Дмитрий Иванович Иловайский
История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV – конец XV века
Жрецы с неудовольствием смотрели на появление христианских храмов в Нижнем городе, рядом со святилищем Перкуна, и на великую княгиню, окруженную православным духовенством, которое не только отправляло богослужение, но и занималось обращением язычников в христианство. Между прочим, духовник великой княгини Марии, монах Нестор, успел склонить к принятию крещения двух знатных литвинов из свиты великого князя. Это сильно раздражало жрецов, и они обратились к Ольгерду с требованием наказать отступников. Ольгерд, недавно севший на виленском столе и еще недостаточно укрепившийся на нем, опасался народного возмущения. Он уступил требованию жрецов: Кумец и Нежило, в крещении Иоанн и Антоний, были заключены в темницу, где оставались целый год. Несмотря на все угрозы и истязания, они остались верными своей религии и примером своей твердости обращали к ней других язычников, за что и были наконец преданы мученической смерти. Вскоре за ними такой же смерти был предан их родственник Круглец, принявший крещение под именем Евстафия. Это мученичество трех православных литвинов совершилось в 1347 году. По всей вероятности, торжеству языческой партии в Вильне в то время способствовала также и кончина великой княгини Марии, умершей в предыдущем году.
В 1349 году Ольгерд вновь женился на православной княжне, Юлиане (Ульяне) Тверской, и двор великой княгини вновь сделался сосредоточением православия в литовской столице. Один из немецких рыцарей или послов, посетивших Вильну при Ольгерде, говорит, что при частых отсутствиях мужа великая княгиня Ульяна Александровна редко выезжала из виленского замка, вполне посвящая свое время воспитанию детей и разным женским работам. При ней находилось большое число девиц, которые под ее надзором ткали, вышивали и вместе с ней ходили на церковную службу. «Были мы в придворной церкви во время обедни, – пишет немец, – придворные женщины находились на верхней галерее (на церковных полатях или хорах), завешенной зеленой сеткой, так что можно было видеть только их тени». На том месте, где были преданы смерти три помянутых выше мученика, великая княгиня Ульяна заложила храм во имя Св. Троицы, и здесь потом некоторое время покоились тела этих мучеников, признанных святыми православной церковью. Ольгерд, подобно галицким князьям, хлопотал, как мы видели, получить особого митрополита для Западной России, чтобы разъединить ее с Москвой в церковном отношении. Хлопоты эти при нем еще не увенчались успехом. Предание говорит, что митрополит Алексей во время своих объездов по русским областям посетил также Вильну и здесь лично освятил вновь построенный храм Пресвятой Девы (впоследствии Пречистенский собор).
За исключением помянутых трех мучеников, сделавшихся жертвой собственно виленских жрецов, не видно, чтобы православие подвергалось гонению от Литвы, и оно мирно, постепенно распространялось в княжеской семье и дружине. Но рядом с русским православием уже давно вторгалось в Литву римское католичество, – со стороны Польши и двух немецких орденов. А так как последние распространяли его мечом и огнем, порабощением и разорением туземцев, то католичество слыло на Литве под именем «немецкой веры» и было ненавистно народу. Возбуждению против католичества, вероятно, способствовало отчасти и распространившееся на Литву влияние русской гражданственности с ее нерасположением к папизму. Однако усилия Римской курии и католических соседей, особенно поляков, не оставались бесплодны. И великие князья Литовские, давая льготы многим немецким переселенцам, тем самым способствовали водворению католичества в своих городах, а иногда из политических видов прямо ему покровительствовали, и даже в минуты опасности от немцев принимали хотя на время католическую религию (Миндовг) или манили папских агентов обещанием принять ее (Гедимин и Кейстут). В Вильне еще при Гедимине мы видели существование двух католических монастырей; дальнейшая судьба их неизвестна; но в начале Ольгердова княжения они, кажется, уже не существовали. Во вторую половину его княжения католические монахи водворились здесь вновь, с помощью одного из любимцев великого князя, по имени Гаштольд.
