Дмитрий Олегович Муллин
Как Гломп принцессе мужа искал
– Вот скажи!
– Что сказать? – Поинтересовалась Эмилия, потому что Гломп сказал только это во время очередной стоянки.
– Скажи, откуда знаешь про лошадей, откуда знаешь общий язык, откуда умеешь читать? Откуда все это? И почему ты такая?
– Какая? – Посмеивалась Эмилия.
– Я думала, вы давно знаете друг друга! – Удивилась Эйрата.
– В этом есть только доля правды, – ответила Эмилия. – Я знаю Гломпа с рождения, когда я только родилась, он уже бегал по пятам моего отца. Правда в том, что я никогда не видела и не знаю своей матери, говорят, я похожа на нее.
– Да-а-а-а-а! – Вяло протянул Гломп. – Она все время ходила по окраинам нашего города, постоянно где-то прогуливалась. Я помню то время, когда постоянно должен был за ней ходить. Это были самые тяжелые дни в моей жизни, я все ноги оттоптал! И даже бегал! Я думал, что никогда не наберу себе живота!
– Ахахахаха! – Посмеялась Эмилия. – Так вот почему ты был самым худым, Гломп.
– Еще бы, я в то время столько ходил и думал, что однажды мой живот прилипнет к спине! Вот настолько я был худым! Представляете! – Фыркнул Гломп.
– Да. – Подтвердила Эмилия. – Но вскоре после моего рождения, моя мать пропала. Она просто исчезла.
– Ушла и не вернулась, – уточнил Гломп.
– Именно так.
– Только не говори, что ты все это затеяла, чтобы найти мать! Столько лет прошло! Да и надо было бы искать в лесу!
– Нет! – Обрезала Эмилия. – Мы не ищем мою маму. Я ее нашла давно! – Гломп просто занемел. Он выпучил глаза и не знал, что сказать, разве что Эмилия тронулась умом.
– Когда моя мать исчезла, меня мой отец передал Гломпу, старшему советнику, он же, в свою очередь, передал меня другому, тот следующему и так до бесконечности. Никто не хотел занимать мной, и никто не хотел за мной присматривать. Я могла делать все, что мне удумается, и даже никто не думал меня останавливать, всем попросту не было до меня дела. Сперва я излазила весь свой дом, потом, как набралась храбрости, исходила все наше поселение, я побывала в каждом доме, мое любопытство не знало границ, и я изучала, все что попадалось под руки. Однако знаний в нашем поселении было настолько мало, что мне нечем было заняться уже к семи годам. Я нашла книги, но никто их не умел читать. Поэтому я решила изучать окрестности нашего поселения и так постепенно к десяти годам я добралась до леса. – Эмилия замолчала и посмотрела на Гломпа. – Именно там, изучая лес, я и встретила мать. Сперва я не поняла, что это она, но мне было так интересно встретиться с живым человеком за пределами нашей деревушки, что я просто не удержалась и начала болтать без остановки. Вы были настолько ленивы, что не стали искать мою мать за пределами собственного забора, поэтому она поселилась там в лесу. Она настолько увлеклась жизнью в неизведанном месте, что потеряла счет времени. – Эйрата как-то осуждающе посмотрела на Эмилию и Гломпа. – Не переживай, – заметив этот взгляд сказала Эмилия. – У уралийцев не принято возиться с детьми. Она научила меня многому: стрелять из лука, шить и даже строить временные жилища! Она научила меня выживать в лесу и приручать диких животных, а так же ездить верхом.
– Что ж ты у нее не осталась?! – Удивился Гломп.
– Это не было моей целью. Она выбрала жизнь в лесу, и это был ее дом, но не мой. Я же хочу посмотреть мир и найти свое место. Свой дом.
– А общему языку тебя тоже она обучила? – Поинтересовалась Эйрата.
– Не совсем, – сказала Эмилия, и ее лицо изменилось, она словно вспомнила что-то неприятное, то от чего не хотелось продолжать разговор, и это все поняли и перестали расспрашивать, а она перестала рассказывать. Спустя какое-то время все легли спать.
Утро выдалось как никогда удачным. Теплые лучи солнца освещали зеленую траву и прогревали землю, свежий воздух доносил ароматы природы, даже Гломп вскочил на ноги, не дожидаясь того момента, когда его начнут распихивать и расталкивать. Он уже сам разминал свою спину, готовясь к утренней скачке.
