Дмитрий Шпаро
Неизвестный Пири
Глава 9. Второй поход к Северному полюсу. 1901 год
4 апреля, за день до выхода, Пири написал письмо маме, не зная, что ее нет в живых:
…Не проходит и часа, не говоря уже о дне, чтобы я не скучал по тебе, Джо и моим детям. Я был очень глупым. Я понимаю это сейчас, когда уже слишком поздно. Я был очень и очень эгоистичным, и все же я знаю, что ты простила меня, ведь так часто ты была со мной и отводила от меня беду.
Во время моего похода прошлой весной творились вещи, в которых, я знаю, принимала участие ты, и все же они кажутся мне настолько странными, что если бы мне о них рассказал кто-то другой, то я бы счел их невероятными.
Например, в трех случаях медведи проходили рядом со складами продовольствия, которые я заложил на обратный путь. Эти хранилища были очень важными для нашего возвращения, если не сказать жизненно важными. И медведи их не тронули! В другой раз медведь прошел прямо через тайник и все же не прикоснулся к нему. Однажды открытая вода, преграждавшая мне путь, замерзла, позволив мне пройти, а через 12 часов лед снова растаял.
Я часто вижу тебя в самых живых снах и знаю, что ты оберегаешь меня.
Меня не одолевают, мама, ни болезни, ни тревога, ни уныние. Но я стал старше и многое вижу более ясно.
Благослови и храни тебя Бог до моего возвращения…
А вот запись того же дня, адресованная Джо:
Огромную часть наших жизней мы провели вдали друг от друга – и ради чего. Только ради небольшой славы. Я бы обменял все это только на один день с тобой…
Уже через семь дней поход бесславно завершился – путешественники не достигли даже берега океана. Отчет Пири:
По прибытии в залив Линкольна мне стало очевидно, что такое состояние людей и собак может свести на нет возможность достижения Северного полюса, и я скрепя сердце повернул назад.
Робинсон нарисовал безрадостную вылазку по-другому: «Мэтт пробивал путь через глубокий мягкий снег, а Пири шел за ним странной, но стремительной, шаркающей походкой… Пири замедлил шаг и, наконец, силы покинули его.
“Бесполезно, Мэтт, – сказал он мрачно. – Это мои ноги. Если мы облегчим сани… чтобы я мог ехать в них, то у нас мгновенно кончатся запасы пищи”».
Перед нами словно три разных портрета Пири. Фон один и тот же: беспредельные ледяные пространства, низкое солнце, завихрения белесой поземки, собаки, сани, люди, закутанные в меха. Могучая фигура Пири на переднем плане.
1892 год. В руках Пири вымпел, сшитый миссис Пири. Лейтенант полон энергии, неутомим, одухотворен, ему 36. Он широко и твердо шагает впереди своих молодых коллег: Кука, Джибсона, Аструпа.
1895 год. В глазах изможденного Пири сумасшедшая храбрость и отчаяние сильного человека, теряющего веру в себя. Он надеется, по словам Ли, «покончить со всем, упав в одну из трещин».
1901 год. Полярному герою 45. После ампутации пальцев на ногах он не прошел необходимую реабилитацию. Он шагает «странной, но стремительной, шаркающей походкой», быстро устает и обречен ехать в нартах. Кажется, что звезда Пири угасает. Из пяти лет, отведенных на взятие полюса, потрачены четыре, и очевидно, что ни сил, ни времени на главный поход нет. Лейтенант по-прежнему не знает, как идти к Большому гвоздю. Нансен знал, Пири – не знает. Он не может рассчитать скорость движения своего отряда по дрейфующему льду и, следовательно, не представляет себе, сколько нужно снаряжения, продуктов питания, саней и собак.
На следующий день после возвращения в форт Конгер отношения Пири и Дедрика были бесповоротно разорваны. Роберт Брайс, исследуя документы Пири и дневник Дедрика, проливает свет на причины конфликта.
Первоначально ничто не предвещало раздора. В письме жене от 27 августа 1899 года Пири говорит о Дедрике более чем дружелюбно:
Доктор – преданный, трудолюбивый человек, некоторыми чертами характера похожий на Вергоева: никогда не признается в том, что замерз, или голоден, или устал, и с тем же упрямым упорством завершит то дело, которое начал. У него есть большой недостаток – он медлительнее, чем божий гнев (гораздо медлительнее); ему не хватает естественных мастеровых способностей, чтобы забить гвоздь. Впрочем, он учится этому.