Сей последний, после завоевания Подолии, был поставлен старостой или наместником в Каменце. Влюбленный в дочь одного польского пана (Бучацкого), он получил ее руку под условием принятия христианства по католическому обряду и в крещении назван Петром. Потом Ольгерд поставил его воеводой в городе Вильне. Петр Гаштольд, сделавшийся ревностным католиком, призвал в Вильну четырнадцать францисканских монахов и, с дозволения Ольгерда, заложил для них монастырь Богородицы на своем дворе, на том месте, где после стоял дворец католических епископов (ныне генерал-губернаторский), около 1365 года. Присутствие этих монахов, занимавшихся, конечно, насаждением католичества в литовской столице, одновременно с жестокими войнами против немцев возбудило сильное неудовольствие в языческой толпе. Она воспользовалась однажды отсутствием Ольгерда и Гаштольда, отправившихся в поход на Москву (в 1368 г.), напала на монастырь и сожгла его. Семь монахов были убиты на месте, а другие семеро привязаны к деревянным крестам и пущены вниз по Вилии со словами: «Вы пришли к нам с заката солнечного, – на запад и ступайте». По возвращении из похода, по жалобе Гаштольда, великий князь жестоко наказал граждан Вильны за возмущение и убийство монахов; говорят, было казнено тогда до пятисот человек. Очевидно, Ольгерд на этот раз чувствовал себя так крепко на престоле, что не опасался неудовольствия язычников. После того Гаштольд опять призвал в Вильну францисканских монахов; но построил им вновь монастырь Богородицы не на прежнем месте, в центре Нижнего города, а на окраине его, «на песках», где у него также был двор.
Сам Ольгерд умер не только в православной вере, но и принял перед смертью схиму, по увещанию своей супруги Юлиании и ее духовника печорского архимандрита Давида. Он был погребен в помянутом выше храме Пречистенском, который, по словам Русской летописи, был им самим построен. Несмотря на это христианское погребение, если верить другому известию, литовские язычники, со своей стороны, справляли похороны великого князя по своим старым обычаям; причем сожгли на костре много лошадей с разными дорогими вещами.
Указанная выше записка неизвестного нам немецкого крестоносца, посетившего Вильну при Ольгерде во вторую половину его княжения, так описывает его наружность: «Князь имеет величавый вид, румяное, продолговатое лицо, большой нос, глаза голубые и выразительные, брови густые, светлые, бороду длинную, светло-русую, с проседью, такого же цвета волосы на голове, спереди уже выпавшие, чело высокое. Он выше среднего роста, ни толст, ни худощав; говорит звучным и приятным голосом, отлично сидит на коне, но ходит, немного прихрамывая на правую ногу, почему опирается на трость или на отрока. По-немецки хорошо понимает и может объясняться, но в беседах с нами всегда имеет при себе переводчика». По словам той же записки, когда Ольгерд не был в походах, которые обыкновенно предпринимал в начале каждой весны, то лето проводил в замке Медники, лежавшем на восток от Вильны24.
Ольгерд, несомненно, в высокой степени обладал теми качествами, которыми отличаются основатели и распространители какой-либо новой политической силы, нового государства, выступавшего на историческую сцену. Вместе искусный, осторожный политик и неутомимый ратный вождь, умный организатор и ловкий дипломат, он является непосредственным продолжателем Гедимина и, несмотря на многие препятствия, на необходимость одновременно вести борьбу с соседями в разных сторонах, успел почти докончить собрание Западной Руси под Литовской династией и раздвинуть пределы Литовско-Русского государства от Балтийского моря до Черного и от Западного Буга до верхней Оки.