– Ну что, поехали? – Весело спросила Эмилия, и они, вскочив на лошадей, помчались вперед, Гломп даже старался не закрывать глаза и иногда получал удовольствие от такой езды.
Плавно трава отдавала свои пространства, и все чаще попадался голый песок, чем дальше они скакали, тем меньше было какой-то бы ни было растительности, и тем чаще вырисовывалась голая, песчаная степь. Наконец впереди стали вырисовываться очертания каких-то развалин и все мысленно поняли, что им именно туда.
Это были удивительные развалины, не тем, что они часто могли видеть, развалины, но то, что они видели, захватывало дух. Это были не каменные и даже не кирпичные развалины, это были стальные развалины, где-то сталь все еще сияла былым блеском, где-то она проржавела и утонула в земле, можно было примерно обрисовать то, что находилось когда-то на этом месте.
Эйрата готова была поклясться, что это была фабрика, вот только сейчас она не припоминает мест, где бы стояли фабрики и еще бы работали…
Поговаривают, что раньше были не простые маги, а маги-инженеры, когда-то гномские народы им выковали шестеренки и трубы, а маги-инженеры с помощью своих навыков построили эти заводы, поговаривают они замахнулись на немыслимое: они из песка и глины пытались создать жизнь! Во времена той самой войны, когда не хватало солдат, когда некому уже было делать тяжелую работу, они пытались создать новых людей! Големы – искусственные создания, она их никогда не видела, но сама мысль о существовании такой твари приводила в ужас.
И вот теперь они шли по рухляди и пытались представить, как все это работало в свои лучшие года.
Наконец они услышали небольшой скрежет, как будто кто-то ударял камнями друг о друга, и они аккуратно пошли на звук. Формируя небольшой круг в небольшой по размерам бывшей комнате, стояло около девяти големов, на полу валялись остатки их собратьев, эти же по кругу, словно часы с завидной точностью и монотонностью действия, одной рукой отрывали другую каменную руку и передавали по кругу, потом так же синхронно второй рукой вставляли первую на место и уже ей отрывали какую-то другую часть своего тела и передавали следующему. Они отрывали свои каменные ноги, руки, части груди и даже головы и так передавали, вставляли и вновь отрывали и передавали.
Данное действие завораживало и вводило в какой-то транс, наши герои стояли молча и не знали, сколько времени так стоят, пока в какой-то момент Гломп не спросил.
– Зачем они это делают? – Ответа никто не знал.
– Наверное, они пытаются отыскать свои части. – Неуверенно сказала Эйрата.
– Да… – протянул Гломп – судя по валяющимся на полу големам, они этим занимаются до тех пор, пока не развалятся и не превратятся в пыль.
– А они… Вообще… разумны? – С паузами, пытаясь сформулировать свой вопрос, поинтересовалась Эмилия.
– Кто знает, – спокойно ответила Эйрата.
– Так, давайте отсюда поедем, – выговорил Гломп. – Я не собираюсь спать при этом действии, я попросту не засну. Это же ужас какой-то!
С ним мысленно все согласились. Ведь вряд ли големы останавливались на сон или обед. И, оседлав своих коней, они направились отсюда далее. Благо после еще трех часов езды вдали появился небольшой забор, а это значит, что там имеется жизнь. Все обрадовались, потому как отогнали от себя мысли об этой груде бесполезности, и каждый перестал считать себя таким же, как эти големы. Потому что каждый из них делал по своей сути такие же бесполезные действия и проживал никчемную жизнь, находясь в постоянном поиске себя и своего места. Как это не странно, даже Гломп почувствовал в этих големах что-то родственное и даже ужаснулся от этой мысли.
Вислоухие худыхи.
Можно многое простить миру, можно ему простить холодную чашку супа в обед, надоедливых мошек, что облепили лицо, холодную постель, есть вещи, которые намного серьезнее, допустим, прерванный сон, перегорелая еда, намозоленные ноги или ужасное настроение. Гломп думал, что он прошел через все виды унижений и неудобств за это время, однако мир умеет удивлять и в свойственной для него манере подкинул еще одну горсть грязи за пазуху, а точнее, даже в лицо.
