Дмитрий Goblin Пучков
Ледовый поход Балтийского флота. Кораблекрушение в море революции
Исследование проведено при поддержке РФФИ,
проект 19-09-00081 А «“Старое” русское морское офицерство после 1917 г.: Сплошное просопографическое исследование»
The reported study was funded by RFBR, project number 19-09-00081 A.
Рецензенты:
действительный член Академии военных наук, д. и. н. А. А. Зданович;
профессор кафедры истории Нового и Новейшего времени Санкт-Петербургского государственного университета, д. и. н. А. В. Смолин.
© ООО Издательство «Питер», 2020
© Серия «РАЗВЕДОПРОС», 2020
© Назаренко К. Б., 2020
© Дмитрий GOBLIN Пучков, предисловие, 2020
Предисловие
Наберите в интернет-поисковике «Адмирал Щастный», и вы увидите заголовки: «Первая жертва: расстрел в награду за подвиг. Почему Троцкий боялся капитана Щастного», «“Народный адмирал” Алексей Щастный: что сделал Ленин со спасителем Балтийского флота», «Слава и трагедия капитана Щастного». Если прочтете эти посты, то узнаете о засекреченных архивах, то ли о немецком, то ли об английском шпионе Троцком, который расстрелял героя-моряка и приказал похоронить его тело под полом своего кабинета… Даже претендующие на серьезность публикации полны нелепых скандальных подробностей.
Вашему вниманию предлагается книга, написанная на основании исторических источников, прежде всего, подлинного судебно-следственного дела, других архивных документов, как российских, так и британских, многочисленных газетных публикаций 1917–1918 гг., десятков воспоминаний современников. Все суждения профессора К. Б. Назаренко опираются на исторические источники.
К. Б. Назаренко удалось показать, что Алексей Михайлович Щастный не был наивным простачком, недалеким служакой, который стремился лишь к спасению кораблей флота, – он был одним из немногих морских офицеров, которые окунулись в волны политики сразу же после Февральской революции. В его судьбе переплелись интриги антисоветского подполья и британской разведки, борьба левых и правых эсеров, меньшевиков и большевиков, попытки матросских лидеров вроде П. Е. Дыбенко сыграть собственную роль. А. М. Щастный наблюдал, делал выводы и действовал. Он попытался «оседлать» матросскую стихию, направить ее в том направлении, которое считал верным – против большевиков, и потерпел крушение в политической борьбе.
Книга читается легко, даже самые сложные политические вопросы описаны ясным и простым языком.
Настоятельно рекомендую к прочтению.
Дмитрий Goblin Пучков
Введение
Символической фигурой в истории русского флота XX века стал Алексей Михайлович Щастный (1881–1918), капитан 1 ранга, которого иногда называют адмиралом. Из моряков, пустившихся в 1917–1918 гг. в плавание по бурным волнам революции, лишь Павел Ефимович Дыбенко (1889–1938) может сравниться с ним по значимости. Оба моряка на короткое по историческим меркам мгновение были вознесены на вершины политической жизни России, оба прикоснулись к штурвалу государственного корабля и оба были от него отброшены. Но если П. Е. Дыбенко прожил еще двадцать лет после того, как перестал быть важной политической фигурой, то жизнь А. М. Щастного оборвалась одновременно с его падением с политического Олимпа. Оба они попытались стать политическими лидерами, опираясь на флот, и обоих на этом пути ждал крах.
Вокруг памяти о П. Е. Дыбенко и А. М. Щастном борьба продолжается до сих пор. Если в советское время революционная деятельность П. Е. Дыбенко была на слуху, то в наши дни имя вожака революционных матросов в умах большинства наших сограждан стало частью петербургской топонимики – им названы станция метро, улица и супермаркет «Мега Дыбенко». Фамилия же Щастный, практически не звучавшая до перестройки, в последнее время стала довольно широко известна и упоминается обычно в контексте спасения Балтийского флота и произвола большевиков.
