Дмитрий Колодан
Мертвый лес
Правила охоты
– На охоте нет правил, моя дорогая, – сказал Урдак. – Никаких. Здесь либо ты, либо тебя.
Он почесал костлявый подбородок. Девочка смотрела на него бездонными черными глазами. Смотрела очень внимательно, не отрываясь, но при всем желании Урдак не смог бы сказать, понимает ли она хоть слово из того, что он говорит. Она все еще держалась от него на расстоянии. Не доверяла, и правильно делала.
– На охоте, – говорил Урдак, – мистер Гош не даст соврать, с добычей останется не тот, кто сильнее, не тот, кто быстрее, и не тот, у кого крепкие зубы и острые когти. И даже не тот, кто умнее. Нет, мое дорогое сокровище, все не так. На охоте выигрывает тот, кто лучше всех умеет ждать…
Урдак принюхался к ветру. Преследователи уже близко, ближе, чем он думал, но дальше, чем думали они сами. Это не пугало, вовсе нет. Скорее бодрило, как морозный зимний воздух. От осознания, что опасность рядом, кровь быстрее бежала по жилам. Давненько он не играл в эту игру по-настоящему.
– Главное на охоте, моя драгоценная, – сказал Урдак, – никогда не забывать, кто здесь охотник, а кто добыча, правильно я говорю, мистер Гош?
Девочка согнулась, и спутанные волосы скрыли ее лицо. Но Урдак знал, что из-за этой темной завесы она внимательно следит за каждым его движением, ловит каждое его слово. Это льстило его самолюбию. До сих пор только мистер Гош мог по достоинству оценить его таланты. Но сейчас мистер Гош надулся и молчал, не иначе как приревновал его к девчонке. Ничего, они еще успеют подружиться.
– Вот так-то, сокровище мое. Будешь об этом помнить, и у тебя всегда будет чем наполнить свой живот. На охоте нельзя спешить. На охоте самое главное – выбрать подходящий момент.
Под деревом
Боль в ноге отступила. Совсем не прошла, но на смену горячей и резкой пришла ноющая и тупая. По крайней мере, до тех пор, пока он не двигался.
Доктор Салазар сидел, прислонившись спиной к ребристому стволу дерева, и думал о том, как же его угораздило попасть в такой переплет. Всего пару дней назад он и представить не мог, что застрянет посреди леса со сломанной, очевидно, ногой. Настолько далеко от мира, в котором он жил раньше, что это просто не укладывалось в голове.
Салазар устроился на моховой кочке, и снизу постепенно просачивалась вода. Штаны совсем промокли, пожалуй, это досаждало ничуть не меньше, чем боль в ноге. А ведь была еще и всякая живность, решившая, что другого шанса познакомиться с доктором поближе может и не представиться. Комары, мошки, мухи вились над головой, лезли в глаза и рот. Прямо по штанине парочка рыжих муравьев тащила куда-то извивающуюся зеленую гусеницу… Да что же это за место такое, где все думают лишь о том, как бы сожрать друг друга?!
Из-за деревьев доносился мерный стук топора – где-то там егерь Ханс мастерил для Салазара костыль. Доктор его не видел, но этот звук его успокаивал. Хоть какое-то свидетельство, что он здесь не один и что Григер с остальными вовсе не бросили его на съедение диким зверям.
Доктор поежился. Когда он наконец выберется из этого леса… Если он выберется из этого леса, то сделает все возможное, чтобы в его жизни больше не осталось зеленых насаждений. Никаких лесов, никаких садов и парков, никаких газонов и лужаек, он даже от комнатных цветов избавится, чтоб им пусто было. Теперь в его мире не будет ничего, кроме стекла, бетона и асфальта, и это будет идеальный мир.
На ветку над головой опустилась незнакомая птица – черная, с красными крыльями – и принялась разглядывать доктора с нахальным любопытством.