В этой небольшой деревушке, к которой прибыли наши друзья, был унижающий обряд прохода в деревню. Все дело в том, что у них было всего два прохода, для людей и для телег, и вот проход для людей был узок и рассчитан на каких-то плоских созданий, в итоге Гломп не смог протиснуться в эту щель, сколько бы не втягивал в себя живот, и был вынужден проходить через вход, предназначенный для телег. Такого унижения он еще в своей жизни никогда не испытывал.
В этой ужасной деревне был культ худобы и все толстые люди, имевшие живот, открыто высмеивались и презирались, впервые Гломп почувствовал себя не объектом обожания, а уродцем.
– Да как они просто посмели! – Ворчал Гломп. – Это как понимать? Я! Я! Великий советник короля – некрасивый? – Эйрата лишь улыбалась на его слова, а Эмилия не слушала. – Чтобы ты понимала! – Обратился Гломп к Эйрате. – Я самый красивый уралиец из всех уралийцев, да за мной толпы поклонниц ходили! И чтобы меня посчитали одним из уродцев! Да это просто возмутительно!
– А ты никогда не думал, что у всех разные стандарты красоты? – Просто произнесла Эмилия.
– Почему я это должен вообще понимать!
– Знаешь, когда я жила в нашей деревне, я каждый день ощущала себя какой-то странной, – ответила Эмилия.
– Но ведь ты и была странной!
– Зато теперь странный ты.
– Может быть, я единственный здравомыслящий человек в этой деревне! – Провопил Гломп и замолчал на какое-то время. – Лучше скажи, что мы тут забыли и сколько еще будем находиться?
– По-хорошему нам надо бы набрать запасов, – начала говорить Эмилия, – но мы можем попробовать найти работу. Кто его знает, сколько нам надо будет еще ехать до следующей деревни и сколько на это может уйти средств.
– Почему нам надо работать?.. – Плаксиво протянул Гломп, хоть и сам понимал, что им не помешали бы средства, просто ему не нравилось находиться в этой вонючей деревне.
Как уже было сказано, это была деревня, в которой обитали вислоухие, это был небольшой народ, если его вообще можно было назвать народом. Когда-то они были многочисленны, но их быт и события прошлых лет значительно сократили их численность. Все дело заключалось в том, что они были очень самолюбивы и презирали не то, что окружающих, они очень высокомерно относились даже к своим собственным сородичам. В чем же заключался секрет их самолюбия? Ну, во-первых, они были достаточно высокими, худыми, их кожа просто сияла на солнце, и многие народности считали их очень красивыми, во-вторых они достаточно долго жили, а их кожа сохраняла свежесть, единственное, что у них менялось с годами – длина ушей, именно по это длине можно было понять, какого возраста вислоухий перед тобой, если длина доходила до плеч, значит, этот вислоухий прожил долгую жизнь, а благодаря долголетию их все стали считать очень мудрыми созданиями, что, естественно, было не так, скорее они становились жуткими консерваторами. Все знают простой секрет природы: чем дольше живет создание, тем меньше за эту жизнь оно оставляет потомства, чем короче жизнь, тем больше оно плодится, и, если следовать этой теории, вислоухие практически не плодились. Они вообще предпочитали жить в уединении, однако уединение может сводить с ума, именно поэтому они собирали небольшие деревеньки, к тому же им надо было что-то есть и во что-то одеваться, а вот работать тяжелым трудом они вообще не любили, это было ниже их достоинства, именно поэтому они впускали в свои деревни путников, чтобы обменяться товаром, либо чтобы приобрести чернорабочего.
Чем же занимались вислоухие? Естественно, искусством и философией. Каждый был либо скульптором, либо художником, либо словоблудом, либо философом, иногда среди них встречались ремесленники.
Естественно, никакого трактира или гостиницы в этой деревне не было, и Эмилия просто ходила от одного дома до другого, спрашивая, не нуждается ли хозяин в работниках.