Смертный приговор А. М. Щастному сразу же после вынесения вызвал шквал газетных публикаций, но он очень быстро утих – история творилась с такой скоростью, что не оставалось времени для рефлексии.
Вокруг осуждения А. М. Щастного очень быстро возник ряд антибольшевистских мифов. Получили распространение цитаты, якобы из приговора по его делу, которые ничего общего с подлинным текстом не имеют. Например, известный собиратель слухов о красном терроре С. П. Мельгунов приводит такую «цитату»: «Щасный (так! – К. Н.), совершая геройский подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против советской власти. […] 22-го мая (в действительности июня. – К. Н.) Щасный был расстрелян “за спасение Балтийского флота”»[1]. С. П. Мельгунов повторил идею, высказанную неким Ю. Г. в сентябре 1919 г. По версии Ю. Г., цитата из приговора выглядела так: «Щастный совершил геройский поступок, который сделает его популярным. Эту популярность он использует потом против Советской власти»[2]. Этот же автор впервые опубликовал сведения о том, что «Троцкий пошел вслед за судьями в совещательную комнату»[3], которые потом тиражировались бесчисленное количество раз.
В книге «Гражданская война. Боевые действия на морях, речных и озерных системах», изданной в СССР в 1926 г., фамилия А. М. Щастного еще упоминалась[4]. Затем она исчезла со страниц исторических сочинений на тридцать лет. Лишь в середине 50-х гг. Н. С. Кровяков вновь упомянул его в своей истории Ледового похода, разумеется, в негативном ключе[5]. В 1937 г. фамилия А. М. Щастного мелькнула на страницах «Правды» в юбилейной статье, посвященной участию флота в Октябре, в которой ее автор, писатель В. В. Вишневский, заметил: «На глазах у моряков повсеместно творилась контрреволюция. В штабах флота орудовали изменники типа капитана Щастного»[6]. Накануне Октябрьской революции А. М. Щастный занимал скорее нейтральную позицию, но, очевидно, память о его процессе была еще достаточно яркой, и автор фактически сделал фамилию Щастный символом офицерской контрреволюции на флоте. В официальной истории Балтийского флота, изданной в 1978 г.[7], равно как и в официальном издании, посвященном боевому пути советского ВМФ[8], его имя не упоминалось ни разу. Зато в брошюре 1976 г., посвященной Ледовому походу, вновь повторяется тезис о том, что спасти флот удалось вопреки А. М. Щастному[9]. Поскольку нестыковки этой версии были вполне очевидны, она работала скорее на поддержание образа «адмирала» как невинной жертвы, а не убеждала в его контрреволюционности.
Среди работ, затрагивавших дело А. М. Щастного, особняком стоит художественно-документальный очерк о Викторе Эдуардовиче Кингисеппе (1888–1922), принадлежащий перу Д. М. Руднева и С. И. Цыбова[10]. Его вторая глава посвящена участию эстонского большевика в следствии над бывшим наморси. Авторы были знакомы с архивно-уголовным делом А. М. Щастного, с рядом источников, хранящихся в Российском государственном архиве Военно-морского флота (далее – РГАВМФ), и с воспоминаниями современников (в частности, А. В. Луначарского) – в тексте присутствуют прямые цитаты из них или пересказ их содержания. Д. М. Руднев и С. И. Цыбов оказались несвободны от господствовавшего в 30-80-е гг. XX в. взгляда на Льва Давыдовича Троцкого (1879–1940) как на провокатора и пораженца, но это не главное. На наш взгляд, им удалось достаточно убедительно изложить версию, согласно которой А. М. Щастный, сыграв положительную роль в Ледовом походе, затем оказался одной из центральных фигур антисоветского заговора. К сожалению, их работа осталась совершенно не замеченной в историографии, поскольку была лишена научно-справочного аппарата и формально не являлась научной, хотя научной логики в ней было значительно больше, чем в иных псевдонаучных штудиях.
