Дмитрий Шпаро
Неизвестный Пири
Глава 7. Завоевание форта Конгер. 1898–1899 годы
Биограф Пири Уимс истории о метеоритах посвятил всего несколько строчек, а драму Миника вообще проигнорировал. Возможно, он прав. Главное – это предстоящая борьба за Северный полюс. К тому же – читатель помнит – Пири стал, так сказать, государственным путешественником; сам президент США приказал предоставить ему отпуск на 5 лет: с мая 1897 года по май 1902 года.
Первый летний сезон ушел на вывоз «Анигито». В декабре 1897 года в Англии лейтенанту вручили награду Королевского географического общества – медаль Патрона. Здесь же, в Лондоне, Пири получил щедрый подарок – судно «Виндворд»[82], в придачу были обещаны два мотора. Казалось, все идет ладно, однако сумятицу в жизнь внесли норвежцы, которые, по мнению Пири, снова пытались перейти ему дорогу.
Еще осенью 1896 года, за четыре месяца до доклада лейтенанта в Американском географическом обществе, Отто Свердруп – соратник Нансена, пересекший вместе с ним на лыжах Гренландию, и капитан «Фрама» во время его легендарного дрейфа огласил свой план четырехлетних арктических исследований. На знаменитом «Фраме» Свердруп шел в проливы между Северной Гренландией и Землей Элсмир, чтобы картировать новые земли, причем подчеркивалось, что «не было речи о попытке достижения полюса». Участники норвежской экспедиции достигли прекрасных результатов, и через несколько лет именно карты Свердрупа стали служить всему миру.
Для Пири появление «Фрама» в районе Гренландии стало болезненным вызовом. Американский автор Деннис Роулинс пишет, что «…консул США в Бергене тайно передавал Пири информацию о снаряжении и графике подготовки Свердрупа…».
В декабре 1897 года Пири взывал к совести Свердрупа:
Я до сих пор с трудом могу заставить себя поверить, что Вы решились посвятить свое время, силы и деньги попытке предвосхитить или дублировать ту работу, которую я наметил почти год назад и подготовка к которой идет уже полным ходом.
Уверен, что Вы простите меня, если я напомню Вам, что подобные действия с Вашей стороны, подразумевающие вторжение в ту область, где я работаю уже несколько лет, и присвоение объектов, которые я официально объявил целью моей собственной работы, будут беспрецедентными во всей летописи арктических исследований.
В своей личной переписке Пири был не столь вежлив. Он жаловался Джесупу на
беспринципную попытку… присвоить себе мой маршрут, мои планы и мои объекты [исследований]…
Забастовка в Англии помешала установить новые моторы на «Виндворде». Тем не менее Пири распорядился отправить судно в США с его стандартной скоростью в 3,5 узла.
«Фрам» вышел из Норвегии 24 июня 1898 года. «Виндворд», загруженный снаряжением и провиантом, отчалил из Нью-Йорка через 10 дней. Пири был взволнован: из-за тихоходности его корабль придет к берегам Северной Гренландии только вторым – после «Фрама». Лейтенант заявил:
Присвоение другим лицом моего плана и района работ вынудило зафрахтовать дополнительное судно, если я не хочу допустить, чтобы меня опередили в моих собственных владениях[83].
Слова «присвоение моего плана» выглядят некорректными, поскольку Свердруп огласил «свои планы» раньше Пири. Что касается «присвоения района работ» и «в моих собственных владениях», то вряд ли Свердрупу или другим европейским ученым было понятно, что имеет в виду американский исследователь.
Странно. Ведь Свердруп не идет на Северный полюс. По-видимому, Пири не верит этому. Впрочем, достаточно и того, что норвежец покушается на его мечты о славе. Здравые мысли не могут соседствовать с этой идеей фикс. Боссы поддерживают лейтенанта, Америка поставила на него и готова помочь в борьбе с норвежцами. Вторым зафрахтованным судном стала быстроходная «Хоуп», на которой 7 июля 1898 года Пири и начал свою многолетнюю осаду Северного полюса. Рядом с лейтенантом были неизменный Хенсон и новичок в Арктике – 32-летний хирург Томас Дедрик.