Получив достаточно отказов, что, естественно, радовало Гломпа, ведь с каждым новым отказом у него укреплялась надежда на то, что Эмилии это надоест и они покинут это жуткое место, но Эмилия не сдавалась и упорно стучала в новые двери. И вот в какой-то там раз ей ответили положительно. Довольная собой, она выскочила из дома и позвала друзей. Они вошли в небольшую хижину, и пред ними предстала такая же, как и все, высокая, молодая, светловолосая, милая на лицо девушка с ушами, которые едва сравнивались с подбородком.
– Меня зовут Эйла, – сказала она.
– Это – Эйрата, а это – Гломп, – ответила Эмилия.
– Очень приятно. – Учтиво сказала Эйла и жестом руки предложила им присесть.
– У вас есть для нас работа? – Поинтересовалась Эйрата.
– Скорее, – стала отвечать Эйла, – у меня имеется просьба, за которую я могу с вами расплатиться.
– Мы вас слушаем, – сказала Эйрата, отчего-то она взяла верх этой беседы, и Эмилия спокойно отошла на второй план.
– Все дело в том, что я уже давно не получала никаких вестей от своего брата, он, конечно, и так частенько увлекался своей работой и забывал мне отправлять письма, но сейчас я начала волноваться.
– Чем же занимается ваш брат? – Уточнила Эйрата.
– Он изучает и систематизирует все живые организмы, обитающие в нашем лесу.
– То есть он в лесу проживает? – Уточнила Эйрата.
– Да, у него имеется там хижина.
– Мы можем найти эту хижину? Вы знаете ее расположение или у нас будет карта? – Неумолимо уточняла Эйрата.
– Я планировала последовать с вами, я знаю, где она находится, – спокойно отвечала Эйла, понимая необходимость данной беседы.
– Почему вы не сходили туда одна?
– Это лес, – сказала Эйла, и в этом ответе звучало все.
– Хорошо, – одобрительно ответила Эйрата. – Сколько же лет тому назад отправлял вам письмо ваш брат? – Эйла задумалась, минуту помолчала и ответила.
– Пожалуй, последнее письмо от него я получала лет восемьдесят назад или около того, – Гломп чуть не упал с дивана и почти что захлебнулся слюной. Однако на него никто не стал обращать внимания.
– Как вы с нами расплатитесь? – Поинтересовалась Эйрата.
– Советом.
– Советом! – Выпалил Гломп. – Ха! Я вам сам могу целую кучу советов надавать!
– Простите моего друга. – Тут же вступила Эмилия. – Мы более материальные создания.
– Понимаю, – снисходительно качнула головой Эйла. – Тогда я могу вам дать небольшую скульптуру. – Гломп уже был готов выкинуть еще что-то, но Эйрата его опередила.
– Хорошо. Этого будет достаточно. Можем ли мы провести у вас несколько ночей перед отправкой? – Эйла подумала и дала свое согласие.
Она поселила их на втором этаже своего жилища, где все улеглись довольные на простые деревянные постели, по которым успели соскучиться.
– Я вообще не понимаю, зачем нам какая-то скульптура! – Наконец выразил свое накопившееся недовольство Гломп.
– Скульптуры, сделанные вислоухими в другом мире, считаются редкостью и их с большой охотой скупают торговцы.
– Я вообще не понимаю, какой прок от этих скульптур, зачем они вообще нужны. Зачем эти ушастые тратят свою жизнь на такие бесполезные вещи?!
– А на что бы ты потратил свою жизнь, будь у тебя столько лет за плечами? – Поинтересовалась Эмилия и Гломп, не задумываясь, ответил.
– На удовольствия. – Эмилия громко рассмеялась, но Гломпу было все равно, он уже давно привык, что его мудрость эта девушка воспринимает как плоские шутки. Он просто решил потратить свое драгоценное время на то, чтобы как следует отлежаться в кровати хотя бы эти два дня.
Самое главное в планировании – это слепо следовать своему плану, не отступая от его пунктов ни на шаг, и, если ты решил лежать на кровати два дня, то ты и лежишь, главное, договориться с Эмилией о пропитании и все. Гломп лежал уже два часа, не считая ночи. У него было время подумать о том, почему он все еще куда-то идет, но самое главное, у него было время подумать, а куда они идут сейчас? Путешествие должно, нет, просто обязано иметь какую-то конечную точку, какой-то видимый результат, ведь в противном случае они даже не поймут, когда им надо остановиться, чтобы восстановить свои силы.