А вот отзыв о докторе, так сказать, извне, из книги Свердрупа: «Доктор Дедрик… выглядел лет на 35. Он был хорошо сложен, среднего роста, одет как эскимос: брюки из медвежьего меха и анорак из оленьей шкуры, он много не говорил, но был очень любезен… Во время охоты он совершил удивительный, достойный восхищения поступок. В долине… они набрели на стадо мускусных быков. После нескольких выстрелов по стаду некоторые животные остались на ногах. Тогда доктор схватил свой нож и бросился в атаку…»
Накануне отъезда на Север лейтенант сообщил в Арктический клуб Пири:
Его работа, профессиональная, в качестве охотника и в других областях, была очень ценной.
Если бы экспедиция заканчивалась сегодня, то я без всяких сомнений заплатил бы ему премию, указанную в нашем с ним контракте, заключенном в августе 1898 года.
Тогда же на бумагу легли слова, адресованные самому доктору:
Я полностью доверяю вашему опыту и благоразумию.
В случае если Пири не вернется, Дедрик назначался руководителем лагеря. Брайс, правда, обращает внимание на то, что в записях Пири этих дней сквозит мотив прощания с жизнью. Поэтому, возможно, сказанное о Дедрике и Дедрику – лишь красивые слова, написанные для потомков.
Причиной разлада, по-видимому, стал откровенный протест Дедрика против доклада Пири боссам, написанного после возвращения в Конгер, который должны были взять с собой китобои, уходящие на юг: «“Все хорошо”. Дедрик поправил: “Все хорошо у тех, кто не болен”. Доктор Дедрик хотел сам отправиться на север; Пири не разрешил, и Дедрик отказался от должности».
Роберт Брайс: «Пири тщательно скопировал пространное заявление Дедрика об отставке от 13 апреля 1901 года. Отрывок, говорящий о желании Пири монополизировать результаты экспедиционной работы, выглядит особенно разоблачающим:
“…Судя по Вашей позиции, самовозвеличивание должно сопровождать все Ваши дела…
Никогда я не буду иметь ничего общего на официальном уровне с такой экспедицией… Даже Ваше вероятное старание лишить меня [премии] не помешает мне защищать свое достоинство и клеймить Вашу экспедицию.
Вполне достаточно и того, что все члены отряда этой весной страдали от ранней стадии цинги (Хенсон – бесспорно) из-за Вашего плохого руководства, Вашей любви к удовольствиям и частным покоям… Ваше эго пронизывает даже процесс охоты…”
Пири был не только возмущен этим подрывом своего авторитета, но и, возможно, испугался, что Дедрик раскроет секреты его лагеря и попытается погубить его репутацию. И Пири резко обрушился на Дедрика, написав длинную докладную записку, где подробно изложил все недостатки доктора, включая
серьезную склонность к мании величия,
беспокойство по поводу малейшего физического недомогания у самого себя и у других,
не соответствующую профессиональной этике болтливость,
крайне преувеличенное представление о своей собственной значимости».
30 апреля Пири встретил отряд охотников, передавших ему почту, включая письмо Джозефины, написанное на борту «Виндворда» в августе прошлого года. Мир рушился: умерла дочь, сам он так виноват перед Джо. Впрочем, мы не знаем, чувствовал ли Пири себя виноватым. Его связь с Алекасиной в ближайшие годы не прервется. Письмо, которое Пири держал в руках, жена написала в прошлом году – корабль, конечно, давно ушел. «Нет, – сказали ему охотники. – Судно зажато льдами и стоит на мысе». «Он [Пири] медлил и несколько дней пребывал в нерешительности… прежде чем пойти на корабль».
Между тем в Нью-Йорке царил переполох: от Пири не было известий, и миссис Пири с дочерью на «Виндворде» тоже не вернулись. Весной 1901 года Бриджмен возглавил спасательную экспедицию и пригласил на роль своего заместителя Фредерика Кука, ценя его как врача, опытного полярного путешественника и, кроме того, считая другом Пири. Но Кук был полон сомнений. На севере среди льдов уже стояло судно с миссис Пири и ее дочуркой на борту. Кук не считал, что Пири или его семье угрожает опасность. Незваную помощь лейтенант мог воспринять болезненно, и кто знает, не станет ли для него дополнительным испытанием именно появление доктора Кука, о ком только вчера Пири говорил «мой врач» и кто теперь, будучи абсолютно независим, пребывал в высоком статусе единственного американца, зимовавшего и в Арктике, и в Антарктике[106].