«Хоуп» обошла «Виндворд» и обогнала «Фрам». В поселении Эта судно было разгружено. Плавучей базой Пири снова стал «Виндворд», на котором были размещены 38 инуитов и 60 собак. Продвинувшись на север на небольшое расстояние, судно встретило льды и 18 августа встало на якорь значительно южнее, чем рассчитывал Пири. То же через три дня случилось и с «Фрамом»[84].
Лейтенант теперь должен был выбрать место, где он сосредоточит экспедиционные грузы и откуда начнет путь к полюсу. Пири остановил выбор на историческом форте Конгер на Земле Гранта, который он посетил 2 года назад на той же «Хоуп» с «Анигито» на борту.
(В 1881 году в связи с I Международным полярным годом ряд стран, в том числе и Россия, создали в Арктике метеостанции. Самой северной из них был форт Конгер[85]. Руководителем зимовки министр обороны США назначил лейтенанта Адольфа Грили. Работа шла успешно. Наряду с плановыми наблюдениями участники экспедиции осуществили ряд смелых санных маршрутов, сопровождавшихся красивыми географическими открытиями. В историю вошел поход лейтенанта Джеймса Локвуда, исследовавшего 125 миль неизвестного побережья Гренландии и достигшего 83°24’ с. ш. Прежний рекорд продвижения человека на север был превзойден на 3 минуты. Летом 1882 года судно с новым составом зимовщиков не сумело пробиться в форт Конгер, однако такого рода обстоятельства были предусмотрены, волноваться пока было не о чем, и отряд Грили продолжал с энтузиазмом работать.
Спасательная экспедиция, направленная в следующем году, сама закончилась катастрофой. Судно, идущее в форт Конгер, было раздавлено льдами, все люди уцелели, но положение отряда Грили стало крайне неприятным. Предписание требовало, чтобы в подобной критической ситуации лейтенант и его подчиненные самостоятельно продвигались к югу.
Действуя согласно инструкции, Грили и его люди достигли острова Пим возле мыса Сабин, где из камней была построена хижина. Новая зимовка, третья по счету, обернулась трагедией. Большинство несчастных умерли от голода, и летом 1884 года спасатели обнаружили лишь семерых еле живых людей, среди них Грили.
Уимс пишет: «Некоторые из оставшихся в живых исступленно умоляли моряков не стрелять в них, так как Грили был вынужден отдать приказ о смертной казни для человека, воровавшего продовольствие».
Горестный эпизод расстрела выглядит так: «Вопреки обещаниям, данным вчера рядовым Ч. Б. Генри, он после этого, как сам мне признался, сходил в старый лагерь и тайно присвоил ремни из тюленьей кожи, а может быть, и какую-либо иную пищу. Это упрямство и дерзость доведут отряд до гибели, если им немедленно не будет положен конец. Рядовой Генри будет расстрелян сегодня, причем необходимо принять все меры, дабы он не причинил вреда кому-либо, ибо он физически сильнее двух любых людей. Расстрел произвести двумя боевыми патронами и одним холостым. Этот приказ имеет императивный характер и абсолютно необходим для сохранения нашего шанса остаться в живых…»[86]
Члены экспедиции Грили. Сидят: четвертый слева А. Грили, пятый Д. Локвуд
Около двух часов пополудни раздались выстрелы, а потом приказ зачитали всему отряду. Все без исключения признали, что Генри заслужил смерть».
Экспедиция Грили вошла в арктические анналы как эталон мужества, терпения и служения долгу[87]. Руководитель, генерал Адольф Грили, всеми уважаемый исследователь, в 1906 году стал первым президентом американского Клуба исследователей[88]. Вторым президентом в 1907–1908 годах был избран доктор Кук. Роберт Пири занимал этот высокий пост дважды: в 1909–1911 и 1913–1916 годах.)
