Дмитрий Дёгтев
Тень люфтваффе над Поволжьем. Налеты немецкой авиации на советские промышленные центры. 1942–1943
Глава 2
Затишье перед бурей
Новая задача
Отражением общего кризиса вермахта стал также и наметившийся кризис стратегии немецкой авиации, командование которой не имело твердого мнения о том, куда направить силы пополненных авиационных соединений. Было понятно, что они должны в полном объеме обеспечить авиационную поддержку предстоящих наступательных операций своих войск. По поводу того, каким образом это сделать, мнения разошлись. Начальник Генерального штаба люфтваффе генерал-оберст Ханс Ешоннек, находившийся под впечатлением от участившихся налетов авиации союзников на города Германии, был сторонником террористических атак на советские города группами по двадцать-тридцать бомбардировщиков. Он был единственным из немецких высших авиационных командиров, который ожидал наибольших результатов от массированных бомбардировок Лондона еще летом-осенью 1940 года.
У министра вооружений Третьего рейха Альберта Шпеера имелось свое мнение, которое являлось отражением взглядов военно-промышленных кругов. Германские промышленники, для которых затяжной характер войны давно стал абсолютно ясен, вполне резонно настаивали на том, чтобы нанести массированные авиаудары по ключевым объектам военной промышленности СССР, в частности по электростанциям в районе Москвы, Рыбинска и Горького. Против такого метода использования бомбардировочной авиации резко возражал командующий 1-м авиакорпусом генерал Гюнтер Кортен, который понимал все трудности поражения с воздуха подобных точечных целей, находящихся далеко за линией фронта.
В результате всестороннего обсуждения сложившейся ситуации было принято компромиссное решение, предложенное командующим 6-м воздушным флотом генерал-оберстом Робертом фон Граймом и его штабом. Согласно ему, бомбардировочные эскадры должны были перед началом летней кампании атаковать советские центры по производству вооружений. В свою очередь, командир IV авиакорпуса Курт Пфлюгбейль предложил две реальные цели для массированных налетов – города Горький и Саратов.
Среди основных доводов фон Грайма было желание в первую очередь на длительное время парализовать выпуск советской промышленностью танков. А также сорвать поставку на фронт другой боевой техники, материалов и боеприпасов. По мнению командующего 6-м воздушным флотом, люфтваффе, таким образом, принесли бы больше пользы сухопутным войскам, чем беспрерывное и утомительное уничтожение всего этого непосредственно на передовой и вблизи ее. Борьба с огромными массами советской бронетехники, которую на всех фронтах вели немецкие войска, отнимала все больше сил и средств. Помимо панцерваффе, а также противотанковых дивизионов с самоходными орудиями, полевой артиллерии, немецкой пехоты, оснащенной бронебойным оружием, все чаще для отражения танковых атак приходилось привлекать зенитные подразделения люфтваффе. В результате 88-миллиметровые пушки чаще и чаще отвлекались от выполнения своих основных задач. А сами подразделения из собственно зенитных, по сути, превращались в противотанковые.
В противоположность этому, командование люфтваффе наконец пришло к мысли, что гораздо эффективнее будет парализовать сам выпуск танков. По мнению того же фон Грайма, даже одна успешная атаки против русской танковой фабрики могла остановить производство на нескольких недель[20].
Обстановка, сложившаяся на Восточном фронте в конце апреля, благоприятствовала проведению крупных стратегических операций. Фронт практически повсюду стабилизировался после суровых зимних сражений. Советские войска были измотаны и нуждались в пополнениях личным составом, техникой и запасами. Немецкая армия при отсутствии сильного давления могла на длительное время обойтись без массированной воздушной поддержки. Таким образом, практически все бомбардировочные эскадры можно было высвободить для налетов на центры советской военной промышленности.
Итак, в качестве основной цели был выбран город Горький, расположенный на слиянии Оки и Волги в 400 километрах к востоку от Москвы. В городе находилось множество важных объектов, крупнейшим из которых был построенный в 1930–1932 годах Горьковский автозавод имени Молотова, расположенный в юго-западной части города на берегу Оки. При этом немецкая разведка предоставила командованию люфтваффе «важнейшие» данные о том, что якобы недельная продукция вышеупомянутого предприятия только по средним танкам Т-34 составляла чуть ли не 800 единиц! Исходя из этого получалось, что почти все танки данного типа сходят с конвейеров ГАЗа. Откуда взялась эта фантастическая цифра, не совсем ясно[21]. Тем не менее эти «данные» были взяты за основу, и появились расхожие понятия «танковый завод в Горьком» и «головной завод красной танковой продукции».
Согласно одной из версий, информация поступила от советской контрразведки, причем случайным образом. В ходе одной из радиоигр.