В конце концов профессиональный долг перевесил, и доктор Кук согласился помочь Бриджмену, но отказался от гонорара. Он взял в поход собственное полярное снаряжение и сам оплатил свои экспедиционные расходы. Бриджмен заверил Кука, что «результат вашей индивидуальной работы будет принадлежать вам».
Спасательный отряд Бриджмена – Кука на судне «Эрик» достиг поселка Эта, где стоял «Виндворд». Семья Пири встретила гостей со сдержанной вежливостью. Лейтенанту нечем было гордиться, и он плохо себя чувствовал. Только благодаря настойчивым просьбам миссис Пири и Бриджмена он разрешил доктору осмотреть себя.
В неопубликованной книге Кука приведены результаты осмотра: «Рост Пири 6 футов 4 дюйма… вес – нормальный, развитие мускулатуры неравномерное. Мышцы рук и грудной клетки в хорошем состоянии, но ноги слабы. Ступни изувечены старыми язвами, результатом многократного обморожения. Восемь пальцев ног ампутированы, вместо них болезненные обрубки, не желающие заживать. На лице отсутствовало нормальное выражение, взгляд отрешенный, нездоровый вишнево-коричневый цвет лица. Кожа на теле бледная, грубая, висела мешковатыми складками. Цвет кожи был ужасным, не коричневая, как на лице, а серо-зеленая с желтоватым оттенком. Весь внешний облик соответствовал человеку, страдающему болезнью.
При повторном исследовании в моче обнаружилось немного сахара и белок, но не в таком большом количестве, чтобы подозревать сахарный диабет или воспаление почек. Пульс нерегулярный и поднимался слишком быстро даже при легких физических нагрузках. Патологического изменения клапанов не наблюдалось. Артерии были плотными, свидетельствующими о прогрессирующей органической дегенерации в ближайшем будущем. На обеих ногах наблюдалось серьезное варикозное расширение вен и характерное вздутие малых вен на других частях тела. Физическое расстройство, на которое указывало общее состояние организма, можно было объяснить только ярко выраженной и сильной анемией.
Все чувства Пири притупились. У кожи отсутствовала быстрая реакция, характерная для здорового человека. Глаза тусклые. Были жалобы на прогрессирующую куриную слепоту. Также наблюдалось постоянное воспаление не только глазного яблока, но и окружающих мягких тканей. Зубы были в плохом состоянии, с кариесом и пародонтитом. В деснах присутствовали симптомы, предвещающие цингу. Слизистые оболочки носа и горла были слегка подвержены атрофии. Желудочно-кишечный тракт неизменно отказывался функционировать нормально».
Далее Кук пишет: «…когда Пири предстал передо мной, чтобы пройти медицинский осмотр, все признаки вреда, нанесенного ему долговременным использованием консервированной пищи, были хорошо заметны. Я сказал ему об этом так убедительно, как только мог: “Сырое мясо стоит между вами и вашей будущей работой. Сырое мясо между вами и смертью. Неужели вы ничему не научились за 10 лет? Ваше нынешнее состояние напрямую связано с долгим потреблением консервов из банок. Вы можете понять это?”»
Доктор Кук рекомендовал Пири вернуться в Соединенные Штаты и основательно подлечиться. Джо поддерживала медицинские доводы, но Пири был непреклонен: он останется здесь, пока не закончится его отпуск. Столь же категорически он потребовал, чтобы доктор Дедрик вернулся в Америку.
В письменной форме он приказал Дедрику сдать дневники, списки добытых животных, медицинское имущество. После этого Пири обещал:
…я дам поручение Клубу выплатить Вам премию в размере 50 долларов в месяц, что оговорено в нашем контракте, за добросовестную работу.
«Эрик». Фото Фредерика Кука
Хирург, который жил на берегу в каменной хижине, уезжать отказался. В письме Пири он мотивировал свою позицию: «Я никогда добровольно не лишу Вас возможности получить от меня медицинскую или какую-либо иную помощь, пока вы находитесь в Арктике. Если мне нельзя остаться в вашей команде, то можете рассчитывать, что я буду на берегу в ближайшей возможной точке от Вас, где я смогу самостоятельно поддерживать свое существование. Выплата моего жалования, конечно, прекращается с этого дня. Пожалуйста, напишите распоряжение в Арктический клуб Пири, чтобы мне была выдана вся моя законная зарплата в размере 1800 долларов в год. Я буду воздерживаться от того, чтобы делать какие-либо частные или публичные комментарии относительно той цепи событий, которая привела к разрыву наших отношений, пока мы не вернемся в США, где я выступлю с оправданием своей линии поведения ради моей семьи и моей чести, если сочту это необходимым».