О А. М. Щастном продолжала помнить эмиграция. В апреле 1929 г. в газете «Шанхайская заря» увидела свет статья С. Творогина, в которой в мелодраматических тонах описывалось столкновение на суде А. М. Щастного с Л. Д. Троцким: «Щастный смертельно побледнел, но ни один мускул не дрогнул на его красивом мужественном лице»[11]. 21 июня 1930 г. в парижской газете «Последние новости»[12]
О А. М. Щастном была напечатана статья капитана 2 ранга Александра Петровича Лукина (1883–1946). В полемику с ним вступил С. И. Варшавский в газете «Возрождение»[13]. Причиной спора двух изданий стала интерпретация юридических нюансов вынесения смертного приговора, причем С. И. Варшавский уличал А. П. Лукина в незнании фактов и в преуменьшении «кровожадной» сущности «большевистского режима». В 1933 г. в Бразилии вышла статья С. Голубинцева, также посвященная А. М. Щастному[14].
Тот же А. П. Лукин запустил в оборот кафкианскую историю о расстреле А. М. Щастного китайцами и о захоронении его тела под паркетом одной из комнат здания Реввоенсовета (бывшее Александровское военное училище).
По сообщению А. П. Лукина, его сведения основаны на беседе с другим бывшим морским офицером, который слышал это от некоего Андреевского, командовавшего расстрелом. Пьяный Андреевский якобы рассказал эту историю информатору А. П. Лукина вскоре после казни А. М. Щастного[15]. Эта история получила второе дыхание в постперестроечное время. Ее с удовольствием пересказывают Б. Камов[16] и Н. А. Черкашин[17]. К сожалению, эту басню повторил и Е. Н. Шошков, наиболее серьезный биограф А. М. Щастного[18]. Он же «обратился к министру обороны Павлу Грачеву с просьбой отдать приказ об эксгумации останков Щастного с тем, чтобы он мог быть захоронен с воинскими почестями по христианскому обряду», а в 1997 г. даже были предприняты какие-то усилия в этом направлении[19].
Среди эмигрантов наиболее взвешенные суждения об А. М. Щастном высказал лейтенант Дмитрий Николаевич Федотов (Уайт) (1889–1950), посвятивший ему несколько страниц в своей работе «Рост Красной Армии»[20].
Он подтверждал (по собственным воспоминаниям) его антисоветские настроения и ставил А. М. Щастного в один ряд с лидером мятежа Минной дивизии мичманом Георгием Николаевичем Лисаневичем (1894–1938), а также с офицерами, занимавшими ответственные должности в Красной армии и перешедшими на сторону белых, – контр-адмиралом Николаем Эммануиловичем Викорстом (1873–1944), полковником Борисом Петровичем Богословским (1883–1920) и подполковником Генерального штаба Федором Евдокимовичем Махиным (1882–1945)[21]. Заметим, что Д. Н. Федотов смог подобрать удивительно характерный ряд персонажей, обстоятельства политического выбора которых в 1918 г. иллюстрировали разные политические течения среди русского офицерства.
С перестройкой ситуация в нашей стране резко изменилась. В 1990 г. по инициативе помощника начальника Управления военных трибуналов Министерства обороны полковника юстиции В. Е. Звягинцева был поставлен вопрос о возможности пересмотра «дела Щастного». В 1995 г. А. М. Щастный был официально реабилитирован. В. Е. Звягинцев, инициатор реабилитации, посвятил А. М. Щастному один из очерков книги с говорящим названием «Трибунал для флагманов» и написал большое предисловие к материалам его следственного дела[22].
В современной литературе в отношении А. М. Щастного господствует панегирический тон, самого его представляют невинной жертвой[23], а связанные с ним мифы процветают.
