Всю ночь лисы гнали их по темному лесу и сбавили скачку свою невыносимую только поздним утром на подходе к Невину. Парни сбили себе ноги в кровь и почти падали от усталости и боли. Но в городе к прежним страданиям добавился еще и стыд. Оба шли, не отрывая взгляда от земли, думая, что люди видят в них каких-нибудь беглых дезертиров и смотрят осуждающе, и не подозревали, что на деле все совсем не так. В людских взглядах выражалось либо сочувствие, либо, что чаще, вообще ничего не выражалось. Здесь всякого повидали, подумаешь, двух парней Лисы ведут.
Зато на самих Лисов глядели с явной неприязнью, а порой и открытой враждебностью и вызовом. Мол, дай только повод. Но Лисы, не дураки, повода не давали. Старый Лис, увидав, что люди недобро косятся на Фидолову шапку с волчьим хвостом, зашипел злобно на сына:
– Шапку сыми, дурачина. Вишь, люди смотрят, – и, не дожидаясь, пока тот сообразит, сам сорвал шапку и запихал Фидолу же за пазуху. А когда на одной из узких улочек дорогу им перегородила старуха с ведрами, Лисы остановились и терпеливо ждали, пока та уберется с пути.
– Доброго здоровья, вам, матушка, – не выдержав, проскрипел старый Лис с не скрываемой досадой.
– Ишь, ты, – бабка с ведрами остановилась и к вящему раздражению Лиса зацепилась за сказанное, – Нашел матушку. И как у тебя только язык поворачивается…
Дожидаться, чем кончится старухина отповедь, не стали. Увидев, что путь освободился на ширину конской груди, старик ткнул коня пятками в бока и оставил бабку за спиной. Только въехав в ворота подкняжичей крепости, они обрели былую самоуверенность. Обменявшись по-свойски кивками с воротной стражей, целенаправленно пересекли двор и подвели парней к писарю, сидящему за столом под навесом с кипой бумаг.
– А, это ты, Дроло, – вместо приветствия буркнул писарь, завидев старого Лиса, – Сегодня за двоих три копейки. В казне денег мало.
– Как три копейки? – возмутился Дроло, – Вчера пять давали.
– Так надо было вчера приходить, – писарь ухмыльнулся.
– Три – это мало. Так не пойдет, – старый Лис попытался себя распалить, хотя и сам сознавал, что настаивает только из природной вредности, торговаться здесь бесполезно.
– Не хочешь брать три… не бери, – писарь состроил тот картинный вид, что он де человек занятой и тратить время на пустой разговор не собирается, – Либо бери вчера за пять, либо сегодня бери за три… я тебе историю про раков на базаре пересказывать не собираюсь, – и поднял ладонь, прерывая дальнейшие возражения, – Бывайте, други.
Деваться Лисам, конечно же, было некуда, они забрали деньги, поворчали для вида и усквозили по-тихому. Похоже, и в крепости их хотя и терпели ввиду востребованности услуг, но как дорогих гостей привечать явно не собирались. Писарь открыл ротную книгу учета и внес парней в списки. Пока он чиркал гусиным пером, Аким, стоявший до этого в задумчивости, вдруг ожил:
– А-а. Я вспомнил историю про раков, – писарь прекратил чиркать и поднял глаза на Акима, а тот, ободренный уделенным ему вниманием, добавил, – Это история со Старшей Сестры. «Вчера были раки большие, но по пять, а сегодня по три, но маленькие!»
– Помнишь прошлую жизнь? – писарь оживился, и смотрел теперь на Акима с любопытством.
– Да… так. Иногда приходят такие… м-м… образы, что ли.
– Это не просто образы, – наставительно пояснил писарь, – Если б тебе одному они приходили, тогда можно было бы их принять за блажь, а когда очень и очень многим приходят подобные воспоминания, то это уже закономерность!
Писарь достал маленькую книжечку, и в нее повторно вписал Акимины сведения.
– А другу твоему, – писарь кивнул на Васю, – Такие образы не приходят?
– Нет, мне ничего такого не приходит, – торопливо и даже испуганно ответил Васька, свой дурацкий назойливый сон про березовый лес он к «воспоминаниям прошлой жизни» даже близко не относил.