По просьбе Пири Кук и пассажир «Эрика» Кларенс Викофф[107] сошли на берег, чтобы уговорить Дедрика возвратиться в Америку. Он решительно возражал. Переговоры были продолжены на корабле с Бриджменом, пригрозившим доктору, что ему «не дадут ни унции еды с этого корабля». Позже Дедрик добавил: «…Также было сказано, что премия в размере 1800 долларов, которая была мне обещана, аннулируется».
Бриджмен в специальном меморандуме зафиксировал ход событий: «Он [Дедрик] решительно утверждал, отвечая на мои расспросы, что он… не предпримет никаких действий, которые могли бы ослабить влияние Пири среди местных жителей, и он не будет предпринимать попыток посетить мыс Сабин или штаб мистера Пири, если только тот сам не пошлет за ним…
Встреча завершилась в штурманской рубке в присутствии доктора Кука и мистера Викоффа; первый настойчиво убеждал доктора Дедрика, что еще одна зима в Арктике может иметь для него серьезные последствия, особенно для его психического состояния. Доктор Дедрик посмеялся над этим и заявил, что он не только полностью знает все о собственном состоянии, но и способен хорошо позаботиться о себе во всех отношениях. На этом наши попытки и весь разговор закончились».
Смелый доктор покинул корабль с новой винтовкой, патронами, меховой одеждой, продуктами и семью кусками хозяйственного мыла из личных запасов доктора Кука и Кларенса Викоффа. Фредерик Кук высказывает мнение, что Дедрик «остался в Эта… ради поддержания своей репутации врача».
Брайс продолжает психологические исследования: «В течение зимы 1901 года Пири начал писать докладную записку в третьем лице, угрожая судебным процессом:
Мы также берем на себя смелость сказать, что уполномочены нашим клиентом командиром Пири известить Вас, что он обратился с вопросом о Вашей недавней публикации, касающейся медицинских тайн, которые Вы узнали в ходе работы в качестве врача в экспедиции, к авторитетным специалистам в области медицины и юриспруденции и, действуя на основании их рекомендаций, выдвинул официальные обвинения против Вас как врача и человека.
Вероятно, это то, чего Пири боялся больше всего: Дедрик раскроет ухудшение состояние его здоровья, последнее же никоим образом не совместимо с гигантскими физическими нагрузками, которые надо вынести, чтобы достичь Северного полюса.
В своем дневнике Дедрик раскрыл тайну, мучившую его. Положение доктора можно резюмировать в эпиграфе, который он нацарапал в дневнике в 1900 году: “La glorie des méchants ne dure pas, mais la paix intérieure des bons est permanente” (“Триумф злодеев не длится долго, но спокойствие духа доброго человека – постоянно”). Дедрика мучила совесть. В ужасном одиночестве форта Конгер он, как и Пири, искал утешения у местной женщины, но, очевидно, в отличие от Пири, раскаивался в своей неверности. Возможно, решение остаться на Севере было его средством искупить вину за то, что он считал своими грехами… После расставания с Пири он сказал, что почувствовал, как “лучшая сторона его души” возродилась вновь, и надеялся на то, что его пребывание на Севере каким-то образом компенсирует его моральные прегрешения».
Но вернемся к Пири. «Виндворд» с миссис Пири и Мэри отправился домой, а «Эрик» пересек пролив Смита и высадил командира, Хенсона и эскимосов на мыс Сабин, выбранный Пири местом зимовки.
Дневник Пири:
8 сентября… Мысли об уходе матери не покидают меня. И днем, и ночью, и утром, и вечером перед моими глазами предстают воспоминания о тех сценах, о том времени и о тех местах, которые связаны с ней. Вслед за ними приходит мысль о том, что это уже никогда не повторится…
Доктор Томас Дедрик
5 октября. Прошлой ночью мне приснился странный сон о том, как «Виндворд» льдами выбросило на скалы. Корабль разломился на две части и сразу же затонул. При этом Джо и Мэри остались в каюте, а я стоял на льду.
29 октября. Едва ли могу себе представить, что существует мир… отличный от этого «карцера». Ах, Джо и Мэри, было ли преступной глупостью с моей стороны остаться? Неужели в самом деле я не увижу вас больше?
Между тем среди инуитов началась эпидемия. Люди умирали, причиняя лейтенанту физиологический дискомфорт. Несчастный Пири призывает себя быть твердым и живет воспоминаниями:
29 октября. Очень тяжелая ночь. Сауне сильно бредила, практически постоянно бормотала, кричала, дралась и пачкала свое ложе. Почти самая плохая ночь, что я пережил. Из-за того, что меня всю ночь тошнило, утром я чувствовал себя немного ослабленным…
5 ноября. Состояние Мэтта и Ангмалоктока постоянно улучшается. Пообла и Сауне слабее, но стойко сопротивляются.