Согласно одному из вариантов мифа, А. М. Щастный был близок к разоблачению большевиков как германских агентов, собирающихся уничтожить Балтийский флот в угоду немцам, за что и был казнен[24]. Согласно другой версии, А. М. Щастный был расстрелян в связи с происками англичан, а большевики выступают уже как агенты Великобритании[25].
В наши дни эпизоды из жизни А. М. Щастного продолжают выдумывать и тиражировать. Вот пример свежего творчества такого рода: «Рассказывают, что однажды в разговоре с Г. Зиновьевым Щастный сказал: “А знаете, меня флот избрал диктатором Петрограда”. Трусливый Григорий изменился в лице: “Ну и что же?” – “Я, конечно, отказался”, – спокойно ответил Щастный. Перепуганный Зиновьев тут же направил шифровку в Москву»[26].
Разумеется, автор не удосужился указать, кто «рассказывает» такие увлекательные истории. Попробуйте представить, что сегодня губернатор Санкт-Петербурга услышал бы подобные слова от командующего Балтийским флотом. Какова была бы его реакция?
Материалы следственного дела А. М. Щастного, хранящиеся в Архиве ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области[27], были опубликованы частично Е. Н. Шошковым в приложениях к его работе о А. М. Щастном[28] и почти полностью в 2013 г.[29] У нас сложилось впечатление, что публикаторы 2013 г. пользовались выписками Е. Н. Шошкова, поскольку в обоих случаях встречаются аналогичные ошибки и пропуски текста.
К сожалению, публикаторы сделали свою работу не только непрофессионально, но и попросту неаккуратно. Так, в своем сборнике они расположили документы не в том порядке, в котором они хранятся в деле, с пропусками и опечатками. Некоторые из них опубликованы дважды, другие по неясным причинам опущены. Например, публикаторы решили, что в деле подшиты копии «документов Сиссона», изъятых у А. М. Щастного[30], тогда как на это ничто не указывает. Если в деле копии, то где хранятся подлинники вещественных доказательств по уголовному делу? Где им быть, как не в этом деле? Если бы в дело были подшиты копии, то на них обязательно имелась бы заверяющая надпись того сотрудника, который копировал документы. В действительности в деле подшиты именно те документы, которые были изъяты у А. М. Щастного, но сами они являются копиями фальсифицированного «оригинала». В публикации отсутствует элементарное археографическое описание публикуемых документов. Зато книга издана на прекрасной мелованной бумаге в красивом переплете.
В последние тридцать лет появилось большое количество опубликованных и неопубликованных исследовательских работ об А. М. Щастном. Характерно, что большинство авторов – военные моряки либо военные юристы. Профессиональных историков эта тема практически не заинтересовала.
Среди неопубликованных работ – монография капитана 1 ранга А. К. Буля (1926–1999), хранящаяся в РГА ВМФ[31]. Из опубликованных назовем монографию капитана 1 ранга Е. Н. Шошкова[32], коллективную работу двух полковников юстиции – В. Е. Звягинцева и А. В. Сапсая[33], главу монографин В. Е. Звягинцева[34], его же обширное предисловие к публикации дела А. М. Щастного[35]. Все эти тексты объединяет апологетика А. М. Щастного, представляемого рыцарем без страха и упрека, и довольно поверхностное (если не сказать резче) представление о политической борьбе в 1917–1918 гг.
На наш взгляд, наиболее научной из перечисленных работ является труд Е. Н. Шошкова, вероятно, в связи с тем, что научным редактором здесь выступал уважаемый военно-морской историк капитан 1 ранга В. Ю. Грибовский. Е. Н. Шошков собрал много материалов, просмотрел практически все источники, хранящиеся в РГА ВМФ, изучил историческую литературу, но, к сожалению, не поставил «дело Щастного» в контекст бурных событий весны-лета 1918 г. Кроме того, у профессионального историка вызывает удивление странная композиция работы Е. Н. Шошкова, когда сначала следует нечто вроде хронологического перечня событий, в котором даны сноски на обширные биографические справки и выписки из документов, отнесенные в конец работы. При этом научно-справочный аппарат организован так, что местами представляет собой головоломку.