III
Димитрий Донской и начало освобождения
Смуты в Орде и вокняжение Димитрия Ивановича. – Михаил Александрович Тверской. – Борьба Димитрия с Михаилом Тверским, Ольгерд ом Литовским и Олегом Рязанским. – Кончина Алексея митрополита. – Сергий Радонежский и основание Троицкой лавры. – Митяй, Киприан и другие соискатели митрополичьего престола. – Союз северо-восточных князей. – Поражение на Пьяне и победа на Боже. – Действия Мамая. – Решимость Димитрия и благословение его Сергием. – Поход московского ополчения к Дону. – Военный совет. – Волынский Боброк и Владимир Храбрый. – Куликовская битва и ее значение. – Поведение князей Рязанского и Суздальского. – Тохтамышево нашествие и вероломное разорение Москвы. – Примирение с Олегом Рязанским и поход Новгородский. – Завещание и кончина Димитрия. – Его бояре
Почти в одно время с кончиной Ивана II Московского произошла перемена в Золотой Орде. Свирепый отцеубийца Бердибек, в свою очередь, пал от руки заговорщиков вместе со своим любимцем темником Товлубием (собственно Тоглубегом). Это убийство было началом «великой замятии» (по выражению наших летописей), то есть целого ряда кровавых переворотов: ханы, один за другим, вступают на престол через трупы своих предшественников. В это время могущество Золотой Орды, конечно, пошатнулось и стало клониться к упадку. После Бердибека ордынские князья посадили на престол хана Кулпу, но спустя шесть месяцев он уже был свержен и убит новым ханом Небрусом. Некоторые русские князья, по своей обязанности являться на поклон каждому новому хану и за новыми ярлыками, успели прибыть в Орду при Кулпе и были свидетелями его свержения. Другие прибыли уже при Неврусе. Этому хану и пришлось решать вопрос о том, кому должно достаться великое княжение Владимирское. В Орде съехались князья Тверские, Рязанские, Ростовские, Ярославские, Суздальские и прочие. Димитрий Иванович Московский, по своему малолетству, не явился, а прислал своих бояр просить хана о ярлыке на великое княжение.
Как по смерти Симеона Гордого соперником его брату Ивану явился суздальский князь Константин, так теперь соперником Димитрию Московскому выступил сын суздальского князя Димитрий Константинович. После Константина его княжение разделилось между сыновьями: старший, Андрей, взял Нижний Новгород, второй, Димитрий, получил Суздаль, а третьему, Борису, достался Городец. Но не старший брат Андрей Константинович явился соискателем великого княжения, а второй – Димитрий. Если верить некоторым нашим летописцам, хан, недовольный отсутствием Димитрия Московского, предложил это княжение Андрею Константиновичу. Но тот по своему смирному характеру не желал ссориться с сильной Москвой, отказался и ограничился ярлыком на собственное княжение. Тогда честолюбивый брат его Димитрий Нижегородский начал сильно хлопотать в свою пользу, раздавая дары ханше и ордынским князьям. В этом случае ему помогли новгородцы, уже с опасением смотревшие на возвышение Москвы. Хан склонился на его просьбу и дал ему великое княжение. Димитрий Константинович прибыл во Владимир, сопровождаемый ханским послом, и сел на великом столе «не по отчине и не по дедине», как выражается летопись. Отсюда он послал своих наместников в Новгород (1360). Но торжество его было непродолжительно.