– Кыш. – Салазар вяло взмахнул рукой. – Кыш, пошла прочь…
Однако птица и не подумала улетать: перескочила на соседнюю ветку и издала долгую звонкую трель. Странно знакомую, но доктор не сразу сообразил, где ее слышал. Когда же сообразил… Да чтоб его! Это же та самая песня, которую пела жуткая девочка в сарае, но спетая в три-четыре раза быстрее. Едва Салазар это понял, ему стало не по себе. Словно что-то холодное и липкое проползло вдоль позвоночника – какой-нибудь мерзкий слизняк или даже многоножка. Салазар заерзал на месте, проклиная самыми грязными словами всех зверей, которые роют норы, и всех птиц, которые поют песни. Если бы он мог подняться… Доктор нашарил во мху крошечную сосновую шишку и попытался кинуть в нахальную птицу. Но, разумеется, не добросил. Птица и не заметила.
– Ханс! – позвал Салазар. – Ханс, можно вас на…
Он замолчал: голос прозвучал очень тихо. Как если бы доктор кричал, зажав рот ладонью. И что-то изменилось. Словно бы воздух, безо всякой на то причины, сгустился и стал вязким и плотным. Лес тревожно зашумел.
– Ханс?
Стук топора прекратился, однако доктор не смог вспомнить, когда же это случилось. Только что? Или некоторое время назад? Неужели егерь закончил работу? Салазар приподнялся, опираясь на руки, высматривая Ханса за деревьями и подлеском. Ничего – ни движения, ни тени, ни силуэта, мелькнувшего сквозь сплетение ветвей. Куда же он подевался? У доктора перехватило дыхание. Нет, нет… Не может быть, чтобы егерь бросил его в этом лесу! Как бы Ханс ни относился к Салазару, так бы он не поступил. Наверное, он отлучился по нужде, такое вот простое и понятное объяснение…
Из кустов послышалась возня, а следом – короткий сдавленный хрип. И тут же все стихло.
– Ханс? У вас все в порядке?
Нет ответа. Доктор крепко зажмурился. Все, что здесь происходит, сказал он себе, это сон. Дурной ночной кошмар. Сейчас он откроет глаза, и окажется, что он все еще на станции, а на соседней кровати храпит Ласло. Это алкоголь и кислород, они…
Салазар открыл глаза. Он не проснулся. Он сидел под дурацким деревом посреди дурацкого леса, искусанный комарами, у него болела нога. И лишь одно изменилось – он уже не один. Из-за деревьев пружинистой походкой вышел некто, и это был не человек.
У него было две руки и две ноги, и голова на плечах. Он носил вполне человеческую одежду, у него даже оказалась шляпа – побитый старомодный цилиндр, украшенный драными перьями. И все же это был не человек. Он носил это обличие так же, как носят карнавальный костюм, и даже не особо старался: все в его облике казалось неправильным, изломанным, несло какой-то изъян. Слишком костлявое лицо, слишком глубоко посаженные глаза, слишком выпирающий подбородок и сплошь и рядом – искаженные пропорции. Каждый сустав располагался немного не там, где полагалось, и сгибался немного не так, как у обычных людей. Его наряд казался насмешкой над самой идеей одежды – так могло вырядиться разве что лишенное вкуса огородное пугало.
Доктор сразу понял, что именно это существо он видел ночью на станции. В погоню за ним они и вышли в поход… Но теперь роли поменялись. Теперь уже не Салазар был охотником.
Доктор не стал кричать, не стал звать на помощь. Он уже знал, что егерь Ханс не сможет его спасти, а Григер и остальные ушли слишком далеко и не успеют вернуться, как бы громко он ни вопил. И какой тогда смысл?
– Кто вы? – прохрипел Салазар, прижимаясь спиной к дереву.
Был еще один очевидный вопрос: «Что вам нужно?» Но ответ на него доктор прочитал в глазах этого существа: голод. Жуткий, неутолимый голод.
Существо остановилось шагах в десяти и уставилось на Салазара, сильно вывернув шею. Как будто хотело взглянуть на него вверх ногами. Длинный нос зашевелился, губы изогнулись, открыв кривые желтые зубы. Не то хищный оскал, не то нелепейшая попытка изобразить улыбку.