Суда Пири и Свердрупа стояли близко друг к другу, и, кажется, встреча полярных исследователей была неизбежна. Они увиделись 6 октября, когда лейтенант и его местный каюр случайно натолкнулись на полевой лагерь норвежцев. Пири в письме Джозефине вспоминает:
У меня состоялась краткая и сдержанная встреча со Свердрупом…
Отто Свердруп о визите знаменитого американца рассказал подробнее и с видимым удовольствием: «Он приехал по нашим следам прямо к нам, и я спустился к фьорду навстречу ему. Когда мы встретились, он спросил, не я ли капитан Свердруп, на что я ответил утвердительно, и затем мы обменялись рукопожатием и вместе подошли к палатке… Я пригласил его выпить с нами кофе, но он отказался, сказав, что его палатка находится не более чем в двух часах пути отсюда и что он едет домой обедать… Он пробыл с нами несколько минут… Я проводил Пири вниз и наблюдал, как исчезают его сани, управляемые погонщиком-эскимосом…
Приезд Пири был событием дня для нашей палатки. Мы только об этом и говорили и не могли нарадоваться, что пожали руку этому отважному исследователю, даже несмотря на то, что его визит был настолько краток, что мы едва успели снять рукавицы».
Уже 29 октября, используя две недели лунного света, Пири стал перевозить грузы по направлению к форту Конгер.
Робинсон приводит диалог Пири с Хенсоном.
«[Лейтенант] расхаживал взад и вперед по каюте в нервном возбуждении.
“Может быть, в эту самую минуту Свердруп планирует, как, обогнав меня, первым добраться до форта Конгер, – кричал он с заметным раздражением, – я не могу допустить этого!.. Я доберусь до Конгера, опередив Свердрупа, даже если это будет стоить мне жизни”.
Отто Свердруп
“Но, лейтенант, сейчас разгар зимы. Бушуют бури, и на маршруте адски холодно. Не будет ли лучше подождать до весны?” – спросил Мэтт.
“Нет, – неистово вскричал Пири, – любым путем я должен использовать мой единственный шанс и не отдать северную базу сопернику!”»
Такие страсти бушуют в сердце Пири. К счастью, он не умер, но гонка обошлась ему очень дорого.
Последним аргументом против безрассудного ночного похода стала эпидемия среди собак: 30 животных – ровно половина – погибли. И все-таки с 20 декабря по 6 января, 17 дней, Пири, Хенсон и инуиты ползли свои гибельные километры.
Из-за сильного встречного ветра и метели на девятый день они прошли лишь полпути. Через два дня луна покинула небосвод и продукты подошли к концу.
Книга Пири:
29 декабря я стартовал с мыса Лоуренс с легкими санями… надеясь пройти расстояние [до форта Конгер] за 5 дней. Во время первого перехода… береговой лед был довольно хорошим, хотя из-за одного-двух дюймов солевых кристаллов сани шли словно по песку. По мере продвижения припай становился все хуже, пока… не стал практически непроходимым даже для легких саней. Луна светила всего несколько часов в сутки. И даже когда свет был самым ярким, его было недостаточно, чтобы позволить нам выбирать маршрут на морском льду.
К югу от мыса Дефосс мы съели наши последние галеты, а к северу от него – последние бобы. Во время следующего перехода над каналом стал дуть пронизывающий ветер, и один эскимос… окоченел до такой степени, что нам пришлось остановиться… и вырыть нору в снежном заносе, чтобы спасти его. Когда шторм прекратился, я оставил его с другим эскимосом и девятью самыми плохими собаками…
Луна нас полностью покинула… мы шли на ощупь, спотыкаясь, по неровному морскому льду до мыса Бейрд. Здесь мы проспали несколько часов в норе в снегу, затем двинулись через залив Леди Франклин… Мы двигались вслепую, спотыкаясь и падая, через хаос сломанного и вздыбленного льда в течение 18 часов, пока не взобрались на припай на северной стороне. Здесь для еды мы убили собаку.
О строительстве иглу не могло быть и речи, поскольку не было подходящего снега, а полупещера под огромной ледяной глыбой была настолько холодной, что мы могли задержаться в ней только для того, чтобы приготовить чай. Здесь я оставил сломанные сани и девять выдохшихся собак. Сразу на восток от нас на берег вынесло ледяное поле. Оно поднималось над припаем до тех пор, пока его осколки не покрыли 100 футов берегового ската. Все это казалось непроходимым… Вскоре мы обошли это место, и по «ощущению» берега (поскольку мы не видели ничего) я понял, что мы стоим у одного из входов в гавань Дискавери, какого именно – я не мог сказать.
