Дмитрий Геннадьевич Колодан Мертвый лес

Во дворе

Выйдя из Кухни, Ива хотела сразу отправиться на Чердак, но вместо этого ноги понесли ее на крыльцо и дальше – во двор. Не иначе как после жара Кухни тело взбунтовалось и затребовало свежего воздуха. Конечно, снаружи тоже жарко, но там хотя бы можно дышать, не рискуя при этом сжечь себе горло и легкие.

Некоторое время Ива стояла под покосившимся навесом, прикрыв глаза и подставив лицо сухому ветру, дувшему со стороны леса. Воздух пах горячей смолой и хвоей, где-то в чаще затрещал дрозд. Только когда высохли вспотевший лоб и виски, а платье отлипло от спины, Ива двинулась дальше, ступая босыми ногами по колючей и ломкой траве. Она шла на цыпочках, широко раскинув руки и представляя, будто она вовсе не идет, а летит. Всё испортили чертополохи: кто-то из мелких поганцев дернул ее за подол. Ива запнулась и едва не кувырнулась через голову, а потом долго чертыхалась вслед разбежавшейся хихикающей мелюзге.

Из-за дома доносился ровный стук топора – Юстас рубил хворост для камина, распевая песенку про золотые локоны неведомой девицы. Ива хотела пойти к нему и, может быть, чем-то помочь, но вместо этого прошла до самой ограды и развернулась к Дому.

Некто Тощий сидел на коньке крыши, двумя руками обхватив стойку флюгера. Сидел в нелепой позе, так, что колени оказались на уровне ушей. Снизу Ива не видела его лица, только темный, четко очерченный силуэт. Она подняла руку и помахала ему, однако человек-птица то ли не заметил ее, то ли проигнорировал. Она перевела взгляд на чердачное окно – показалось или нет, будто за стеклом мелькнуло белое лицо одного из Младенцев? А может, кого-то еще…

Стук топора прекратился, а минуту спустя из-за угла вышел Юстас с охапкой хвороста. Он шел и насвистывал, а позади него клубились две тени. Насколько смогла разглядеть Ива, две барышни в изодранных в лохмотья платьях затеяли что-то вроде драки – извивались как две змеи и пытались схватить друг друга за призрачные волосы. Юстас даже не оборачивался, хотя наверняка знал, что творится у него за спиной.

– Снова ты, красавица? – улыбнулся он. – Уже побывала в гостях у Младенцев?

Тени за его спиной замерли, и очередной порыв ветра развеял их без следа.

– Еще нет, – вздохнула Ива.

Она снова глянула на чердачное окно, и ей снова показалось, будто от стекла кто-то отпрянул. Следят они за ней, что ли?

– Если неохота идти одной, – сказал Юстас, – могу составить компанию.

– В самом деле?! – вскрикнула Ива и тут же поперхнулась. Жаль она не могла провалиться сквозь землю; была бы такая возможность – воспользовалась бы ею не задумываясь. Вместо этого Ива опустила взгляд, дивясь тому, насколько грязные и исцарапанные у нее ноги, ссадина на ссадине, и ногти стоило подстричь. По краю юбки болталось с дюжину колючих репейников, которые нацепляли на нее чертополохи. Да уж, то еще пугало.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Юстас. – Только отнесу дрова к камину. Подожди меня у лестницы.

И он ушел, продолжая насвистывать незатейливый мотивчик. Ива же осталась стоять на месте, словно ее ноги успели пустить корни, навеки приковав ее к земле. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ива не понимала, что происходит, но что бы это ни было – оно ей не нравилось. Мысли, которые настойчиво лезли в голову, – это чужие мысли. Ива знала Юстаса всю свою жизнь, но никогда прежде не думала о том, что у него красивые голубые глаза, и о том, что, когда он улыбается, на щеках появляются милые ямочки. С каких пор это стало иметь значение?

– Будь осторожна, дочь Хозяйки… – прозвучал голос над самым ухом. Тихий, едва различимый шепот. – Будь осторожна.