В текстах В. Е. Звягинцева полностью отсутствует научно-справочный аппарат, при этом они наполнены фантастическими измышлениями: в частности, автор верит в подлинность «документов Сиссона» и считает их весомым доказательством наличия «немецко-большевистского заговора».
Известный исследователь деятельности Л. Д. Троцкого Н. А. Васецкий также коснулся биографии А. М. Щастного[36]. К сожалению, перестроечная атмосфера, связанная со сменой исторических ориентиров, не способствовала обстоятельному научному исследованию, и историк голословно заявил о том, что документы, изъятые у А. М. Щастного («документы Сиссона»), якобы исходящие от германской разведки, созданы сподвижниками Л. Д. Троцкого. «Состряпанная в окружении Троцкого ради удовлетворения его начальственных амбиций фальшивка» сыграла, по мнению Н. А. Васецкого, ключевую роль в обвинении А. М. Щастного. В общем, Н. А. Васецкий рассматривал дело Щастного как типовое: «Налицо в нем были все составные компоненты беззакония, примененные затем приспешниками Сталина. Это: 1) безосновательные обвинения в антисоветской деятельности; 2) вменение в вину составления политических манифестов; 3) подложные документы, уличающие подсудимых в связях с иностранными разведками; 4) отсутствие всякой гласности в судопроизводстве и обеспечении возможности для реальной защиты; 5) приговор к расстрелу и его немедленное приведение в исполнение»[37]. Все было бы хорошо, но только первые три вывода Н. А. Васецкого ложны полностью, четвертый – частично, и лишь пятый подтверждается фактами. Заметим также, что в монографии о Л. Д. Троцком, написанной Н. А. Васецким с симпатией к своему герою, историк вовсе опускает сюжет с судом над А. М. Щастным[38].
В наиболее спокойном тоне выдержана статья о А. М. Щастном известного американского историка А. Рабиновича, но и он отдает в ней дань расхожим представлениям о надуманности обвинений в его адрес[39].
Квинтэссенция апологетики А. М. Щастного выглядит примерно так: «Балтийский флот был спасен. Только герой Ледового похода Александр (так! – К. Н.) Михайлович Щастный, по ложному обвинению в невыполнении по сути дела преступного приказа бывшего в то время наркомом по военным и морским делам Л. Троцкого о подготовке кораблей к уничтожению в связи с создавшимися условиями на театре, был расстрелян. Так Родина отблагодарила человека, спасшего для Отечества 236 кораблей!»[40] Здесь свалены в одну кучу и ошибка в имени героя, и желание «повесить всех собак» на Л. Д. Троцкого, и большой пафос.
В современной историографии дела А. М. Щастного следует особо выделить статью историка отечественных спецслужб А. А. Здановича[41]. Приведя множество уникальных сведений, почерпнутых из архивных дел ФСБ, он высказывает предположение, что Л. Д. Троцкий оказался под сильным влиянием британского военно-морского атташе и главы шпионской сети капитана 1 ранга Фрэнсиса Ньютона Аллана Кроми (1882–1918). Последний подталкивал наркома к уничтожению Балтийского флота, тогда как А. М. Щастный сопротивлялся такому сценарию. «Можно утверждать, что британский резидент… спровоцировал уголовное преследование командующего Балтийским флотом, закончившееся расстрелом последнего»[42], – пишет А. А. Зданович. На наш взгляд, Л. Д. Троцкий был слишком крупной и самостоятельной политической фигурой, чтобы его можно было записать в чьи-то марионетки.
А. В. Шубин дал взвешенную оценку «дела А. М. Щастного», хотя, на наш взгляд, недооценил степень его вовлеченности в антисоветские конспирации[43].