Несколько часов перехода вслепую показали, что это был восточный вход. Мы направились к центру острова Беллот, и в полночь 6 января вползли через полуразрушенную дверь в форт Конгер.
Измученные, но довольные тем, что жуткие испытания ночного перехода по льдам закончились, они зажгли масляную лампу. В дневнике Пири записал:
К моему удивлению, галеты на столе, хотя и немного затвердевшие, не были ни испорченными, ни заплесневелыми… Кофе на дне одной из жестяных банок, открытых 16 лет назад, имел достаточно сильный аромат, причем, если использовать его в двойном количестве, то получался вполне пригодный напиток. После немалой задержки… мы все смогли насладиться кофе и галетами в неограниченном количестве.
Однако Пири ждал страшный удар: выяснилось, что он самым диким образом отморозил ноги. В книге лейтенант сообщает об этом сдержанно:
…подозрительное чувство одеревенения в правой ноге заставило меня стянуть комаги, и, к своей досаде, я обнаружил, что обе ноги обморожены.
Робинсон нарисовал трагедию более образно: «Обе ноги были бескровно-белыми до самых колен, и, когда Мэтт сдирал с них вкладыши, два или три пальца каждой ноги прилипли к меху и с треском отломились в районе первого сустава».
Книга Пири:
После того как все необходимое для моих ног было сделано, мы, бросившись на койки в офицерской комнате, спали долго и крепко. Когда мы проснулись, стало очевидным, что я потеряю… пальцы и буду прикован к постели в течение нескольких недель. Средняя минимальная температура во время этого путешествия составляла -51,9°, самая низкая -63°.
Форт Конгер. Фото Уолли Херберта
В течение следующих недель наша жизнь в Конгере была определенно в духе Робинзона Крузо. Поиски вещей в полной темноте… при крохотном язычке пламени в блюдце были похожи на поиски иголки в стоге сена. Постепенно все предметы первой необходимости были обнаружены, тогда как два моих верных эскимоса принесли пустые ящики и бочки и разломали их, чтобы подбросить в огонь. Оставленных… собак забрали сюда, но несколько из них умерли… Туземцы предприняли две попытки добраться до тех двух людей, которых мы оставили… и привести их сюда, но оба раза были вынуждены вернуться из-за темноты и бешеного ветра. Наконец… они опять дошли до нее [пещеры] и увидели, что те два человека съели нескольких собак и направились пешком к кораблю, а несколько уцелевших собак последовало за ними.
Доктор Дедрик сделал Пири операцию, частично удалив семь пальцев, и несчастный полтора месяца пролежал на спине в форте Конгер. 18 февраля больного закутали в меха, привязали к саням и повезли на «Виндворд». Семь лет назад лейтенант лежал в каюте на «Кайте» и вздрагивал от боли в сломанной ноге, запаянной в гипс, когда корабль таранил льдины. Теперь о лед бились сани, и физические терзания были чудовищными.
К телесным пыткам прибавлялись муки душевные. Второй год из пяти, отведенных на завоевание полюса, закончился более чем бесславно. Восстановится ли путешественник таким же счастливым образом, как это произошло после травмы на «Кайте»? Сможет ли он вообще ходить?