Теперь я должен вести записи каждый день, мне следует быть решительным, невзирая на обстановку; но я не могу настроить себя на работу, когда верные люди, которые работали, жили и путешествовали со мной в течение трех лет, умирают вокруг меня, цепляются за меня руками, следят за мною взглядом, молча умоляют меня уберечь их от пугающего странствия к Богу.
Прогуливался по местам, где мы с Джо и Мэри были такими счастливыми. Сейчас это кажется настолько далеким…
Корабль прибудет сюда через девять месяцев.
6 ноября. Прошел год со дня смерти матери. Как будет все отличаться, когда я вернусь. Всю прошедшую неделю я вспоминал места моей молодости… Эх, мама, мама.
17 ноября. …Кардасу снова бредил после полудня…
Только эти злоключения или моя собственная болезнь смогут удержать меня от первоначальных планов. Если так случится, это встанет в ряд с другими происшествиями за последние несколько лет. Время покажет.
19 ноября. …Снова я соорудил должную могилу, притащил туда тело и совершил обряд погребения вместе с женой Ангмалоктока. Это лишило меня аппетита на весь день.
Снова туземцы фактически бесполезны на четыре дня[108].
Каждая из этих смертей наполняет меня грустной мыслью, что мама ушла, когда меня не было рядом. Если бы я был там, я смог бы обнять ее перед смертью.
Я не могу осознать, что ее действительно больше нет.
30 ноября. Сегодня последний день самой тоскливой осени. Как было бы приятно провести год с Джо и Мэри, путешествуя по всем столицам мира. Мечты, лишь мечты.
Еще в октябре через инуитов Пири передал Дедрику письмо:
Если у меня будут основания подозревать, что Вы каким-либо образом, напрямую или косвенно, попытаетесь противодействовать интересам экспедиции или посягнуть на любые из моих запасов, я буду считать себя вправе принять эффективные меры по предотвращению этого.
В ответ совестливый и благородный Дедрик предлагал свою медицинскую помощь. Он сообщил, что готов жить не в доме лейтенанта, а поблизости, но Пири не хотел видеть и слышать Дедрика.
5 марта Пири написал Джо:
Этот нахал притащился с другой стороны, как только лед стал прочнее (6 января), желая выполнять любую работу для экспедиции. Я объяснил ему очень доходчиво, что вопрос закрыт, и как только он собрал свои вещи, я прогнал его ко всем чертям. Он писал снова, но я не обращал внимания на его письма. Он не создавал никаких неприятностей и не был способен каким-либо образом навредить.
Волею судеб ровно через 8 лет у могил инуитов на мысе Сабин склонил голову Фредерик Кук. Он пишет: «С чувством скорби открыл я одну из самых мрачных страниц арктической истории. Когда в 1901 году пароход “Эрик” повернул обратно, много эскимосов осталось с Пири на мысе Сабин. Вскоре все они заболели… Там не было ни медикаментов, ни врача. Доктор Т. Дедрик, который преданно служил мистеру Пири, был уволен… Однако Дедрик отказался возвращаться домой, чтобы не оставить экспедицию без медицинской помощи. Он остался в Эта, проживая с эскимосами в подземном жилище, пожертвовав домашним комфортом и личными интересами… Когда наступила зима, доктор Дедрик получил известие об эпидемии и о том, что эскимосам нужна медицинская помощь. Полярной ночью, в шторм он пересек полный опасностей пролив Смита, предложил Пири свою помощь для того, чтобы спасти эскимосов. Пири запретил Дедрику даже пытаться лечить больных людей… Дедрик жил без цивилизованной пищи, он сам был нездоров после ужасного путешествия через штормовое море и льды. Прежде чем пуститься в обратный путь, он попросил немного кофе, сахара и галет. Пири отказал ему и в этом. Доктор Дедрик вернулся. Туземцы умерли от боли и лихорадки».
Рисунки инуитов – спутников Пири
Есть три комментария на тему гибели инуитов.
Книга Пири:
…мои эскимосы начали болеть, и к 19 ноября шесть из них умерли.
Хоббс: «Так как его врач уехал, Пири был не в состоянии справиться с эпидемией, хотя он делал все возможное».
Грин: «Пири не мог ничего сделать. Не было доктора, врач экспедиции уехал домой».