В том же 1360 году на Волжскую или Сарайскую Орду пришел хан Синей или Заяицкой Орды Хидырь-бег; Неврус, преданный своими мурзами, был побежден и убит. Пришлось русским князьям опять ехать в Орду на поклон хану Хидырю; в числе их на этот раз был и Димитрий Московский. Он успел благополучно выбраться в обратный путь; но другие князья Северо-Восточной Руси были застигнуты в Орде новым кровавым переворотом: Хидырь-хана сверг с престола и убил собственный его сын Темирхоза (1361). Прошел еще с небольшим месяц, и новый отцеубийца был уже низвержен. Начальник Донской Орды темник Мамай выставил хана Абдула. Но у последнего явилось несколько соперников; главным из них был брат Хидырь-бега Амурата, которого признали саранские мурзы и Волжская Орда. Русские князья также склонились на сторону этого последнего. К нему обратились оба Димитрия, Суздальский и Московский, за ярлыками на великое княжение Владимирское. Амурат решил дело в пользу Москвы. Димитрий Иванович собрал войско, выгнал Димитрия Константиновича из Переяславля и Владимира и торжественно, то есть с обычными обрядами, сел на великом владимирском столе (1362). Когда же к нему в Москву приехал посол из Мамаевой Орды от хана Абдула и также привез ему ярлык на великое княжение, князь принял посла с почетом и одарил. Узнав о том, Амурат сильно разгневался и послал ярлык Димитрию Константиновичу. Суздальский князь снова поспешил занять владимирский стол. На этот раз он пробыл во Владимире только одну неделю. Явился Димитрий Московский с большим войском и не только изгнал соперника из Владимира, но последовал за ним и осадил сам Суздаль. Димитрий Константинович просил мира и получил его, отказавшись навсегда от своих притязаний на великое княжение (1363). После того и другие князья Суздальской Руси снова признали верховенство Москвы (в том числе Константин Ростовский). А мелких удельных князей, Галицкого Димитрия и Стародубского Ивана, великий князь за что-то выгнал из их уделов, и те удалились в Нижний Новгород к Андрею Константиновичу.
В следующем, 1364 году с нижней Волги и Каспийского прибрежья Волжским судовым путем занесена была в Ростовско-Суздальский край сильная моровая язва. Она выражалась у одних кровохарканием, у других поражением каких-либо желез на теле, после чего на другой или на третий день человек умирал. Язва сначала появилась в Нижнем Новгороде, а отсюда проникла в земли Рязанскую, Московскую и Тверскую; повторилось почти такое же опустошение, какое, десять лет назад, причинила черная смерть. Много князей умерло во время этого поветрия. В числе их находились младший брат Димитрия Московского Иван и нижегородский князь Андрей. Удел Ивана достался великому князю Димитрию; а Нижний Новгород сделался предметом распри между Димитрием Константиновичем Суздальским и младшим его братом Борисом Городецким. Честолюбивый Борис, женатый на дочери Ольгерда Литовского, успел было захватить Нижний и выхлопотать ярлык из Орды. Но там продолжалась быстрая смена ханов, и подобные ярлыки потеряли свою решающую силу. Димитрий Константинович, тоже доставший себе ярлык, обратился к бывшему своему сопернику Димитрию Московскому, уже как к великому князю, и просил его помощи. Великий князь потребовал от Бориса, чтобы он уступил Нижний старшему брату. Борис упорствовал. Димитрий, руководимый митрополитом Алексеем, прибегал к оружию духовному, из Троицкого монастыря был вызван знаменитый игумен Сергий и отправлен звать Бориса в Москву для того, чтобы великий князь рассудил его спор с братом. Но Борис продолжал упорствовать. Тогда игумен Сергий, имея полномочие от митрополита, затворил церкви в Нижнем Новгороде и прекратил богослужение. Между тем, митрополит заранее отчислил Нижний Новгород и Городец от епархии суздальского владыки Алексея, который, по-видимому, держал сторону младшего брата. Наконец, Димитрий Московский двинул свою рать на помощь Димитрию Константиновичу. Борис смирился, уступил Нижний брату и удалился в свой Городец.
В следующем 1366 году союз московского князя с суздальским был скреплен браком пятнадцатилетнего Димитрия Ивановича с младшей дочерью Димитрия Константиновича Евдокией; свадьба была сыграна в январе месяце в городе Коломне. А старшая ее сестра Мария была выдана за Николая Васильевича Вельяминова, одного из сыновей московского тысяцкого. Воротясь в Москву, великий князь занялся возобновлением своей столицы.