С 18 по 28 февраля Пири диктовал Дедрику. Вот записи:
18 февраля… я лежу на малых санях Конгера, которые тянут пять собак… Наша провизия и лагерное снаряжение уложено на санях… которые тянут восемь собак… На протяжении нескольких миль пути по всторошенному льду… сани сильно трясло…
19 февраля… Меня втащили по… склону берегового припая… и… практически на руках перенесли через битый лед на ровную поверхность…
26 февраля… Либо холодает, либо я сам зябну, но сегодня меня накрыли второй шкурой овцебыка…
28 февраля… Мы пришли к кораблю в полдень. Никто не знал о нашем прибытии до тех пор, пока мы не подошли близко к борту, после чего тотчас все собрались на мостике. Переход длиной примерно в 250 миль, половина которого была сделана до появления солнца, к тому же с грузом в виде покалеченного человека, был выполнен за 11 дней без каких-либо происшествий или опасностей… Доктор и Мэтт, как и эскимосы, совершили отнюдь не слабый подвиг, пройдя такое расстояние за одиннадцать дней (выделено мной. – Д. Ш.). Им было труднее, чем мне; и не может быть более верных товарищей, чем мои два эскимоса, которые весь день проводили на ногах и управляли собаками, после чего ночью без единого слова жалобы сооружали или выкапывали наши снежные укрытия. Когда с меня сняли все одеяла и привязные ремни и перенесли в палубную рубку, где я смог стянуть одежду, которая была на мне постоянно все эти 11 дней, я и сам почувствовал себя потрепанным. Температура во время нашего прибытия была -64°… Как я и ожидал, люди на судне уже почти потеряли надежду увидеть нас и намеревались, собрав отряд эскимосов, организовать спасательную экспедицию…
13 марта на судне доктор Дедрик ампутировал Пири пальцы на обеих ногах.
Расскажу историю из другой эпохи. Четыре раза, ежегодно, в 1993–1996 годах, от мыса Арктического – северной точки российского архипелага Северная Земля – в одиночку к полюсу шел на лыжах японский путешественник Мицюра Оба. Из-за плохого снаряжения первая попытка не удалась. Во второй раз лыжная обувь была тесновата, и Мицюра сильно отморозил ноги. Он послал сигнал SOS, но спасательный вертолет не смог подняться из-за плохой погоды, а когда через день летчики прилетели в лагерь, путешественник был почти без сознания. В Москве Мицюре оказали первую медицинскую помощь, в Токио сделали операции. Он потерял все пальцы на ногах и несколько пальцев на руках. Передняя часть каждой из его ступней стала ровной наклонной плоскостью без намека на выпуклости фаланг.
Через год калека, славный, бесконечно храбрый, одержимый Мицюра Оба снова был в Москве, готовый лететь на мыс Арктический, чтобы начать третий поход к Северному полюсу. Он не заказал необходимой ортопедической обуви, и в Москве, в Институте протезирования, специалисты изобретали вкладыши и супинаторы в его ботинки, чтобы обрубленные ступни могли эффективно работать. Неожиданно выяснилось, что лыжные крепления, которые составляют с ботинками единый комплект, тоже требовали модификации. Человек без пальцев на ногах с помощью стандартных лыжных креплений не может управлять лыжами. Крепления переделали.
23 февраля, в тот же день, что и в прошлые два года, автор провожал своего друга на мысе Арктическом. Продукты и бензин Мицюра брал на 90 дней, его нарты весили 115 килограммов и рюкзак – 25 килограммов. Все было как и раньше, за исключением одного. Накануне старта в маленькой гостинице он показал мне культи, и на правой я увидел кусочек марли. Красное пятнышко на нем означало, что из незажившей ранки еще сочится кровь. Оба взял с собой 100 марлевых салфеток, чтобы ежедневно защищать ранку.
Оба снова шел один и снова не достиг полюса. На следующий год – с четвертого раза – он добился своего, и, думаю, Япония вправе гордиться этим мужественным, скромным и достойнейшим человеком.
О происшествии с японским путешественником автор вспомнил лишь для того, чтобы как-то облегчить наше сегодняшнее восприятие беды Пири. У него по-прежнему были шансы. Но замечу, что разница в этих двух схожих случаях все-таки колоссальная. Одно дело – операция в лучшей японской клинике в конце XX века, другое – ампутация пальцев на судне, зажатом льдами, во времена столетней давности. Да и морфология тела у Пири и Обы различна: первый – огромный, второй – совсем маленький.
Хоббс предвосхищает наши «открытия» по поводу лыжных креплений для человека без пальцев на ногах: «Даже после заживления это увечье было серьезной помехой при ходьбе, и особенно в снегоступах, когда требуется эффективно работать пальцами».