– Что? – Ива обернулась, но, разумеется, никого рядом не оказалось. – Кто здесь?

– Будь осторожна, дитя, – снова зашептал кто-то уже с другой стороны.

– Кто это говорит?

Ива медленно повернулась вокруг оси, стараясь смотреть не прямо, а краешком глаза. Многие вещи в Доме Матушки можно увидеть только таким образом. На долю секунды ей померещилась фигура девушки в белом платье, но она тут же растаяла. Ива прикрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти. Затем осторожно приоткрыла веки, притворяясь, что смотрит исключительно себе под ноги. И опять ей удалось заметить лишь длинную тень, скользнувшую ей за спину. Тень девушки с развевающимися волосами… Ива глубоко вздохнула. Она поняла, с кем имеет дело, и даже не удивилась. Однако стоило уточнить детали.

Из-за угла вышла черная курица, но, глянув на Иву одним глазом, поспешила удрать куда подальше.

– Кто вы? – сказала Ива. – Вы из тех призраков, что преследуют Юстаса? Что вам нужно?

Но все, что она услышала в ответ, – это тихий шелест, будто густая листва зашуршала на ветру.

– Ну как хотите, – обиделась Ива. – Если нечего сказать, тогда проваливайте, откуда пришли!

Задрав подбородок, она шагнула к Дому. И тут же перед ней материализовалась крупная молодая женщина с сердитым лицом и насупленными бровями. Красивая, насколько могла судить Ива, но какой-то грубой красотой. Одетая в простое синее платье, через плечо переброшена коса, толстая, как канат. Скрестив руки на груди, женщина посмотрела на Иву, словно хотела сказать – дальше ты не пройдешь.

Ива отступила на полшага и тоже скрестила руки на груди, отвечая на вызов.

– Что тебе нужно? – спросила Ива, надеясь, что голос прозвучал достойно дочери Матушки Ночи.

В ответ женщина фыркнула. Впрочем, как бы грозно она ни пыталась выглядеть, Ива знала, что она ничем не сможет ей навредить. Она была привидением, и не более того. Ива смотрела сквозь нее, как сквозь мутное стекло, и видела крыльцо Дома и приоткрытую дверь. Она вполне могла пройти через эту женщину, как сквозь туман. Но ничего такого Ива делать не стала. Все-таки это было невежливо.

– Мне ничего не нужно, – наконец заговорила женщина. – Я хочу лишь предупредить тебя, дочь Матушки. Будь осторожна.

Ива тряхнула головой.

– Я всегда осторожна…

– Ты слишком юна, – сказала женщина. – И слишком глупа. Ты так мало видела и так мало знаешь.

– Вовсе нет! – возмутилась Ива. – Да я видела столько всего, что тебе…

Она не договорила. В выражении лица этой женщины мелькнуло что-то такое, что заставило ее прикусить язык. Только Ива не понимала, что именно. Сожаление? Сочувствие? Или того хуже – жалость? Как бы то ни было, но под ее взглядом руки, несмотря на жару, покрылись гусиной кожей.

– Как тебя зовут?

Женщина печально улыбнулась.

– Имена не важны, у меня слишком много имен, чтобы все помнить. Марта? Берта? Лилия, Роза, Жасмин… – Она запнулась и поправила саму себя: – У нас слишком много имен.

– Ясно. – Должно быть, речь шла сразу о всех призрачных девах, что увивались вокруг лейтенанта Юстаса. – Так о чем ты хотела меня предупредить? Это ты можешь сказать или я сама должна догадаться?

