он его назвал.
– Ты уверен, что это был бес? Может, это была обезьянка или такой же котяра, что и твой Счастливчик, только чёрный?
– Сначала я так и подумал, что это обезьяна, правда, почему-то именно чёрная. И она сразу же не понравилась коту. Когда она на двух лапах, цокая, направилась в мою сторону, котяра, словно бешеный, набросился на неё и основательно подрал. Эта, так называемая обезьянка, с перепуга забралась на плечи к ночному гостю и притаилась там. Но когда мужик встал и подошёл к дивану, на котором мы лежали со Счастливчиком, наклонился за мечом, это существо оказалось в полуметре от моих глаз. Клянусь, это был самый настоящий чёрт, с рогами, поросячьим рылом, хвостом и чёрной щетиной. Я его видел так же ясно, как тебя сейчас.
Изя внимательно посмотрел на Диму.
– Может, ты был пьян, мы ведь хорошо посидели?
– Я не был пьян. И чёрта видел, как тебя сейчас. И чёрный мужик в пальто и шляпе был. Он вышел на кухню и пропал, словно испарился. Но осталась надпись на стене, я её минут сорок отмывал. Кровью она была намалёвана. И меч был с тремя шестёрками, как бритва, острый, я им по неосторожности отрубил ножку стола.
– Значит, этот маньяк, проходящий сквозь двери и стены, знает, где ты живёшь. Раз тебя нашёл, то и меня легко вычислит. Я не за себя дрожу. Илюшка, Тося. Ей рожать через четыре недели. Волноваться никак нельзя.
– Чёрный приходил ко мне, думаю, за мечом. К тебе ему незачем соваться. К тому же ты его видел только на кладбище. А я пересёкся с ним не только на погосте, но и на мосту, и в квартире, и в «Айвенго». Уже четырежды. Случайность?
– Случайности не случайны. Случайность – это лишь иная форма судьбы. Не я сказал, а мудрецы, – изрёк очкастый друг.
– Я об этом же. Ты ему не нужен. Думаю, я стал объектом его внимания, после того, как помешал ночью на мосту. Очевидно, что зеленоглазая львица неспроста хотела сигануть с моста в реку.
Этот чёрный как-то к этому привязан, замешан в этом. Незнакомка сказала, что «у них» была только одна попытка. Теперь «они» от неё отстанут, но возьмутся за меня. Кто «они» и как возьмутся? Не знаю. Время покажет. Очевидно, что в кафе мужик был тоже не случайно. Кстати, красавица дотронулась до моего крестика и сказала, что это хорошо… хорошо, что на мне крестик и образок с батюшкой Николаем. Ещё попросила гайтан с Девой Марией принести ей в следующий раз…
– Какой следующий раз и куда принести?
– А я знаю? Наверное, туда, где водятся пантеры, которым я, с её слов, понравлюсь. Осталась самая малость, узнать, где обитают эти хищницы.
– Подвесная иконка у меня, кстати, есть. Освящённая, из Дивеева, ещё три года назад мы с тобой там были, Илюшу крестили. Помнишь? Возьми.
– Но всё же неспокойно у меня на душе, – продолжил Изя. – И не только за семью. За тебя тревожусь, брат. Может, не пойдёшь домой, у нас останешься? Илюшка рад будет потискать Счастье. И Тося славный ужин забамбахает.
– Что-то приуныл ты, дружище, даже немного скис, вижу. Не похоже это на тебя.
Изя перебил непаникованного Димана:
– Прежде ни я, ни ты не видели сумасшедших маньяков, срубающих головы, словно качаны капусты на грядке; в ад нас никто не приглашал и не приходил домой с чёртом за пазухой; нам не приходилось наблюдать, чтобы люди бесследно исчезали в мгновения ока на кладбище, кухне и туалете. Все предыдущие проблемы можно было решать без суеты. Они были реальными, без какого-либо налёта мистики и чертовщины. Их можно было видеть, трогать, осязать. А сейчас что?!.. Дьяволиада какая-то, по-другому и не назовёшь.
– Изя, успокойся, мы вместе и что-нибудь придумаем. Как сказал один хороший человек: главное – не иметь с собой белого флага, тогда ты вынужден побеждать.
– Это да, верно. А ещё сказано: пропал не тот, кто в беду попал, а тот, кто духом упал! Может, оружие прикупим? Пару охотничьих карабинов, ну или хотя бы травматы. Лицензию я быстро сварганю…
– На территорию ZOV собрался? А как же Тося с Илюхой и ожидаемым малышом? Их на кого хочешь оставить?
– Вообще-то ты сам не так давно заявил мне, что думаешь, отправиться на эту территорию. Ты-то обо мне и моей семье подумал? Стыдно, видите ли, ему за себя: коньячок под шашлычок уминать, получать от жизни максимум удовольствия, когда там, на войне, гибнут наши парни… тебе всё более обидно, ты сам сказал. Может быть, мы и здесь нужны. Войны ведь на каждого ещё хватит, и на тебя, и на меня. Было бы желание и здоровье. К тому же любой мир – это не конец войны, мир – это лишь передышка перед новой войной. Вся история человечества об этом говорит. Первобытные дикари дрались за лучшие пещеры, мы же бомбим друг друга за нефть, газ и золото, за «идеи» и власть, а то и вовсе «хиросимим и нагосаким» бездумно и безумно, как черти. Но ты прав, на нас опять прёт коричневая сатанинская чума с фашистскими крестами на «тиграх» и «абрамсах». Однако, про оружие, это я лишнее брякнул. Ты же знаешь, я его и в руки-то никогда не брал, как пользоваться, не знаю.
– Ладно, братан, что-то расфилософствовались мы с тобой. Начали с чертей, закончили войной и теми же чертями. Давай, о текущем. Завтра бабульку похороним, а там недельку-другую отдохнём. Возьмём Тосю с Илюшей и махнём в санаторий «Светлана»: процедуры, массаж, бассейн, здоровое питание. О бесах, маньяках с мечами и иванах анатольевичах забудем. Перезагрузимся, так сказать. Оружия, понятное дело, не надо. Я сейчас домой, приберусь, вещи соберу. А завтра к вам с ночёвкой.
– А путёвки в «Светлану»?
– Друг мой, Изя, в санатории племянник Тамерлана, Асхаб управляет, так что никаких проблем с этим не будет. Я сейчас позвоню, всё решится.
– Ты своим хладнокровием прошибёшь кого угодно. Но будь осторожен. Надеюсь, меченосец с чёртом тебя не посетят. Если с тобой и твоим наглым котярой что-то случится, не переживу, – добрый еврей не на шутку расчувствовался.
– Не суетись. Лучше приготовь к завтрашнему дню на кладбище хороший обед с водочкой, непременно лимонной и холодной. Счастью хавку не забудь; индюшатину не обязательно, варёной курицей обойдётся.
– Может, у нас дома пообедаем? Тося накроет на стол.
– Нет, на свежем воздухе полезнее.
– На кладбище-то?..
– Почему, нет? Сам говорил, что там тихо и покойно…