А вот комментарий Робинсона: «…он больше никогда не сможет пройти, как раньше, дневной переход в 18–20 миль. С горечью он уже смирился с тем, что Мэтту придется прокладывать путь во время весенних переходов, в то время как он проведет большую часть маршрута в своих санях».
Весной второй помощник с «Фрама» Виктор Бауман приехал на «Виндворд», чтобы выразить сочувствие пострадавшему Пири. Он предложил перевезти американцев на своем судне на Север и высадить их в том месте, которое укажет лейтенант.
В письме жене подозрительный Пири разоблачил норвежца:
При сложившихся обстоятельствах меня позабавило такое предложение. Это был просто предлог, чтобы посмотреть, как у меня обстоят дела и что я успел сделать.
19 апреля Пири снова встал в строй. В книге он пишет:
…Моя левая нога зажила, хотя из-за длительного бездействия она и была еще слишком слабой и окостенелой, и я не мог ходить без костылей. …Я отправился в форт Конгер с отрядом из 10 человек, примерно 50 собаками и семью санями, нагруженными собачьим кормом и провиантом для складов…
28 апреля мы достигли Конгера.
Он совершил рекогносцировочную поездку в сторону Гренландии, но хорошей дороги не нашел:
Травмированный, каким я был тогда, представлявший собой просто мертвый груз на санях, я посчитал дорогу непроходимой. Если бы я был здоров и находился на своем обычном месте – впереди саней, прокладывая путь своими снегоходами, то ситуация была бы совсем иной.
Пири, пробуя все-таки найти путь, послал на разведку Хенсона, но и тот, вернувшись, сообщил, что льды крайне тяжелые. Лейтенанту пришлось отказаться от путешествия в Гренландию. Он рассуждал:
…вероятно, хорошо, что я так сделал, поскольку состояние незажившего места на моей правой ноге стало ухудшаться, и она выглядела крайне нездоровой из-за лечения в суровых условиях.
На корабль люди прибыли 29 мая, проделав обратный путь за шесть дней.
Скоро, совсем скоро Роберту Пири придется пересмотреть красивую и правильную идею о малочисленном, сильном и хорошо управляемом коллективе, который может покорить Северный полюс. В форте Конгер у лейтенанта сложилась вполне управляемая группа из трех человек, но про нее, конечно, не скажешь, что она – сильная. И в будущем никогда команда Пири не будет достаточно сильной, ибо главное место в ней всегда будет занимать он сам, а ему былую спортивную форму уже не вернуть. Он – одержим, и это плюс, но у одержимости должны быть союзники: выносливость, знания, интуиция, осмотрительность и все та же элементарная физическая сила. Присутствует же (пока присутствует) только выносливость.
Неизбежно сравнение результатов экспедиций Пири и Свердрупа, которые трудились одновременно в одном и том же труднодоступном районе Земли, где каждый вдумчивый шаг сулил географические открытия. Это сравнение – не в пользу Пири. Во-первых, лейтенант был сосредоточен на Северном полюсе, и наука для него имела второстепенное значение, во-вторых, в его отряде географическими исследованиями мог заниматься только он сам, но получалось у него это не лучшим образом, к тому же теперь он стал калекой.
Уолли Херберт, арктический исследователь XX века, объехавший на собаках северные районы Канадского Арктического архипелага, убийственно замечает: «…Пири, несмотря на все свои усилия осенью 1898 года, не составил конкуренции для людей Свердрупа, чье картирование выставило его дилетантом».
Доктор Хейс сделал свой вывод: «Видны лихорадочные усилия без видимых результатов. Всепоглощающая страсть Пири к славе разжигала его чувства… Мы тщетно пытаемся увидеть какие-либо фундаментальные достижения на протяжении всей этой экспедиции от и до».
