Дмитрий Цымбал-Ерохин
Ночное бдение
Действие первое
Темный лес
Дыханием ночи холодный ветер проскальзывал в сочленения лат и гонял мурашки по телу рыцаря. По обеим сторонам тропы с одиноким всадником смыкался лес. Рыцарь не гнушался прибегнуть к заступничеству, которое строго порицала церковь – латная перчатка сжимала амулет ведьмы: завернутые в кусок савана кости черного петуха, зарезанного в канун Дня Всех Святых. Колдунья заверяла рыцаря, что оберег отгонит порчу и нечисть. В Баварском лесу нечисть обитала. Как и во всех лесах, озерах и болотах, издавна считавшихся логовами потусторонних сил.
Трясясь от укусов ветра, баварец Герхард Вайцер недобро вспоминал барона. Его Милостью рыцарь отправился в дебри вслед за пропавшим гонцом, которого посылали в недавно захваченный замок Айнзидлерхёле. «А вдруг и я пропаду?», – размышлял рыцарь, ерзая в седле. – «Сдалась ему эта затерянная в глуши крепостица, где нередко пропадают люди?». Не было у рыцаря даже собеседника, за болтовней с которым он мог отвлечься от шорохов леса. В мимо плетущемся пейзаже суеверному Герхарду мерещился то косматый шрат1, на деле оказавшийся хвойным кустом, то бледнеющий нахцерер2, клацавший клыками, коем служило всего лишь иссушенное дерево, об которое билась на ветру сломанная ветка. На пригорке, увенчанном изъеденными червями ведьмином кругом, рыцарь не стыдясь осенил себя крестным знаменем той же рукой, в которой сжимал колдовской оберег. С минуту на минуту, как считал Вайцер, сюда сползутся костлявые вихты и темные альвы, чтобы в пляске и оргиях славить ложных богов Баварских лесов, чьи имена первые проповедники огнем и мечом выжигали и вырезали из памяти язычников.
Плюмаж на шлеме задел низколетящий филин, которого Герхард в неверном свете луны принял за нетопыря. Боевой конь, чувствуя тревогу хозяина, недовольно фыркнул и сам нырнул в лес, бредя по теряющейся в папоротнике тропе. Рыцарь не осмелился обернуться на ведьмин круг, преследуемый студенистыми взглядами и ледяным ветром. Для Герхарда, как для дневного жителя, ночью все переворачивалось с ног на голову, приобретало потусторонний облик и выглядело неестественным. Как и неестественным ему казалось то, что основатели замка Айнзидлерхёле забрались в баварскую глухомань, когда вокруг столько оживленных дорог и рек, а между ними толкались границами деревни и города.
Поносить барона у Герхарда не было сил, поворачивать назад уже не имело смысла, потому что до замка путь был ближе, чем до окраин леса. К тому же, позади раскинулся ведьмин круг, притягивающий нечистую силу. В спутавшихся мыслях рыцарь поминал святых покровителей, да покрепче сжимал ведьмовской талисман – что-нибудь из этого уж должно помочь ему в борьбе со страхами ночи. Баварец позабыл о нетопырях и лесных духах, когда из-за скрывавших поворот тропы сосен в спор с тьмой вступил свет фонаря. Незнакомец слепил бликам и покачивался навстречу Герхарду. Тревожные мысли уложили руку рыцаря на меч. Он окликнул низкого бродягу, чей силуэт маячил за светящимся ореолом. Тот молчал.
– Следующий вопрос я задам, приставив тебе лезвие к глотке! – крикнул Вайцер, влив в голос сталь.
– О, что? – ответил мужской голос.
«Вот так всегда, – мелькнуло в голове баварца. – Никто не понимает по-хорошему».
– Я слаб слухом, – продолжал незнакомец с фонарем.
– И умом, раз бродишь в такой час в одиночку. Кто такой?
– Ночной сторож из Айнзидлерхёле. Иду возжечь придорожный фонарь. Я встречаю и сопровождаю путников.
«Как же! Придорожный фонарь, встреча путников в никому не нужной глуши. Ещё б сказал, что к покаянному камню помолиться вышел. Либо колдун, либо разбойник».
– Ну давай, зажигай.
Светящейся точкой незнакомец несколько шагов пролетел в темноте и от него родился второй огонек в фонаре, установленном на длинной жерди, которую рыцарь ранее не заметил. Герхард ухмыльнулся, убрал руку с меча и запрятал ведьмовской талисман, да поддал коня к ночному сторожу, чтобы разглядеть его. Это был мужчина лет сорока, из-под капюшона выступал мясистый нос. Незнакомец взирал на рыцаря с такой же долей опаски, с какой долей недоверия смотрел на него Вайцер. Долгого взгляда сторож на себе не выдержал, как если бы боялся, или просто от природы был нелюдим. Фонари бросали скупой свет, пытаясь дотянуться до земли, но темнота густо укрывает её.