В ее словах не было сарказма. С призраками такое случалось: зачастую их сковывали странные, но очень строгие правила, запрещавшие прямо говорить о чем-то конкретном. Чаще всего – о том, как и почему они стали привидениями, из-за чего застряли в странном состоянии между жизнью и смертью, которое Доброзлая Повариха без обиняков называла«ни там, ни тут». Порой разгадать загадку призрака означало его освободить – именно так Ива освободила Аврору, дочь профессора Сикорского. Однако встречались среди них и такие, которые не могли или не желали говорить ни о чем, кроме своей смерти, и, сказать по правде, это было довольно утомительно. Один такой призрак-зануда облюбовал в Доме хозяйственный чулан и всякий раз, когда Иве требовалась швабра, начинал вещать о том, как любимая жена проломила ему голову сковородкой из-за того, что ему не понравились ее тушеные овощи. После того как Ива выслушала его исповедь сто двадцать семь раз, она жалела лишь о том, что не существует на свете особой сковороды, способной проломить голову призраку.

Марта-Берта обхватила себя руками за плечи, будто ей стало зябко, хотя привидения не чувствуют ни тепла, ни холода.

– Будь осторожна, дитя. Запри свое сердце на замок. Это не твоя судьба, не беги за ней.

– Ты говоришь про лейтенанта Юстаса? – догадалась Ива.

– Бедный красивый мальчик, – печально проговорила женщина-призрак. – Он горит, как свеча на ветру. Будь осторожна, дитя воронов, не спали свои крылья. Нас слишком много, нам не нужна еще одна.

Ива закатила глаза к небу. Сделала несколько тяжелых, глубоких вдохов, вытерла вспотевшие ладони о подол платья… Да кто она вообще такая, эта Марта-Берта-Имена-не-важны?! Кто дал ей право учить Иву жизни?

– Зачем вы преследуете его? – спросила она резко. – Что он вам сделал? Это из-за него вы стали…

Она не сказала слово «привидениями». Но даже не произнесенное вслух, оно повисло между ними, как пелена ядовитого тумана. Призрачная женщина подалась назад – то ли сама отпрянула, то ли из-за порыва сухого ветра, против которого не смогла устоять. Иве же стало жутко неловко – она не хотела, но все же перешла границу дозволенного.

– Ты права, дочь Хозяйки, – тихо проговорила Марта-Берта. – И ты ошиблась. Этот глупый мальчик и в самом деле разбил мое сердце, но я не отдавала его ему. Ни я, ни остальные. Мое сердце навеки принадлежит тому, чьи кости гниют на дне болота из-за того, что глупый мальчишка отдал не тот приказ. Мерзкая смерть, а все из-за тупого упрямства мальчишки, у которого молоко на губах не обсохло… Упрямства и трусости.

Голос Марты-Берты звучал спокойно и ровно, но от ее слов у Ивы по спине забегали мурашки.

– Но… – Ива сглотнула. Ей хотелось крикнуть, что Юстас вовсе не трус. Что это какая-то ошибка. Но женщина-призрак права: Ива и в самом деле многого не знала и еще больше не понимала.

– Я знаю тебя, дочь Хозяйки, знаю, что ты сделаешь, – тихо проговорила Марта-Берта.

– В самом деле? – спросила Ива, которая, напротив, не имела ни малейшего понятия о том, что она сделает или должна сделать. – И что же?

– Ты юна и безрассудна, у тебя большое сердце. Ты попытаешься все исправить.

– Я…

– Ты попытаешься все исправить и все испортишь.

И с этими словами призрачная женщина исчезла. А Ива еще долго стояла посреди двора, глотая горячий воздух. Что значит«все испортишь»?

На чердачной лестнице

Юстас ждал ее, сидя на ступеньке лестницы. Между фигурными балясинами лохматились клочья пыльной паутины, и лейтенант дул на нее и глядел на то, как она выгибается, подобно парусам лодки.

– Куда ты запропастилась, принцесса? – спросил он с лучезарной улыбкой. – Я уж испугался, что ты передумала.

– Нет, не передумала. – Ива посмотрела на колышущуюся паутину. – А ты когда-нибудь видел море?

– Море? – Юстас задумался. – Может быть. Очень давно. Кажется, мы ездили с отцом на море, перед тем как меня отдали в кадетский корпус.