Мы касались отдельных аспектов дела А. М. Щастного, прежде всего, роли и места в нем «документов Сиссона»[44], а также пытались дать краткий очерк его политической деятельности[45].
В России баталии вокруг имени А. М. Щастного в основном отшумели. Однако на Украине он остается политически актуальной фигурой. Так, улица Театральная в Житомире, на которой он родился, в 1992 г. была названа улицей Адмирала Щастного. В 2010 г. на доме его отца была установлена мемориальная доска, сохранившаяся поныне. Националисты пытались сорвать открытие мемориальной доски, заявляя, что «чествование адмирала российского имперского флота, независимо от места его рождения, является чествованием палачей украинского народа и унижением национального достоинства»[46]. Не разобравшись, они сочли «Щастного “красным” врагом и палачом, причастным к уничтожению тысяч граждан УHP»[47]. Один из инициаторов установки доски краевед Г. Мокрицкий даже был вынужден заявить, что «Щастный не просто адмирал российского флота. Не его позор, что он там служил (выделено нами. – К. Н.). Щастный – украинец по происхождению, потому что корни его рода происходят от казацкой старшины. Его предки жили и работали на Украине»[48].
Поразительно, но в наши дни на Украине А. М. Щастный считается «красным адмиралом»[49], поэтому в мае 2016 г. улицу Адмирала Щастного переименовали в улицу Дмитрия Донцова[50]. Дмитрий Иванович Донцов (1883–1973) – теоретик украинского национализма, социал-дарвинист. Именно его взгляды легли в основу идеологии Организации украинских националистов. Фигура Д. И. Донцова может считаться настоящим антиподом А. М. Щастному – Д. И. Донцов начинал как украинский социал-демократ, во время Первой мировой войны жил в Германии и отстаивал идею прогерманской Украины, во время Гражданской войны был дипломатическим представителем петлюровского правительства в Швейцарии. За профашистскую деятельность во время Великой Отечественной войны СССР пытался, но не смог добиться его выдачи у США. Д. И. Донцов умер и похоронен в Канаде.
Надо заметить, что А. М. Щастный не был абсолютно уникальной, стоящей особняком фигурой. Своеобразными «двойниками» Щастного в русском флоте можно считать контр-адмиралов Василия Михайловича Альтфатера (1883–1919) и Михаила Павловича Саблина (1869–1920). Все трое – выходцы из одной социальной группы, имевшие одинаковое образование, участники Русско-японской и Первой мировой войн, сделавшие очень похожую карьеру, но избравшие разные пути во время революции.
Во время брестских переговоров В. М. Альтфатер твердо стал на сторону Советской власти, решив для себя, что она борется за процветание и величие России. В этой связи чрезвычайно интересно суждение фактического главы германской делегации в Бресте генерала М. Гофмана: «Много пищи для размышлений я получал во время моих разговоров с адмиралом Альтфатером. Я долго беседовал с ним о былой мощи императорской русской армии и спрашивал его, как это могло случиться, чтобы революция совершенно разложила эту прежде грозную рать. “Большевистская пропаганда, – ответил мне Альтафтер, – оказала совершенно необычайное влияние на массы. Я уже вам много рассказывал об этом и, в частности, жаловался, что при защите Эзеля армия расползлась у меня под руками. Точно так же обстояли дела на всех фронтах. Я заранее вам предсказываю, что то же самое случится и с германской армией”. Я высмеял этого несчастного адмирала…»[51]. В. М. Альтфатер совершенно верно предсказал будущее. В ноябре 1918 г. М. Гофману и другим немецким генералам стало не до смеха.