Около того времени страшный пожар опустошил Москву. Пожары случались в ней довольно часто; но «Всесвятский» пожар, происшедший летом 1365 года, был самый ужасный. Он назван так потому, что начался около церкви Всех Святых. Стояла очень сухая, знойная погода; вдруг поднялась буря с сильным вихрем и разметала головни по всему городу; в одном месте гасили, а в десяти загоралось, так что не успевали ничего спасти из имущества; погибло много людей. В два часа времени выгорел весь город, то есть все три его части: Кремль, Посад и Заречье. При возобновлении Москвы Димитрий и его двоюродный брат Владимир Андреевич решили вместо прежних дубовых стен Кремля построить каменные; для чего в течение зимы заготовлен был камень, а весной начали ставить стены и башни. Вскоре этим каменным стенам пришлось сослужить свою службу.
Неустройства в Орде и междоусобия за ханский престол продолжались. Пользуясь ими, некоторые татарские вельможи и царевичи начали отделяться от Золотой Орды и основывать свои владения. Так, мурза Тагай основал особое татарское владение в Мордовской земле и сделал своей столицей город Наровчат. Он производил нападения и грабежи в соседних пределах рязанских; в 1365 году с татарами и мордвой напал на сам Переяславль-Рязанский, взял его, сжег и разграбил; но на обратном пути потерпел поражение от князя Олега Рязанского и Владимира Пронского. В стране камских болгар утвердился ордынский князь Булат-Темир, который начал грабить соседние пределы Суздальской земли; но в 1367 году потерпел поражение от соединенных сил Димитрия Константиновича и брата его Бориса на берегах реки Пьяны и бежал в Золотую Орду, где был умерщвлен по приказу хана Азиса (преемника Амуратова). На место Булат-Темира в стране болгар утвердился было новый хан Гасан; но суздальские князья, в сопровождении посла Азисова, ходили на Гасана; свергли его и поставили князем той страны другого татарского царевича (1370). Таким образом, благодаря ордынским междоусобиям русские начали мало-помалу безнаказанно бить самих татар, вмешиваться в их взаимные отношения и подготовлять способы к свержению ига25.
Но прежде нежели дошла очередь до открытой борьбы с Ордой, Москве вновь пришлось возобновить упорную борьбу со своей старой соперницей Тверью, а отчасти и с другой соседкой, с Рязанью.
В Тверской земле около того времени выступил замечательный князь в лице Михаила Александровича, одного из сыновей казненного в Орде Александра Михайловича. Этот Михаил Александрович родился в ту пору, когда отец его проживал изгнанником в Пскове, и его восприемником от купели был новгородский архиепископ Василий, приезжавший тогда в Псков по своим делам. В детском возрасте Михаил осиротел; мать отправила его на воспитание в Новгород к крестному отцу, владыке Василию, под руководством которого мальчик выучился грамоте, полюбил чтение книг и благочестие. Пребывание в Новгороде, по всей вероятности, имело и другое влияние на юного княжича: близкое знакомство с бытом и складом бойкой гражданской жизни вольнолюбивого города подействовало на его впечатлительную, даровитую природу и способствовало развитию его политического смысла. Недаром впоследствии он явился достойным соперником Димитрия Донского и сумел приобрести такую привязанность своих тверитян.