– Ну, да. Ну, да. Если бы сразу двум, то это уже бы был перебор.
– А что, много таких людей? – Акимка не удержался от вопроса, – Ну, которые прошлую жизнь помнят?
– Примерно один из двадцати, – со значением ответил писарь, – А среди юнцов, вроде вас, так и вовсе каждый восьмой. Мастерство свое на Старшей Сестре помнишь?
– Кажись, инженером был.
– Так «кажись» или инженером? – писарь осерчал. Ему не нравилась неопределенность в ответах, особенно в ответах про прошлую жизнь.
– Точно. Инженером, – поспешил исправиться Акимка. И дал пояснение, – На металлургическом комбинате работал.
– Надо же, – писарь обрадовался так, будто получил очередное подтверждение какой-то своей важной догадке, – И этот имел ремесло, совершенно непригодное для нашего мира.
– А что, другие тоже име…
– Отставить вопросы, – посуровел писарь, – Ишь, расчирикался. Значит так. Сейчас идите вон туда, – писарь указал кончиком пера в сторону конюшни, – Там сидит мога. Зовут Грач. Скажете, от меня. Все, проваливайте, – писарь снова уткнулся в свои книги, давая понять, что разговор окончен.
Оставшись без присмотра, парни отошли от писарева навеса и заозирались. Людей вокруг было довольно много, но никто вроде не обращал на них внимания. Все были чем-то заняты и куда-то спешили, кто – заходя в здания, кто – выходя из зданий. По Акиминову горящему взгляду, Вася прочитал собственную мысль, но решительно осадил товарища:
– Даже не думай отсюда сбежать.
– Так не смотрит же никто, – Аким понизил голос до шепота заговорщика, – Вон через забор и в поле.
– Акима, мало того, тот заборчик в три роста, еще смоги перелезь…
– Изнутри-то несложно…
– Вот я не понимаю, как ты выжил до сих пор «в нашем мире», – Васька припомнил слова писаря, – Я загривком взгляд чую. Ты сам-то что, совсем не замечаешь, когда за тобой следят?
Аким пожал плечами:
– Как это можно чуять? Если кто-то уставился на тебя во все глаза, так это видно, а если нет…
– Ладно уж, пошли. Боюсь, тебе этого не объяснить.
Они пошли к конюшне и стояли там с минуту, крутя головами, пытаясь высмотреть могу, о котором сказал писарь. Однако увидали его, только когда тот сам обратил на себя внимание, помахав им рукой. Поразительно было то, что мога сидел на открытом месте и вообще был виден прекрасно. Тем не менее, ребята не раз и не два скользили по нему взглядами, но ничего не видели.
– Вот это да, – прошептал Аким, – И как я его сразу не заметил? Сразу видно, настоящий мога!
– А я тебе говорил, – наставительно ответил Вася, – Это он за нами следил. Представь, что было б, если как ты сказал «через забор и в поле». Хорошее было бы начало для службы.
Парни приблизились и неуверенно остановились за несколько шагов, разглядывая сидящего на пеньке худощавого чернявого человека. Тот тоже смотрел на них пристальным взглядом, по птичьи склонив голову набок. Одновременно с этим, он непрерывно перебирал в руках сразу несколько нифриловых пятнадчиков, по деревенским меркам целое состояние.
– Подходите ближе, я не кусаюсь, – сказал человек с птичьим взглядом и засмеялся, – Меня зовут Грач-ловкач. В роте Вепря имею честь служить могой нападения.
– А меня Акимой звать. А это, Вася, – Аким указал кивком на приятеля.
– Ну? – спросил мога Грач, – Почему на волю-то не рванули? Ведь думали, что за вами не смотрят?
– Думали, – Вася решил не юлить и ответил, как есть, – Тока чуяли, что не так здесь все просто.
– Ну что ж. Чутье есть – уже не плохо, – Грач-ловкач кивнул головой, но не прямо, а как-то на бок, чем снова напомнил птицу, – А вот внимание отводить вы не умеете…
Грач шевельнул бровью, как бы приглашая задавать вопросы. Но парни не понимали, к чему тот клонит. Любому ребенку известно, что отводить внимание умеют только сильные моги или опытные вожаки. Откуда бы им малолетним владеть такой наукой?