– Почему они преследуют тебя? – перебила его Ива. Лейтенант вздрогнул.

– Кто, красавица?

– Призрачные девушки и женщины, которые вьются у тебя за спиной.

– А! Ты про этих… барышень? Не знаю, красавица. Может, потому, что я им нравлюсь?

Юстас соврал, и Ива это увидела. Однако она не стала упрекать его во лжи. Он был в своем праве. Каждого в этот Дом привела Большая Потеря, но не всякому по силам вытащить ее наружу. Многие, и лейтенант Юстас, похоже, из их числа, даже под крышей Дома продолжали прятаться. В первую очередь – от самих себя.

– Может быть, и так, – сказала Ива, поднимаясь на пару ступеней. – Тогда идем?

Лейтенант молча поднялся. Отряхнул пыль с белоснежных манжет и все так же, не говоря ни слова, двинулся за ней следом. Ива мысленно себя выругала. Вот кто ее за язык тянул? Как всегда сунула нос куда не просили… Но слова сказаны, обратно их не воротишь.

Так они и поднимались в мрачной тишине, и только когда до чердачной двери оставался один лестничный пролет, Юстас нарушил молчание.

– Иногда они приходят ко мне ночью, – сказал он, глядя мимо Ивы. – Ничего не делают, ничего не говорят – стоят вокруг кровати и смотрят. А я притворяюсь, будто сплю, хотя я вовсе не сплю…

Ива промолчала.

– Должно быть, они не могут простить мне того, что я выбрался, а другие нет. Я так думаю. Они же ничего не говорят, хотя могут… Но они только стоят и смотрят.

– А как ты выбрался? – осторожно спросила Ива.

На лице Юстаса появилось затравленное выражение, которого она никогда прежде не видела. Скулы вытянулись, он злобно ощерился. От неожиданности Ива отпрянула, но Юстас быстро взял себя в руки.

– Не помню. Я почти ничего не помню. Я очень старался обо всем забыть и, кажется, преуспел… Я помню, как подошел к воротам этого Дома – замерзший, голодный и без сапог – и как твоя Матушка впустила меня. Она сказала, что я могу оставаться столько, сколько захочу… Но не спрашивай меня, красавица, о том, что было до этого.

– Как скажешь.

Про себя же Ива решила, что всему свое время. Придет срок, и она узнает историю лейтенанта Юстаса, как узнает и историю Некто Тощего, и все другие пока еще скрытые от нее истории. И вот тогда она все исправит. Исправит, а не испортит, что бы там ни говорила Марта-Берта. Она же призрак, в конце концов, а призраки не видят дальше собственного носа. Они живут прошлым, а не будущим, что они вообще могут знать? Ива обернулась к Юстасу и ободряюще улыбнулась, как будто говоря: «Все будет хорошо». Но Юстас смотрел в другую сторону.

Лейтенант протиснулся мимо Ивы к чердачной двери и положил ладонь на дверную ручку – круглую, из костяного фарфора с темно-синим узором. В Доме у Матушки Ночи невозможно найти двух одинаковых дверных ручек.

– Ну что, готова? – спросил он насмешливо. Ива поморщилась.

– Только не начинай, – сказала она и через плечо Юстаса толкнула дверь. И та открылась медленно, с тихим и зловещим скрипом, именно так, как и положено открываться двери на Чердак.

На Чердаке

На самом деле это было довольно странно. В конце концов, Ива бывала на Чердаке не раз и не два, а столько, что и не упомнишь. Даже сегодня она прошла через него дважды.

Но сейчас она стояла перед открытой дверью так, будто перед ней открылся вход в логово неведомого чудища. Сердце прибавило оборотов, мышцы напряглись. Вдруг до Ивы дошло, что Чердак, через который можно выбраться на крышу, и Чердак, на котором живут Китайские Младенцы, – это два совершенно разных места. А то, что и туда, и туда вела одна и та же дверь, не имело значения.