Михаил Александрович получил в удел город Микулин и, пока жив был его старший брат Всеволод Холмский, конечно, действовал с ним заодно против их дяди Василия Кашинского, владевшего великим столом тверским. Помянутая выше моровая язва 1364 года произвела большое опустошение и в среде Тверского княжеского дома. Кроме матери Михаила, вдовой великой княгини Настасьи, от нее умерли три его родных брата, в том числе Всеволод Холмский, и еще двоюродный Семен Константинович. Важно то, что этот Семен Константинович, помимо родного брата Еремея, отказал свой Дорогобужский удел двоюродному брату Михаилу Александровичу Микулинскому; ему же «приказал» и свою княгиню (т. е. поручил его попечению). Еремей изъявил притязания на Дорогобужский удел; его сторону принял и старший в семье дядя Василий, великий князь Тверской (прежде Кашинский). За решением спора обратились в Москву к третейскому суду митрополита Алексея. «По митрополичью благословению» дело разбирал тверской владыка Василий и решил его в пользу Михаила. Еремей и дядя Василий обратились в Москву с жалобой на неправильное решение и просили помощи против усилившегося микулинского князя, который имел опору в своем шурине Ольгерде Литовском. Любопытно, что жители самой Твери приняли сторону Михаила и, по-видимому, хотели посадить его у себя вместо Василия Кашинского. Москва воспользовалась случаем деятельно вмешаться в дела Тверского княжения, чтобы решительно подчинить его своему влиянию.
Великий князь юный Димитрий и митрополит Алексей позвали Михаила Александровича в Москву на третейский суд с его двоюродным братом Еремеем. Михаил приехал. Но здесь, когда он не хотел отступать от спорного удела, его схватили и заключили под стражу вместе с его боярами. Хотя спустя немного времени, по случаю приезда ордынских послов, Михаила отпустили из Москвы, но причиненное насилие, очевидно, зажгло в нем сильную к ней вражду. Вскоре потом, по смерти дяди Василия (1368), Михаил наследовал великий стол тверской, и отсюда началась его упорная борьба с Димитрием Московским. Даже соединив в своих руках большую часть Тверской земли, Михаил не был в состоянии бороться с Москвой без посторонней помощи. Он обратился за ней к своему шурину Ольгерду Литовскому. Склоненный сестрой его, а своей супругой Ульяной, тот не отказал ему, и отсюда произошло первое военное столкновение между двумя собирательницами Руси.
Ольгерд, сообща с Михаилом, предпринимал три похода на Москву. По своему обычаю, он старался действовать быстротой и неожиданностью. В первый свой поход литовский великий князь, явясь внезапно в московских пределах, разбил сторожевой полк на реке Тростне (Рузского уезда), и затем двинулся на саму Москву. Димитрий затворился в Кремле и предварительно велел сжечь посад, чтобы в нем не укрепился неприятель. Незадолго выстроенные каменные стены Кремля оказали надежную защиту, и Ольгерд, постояв дня три под Москвой, ушел назад, ограничившись грабежом и разорением окрестных сел и монастырей. Это было первое неприятельское нашествие вглубь московской земли со времени вокняжения Ивана Калиты; уже более сорока лет Москва пользовалась отдыхом от подобных разорений.
Московский князь после того отступился было от вмешательства в споры между Михаилом и некоторыми тверскими удельными князьями; но не надолго. Спустя года два Димитрий напал на Тверское княжество и отплатил ему разорением некоторых городов. Михаил ушел опять в Литву и опять при содействии сестры упросил Ольгерда о помощи. С литовским князем, как и в первый раз, кроме тверичей пошла и смоленская рать. Опять союзники осадили Москву, но не могли взять города, а только пожгли посады и опустошили окрестности. Услыхав, что двоюродный брат Димитрия Владимир Андреевич стоит в Перемышле и собирает рать, осторожный Ольгерд поспешно заключил перемирие и ушел домой (1370). В следующем году это перемирие было скреплено браком Владимира Андреевича с дочерью Ольгерда Еленой.