– Ладно, парни, – Грач вздохнул, убедившись, что вопросов не дождется, – Разговор о внимании пока рановат для вас. Но вбейте себе крепко, чтобы на войне выжить, надо уметь если не отводить внимание, то хотя бы без нужды его не привлекать.
– А мы разве привлекали? – спросил простодушный Аким, чем вызвал у Грача усмешку.
– Да вы там стояли как два торшака посреди чиста поля, – сказал Грач-ловкач, – Война – есть война. Либо ты – хищник, либо – жертва.
Тут мога мгновенно перешел на оборотка, ярко и отчетливо проявив крупного черного грача с очень умным пронзительным взглядом, до того ярко, что даже неопытный в духовиде Аким с легкостью воспринял его оборотня.
– А ну-ка. Покажите, как вы умеете оборачиваться, – голос обороченного Грача теперь был глухим и немного каркающим.
Аким лишь развел руками. Он вообще только этой ночью впервые перешел в оборотня, да и то случайно. Обернуться по собственному желанию он не мог. Вася зашептал свою приказку, но из-за волнения провозился довольно долго. А когда юный волк все же проявился, то увидел в черной птице отнюдь не жертву, как по наивности полагал Вася. Наоборот, волк сам испугался, и выглянув на несколько мгновений, спрятался обратно. Зато Грач состоявшимся представлением остался доволен.
– Ты, малой, не горюй. Это я только хотел показать, что тебе есть чему учиться, – сказав это, Грач перестал улыбаться, сменил настрой и заговорил по-деловому, а наложенная на его образ жуткая черная птица исчезла так же внезапно, как и появилась, – Так что вам, считай, здорово повезло. Три месяца учебы в военном лагере, срок немалый.
И как бы невзначай добавил:
– А кому-то, может и не в лагере…
– А кому не в лагере? – тут же зацепился Аким, – А если не в лагере, то где?
– Тпрр, охладони, малец. Сейчас мы это выясним, – Грач поднял на ниточке один из своих оплетенных пятнадчиков и пошептал на него. Монета тут же разлила зеленоватое сияние.
– Если нифрил поставит тебе красный отпечаток, то дорога тебе в лагерь, – начал объяснять Грач, – А если зеленый, то пойдешь аж в саму моговую академию. Ну, кто первый?
Аким, очарованный словами Грача, разумеется, тут же сунулся вперед:
– А что делать надо?
Грач-ловкач снова усмехнулся.
– Ишь, ты. Я смотрю, паря, у тебя любознательность бежит далеко впереди твоего чувства самосохранения, – он покачал головой из стороны в сторону, будто не в силах поверить такой беспечности, – Запястье левое оголи.
Акимка закатал рукав и протянул руку. Мога поднес светящийся пятнадчик к Акимовому запястью. Свет монеты сначала собрался в маленькое яркое пятно, а затем превратился в светящийся зеленый рисунок скалящейся головы вепря. Достигнув полной четкости изображения, рисунок переместился на руку, наложившись на кожу тыльной стороны кулака. Аким смотрел, как черты рисунка переливают свет, казалось, будто нифриловое свечение стремится протечь под кожу, а затем вдруг разом все закончилось и рисунок навсегда отпечатался на руке, только обретя почему-то синий цвет.
– Ух-ты. Синий получился, – Аким оторвал восторженный взгляд от рисунка и посмотрел вопросительно на могу.
– Еще не получился, – урезал его Грач, – Случай редкий, но бывает. Синий цвет – временный, пограничный. Если твое тело примет в себя силу нифрила, знак станет зеленым. А если отторгнет, станет красным как ожог. Посиди, пока дружку твоему знак поставим.
В подтверждение слов моги Васин знак сразу же покраснел до цвета алой крови. Вася поглядел на получившийся рисунок и только пожал безразлично плечами, он другого и не ожидал. Такой же красный образок на запястье был и у его отца, и у дядьки Прохора. Только вместо вепря у тех был изображен волк. Потому что они служили в войске князя Вереса.