– Кто я? – переспросило существо, будто вопрос оскорбил его до глубины души. Если, конечно, у него имелась душа, в чем Салазар сомневался. – Так кто же я? Может, вы мне подскажете, мистер Гош?
Он выхватил из кармана грязный комок меха, в котором доктор с трудом опознал плюшевую игрушку. Выглядела она так, будто ее долго рвали зубами, потом топили и пытались сжечь и только после всего этого вручили жуткому существу. Лапы и голова игрушки болтались на ошметках ниток, из многочисленных дыр комьями вываливалась набивка.
– Что скажете, мистер Гош? – Существо прижало игрушку к самому уху и закатило глаза. И оно нисколько не притворялось, будто слушает, что говорит ему «мистер Гош», оно действительно его слушало.
– Да, да, конечно. В самом деле…
Существо выпрямилось, и его желтозубая улыбка стала заметно шире. Не иначе как для того, чтобы доктор увидел, что зубов у него сильно больше, чем полагается человеку.
– Позвольте представиться, – сказало оно, прижимая руку к груди и сгибаясь в издевательском поклоне. – Мое имя – Урдак, и я последний настоящий джентльмен…
– Кто? Джентльмен? Что это значит?
Урдак аж надулся от гордости.
– То, что у меня есть шляпа. Раньше она была у другого настоящего джентльмена, теперь она моя. Значит, я последний настоящий джентльмен…
– Не понимаю, – проговорил Салазар.
Урдак выпятил нижнюю губу.
– Какой же ты глупый! – сказал он с обидой. – Вот так всегда… Никто меня не понимает, мистер Гош, только вы да наше сокровище. Жизнь жестока и несправедлива, не так ли?
Взявшись двумя руками за челюсть, он потянул ее вперед, и доктор мог бы поклясться, что в ответ на этот жест зубы во рту существа задвигались. Разве такое возможно?
Салазар еще сильнее прижался спиной к дереву. Он знал, что не сможет себя защитить. У него нет оружия – ни ружья, ни ножа. Одна шариковая ручка в кармане, но какая от нее польза? Разве что оставить Урдаку автограф на память.
– Какой ты жалкий и глупый, – вздохнул Урдак, делая шаг навстречу Салазару. – Но это не важно, правда, мистер Гош?
Это же ты?
Она почти опоздала. Ива выскочила из леса за мгновение до того, как настоящий джентльмен набросился на свою жертву.
Зазвенела тетива, стрела со свистом разрезала воздух. И если бы не острейший слух Урдака, если бы не его невероятная ловкость, эта стрела точно бы пронзила его тощую шею. Покончила бы с ним раз и навсегда.
Но он ее услышал, успел пригнуться, и стрела сбила цилиндр с его головы. Громко заклекотав, Урдак перекатился через плечо в сторону от человека под деревом. Тут же вскочил на ноги. Не мешкая, Ива пустила вторую стрелу, но и на этот раз Урдак увернулся. Изогнулся так, будто в его теле совсем не было костей. Узкое лицо перекосила злобная гримаса, словно у него одновременно заболели все зубы.
– Это ты… – прошипел Урдак, припадая к земле.
Ива не сказала ничего. На тетиву легла третья стрела, но она не спешила. Теперь, когда ее заметили, подстрелить тварь будет не просто. Ива не собиралась тратить стрелы впустую.
– Давненько не виделись? – зашипел Урдак. Он медленно двинулся в сторону, кончиками пальцев опираясь о землю. Узкие глаза неотрывно следили за Ивой, не упуская малейшего движения. – Ты успела подрасти, дочь ведьмы…
Иве было что сказать этой твари, но она хранила молчание. Она пришла сюда за тем, чтобы ее убить, а не ради разговоров.