Поймав себя на том, что он мыслит вместо того, чтобы спать, он искренне возмутился и повернулся на бок, точно решив уснуть. Раньше, чтобы заснуть у Гломпа не было никаких проблем, не возникало даже никакого вопроса о том, чтобы бодрствовать, но теперь он не мог просто взять и уснуть. Сон упрямо не лез ему в голову, а вместо этого голова полнилась какими-то дурацкими мыслями. Он повернулся еще раз, потом еще раз, и у него окончательно устало тело лежать. Злости и возмущению не было никакого предела, как это тело, которое просто предназначено для сна, отказывалось от этого дела!
Он встал, размял спину и начал ходить по комнате из стороны в сторону. Потом вновь лег на кровать, но сон не шел, а находиться одному в комнате было скучно до невозможности. Он злобно выдохнул и направился вниз.
Эйла сидела в зале и ваяла какую-то скульптуру, Гломп цыкнул, не понимая, зачем вообще можно тратить свое время на какие-то бесполезные произведения искусств.
– Зачем ты это делаешь? – Поинтересовался он.
– Делаю что? – Удивилась Эйла, у нее в голове не было такого вопроса, она делала скульптуру просто потому, что делала, для нее это было что-то сродни завтраку или прогулке, она не вкладывала в это действие никакого смысла, она просто делала скульптуру. – Просто.
– Я не понимаю, зачем тратить свою жизнь на такую ерунду! – Проворочался Гломп.
– А на что ее можно тратить без зазрения совести? – Поинтересовалась она, и он хотел было уже ответить, обычно у него ответ всегда держался за зубами и только ждал своей возможности вылететь, но в этот раз из надутых щек вышел только глубокий выход. Он замолчал и сел, рассуждая, а на что действительно он мог бы потратить свою жизнь. Обычные вещи, такие как сон и еда, уже не казались ему настолько значимыми вещами.
– Дети! – Радостно воскликнул он, он нашел то, что крутилось в его голове, и было неоспоримо, как сама ценность существования жизни.
– Это действительно хорошее дело, – ответила Эйла так, словно ожидала этого ответа. – Моим детям в этом году исполнится сто пятьдесят лет, моим внукам пятьдесят, я думаю, что свою роль как бабушка я выполнила лет тридцать назад или ты считаешь, что я обязана воспитывать и правнуков? Или ты думаешь, что я обязана плодиться безостановочно?
– Нет, я так не думаю. – Гломп вообще не ожидал такого ответа и поэтому сейчас он действительно не думал и находился в растерянности.
– Тогда на что я должна тратить свои длинные года? – Спокойно спросила Эйла. Гломп замолчал. Он смотрел, как из кусков глины она ваяет какое-то изделие, как глина в ее руках превращается в произведение искусства. Он ничего не понимал в искусстве, но то, что он видел, было красивым, вообще он хотел говорить, но не знал, о чем говорить. Спустя какое-то время он не выдержал и просто разворчался.
– Я не понимаю, почему мы молчим! Я не понимаю, почему мы вообще должны вот так сидеть и молчать! Я не понимаю, почему ты так долго живешь и лепишь эту глину! Мне не нравится эта деревня! Люди попросту не должны так жить! – Эйла лишь снисходительно улыбнулась.
– А как должны жить люди?
– Я не знаю, как должны жить люди! Но уж точно не так! – Выпалил он и вновь замолчал.
– Вот и я не знаю. – Подытожила Эйла и продолжила. – Вы все время говорите люди… А кто такие люди?
– Мы! – Возмутился Гломп, дожили, неужели надо еще как-то доказывать кому-то, что он, рожденный уралиец, человек! – Я человек, ты человек, мы все люди!
– Хахах, – посмеялась Эйла. – Забавно, как все быстро уходит из памяти. – Сказала она. – Ни ты, ни я не человек, люди – это такой народ, что жил на всех этих землях задолго до всего произошедшего. Это была такая раса, многочисленная и очень амбициозная, остатки этой расы вы, быть может, встречали в других поселениях, чернокнижники, маги и другие. Именно они люди, но так как их всегда было большинство, все стали друг друга называть людьми. Это слово стало чем-то определяющим разумность создания, если создание говорить и мыслит, значит, оно человек.