Васька знал, что изображение головы зверя, является только первым образом и обозначает принадлежность к определенной роте. Дальше бойцу вверх по руке ставят и другие знаки. Они отражают все важные события, в которых тот участвует: сражения, осады, обороны, выполнения боевых задач и еще тяжелые ранения. У отца с дядькой Прохором череда знаков заполняла всю левую руку до плеча и даже дальше. Эту череду они называли «послужной дорожкой» или «послужным списком».
Аким задумчиво смотрел на свой синий знак. Каким-то образом он осознавал, что его особый случай предоставляет ему выбор. Если он сейчас перестанет сопротивляться силе нифрила и примет ее в себя, то отправится в знаменитую Академию, где его выучат на могу. Этот выбор был очень притягателен и открывал перед ним большие возможности. Но в то же время Акимка понимал, что в этом случае он потеряет своего нового друга. И именно этот довод его подтолкнул. Сам не зная как, он усилил свое сопротивление проникающему в него нифрилу. Рисунок тут же поменял цвет и заалел.
– Молодец, Акимка, – Вася даже не пытался скрыть своей радости, – Вместе пойдем в Лагерь!
– Да, я тоже рад, – сказал Аким, но сам тут же и погрустнел, – Жаль, только, что могой мне теперь не стать…
– Много ли знаешь, малец? – возразил Грач весело, – Красные моги тоже встречаются, – он подтянул рукав рубахи, показывая на запястье точно такого же красного Вепря, – Только у них дорожка малость другая.
– А какая у них дорожка? – верный привычке вечно лезть с вопросами тут же переспросил Акимка.
– Кр-рас-сная! – неожиданно по-вороньи гаркнул Грач да так пронзительно, что в ушах засвербело и в глазах задвоилось. Парни недоуменно переглянулись, а когда снова повернули головы к моге в надежде получить пояснения, тот уже куда-то исчез, причем сразу вместе с пеньком.
Парни помаленьку сживались со своей новой долей. Получив на руку знак роты, о попытках побега больше не помышляли. Потому как это уже точно будет считаться дезертирством. Тут плетьми не отделаешься. Впрочем, делать их ничего не заставляли, они просто ждали отправки в полянский военный лагерь. Единственным разнообразием становилось появление в замке других новобранцев. Чаще их приводили Лисы. Были и те, кто приходили сами.
Они встретили здесь Макарку, который тоже теперь имел красного вепря на запястье. Хотя немногословный и порывистый Макарка, предпочитавший дело разговору, представлял вечно болтающему Акиму полную противоположность, они, тем не менее, сдружились, и почти все время проводили втроем.
Довелось Ваське увидеть и самого ротного атмана Вепря, который произвел на него даже большее впечатление, чем мога атаки Грач-ловкач. Атману Вепрю не потребовалось для этого вызывать своего оборотня, он и без того разливал вокруг себя такую мощь, что при его появлении во дворе замка все примолкали, включая собак и птиц.
Накатывала порой и тоска по дому. Да такая, что хоть волком вой. В такую минуту Васька оставлял друзей и шел в конюшню проведать лошадей. Находясь рядом с ними, он успокаивался. Вот и сейчас он зашел в стойло к юному коньку, позволявшему Ваське себя гладить. Конек косил на Ваську умным всепонимающим взглядом: «я терплю, и ты терпи» – говорил его взгляд. Васька соглашался, другого-то все равно ничего не оставалось.
Увидев, что поилка пуста, он подхватил пару ведер, решив натаскать воды. Благо колодец был тут же в двух шагах. За этой заботой он не заметил, как в замок въехали двое запыленных всадников в дорогих одеждах, шитых цветными нитями.
Один из них спрыгивал с коня, когда Васька вышел из конюшни. Это был угрюмый молодец на несколько лет старше. Видимо, приняв Ваську за помощника конюха, он молча кинул ему поводья, и, не сказав ни слова, направился к зданию управы.
Второй всадник, которого Васька из-за короткой стрижки и походной одежды поначалу принял за мальчишку, оказался девушкой, правда, совсем еще юной. Она не торопилась спешиваться и глядела на Ваську с любопытством.
– Ты ведь не конюх? – сказала она полуутвердительно.