А вот дома, в США, дела шли явно неплохо. 29 марта 1899 года состоялось первое заседание Арктического клуба Пири. В уставе новой организации была сформулирована ее главная цель: «Достижение предельной северной широты в Западном полушарии…» Однако отцы смотрели на мир шире – в задачи Клуба входило: «…собирать и коллекционировать предметы, интересные для науки или с иной точки зрения, которые могут быть доступны во время настоящей экспедиции Пири или других подобных экспедиций…»
На собрании присутствовали знакомые нам Моррис Джесуп, Герберт Бриджмен и еще несколько весьма известных и богатых персон. Штатными сотрудниками Клуба стали: Джесуп – президент, Генри Кэннон, банкир, президент Chase National Bank, – казначей, Бриджмен – секретарь.
Первым шагом Арктического клуба Пири была отправка на Север судна «Диана», на борту которого отбыл сам Бриджмен. Уже на месте, узнав, что у Пири ампутированы пальцы, он всячески убеждал лейтенанта вернуться домой для лечения. Такого же мнения придерживался врач Дедрик. На увещания Пири ответил:
Я буду готов вернуться, когда закончится мой отпуск или когда я дойду до полюса.
Пришло письмо от Джозефины, из которого Пири узнал, что 7 января она родила дочь, названную Фрэнсин. Пири пишет в ответ слова радости и любви:
Никогда ни одному мужчине не везло с женой так, как мне, никогда не было жены более любящей, нежной, очаровательной и при этом – с ясным и рассудительным умом. Твое письмо было как изысканный, мягкий, теплый весенний бриз в этой одинокой пустыне.
Когда же… я получил твой саквояж, я повел себя настолько нелепо, что достал из него различные предметы и думал про себя: «она сложила эти вещи, и ее прикосновение все еще сохраняется на них». Затем в воскресенье я принял ванну, отбросил свои меха, оделся полностью в твой подарок, положил твое письмо во внутренний карман и посвятил этот день тебе. О дорогая, если бы и вправду ты оказалась рядом, хотя бы на один день!
Пири не мог не написать Джо о своем несчастье:
Мой день испытаний, так же как и твой, пришелся на 7 января.
Но сделал это осторожно, стараясь уменьшить ее боль:
Прошедший год был свободным от досадных обстоятельств и поводов для раздражения, за исключением одного неприятного случая, о котором ты узнаешь из газет до того, как это письмо попадет к тебе в руки. Это обморожение пальцев на ногах, что дало возможность доктору немного обрезать пальцы. Теперь, когда я вернусь, я буду носить обувь на размер меньше. Это несчастье не имеет особого значения. Пальцы очень медленно излечивались, поскольку я не давал им отдыха. Сейчас с ними все в порядке, они не причиняют мне никакого беспокойства, и никто не сможет узнать об этом несчастье, если только о нем не рассказать.
Пири откликнулся на горькие слова жены о том, что жизнь проходит мимо:
Ты права, моя дорогая!.. Жизнь пролетает мимо. Эта мысль не может приходить к тебе с большей убедительностью, чем та, с которой она приходила ко мне много-много раз во время темноты и бездействия в прошлом году. Я многократно ругал себя за свою глупость – оставить такую замечательную жену и дочь (а теперь уже двух дочерей) ради этой работы. Однако есть что-то выше моего понимания, что-то помимо меня самого, что заставляет меня неудержимо делать это. Я непременно вернусь к тебе. Я верю, что достигну цели, и затем рука об руку мы будем вместе в течение многих дней и лет, до конца.
…Я не пессимистичен и не оптимистичен в отношении следующего года, но я знаю, что положение дел для предстоящей работы лучше, чем когда-либо раньше, и у меня есть твердая, глубокая убежденность, что я завершу то, ради чего приехал сюда. Я думаю, что сделаю это следующей весной. Вся моя подготовительная работа закончена, и я не оставил никаких дел на осень. Не только мы трое, но также эскимосы и собаки останутся здесь до февраля, накапливая силы и рвение для работ на севере.
Пири находит добрые слова для Дедрика, Хенсона, экипажа судна, а заканчивает письмо тем, что сравнивает собственные успехи с достижениями Свердрупа:
…Я совершил гораздо больше путешествий в прошлом году, чем Свердруп…
Я оставил его далеко позади себя по количеству дичи каждого образца…
В очередной раз Пири возвращается к трагедии отряда Грили, удивляясь, что люди погибли от голода в районе, где возможна богатая охота.