Сразу от двери начиналась узкая полоса света. Мириады крошечных пылинок кружили в воздухе, закручиваясь в причудливые спирали и петли. А едва Ива взмахнула рукой, как они метнулись вверх и в стороны, словно испуганные мошки. Лейтенант Юстас громко чихнул и, смутившись, прикрыл лицо рукавом.

– Да уж, – проговорил он, чуть гнусавя. – Интересно, здесь вообще когда-нибудь убираются?

Ива пожала плечами.

– Не думаю. Это же Чердак, а Чердаку полагается быть темным и пыльным…

«А еще – заброшенным и страшным», – подумала она, но вслух этого не произнесла.

Ива прошла немного вперед и встала на краю полоски света, всматриваясь в сгущающуюся тьму. Разглядеть что-то конкретное было сложно. Пока глаза не привыкли к темноте, взгляд выхватывал лишь смутные детали и части предметов – край платяного шкафа, украшенный затейливой резьбой, чучело утки, стопки книг, перетянутые шпагатом, громоздящиеся друг на друга столы и стулья, накрытые полотняными чехлами, и еще больше вещей, опознать которые Ива не смогла. И чем больше она приглядывалась, тем больше их становилось, хотя ничего вроде не менялось. В конце концов у Ивы заболели виски, и она опустила взгляд.

– Привет… – позвала она, но голос прозвучал тихо. Будто мышонок пискнул. – Эй! Привет! Это я, Ива! Выходите. Я принесла вам сахара. Вы же любите сладкое?

В глубине Чердака послышался глухой удар, словно на пол упало что-то большое и мягкое. Ива прищурилась, силясь хоть что-то разглядеть в темноте, но без толку.

– Ну, не хотите как хотите. Тогда я сама все съем!

Из горсти кристаллов, которые дала ей Повариха, она выбрала самый маленький и отправила в рот, громко причмокивая. На самом деле Роза права – миновали те времена, когда Ива была готова рисковать жизнью ради сладкого кристалла. С возрастом вкусы меняются, и сейчас приторная кленовая сладость уже не казалась чем-то особенным. Но ради дела можно притвориться, что на всем белом свете нет ничего вкуснее. Ива закатила глаза и облизала губы.

– Последний шанс, – сказала она, когда с представлением было покончено. – У меня еще осталось, но если вы не хотите…

Очень медленно, со скрипом, перед ней открылась дверца высокого шкафа. Из темноты послышался голос, одновременно и хрипловатый, и визгливый.

– Ты злая! Так нечестно! Если ты принесла что-то нам, ты не должна забирать это себе!

– Это еще почему? – спросила Ива. – Я предложила вам угощение, вы от него отказались. Так что у меня есть полное право.

Она взяла двумя пальцами один из кристаллов и подняла, как бы любуясь мягкими гранями. Снова облизнулась… Из шкафа послышалось возмущенное бухтение, какая-то возня, а затем одно за другим показались два бледных лица. Китайские Младенцы все же решили выйти на свет.

На самом деле они не былимладенцами, во всяком случае, в привычном понимании этого слова. Однажды Ива видела настоящего младенца – маленького брата Кати Макабреску, и между ним и Китайскими Младенцами общего нашлось бы не больше, чем между яблоком и сосновой шишкой. Настоящий младенец оказался пунцово-красный и такой морщинистый, что напомнил Иве гриб сморчок. У Китайских же Младенцев кожа выглядела идеально гладкой, без единой складочки, желтоватого цвета густых сливок. Если это вообще была кожа, а не маски из тонкого фарфора. Пожалуй, если приглядеться, то можно даже увидеть паутину тонких трещин, разбегающуюся по круглым щекам. Китайские Младенцы всегда улыбались, но никогда не моргали, большие темные глаза блестели, будто стеклянные. А ниже шеи их тела полностью скрывали просторные желтые балахоны с красным узором.

