Дмитрий Цымбал-Ерохин
Ночное бдение
– Пресвятая Дева Богородица, пошли на помощь святые легионы, чтобы они под Твоим руководством, Твоею силой преследовали адские силы, везде с ними сражались, отбили их дерзкие нападения и ввергли их в бездну!
Прошла четверть часа, или все три часа – Герхард того не знал. Крепясь с болью в коленях и пояснице, он отходил от круга лишь за новой лучиной и только, когда старая начинала жечь пальцы. Свечи меж тем изливались восковыми нарывами, уменьшались и предательски таяли, грозясь оставить своего кормителя в темноте. Рыцарь трясся в такт собственной тени, кидавшейся по стенам в неверном свете, но продолжал выуживать из памяти одну молитву за другой. Или же убеждал себя в том, что вспоминает, когда на деле лепил строки из разных гимнов и псалмов в один ком, которым и удерживал рассудок в кружащейся от потрясений ночи голове.
Доски пола под баварцем со скрипом закачались морскими волнами. В открывавшихся и захлопывающихся зазорах Герхард Вайцер несколько раз до крови прищемил пальцы. Стон ветра из-под крышки гроба едва не погасил круг, разорвав его в нескольких местах. Герхард, заплетаясь в собственных руках и коленях, опрокинул подсвечник, который моментально погас, не дав заняться пожару, которому рыцарь уже был бы рад. Он схватил из светца последнюю лучину, с которой бросился в столь отчаянный бой, каких не встречал с копьем наперевес. Сколь бы яростно запертый дух не рвался наружу, пуще ему упрямился Герхард, моливший теперь о том, чтобы свечей хватило до лауды.
Усталость рвала мышцы Герхарда. Догорающая лучина стала непомерно тяжелым грузом разбитым рукам. Гроб застыл также неожиданно, как загрохотал и все затихло. Герхард, мучаясь от боли в затекшей шее, посмотрел на окна и обомлел. На стеклах розовел отблеск рассвета, золотивший стены молельни. Ноктюрн завершился. Наступала лауда. Святым, апостолам и Богоматери с младенцем вернулись праведные лики. Со скрипучим стоном Вайцер поднялся на одеревеневшие ноги и перекрестился. Из его ослабевших рук выпала лучина.
И погасла.
Померкло зарево за окном, потухли свечи. Со стены слетело святое распитие, а следом с гвоздей посыпались нательные кресты. Коварный демон, насмехаясь, обманул Герхарда Вайцера. С грохотом рухнули цепи и замки. Тьма разверзлась перед аметистовым светом, струившемся из распахнувшегося гроба. Рыцарь уперся спиной в запертую дверь. Он хватился оберега бретонской ведьмы, но мешочек из савана самопроизвольно развязался и кости черного петуха покатились по полу. Они собрались в птичьи ноги и посеменили прочь, но рассыпались через мгновение, так и оставшись лежать, будто на тарелке после пира. Дрожащими руками рыцарь извлек нательный крест, крепко сжав его в одной руке, в то время как вторая стискивала меч.
Из недр гроба словно по ступеням поднялась молодая девушка манящие очертания тела которой проглядывались через тонкую камизу. Густые волосы медовой рекой разливались по острым плечам сероокой девушки. Герхард Вайцер оторопел. Чем дольше баварский рыцарь всматривался в её молодое лицо, тем явственнее образ превращался в покойную жену. Любовь всей его жизни, редко выпадавшая дворянам, которая не смогла разрешиться от долгожданной беременности.
В черном гробу неутешно заплакал ребенок. В сердце Герхарда что-то шевельнулось.
– Пойдем, – елейным голосом позвала супруга. – Твой сын ждет тебя. Он ждет нас.
– Но вы умерли…
– Иди ко мне, Герхард. Мы будем вместе.
Каков бы ни был соблазн, Вайцер не мог поверить в то, что перед ним стояла давно покинувшая мир живых супруга. Навернувшиеся на веки жемчужины слез на мгновение ослепили его. А когда рыцарь смахнул их, перед ним воплощением ослепительной чистоты предстала сама Дева Мария. Запертая в страшной обители трусливым Михаэлем фон Брайдэ и лживым ночным сторожем. Ласковая улыбка женщины вселяла в него уверенность, дарила спокойствие. Тонкая рука тянула к нему свои пальцы. Их разделял один шаг.
«На воскрешение Богородицы не слетается нечисть, – мелькнуло в голове рыцаря. – И не смердит серой».
Демон услышал эти мысли. Сияние лица сменилось гранитной серостью. Глаза наполнились бездонной пустотой существа, чью душу изъели утробы Преисподней. Молельня погружалась во мрак. Баварец сжал крест, который обжигал ладонь проказами Дьявола. Герхард Вайцер на подкашивающихся ногах со взмахом меча бросился вперед и утонул во тьме.