– Зачем мне это знать! – Буркнул Гломп.
– Ты же возмущался тому, что мы не разговариваем, вот я говорю, мне замолчать?
– Нет. Уж лучше сказки слушать, чем молчать. И к чему это ты заговорила про людей?
– Ни к чему. У этого монолога нет никакого смысла, я просто услышала слово и стала говорить. У меня много времени, и я в какой-то момент стала лепить из глины, так как я это делаю, на протяжении десятилетий мое мастерство растет, но у этого тоже нет никакого смысла. Так и у жизни и ее течения нет никакого смысла, она просто идет, протекает, словно река, и все. Жизнь не сложная штука, все намного проще.
– Звучит как-то мудрено, но почему-то кажется, что ты не права. – Эйла вновь улыбнулась.
– Быть может, ты прав. – Спокойно ответила она. – Искать смысл в происходящем, тоже имеет какой-то смысл, как и наделять вещи или какое-то дело определенными смыслами, иначе просто скучно жить. Если все бессмысленно, тогда и ты становишься не важным, а любому существу разумному важно чувствовать себя значимым.
– Звучит как-то отвратительно, – Эйла улыбнулась и продолжила лепить свое изделие.
– Почему ты живешь здесь? – Поинтересовался Гломп.
– А где мне жить? – Спросила она.
– Что за дурацкая привычка отвечать на вопрос вопросом. Можешь жить в канаве, раз на то пошло! – Эйла улыбнулась.
– Здесь тихо. – Ответила она. – Когда ты живешь слишком долго и успеваешь за одну жизнь побыть и воином, и творцом, и женой, и бабушкой, и земледельцем, и ремесленником, и бедным, и богатым, в итоге ты хочешь найти удаленное место и найти покой, то место, в котором время вязнет и становится единым целым, то место, где года плывут над головой незаметно. Это такое место.
– Я, кажется, начинаю понимать, за что вас вислоухих никто не любит! – Фыркнул Гломп и замолчал окончательно.
Спустя какое-то время в дом вошли Эйрата и Эмилия, Гломп был счастлив их видеть как никогда раньше.
– Где вы все это время были? – С порога проворочался Гломп.
– Тренировались! – Спокойно ответила Эмилия, словно она тренируется каждый день. – Мы направимся в лес, и там могут нас ждать любые неприятности.
– А ты что не спишь? – Поинтересовалась Эйрата, Гломп, кажется, покраснел.
– Не спится. И вообще завтра я пойду с вами на тренировку! – Эмилия и Эйрата округлили глаза и как-то загадочно улыбнулись.
– В таком случае тебе надо будет поменять свой измученный халат, на что-то более удобное. – Произнесла Эмилия.
– Я могу сшить вашему другу одежду. – Сказала Эйла, но никто не стал уточнять, умеет ли шить одежду эта вислоухая, и когда у нее появились подобные навыки. Даже если бы она сказала, что сможет за ночь выковать доспех, все бы промолчали, потому как, кто их знает этих вечно живущих созданий…
Когда все проснулись, а на удивление Гломп встал наравне со всеми, внизу его уже ждала Эйла с новой одеждой в руках. Он нехотя снял свой затасканный, но излюбленный халат и надел штаны и рубаху, было неприятное чувство, что одежда облепляет тело, так словно у него появился второй слой кожи, но спустя какое-то количество ворчаний и недовольств, он все-таки решился походить в этой ужасной одежде рабочих и земледельцев.
После всего произошедшего он к удивлению Эмилии отправился дальше на улицу с ними и на лугу за деревней взял в руки небольшой клинок!
– Я тебя не узнаю, Гломп! Ты меня пугаешь… Ты что заболел! – Посмеиваясь, сказала Эмилия.
– Смейся-смейся девчонка! – Ответил он. – Но когда я тебе надаю этой железякой, посмотрим, как ты будешь рыдать! – Огрызаясь, произнес он. – Ну! Что делать! – Обратился он к Эйрате.
– Пока защищайся, как сможешь! Потом поймем, что делать. – Сказала она и начала нападать.
Однако после первого удара весь настрой и небывалый пыл у Гломпа исчез, он инстинктивно сделал пару шагов назад, упал с ног, выронил клинок и вытаращил глаза.