Ободренный успехом, Михаил Тверской отправился в орду Мамаеву и там испросил себе ярлык на великое княжение Владимирское; таким образом он возобновил старые притязания Твери на старшинство. Но в Москве уже не обращали большого внимания на ханские ярлыки; когда Михаил с ордынским послом Сарыхожею прибыл к Владимиру, граждане не впустили его в город, и он со стыдом должен был удалиться в Тверь. А Сарыхожу Димитрий пригласил в Москву и дарами склонил его на свою сторону. Затем Димитрий сам отправился в Орду, где не щадил денег, и Мамай, довольный его покорностью, снова утвердил за ним великое княжение Владимирское. Хотя хлопоты в Орде дорого обошлись Димитрию и он вошел в большие долги, однако ясно было, что Москва богаче Твери и легче могла покупать нужные ярлыки. Мало того, Димитрий при этом выкупил сына Михаила Ивана, который задолжал в Орде 10 000 рублей, отстаивая перед ханом старшинство своего отца. Московский князь взял с собой Ивана Михайловича в Москву и держал под стражей, пока отец не заплатил долга. В происшедшей затем новой войне Михаила с Димитрием деятельное участие приняли новгородцы: они начали теперь опасаться вновь возраставшего усиления тверского князя, который хотел посадить в Новгороде своих наместников и возобновил притязания на некоторые соседние новгородские земли. На стороне Москвы оказался и удельный князь Кашинский. Но на помощь Михаилу в третий раз явился Ольгерд. Они соединились и опять пошли на Москву. На этот раз им не удалось застать Димитрия врасплох. Молодой московский князь, очевидно, уже приобрел опытность и начал обнаруживать свои военные способности. Димитрий Иванович вышел им навстречу и разбил сторожевой литовский полк. Ольгерд поспешно отступил и остановился за одним крутым оврагом. Тут несколько дней противники стояли в виду друг друга; потом снова помирились и разошлись (1372).
Борьба Михаила с Димитрием, однако, не кончилась. Московский князь снова вмешался в тверские дела по поводу распри Михаила с его двоюродным племянником князем Кашинским. Вражду подожгли, кроме того, два московских перебежчика. В сентябре 1374 года скончался в Москве последний тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов; перед смертью он постригся и погребен в монастыре Богоявления. Великий князь не назначил ему преемника, конечно находя этот древний сан, возбуждавший зависть и интриги бояр, более не нужным и неудобным для своей столицы. Один из сыновей покойного, Иван Васильевич, вероятно обманувшийся в своей надежде наследовать дедовский и отцовский сан, отъехал в Тверь, за ним последовал некто Некомат Сурожанин, то есть один из купцов, торговавших южными товарами, приходившими из Черноморья. Эти переметчики взялись выхлопотать Михаилу в Орде новый ярлык на великое княжение Владимирское, и Некомат летом 1375 года действительно привез ярлык от Мамая с обещанием прислать на помощь татарское войско. В надежде на татар и литву Михаил опять объявил войну Димитрию и двинул свою рать на Углич. Понимая опасность, Димитрий стал действовать с замечательной быстротой. Он собрал подручных себе князей, числом более двадцати, и, не теряя времени на осаду других городов, прямо пошел на Тверь, которую обложил на обоих берегах Волги, построив через нее два моста. На помощь ему приспели и новгородцы, озлобленные на тверского князя за жестокое разорение Торжка в предшествующую войну. Начались усердные приступы. Но тут Михаил Александрович также обнаружил замечательную энергию: он отбил все приступы и делал удачные вылазки. Преданные ему тверитяне мужественно отстаивали своего князя и собственную самобытность от своей соперницы Москвы. Целый месяц Тверь уже находилась в жестокой осаде, а помощь не являлась ни от Орды, ни от Литвы; городу грозил неизбежный голод. Михаил смирился и ударил челом Димитрию о мире, который и получил. По заключенной между ними договорной грамоте тверской князь признал себя младшим братом московского, равным удельному князю Владимиру Андреевичу; обязался давать военную помощь Димитрию и отказался от всяких притязаний на великое княжение Владимирское и Новгород Великий. Кашинский князь по этой грамоте признан независимым от тверского. Последний отказывался также от союза с Литвой. В случае какого порубежного спора между тверским и московским князем обе стороны признавали своим третейским судьей великого князя Олега Ивановича.
Так окончилась достопамятная борьба Михаила Тверского с Димитрием Московским победой последнего. Тем не менее Михаил сумел отстоять целостность и самостоятельность своего княжения; вскоре он снова воротил под свою руку и Кашинский удел26.