– Нет. Просто дожидаюсь, когда отправят в лагерь.
– Ясень, он такой. Может и не посмотреть на человека, больно важным себя считает.
Васька подумал, что Ясень – это довольно странное имя. Во всяком случае, ему не доводилось с таким встречаться, но спрашивать об этом девушку он постеснялся.
– Ну… любой может ошибиться, – сказал он вместо этого, – Я тоже поначалу принял тебя за мальчишку.
Девушка рассмеялась и провела рукой по коротким волосам.
– А-а, так отмываться легче, – сказала она простецки, – Может, ты будешь так любезен, заодно позаботишься и о моей Птахе? – девушка похлопала свою лошадь по загривку.
Вася согласно кивнул и подошел к лошади. Одной рукой ухватил под уздцы, а другую протянул девушке, чтоб помочь ей спустится. Девушка посмотрела на протянутую ей руку, опять засмеялась и замотала головой, показывая, что это ни к чему. Но тут вдруг передумала, заставила себя посерьезнеть, церемонно вложила пальчики в Васину ладонь, а затем легко спрыгнула с лошади.
– Благодарю, сударь, – она наигранно попыталась изобразить манеры знатной дамы, однако на много ее не хватило. Прыснула в кулачок и побежала догонять своего спутника.
По роду службы писарь исполняет важную, но неказистую работу, всегда оставаясь в тени своего начальника. И кто еще кроме другого писаря способен оценить важность писарского труда? В приемном покое управы сидели два писаря. Один, в качестве гостя, – ротный писарь Вепря, второй, как принимающая сторона, – местный писарь замка.
Перед ними на деревянном столе стоял граненый черный куреневый самовар. В отсутствие подкняжича труженики пера и чернил собирались неспешно попить чайку, потолковать о тяготах службы, неразумности приказов вышестоящих и своей собственной недооцененности. А посему, появление здесь молодца с коронованным волком на запястье стряслось для них как снег на голову.
– Меня зовут Ясень. Служба княжеских порученцев, – веско сообщил вошедший, подтянул кверху рукав, выставляя напоказ свой образ, – А это Ольха, – молодец полуоборотом головы указал себе за спину на только что вошедшую юную короткостриженную девушку, – Могу я видеть подкняжича?
– Экхм, – местный писарь кашлянул, неохотно отрывая взор от самоварного краника, – Подкняжича сейчас в замке нет. Может, я смогу Вам чем-то помочь? Писарь сего замка Гаврила Михайлович к вашим услугам.
Второй писарь справедливо рассудил, что дело его не касается, а потому и вовсе не пошевелился.
– Сюда должен прибыть человек с княжеской охранной грамотой, – сообщил Ясень, – Я хочу его видеть.
– А-а… пока никого не было. Вероятно, ваш человек запаздывает, – длинный нос местного писаря безошибочно почуял запах государственной тайны, – Могу устроить вас в замке. У нас не столица, конечно… но поселим с уютом…
Ясень решительно мотнул головой:
– Ждать не можем. Если… когда он здесь появится, скажете, что мы выехали его встречать, но разминулись. Он знает, что делать.
– А позвольте узнать, кто «он»? Как я его узнаю?
– Узнаете, – Ясень усмехнулся, – Я же сказал, у него охранная грамота от князя.
Не тратя больше времени, Ясень вышел из управы, оставив писарям очень мало сведений и очень большой простор для догадок и предположений. Ольха выбежала следом. Оказавшись на улице, она спросила:
– Ты ведь не веришь, что Подорожник здесь объявится?
– Не верю, – согласился Ясень, – Он никогда не опаздывает. По нему можно часы сверять.
– Что будем делать?
– Что я и сказал. Отправимся ему навстречу.
Когда они зашли в конюшню забрать лошадей, Ольха, не отдавая себе в этом отчета, крутила головой по сторонам. Но паренька новобранца там уже не было.
Они выехали из замка немедля, и Ясень сразу направил коня к полянской границе. За городом оба обернулись на волков. До поздних сумерек они скакали по полянскому тракту, пытаясь учуять дух Подорожника. Останавливались на считанные минуты, когда требовалось обновить на лошадях усиливающие заклятия.