– И как поживает Госпожа? – Речь Урдака звучала все тише. – Передавай ей мой нижайший поклон…
В тот же момент он прыгнул вперед. Не на Иву и не на мужчину под деревом, а за шляпой. Подхватив сбитый цилиндр, Урдак двумя руками прижал его к груди и осклабился. Вот сейчас…
Послышался треск, и из кустов выскочила Угольная Девочка собственной персоной. Вот уж кого Ива меньше всего ожидала здесь увидеть. Любого из них по отдельности – да, но не вместе.
И лицо, и грудь, и руки Угольной Девочки блестели от свежей крови. Выходит, она все-таки опоздала…
Ива крепко стиснула зубы. Все как учил ее Охотник: расслабиться, держать дыхание, почувствовать ветер… Но теперь их двое, Ива же понимала, что успеет выстрелить лишь один раз. Придется выбирать. И какой бы выбор она ни сделала, не факт, что она попадет в цель. Ловкость, с которой настоящий джентльмен увернулся от первых стрел, пугала, и не исключено, что и Угольная Девочка способна на такие же трюки. Связываться с ними – это не то же самое, что охотиться на кроликов и уток. Успеет ли она выхватить кортик, прежде чем острые зубы вонзятся ей в шею? И чьи это будут зубы… Именно такой выбор стоял перед ней на самом деле.
Если бы Ива была одна, она бы не думала. Она бы выстрелила, и будь что будет. Но под деревом сидел человек, испуганный и беззащитный, и Ива прекрасно понимала, что ее промах обречет его на смерть. Самую жуткую, какую можно вообразить. Ива помнила, что настоящий джентльмен сделал с маленькой Авророй. И не важно, кем был этот мужчина, она не имела права обрекать его на подобную участь.
– Косточки… – заскулила Угольная Девочка. – Мягкие косточки… Сла-адкие…
Урдак попятился в ее сторону.
– Боюсь, я должен раскланяться, – процедил он. – Какая жалость, что мы не успели поболтать подольше! Но у нас еще будет такая возможность, не так ли?
Ива молчала, но Урдак и не ждал ответа.
– До новой встречи, дитя воронов.
Он нахлобучил шляпу, едва заметно поклонился и метнулся в заросли орешника. Угольная Девочка последовала за ним. В одно мгновение две фигуры, одна повыше, другая пониже, растворились в лесу. И даже ветви не шелохнулись.
Ива опустила лук, и стрела выпала из ослабевших пальцев. На нее навалилась такая усталость, что она пошатнулась. И это все? Все кончилось? Таким вот нелепым образом?
Ива поежилась, как от холода, и до боли прикусила щеку. Нет, ничего еще не кончилось. Но сейчас она не могла об этом думать. Она повернулась к мужчине под деревом, который таращился на нее во все глаза.
– Они ушли, – сказала Ива, не представляя, что еще тут можно сказать. – И не вернутся. Тебе повезло.
Мужчина сглотнул воздух. У него было круглое добродушное лицо и черные с проседью волосы, под глазами темнели мешки. Выглядел он жалко, хотя и изо всех сил старался держаться. И глядя на него, Ива видела, что это хороший человек… Хороший человек, ступивший на очень скользкую дорожку.
– Это ты? – хрипло сказал мужчина.
Ива пожала плечами. Она не собиралась с ним разговаривать: все, чего ей хотелось, – это оказаться Дома рядом с Матушкой, рядом с Розой и остальными. Кажется, на кухне еще осталось немного утиного супа.
– Это ты? – повторил мужчина. – Ты вернулась? Столько лет прошло, но ты вернулась, чтобы спасти меня?
Ива очень внимательно посмотрела на незнакомца. Что-то странное мелькнуло в глубине его глаз, но она не поняла, что именно. Страх? Или надежда?
– Вернулась? – переспросила она.
Мужчина протянул к ней руку и тут же уронил ее.
– Мария? – тихо проговорил он. – Это ты? Они говорили, что ты погибла. Разбилась в автокатастрофе… Они говорили… Но ты смогла вернуться. Моя маленькая глупая сестренка, ты совсем не изменилась…
Ива покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Ты ошибся. Меня зовут иначе, и мы никогда не встречались.