Другим достойным соперником Димитрию Московскому явился Олег Рязанский, который, своими талантами, энергией и умением привязав к себе население, не уступал Михаилу Тверскому. Он также выступил усердным бойцом за самобытность своего родового княжества, то есть за независимость его от сильной Москвы. Но в первые годы княжения Димитрия мы видим Олега в числе его союзников. Так, в 1379 году, во время второго нашествия Ольгерда на Москву, рязанские и пронские полки отправлены были ей на помощь; впрочем, они не пошли далее своих границ и действительной помощи не оказали. Вслед за тем (а может быть, и вследствие того) союзники рассорились, и Димитрий Московский послал на Олега войско под начальством боярина Димитрия Михайловича Волынского. Олег бодро выступил навстречу.
Рязанцы уже успели позабыть неудачи прежних войн с москвитянами; первые двадцать лет Олегова княжения пробудили в них сознание собственных сил, и они заранее обнаружили уверенность в победе. По словам неприязненного им северного летописца, «рязанцы, свирепые и гордые люди, до того вознеслись умом, что в безумии своем начали говорить друг другу: не берите с собою доспехи и оружия, а возьмите только ремни и веревки, чем было бы вязать робких и слабых москвичей. Последние, напротив, шли со смирением и воздыханием, призывая Бога на помощь. И Господь, видя их смирение, москвичей вознес, а гордость рязанцев унизил». Решительная битва произошла недалеко от Переяславля-Рязанского, на месте, называвшемся Скорнищево (1371). «Тщетно махали рязанцы веревочными и ременными петлями, – продолжает тот же летописец, – они падали как снопы и были убиваемы как свиньи». Москвичи одолели, и Олег Иванович едва убежал с малой дружиной. Ременные и веревочные петли, о которых здесь упоминается, вероятно, были не что иное, как арканы, употребляемые рязанцами по примеру их степных соседей. Они-то, конечно, и подали летописцу повод говорить о легкомыслии рязанцев, будто бы не хотевших брать с собой оружия и собиравшихся прямо вязать москвитян веревками.
После того москвичи посадили на рязанский стол двоюродного брата Олега Владимира Дмитриевича, удельного князя Пронского. Очевидно, Москва воспользовалась старыми неладами между Рязанью и Пронском, и пронский князь занял рязанский стол как подручник великого князя Московского. Но Олег вскоре изгнал Владимира из Переяславля-Рязанского и воротил себе старший стол. Внимание Димитрия в то время было занято возобновившейся борьбой с Михаилом Тверским и Ольгердом Литовским. Притом и ордынские отношения близились к развязке. Димитрий нуждался в союзниках; поэтому он примирился с Олегом и даже вошел с ним в дружеские связи. Выше мы видели, что договорная грамота 1375 года признает великого князя Рязанского Олега третейским судьей в спорных делах между Москвой и Тверью27.
Спустя около двух лет по замирении Москвы с Тверью сошел в могилу князь Литовский и западнорусский Ольгерд (1377); его смерть повлекла за собой важные перемены и события. Великим княжением Литовским завладел средний его сын Ягелло. Обиженный последним, старший сын Андрей, княживший дотоле в Полоцке, ушел в Псков, жители которого и посадили его на своем столе; причем Андрей признал себя подручником Димитрия Ивановича. Московский князь спешил воспользоваться наступившими в Литве смутами, чтобы отнять у нее некоторые волости в Северской земле. Московское войско, предводимое Владимиром Андреевичем Серпуховским, Димитрием Михайловичем Волынским и тем же Андреем Ольгердовичем, завоевало города Трубчевск и Стародуб (1379); причем другой сын Ольгерда, Димитрий Трубчевский, не только не оказал сопротивления, но, по примеру брата Андрея, со своим семейством и дружиной вступил в службу великого князя Димитрия и получил от него в наместничество Переяславль-Залесский.