Небоевые заклятия не забирают силу, а использует ту, что живое существо рассеивает естественно. А потому обновлять их можно по многу раз, не боясь, что животное дойдет до истощения. Давно пора было искать ночлег, но Ясень продолжал гнать. Ольха уже собиралась напомнить, что скоро стемнеет, и им придется ночевать прямо на обочине, как вдруг Ясень резко осадил коня.
– Есть запах. Ты слышишь?
Последний час девушка больше боролась с усталостью от однообразной тряски, чем искала след. Она остановила свою разгоряченную Птаху и честно попыталась разобраться в многообразии запахов, наполнявших ее ноздри. Но сил оставалось только на то, чтобы не вывалиться из седла.
– Скажу больше, липкий Лисий запашок! – ожидая подтверждения своих слов, Ясень требовательно смотрел на спутницу. Сам он не выказывал и тени усталости, день погони матерому – не трудность. Ольха же лишь вяло подумала, что Лисов по этим дорогам шастает немало, но чутью Ясеня привыкла доверять. Она послушно согласилась протропить Лисий след вспять. Они свернули с дороги и углубились в лес.
Чутье Ясеня не подвело. Довольно скоро они вышли на место свежей совсем недавно покинутой стоянки. Здесь явственно читались запахи костра, лошадей, и ни с чем несравнимый особый дух лисьего народа. Спешившись, Ольха немного ожила, бесконечная скачка наконец-то закончилась. Ясень тем временем деловито обходил поляну.
– Здесь были несколько конных. Стояли лагерем с ночевкой. Сегодня разделились на два отряда. Одни ушли на север, другие – на запад.
– Похоже, так, – согласилась Ольха, – Что будем делать?
В ответ Ясень неодобрительно на нее посмотрел. Как старший товарищ он считал своим долгом помочь ей научиться принимать самостоятельные решения.
– Ну а сама-то как думаешь? – спросил он с нажимом.
– Ой, действительно. Размякла я, что-то, – Ольха заставила себя собраться. Она давно ждала случая, когда ей доверят собственное дело. Мечтала избавиться от назойливой опеки старших порученцев, а тут скинулась в маленькую девочку, – Думаю, надо побродить по округе. Лисы не зря здесь лагерем стояли.
– Уже лучше. Ты устраивайся на ночлег, а я поброжу немного, – Ясень направился в темнеющую чащу… вот только что он был виден, а вот уже слился с лесными сумерками.
– Умеешь ты спихивать на других заботу о своем коне, – негромко сказала Ольха в темноту.
– Поговори у меня! – донесся из леса ответ.
«Вот ведь, волчара ушастый», – подумала Ольха с усмешкой. Оставшись одна, она позаботилась о лошадях, и решила еще раз обойти место стоянки, здесь было что-то еще, что-то едва уловимое, но не дававшее ей покоя…
Когда Ясень вернулся, стояла глубокая ночь. Ольха дремала у костерка, но успела почуять его приближение, поднялась и развернулась навстречу.
– Молодец, – похвалил ее Ясень, – Не подпустила незамеченным.
– Нашел что-то?
– Да, нашел, – Ясень нахмурился и опустил голову, – Он мертв. Камня при нем нет.
– Это Лисы? – только и спросила Ольха.
– Очевидно, да! Никого другого там не было. И почерк Лисий… подлое убийство, – Ясень замолчал, не желая вдаваться в подробности. Ольха не настаивала.
– Значит, камень пропал, – проговорила она.
– Пропал. И хорошо еще, мы не остались ждать в замке. Так у нас хотя бы есть зацепка и след.
– Слушай, Ясень, – Ольха забавно оттянула уголок рта. Она так делала, когда сомневалась, стоит ли что-то говорить…
– Выкладывай, – потребовал старший порученец.
– По-моему, здесь кроме Лисов был кто-то еще.
– Вот как?
– Ты ведь знаешь, я могу это чувствовать… когда кто-то накладывает приказы на нифрил, он оставляет особенный след. След своей силы.