Сами они себя Китайскими Младенцами никогда не называли, они вообще не слишком-то много о себе говорили. А прозвал их так профессор Сикорский, потому что они походили на старинные китайские куклы. Именно это нарочитое сходство с куклами и пугало в них сильнее всего. Ива знала их много лет, но до сих пор не выяснила, были ли они живыми или же сделанными из фарфора, стекла и ткани.

По тому, как они передвигались, невозможно было понять, ходят они или ползают – всё скрывали причудливые одежды. Но двигались они быстро. Ива и вздохнуть не успела, а они уже стояли перед ней и, задрав головы, таращились на нее своими жуткими глазищами.

– Ну? – спросил тот, что стоял справа. – Где наше угощение?

Ростом Младенцы едва доставали ей до колена. Чуть замешкавшись, Ива присела на корточки. Ей подумалось, что будет невежливо вести переговоры, глядя на них свысока.

– Вот, – сказала Ива, протягивая им сахарные кристаллы. – Лучшее из запасов Розы.

Она широко улыбнулась, надеясь, что улыбка не выглядит слишком уж нарочито. Младенцы дернулись вперед, но тут же отпрянули.

– Но это не просто так? – спросил тот, что стоял слева. – Ты пришла не потому, что решила нас угостить?

– Ты хитрая, – добавил другой. – Мы тебя знаем. Ты что-то задумала.

Улыбка Ивы несколько скисла. Впрочем, она и не собиралась водить их за нос.

– Так и есть. Мне нужна ваша помощь.

Младенцы переглянулись и кивнули друг другу.

– Разумеется…

– Так я и думал…

– И чего же ты хочешь?

– Какова цена угощения?

К сахару они не притронулись.

– Да ничего особенного, – фальшиво улыбнулась Ива. – Просто нужно отыскать одну вещь. Вы же все здесь знаете?

Младенцы хором пискнули – звук был такой, словно кто-то наступил на резиновую игрушку. Ива не поняла, был ли это смех или же таким образом они выражали удивление.

– Просто? – спросил тот, что стоял слева.

– Думаешь, найти что-то на Чердаке – этопросто? – добавил его близнец.

– А разве нет?

Ива глянула на Юстаса, но тот смотрел в сторону, и вид у него был печальный и задумчивый. Похоже, лейтенант все еще размышлял о разговоре на лестнице, и рассчитывать на его поддержку не стоило.

– Разве нет, – передразнил ее левый Младенец. – Это же Чердак!

– Чердак! – сказал другой. – Сюда отправляется все то, о чем хотят забыть…

– Для того, чтобы забыть, – закончил первый.

– Погодите. – Ива нахмурилась. Не так сложно сложить два и два. – Но вы же здесь живете? Получается, что кто-то…

– Вот именно, – сказал правый Младенец.

– Ты все поняла правильно.

Ива продолжала хмуриться.

– Не понимаю, – сказала она. – И кто же…кхм… хотел вас забыть?

Складки красно-желтой ткани всколыхнулись. Должно быть, Младенцы пожали плечами.

– Не знаем… – начал один.

– Не помним, – продолжил другой.

– Мы забыли, – закончили они хором.

– Ну и дела. – Ива почесала кончик носа. – А у вас… У вас есть имена?

Она ни разу не слышала, чтобы кто-то обращался к Младенцам по именам. Честно говоря, она вообще не помнила, чтобы к ним кто-то обращался, если не считать удивленных возгласов вроде «А вы-то откуда взялись?!».

Китайские Младенцы снова переглянулись. И пусть их неподвижные лица ничего не выражали, Ива все же прочитала на них изумление.

– Имена?

– У нас есть имена?

– Да… У насбыли имена.

– Только мы их забыли.

– Или потеряли…

– Где-то здесь, на Чердаке.

Ива покачала головой. Этот Чердак и впрямь оказался удивительным местом, но все же не более странным, чем остальной Дом.

– Так вы поможете мне?

– Может быть… – неуверенно сказал левый Младенец.

– Смотря что ты хочешь найти, – добавил его близнец.