Кстати, именно из примечания к этому месту мемуаров М. Гофмана пошла гулять цитата из письма В. М. Альтфатера к А. А. Иоффе, написанного во время брестских переговоров: «Я служил до сих пор только потому, что считал необходимым быть полезным России там, где могу, и так, как могу. Но я не знал вас и не верил вам. Я и теперь еще многого не понимаю в вашей политике, но я убедился… что вы любите Россию больше многих из наших. И теперь я пришел сказать вам, что я ваш»[52]. Откуда позаимствовал ее автор предисловия к мемуарам М. Гофмана комкор Роберт Петрович Эйдеман (1895–1937), остается только гадать.
В. М. Альтфатер умер от болезни сердца весной 1919 г. и стал первым советским адмиралом, которому был сооружен надгробный памятник за государственный счет.
В наши дни значительно возросла роль «любителей», не принадлежащих к академическому сообществу историков, но иногда вносящих весомый вклад в исследование тех или иных проблем. В связи с делом А. М. Щастного можно указать на блог автора, скрывшегося под псевдонимом «Комендант Чевенгурского уезда», обладающего весьма здравым и взвешенным взглядом на проблему. Он обращает внимание на важную параллель не только в истории флота, но и в биографии А. М. Щастного и М. П. Саблина: «В апреле 1918 г. Черноморский флот стоял в Севастополе и разлагался. Тоже подходили немцы. Командующий флотом адмирал М. Саблин сначала сделал жалкую попытку “спасти флот”, подняв на нем украинские (!) флаги – что, по его мнению, не позволило бы взять флот немцам, ведь Украина – дружественная им держава. Но оказалось, что немцам плевать на софистику, и тогда Саблин под негодующие крики украинских властей вывел флот в Новороссийск. Немцы потребовали отдать им флот, и тогда Ленин, не имея возможности маневрировать, прислал два приказа. Один официальный – флот отдать. Второй секретный – флот затопить. Однако Саблину флот топить не хотелось, и он начал играть на этих противоречиях, а заодно и обратился к матросам. В итоге остатки флота погрязли в непрекращающихся митингах, суть которых была в одном – топить или не топить? Дело осложняло независимое положение Кубано-Черноморской Советской республики, которая позарилась на флот и тоже топить его не хотела…»[53] В итоге М. П. Саблин оказался в белом движении на Юге России, умер от рака и был торжественно похоронен во Владимирском соборе Севастополя.
«Двойники» А. М. Щастного возникали не только в русском флоте. Британский капитан 1 ранга Ф. Кроми прожил жизнь, очень похожую на биографию нашего главного героя. Боевой моряк, не помышлявший о политической деятельности, Ф. Кроми в 1918 г. был втянут в опаснейшие политические интриги и пал их жертвой, причем вокруг смерти Ф. Кроми «накручено» ничуть не меньше мифов, чем вокруг смерти А. М. Щастного. К тому же А. М. Щастный и Ф. Кроми, несомненно, были лично знакомы, не говоря уже о том, что они происходили из схожей социальной среды, были почти ровесниками и погибли почти одновременно.
На историческую авансцену А. М. Щастного вывела революционная буря 1917 г. С сентября 1917 г., когда он впервые заявил о себе как о политическом деятеле, до расстрела в июне 1918 г. не прошло и года, но именно этот отрезок биографии нашего героя достоин пристального внимания.
Источниками данного исследования прежде всего являются делопроизводственные и судебно-следственные документы, имеющиеся в Российском государственном архиве Военно-морского флота и Архиве Управления ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
Чрезвычайно важным источником являются воспоминания. Среди них можно выделить очень точные в деталях мемуары старшего лейтенанта царского флота и советского контр-адмирала Владимира Александровича Белли (1887–1981)[54]. Он был непосредственным подчиненным А. М. Щастного по штабу флота в 1917–1918 гг., хотя и не входил в «кружок Ренгартена-Черкасского».