– Та-ак, – протянул Ясень, сам он получил коронованного волка на запястье за военную доблесть, Ольха, а в таком юном возрасте это бывало совсем уж редко, за свой особый дар чуять след ранее наложенных заклятий, – Рассказывай, девочка.
– Здесь кто-то наговаривал нифрил несколько дней назад. До того как сюда пришли Лисы.
– Ну… это может быть и случайным совпадением… а может, и нет. Давай предположим… – он начал рассуждать, – …предположим, что кто-то мог прийти раньше и поставить для Лисов маяк… ты ведь об этом подумала?
– Об этом.
– Во-от. А это значит, он знал, где пойдет Подорожник, подготовил место засады и призвал Лисов. Мы должны это проверить.
– Слушай, Ясень. А ведь действительно. Обычно Лисы, как сделают грязное дело, прямиком чешут на север. Отсиживаются там в своих любимых лесах. А тут часть из них пошла на запад. А ведь это риск. Зачем они отправились в сторону фронта?
– Молодец, девочка. Соображаешь, – похвалил Ясень, – Я думаю, дело так было. Заказчик навел Лисов, а сам, чтоб не оставить своего следа на месте убийства, ушел в какое-то заранее оговоренное место.
– То есть он сидит в какой-нибудь таверне и ждет, когда Лисы принесут ему камень?
– Наверно так. Если уже не принесли.
Некоторое время они сидели молча, обдумывая сложившуюся картину. Наконец, Ясень заговорил.
– Ну, что ж. Мы должны попытаться выследить этого предполагаемого заказчика. По запаху мы его определить не сможем. Но зато у нас есть твое замечательное чутье на нифрил.
– Значит, идем на запад?
– Ты идешь на запад, – поправил ее Ясень, – У нас нет никакой уверенности, что мы его выследим. Возможно, он уже расплатился с Лисами и удирает, сверкая пятками. И нет никакой уверенности, что он и дальше будет пользоваться нифрилом.
– А ты куда пойдешь? – в голосе Ольхи затрепетала растерянность.
Ясень вполне осознавал ее чувства. Он тоже когда-то был юнцом, получившим первое собственное задание.
– Значит так. Твоя задача – разведка. Близко к противнику не приближаться. На глаза не попадаться. В общение не вступать. Себя ты выдать не должна ни в коем случае. Обо всем докладывать по связи. Понятно?
Ольха шумно выдохнула и сказала:
– Понятно.
– Вот и хорошо. А я попробую нагнать Лисов, которые двинули на север. Скорее всего, они будут дожидаться тех, что отправились передавать камень заказчику. Так что, далеко уйти не должны. Все. Теперь спать. С рассветом выдвигаемся.
– Ясень, их ведь пятеро…
– Да хоть двадцать, – отмахнулся Ясень и похлопал висящий на поясе черный клинок, который он называл «решателем задач».
Когда они уже улеглись у догорающего костра и завернулись в одеяла, Ольха вдруг снова заговорила:
– Ясень.
– Ну чего еще?
– Почему Верес позволяет забирать наших парней на войну?
– Ох. Сама ведь знаешь. Он связан подчиняющим договором.
– Так ведь сто лет уже прошло! Сколько можно помогать этому жадюге Азум-хану?
– Тут не в одном хане дело. Лучше противостоять кошачьему альянсу у среднего моря, чем позволить ему прийти в наши земли. Вот тогда точно беды не оберешься.
– Почему тогда Верес ничего не делает?
– Что значит, ничего не делает? Он держит нейтралитет.
– Это еще что за зверь?
– Нейтралитет – это не зверь. Это означает, что князь не ввязывается в войну напрямую, а только оказывает вынужденную помощь в рамках договора. И поверь, в текущих условиях – это лучшее для нас положение вещей. Хорошо еще, Верес добился от хана, чтобы наши парни сначала проходили подготовку в военном лагере.
– А в этом военном лагере их обучают военному делу?
– Ну, за три месяца матерых воинов из них не сделают. Но, по крайней мере, покажут с какой стороны браться за копье и дадут понюхать боевых проклятий. Теперь все. Спать. Завтра трудный день. И кстати, девочка, – Ясень добавил в голос строгости, – Имей в виду, если там с тобой что-нибудь случится, Верес с меня шкуру спустит!