– Неужели ты не узнаешь меня, Мария? Это же я, Хайме! Ну да, постарел немного, обрюзг, растолстел… Но это же я!
– Прости. Я не та, за кого ты меня принял.
– Зачем ты… – Мужчина задрожал. – Я же сохранил все твои снимки. Вот, сейчас…
Он захлопал себя по штанам и в итоге вытащил из кармана бумажник в кожаном переплете.
– Вот смотри, это фото с того дня, когда мы ходили в парк развлечений на день рождения. Помнишь? Ты перепила газировки, и она пошла у тебя носом… Помнишь? Сколько нам тогда исполнилось? Шестнадцать, да?
Он затряс перед собой клочком бумаги – старой фотографией, как догадалась Ива, вроде тех, что хранились в комнате у профессора Сикорского. Но какое это имело отношение к ней? Никто и никогда ее не фотографировал, она не знала, что такое «парк развлечений», да и шестнадцать ей не исполнилось.
– Вот, посмотри. Это же ты, да? – прохрипел мужчина, продолжая трясти фотографией.
Ива вскинула голову и прислушалась. Голоса… Далекие, но они приближались.
– Сюда идут люди, – сказала она. – Скоро они будут здесь, они тебе помогут. А я должна уйти.
Ива попятилась, отступая маленькими шагами.
– Постой. Погоди, Мария…
Она замерла.
– Нет. Меня зовут Ива. И у меня нет другого имени.
В тот же миг она сорвалась с места и со всех ног бросилась прочь от этого мужчины. Она бежала так быстро и так долго, как только могла, забралась в самую чащу Большого Леса, туда, где всегда сумерки и ночь, а деревья задевают макушками звезды. Но убежать она так и не смогла. Куда бы ни несли ее быстрые ноги, в голове продолжало звучать: Мария, Мария, Ма…
Глава 2
Плач леса
Костер догорел. Взмахнул на прощание рыжим лоскутом пламени и погас. Остались угли, темно-алые, тускнеющие на глазах. Охотник поворошил их кривой веткой, но без цели пробудить угасший огонь – уже перевалило за полночь, и ему самому, и его крестнице пора отправляться спать. Пора… Но они продолжали сидеть у погасшего костра.
Они не разговаривали, лишь смотрели на остывающие угли, думая каждый о своем. Охотник даже немного жалел о том времени, когда крестница ежесекундно изводила его вопросами. Трещала ведь как сорока… А что это за дерево? А чьи это следы? А кто это кричит? А где, а почему, а когда… Но девочка стала старше, и вопросов стало меньше. Да и сами вопросы стали сложнее, не на каждый из них он мог ответить. Вот и сейчас… Охотник чувствовал, что один из таких вопросов повис между ними, и ждал, когда же Ива заговорит. Ждал и немного боялся. Она уже задавала ему этот вопрос, и не единожды, и знала все его ответы.
– Почему ты хочешь его убить? – спросила Ива.
Она вскинула голову и посмотрела на Охотника внимательными черными глазами. Лицо, загорелое при дневном свете, сейчас казалось бледным, как у утопленника.
Охотник едва заметно вздрогнул.
– Кого, вороненок?
– Первозверя.
Охотник глубоко вздохнул. Молчал он долго, гадая, какой же ответ устроит крестницу на этот раз. Все они не годились.
– Потому что так должно быть, – наконец сказал он. – Таков порядок вещей. Он – Зверь, а я – Охотник, и в конце остаться может только один.
– В этом лесу, – сказала Ива, – хватает и других, тех, кто действительно заслуживает смерти.
– Я знаю, – кивнул Охотник. – Но они – не моя добыча. Может быть, твоя, вороненок?
Он вытащил кисет и трубку и принялся набивать ее, уминая табак ногтем большого пальца. Он вовсе не хотел курить, но само действие его успокаивало и помогало собраться с мыслями. Ива поморщилась.
– Я его помню, – сказала она, глядя мимо Охотника в темноту леса.