Сохранились воспоминания лейтенанта «старого» флота и инженер-капитана 1 ранга советского ВМФ Андрея Павловича Белоброва (1894–1981), написанные уже в 70-е гг.[55], когда у него за плечами были длительная служба в советском ВМФ, а также награждение двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны 1-й степени. Несмотря на это, воспоминания носят выраженный антисоветский характер и явный отпечаток записей по горячим следам, сохранившимся с 1917–1918 гг. Вот несколько характерных цитат: «День Октябрьской революции… прошел у нас совершенно обычно… Никаких перемен у нас не произошло… Арест Временного правительства и переход государственной власти в руки большевиков большого впечатления на команды не произвели… Никакого подъема не произошло в настроении команд»[56]. «Существовал в это время какой-то Центробалт… Деятельность этого комитета до нас не доходила. Кто состоял в этом комитете и кто их выбирал туда, мы на [миноносце] “Гайдамаке” не знали и также не знали, что они там делают… Они писали протоколы, но постановления их до кораблей не доходили… Команды кораблей… политикой особенно не интересовались… Те, кто переживал события, ринулись в отпуск, чтобы участвовать в дележе земли»[57]. «Все и вся было попрано, чтобы во что бы то ни стало удержаться у власти, потому что секрет счастья человечества был известен одному Ленину. Он сам был в этом убежден. Однако я лично в этом не совсем уверен»[58]. «18 января 1919 г. все театры были закрыты на 2 дня в знак траура по Карлу Либкнехту и Розе Люксембург, которые были накануне убиты в Германии. Поразительное нахальство по отношению к русским, для которых их деятельность никакого значения не имела!»[59]Эти воспоминания ценны тем, что ярко отражают представления офицеров флота того времени.
Старший лейтенант дореволюционного флота и известный специалист в области морской артиллерии в советское время Георгий Николаевич Четверухин (1887–1942)[60] также лично знал А. М. Щастного и зафиксировал в своих записках важные разговоры с сослуживцами о событиях 1918 г.
Чрезвычайно ценную информацию несут дневник влиятельного офицера штаба Балтийского флота капитана 1 ранга Ивана Ивановича Ренгартена (1883–1920), а также переписка контр-адмиралов Александра Владимировича Развозова (1879–1920), князя Михаила Борисовича Черкасского (1882–1919) и Георгия (Юрия) Карловича Старка (1878–1950).
Важным и сравнительно мало используемым историческим источником о событиях 1918 г. являются газеты. В мае-июне в Советской России еще выходили газеты широкого политического спектра. Официальным органом ВЦИК были «Известия», официальными газетами РКП(б) являлись «Правда» и «Петроградская правда». Взгляды меньшевиков, «советской оппозиции», представляла «Новая жизнь», в которой впервые были опубликованы «Несвоевременные мысли» ее главного редактора М. Горького. Название газеты «Анархия» говорило само за себя. Продолжали выходить откровенно антисоветские газеты. Интересы торгово-промышленных кругов выражала «Заря России» (до весны 1918 г. – «Утро России»), орган Партии прогрессистов, издававшаяся Павлом Павловичем Рябушинским (1871–1924). К октябристам была близка петроградская газета «Вечернее слово». В частности, заметка об убийстве Моисея Марковича Володарского (1891–1918) называлась «Демагог»[61]. Были и газеты, лишенные определенного политического лица, такие как «Петроградское эхо». Отметим, что если «Правда» пренебрегала репортажем, уделяя основное внимание политическим вопросам, то такие газеты, как «Новая жизнь» или «Петроградское эхо», подробно описывали повседневные события. Опираясь на эти и другие источники, мы впервые ставим задачу научного изучения политической биографии А. М. Щастного.
Даты до 1(14) февраля 1918 г. даются по старому стилю, после этой даты – по новому. Термины «начальник морских сил Балтийского моря» (наморси) и командующий Балтийским флотом (комфлот) в делопроизводстве 1918 г. использовались как синонимы. Термин «корабль» применялся к боевым кораблям 1–2 ранга, тогда как вообще все боевые корабли именовались «судами».