– Конечно. Его невозможно забыть. А помнишь как…
– Он сказал мне «прости», – проговорила Ива. – Как будто он знал что-то такое…
Она не договорила, а лишь махнула рукой, мол, тебе не понять. Охотник понурился. Сколько раз он говорил ей, что Первозверь не умеет разговаривать? Что он дикий зверь, и не более того? Она не послушала его тогда, не послушает и сейчас. Особенно сейчас – девчонка вошла в тот возраст, когда не верят ни единому слову старших. Да и не девчонка она уже… А ведь еще вчера он баюкал на руках младенца, который смеялся и хватал его за бороду. Еще вчера он учил ее держать лук и натягивать тетиву. И когда все переменилось? Охотник тяжело вздохнул. Как же быстро бежит время и как же он стар.
– Почему он убил твою жену? – неожиданно спросила Ива.
Охотник на секунду прекратил уминать табак.
– Это случилось слишком давно, – сказал он. – Я не помню… Просто так вышло. Он – Зверь, а она оказалась у него на пути.
– Неправда. – Ива поджала губы. – Все ты помнишь.
Охотник не стал отвечать. Ему был неприятен этот разговор, он будил воспоминания, к которым ему не хотелось возвращаться, бередил раны, которые еще не затянулись и не затянутся никогда.
– Это в самом деле сделал он? – продолжила Ива. – Ты видел, как это случилось? Собственными глазами?
Охотник заскрежетал зубами.
– Я видел, – сказал он с неожиданной злостью. – Я видел его над ее телом, и его морда была в ее крови. Он ел ее плоть – этого тебе достаточно?
Ива выпрямилась и посмотрела на него обиженно и удивленно. Крестный редко повышал на нее голос.
– Но… Разве это не мог быть кто-то другой? А он нашел…
– Не мог, – грубо перебил ее Охотник. – Не мог, потому что никто другой с ней бы не справился. И хватит об этом.
У Ивы было такое выражение лица, будто она вот-вот расплачется. Но она сдержалась, лишь едва заметно шмыгнула носом. Не говоря ни слова, охотник выхватил из костра уголек и даже не поморщился от боли. Кинув уголек в чашечку, он сердито запыхтел трубкой и пыхтел до тех пор, пока клубы дыма не спрятали его лицо.
Почти час после этого они не разговаривали. Никто не отправился спать, хотя луна успела подняться высоко над деревьями. Охотник давно докурил, но трубку изо рта не вытащил, продолжая в задумчивости посасывать мундштук; Ива сидела, обхватив себя руками за плечи, пряча озябшие ладони под разноцветным пончо. Хотя стояла середина лета и небо было чистым, ночь все же выдалась прохладной.
– Ты слышишь? – неожиданно спросил Охотник.
Ива вскинула голову, прислушиваясь. Она услышала многое: шум ветра и журчание реки, шорох полевки в палой листве и далекий крик козодоя.
– Что именно?
– Плач, – сказал Охотник. – Деревья плачут.
– В самом деле? – Ива нахмурилась. – Где?
Она не удивилась словам крестного, как бы странно они ни звучали. В Большом Лесу случались и не такие чудеса.
– Там. – Охотник указал направление мундштуком. А минуту спустя, кряхтя, поднялся на ноги. – Надо проверить, что там случилось…
– Сейчас? Среди ночи? – спросила Ива, однако и сама встала, потягиваясь и разминая мышцы.
Охотник пожал плечами.
– Утром может быть поздно. И потом…
Он замолчал, устремив взгляд в темноту. Затем поднял ружье и положил на плечо.
– Деревья плачут, – сказала Ива. – Плачет лес… Он ведь тоже придет на этот зов, так?
– Может быть, – сказал Охотник, не глядя на крестницу. – Все может быть.
Не оборачиваясь, он зашагал в лесную чащу. Ива могла бы остаться у костра, ей не впервой ночевать в лесу одной, но все же, чуть помедлив, она двинулась следом. Она слушала, но так и не услышала, как плачут деревья.