Чекисты начали оперативные радиоигры с использованием захваченных немецких агентов еще в 1941 году. Впоследствии до сентября 1943 года в них были задействованы уже 80 перевербованных шпионов. В «работе» находились 56 радиостанций, с которых к противнику поступали ложные сведения. Тематика радиоигр была разнообразна. Ведущее место принадлежало военно-стратегической информации, передаваемой немцам с целью обеспечить успехи на фронте. Радиоигры проводились в тесном сотрудничестве с оперативным управлением Генштаба и Разведуправлением РККА и под контролем Ставки. Ряд дезинформационных материалов передавался только с личного разрешения Сталина.
В 1943 году две радиоигры активно проводились в крупнейшем городе Поволжья – Горьком. В центре одной из них стоял Семен Калабалин, сдавшийся органам НКВД в сентябре 1942 года. После его допросов областным управлением НКВД было принято решение об использовании этого бывшего учителя и выпускника школы Макаренко в радиоигре. Легализация агента Караева была проведена согласно немецким инструкциям. Передача военной дезинформации, предварительно утвержденной Генштабом, была начата уже на седьмой день после его приземления и регулярно продолжалась до февраля 1943 года.
А в марте в Горьком начала действовать и другая радиоточка, на которой работали сразу два радиста. С нее противнику также шла дезинформация, рекомендованная Генштабом. В первую очередь она касалась сведений о количестве эшелонов, проходящих через Горький, и номенклатуре перевозимых ими грузов. Информация, передававшаяся двумя «разведгруппами», отличалась только в мелких деталях и как бы дополняла одна другую.
Однако радиоигры и военная дезинформация – оружие обоюдоострое. Зачастую выигрывал не тот, кто запускал дезу, а тот, кому она предназначалась. В 1943 году немцы получили из неких, по их словам, «агентурных данных» сведения о том, что с конвейеров Горьковского автозавода якобы еженедельно сходят 800 средних танков Т-34. Вероятно, дезинформация, подготовленная советской контрразведкой с целью запугать или запутать противника высокой производительностью ГАЗа в деле производства тридцатьчетверок, привела к совершенно неожиданному результату. Если бы германская разведка располагала какой-либо реальной агентурой на автозаводе, то, вероятно, агенты никак не могли сообщить подобные дутые цифры выпуска танков Т-34, которые там вообще не собирались. Если это все так и было, то контрразведка фактически подставила ГАЗ под удар люфтваффе!
Вообще же в Горьком во время войны действительно работали немецкие агенты. И далеко не все они были пойманы и обезврежены контрразведкой. В большом городе, насыщенном беженцами, эвакуированными, ранеными и другими «временно проживающими», шпионам было довольно легко легализоваться и незаметно вести разведывательную и диверсионную деятельность. Пуски ракет во время налетов авиации много раз отмечались в 1942–1943 годах, причем, несмотря на все принимаемые меры, задержать ракетчиков почти никогда не удавалось. Начальник Горьковского областного управления НКВД В.С. Рясной после войны вспоминал: «В Горьком было много немецкой агентуры».
Кто начертил схемы заводов для люфтваффе?
По мнению исследователя Вадима Андрюхина, сведения о заводах немцы получали от тех, кто на них раньше, в довоенное время работал: «Как следует из захваченных уже после войны немецких документов, данные о советской промышленности враг прежде всего черпал из опросов тех военнопленных, кто до войны трудился на фабриках и заводах. Особое внимание немцы уделяли инженерам и прочим техническим специальностям. После опросов и допросов добытые материалы направлялись в отделение экономической разведки штаба «Валли-1/1Ви» («Ви» – от немецкого слова «виртшафт» – экономика). Отделение обобщало эту информацию и составляло обзоры, схемы, планы и карты советских промышленных предприятий. После чего эти документы шли прямиком в гитлеровскую Ставку и в управление германской военной авиации – люфтваффе для нанесения бомбовых ударов»[22].
При этом немцы не только допрашивали и выявляли пленных инженеров, но и привлекали их к сотрудничеству в качестве чертежников и технических аналитиков. На этом специализировалась Зондеркоманда-655, которой руководил выходец из России Вилли Мецнер, до 1931 года он жил и работал в Ленинграде. Наиболее ценные специалисты допрашивались в Зондеркоманде-806. Это было особое подразделение, которым командовал опытный разведчик майор Гемпель, специалист по советской военной промышленности. Его сотрудники тщательно опрашивали пленных инженеров, выуживая у них всю известную им информацию. После чего предлагали закрепить сказанное на технических чертежах и планах.
В указанных зондеркомандах «трудились» и горьковские специалисты, как, например, Андрей Косун, руководивший группой по изучению советского пулеметного вооружения, и Федор Замятин, получивший штатную должность чертежника-копировальщика. Последний даже носил немецкую форму и получал оклад как военнослужащий вермахта[23].
Уже после войны в Горьком было проведено несколько закрытых судебных процессов над земляками – немецкими шпионами. К примеру, в обвинительном заключении Василия Шлемова, бывшего диспетчера пристани Горький Московско-Окского речного пароходства, говорилось:
«Шлемов, находясь в составе 194-го полка морской пехоты, в октябре месяце 1942 года во время боев с немецко-фашистскими захватчиками под городом Моздок попал в плен к немцам, откуда в числе других пленных бойцов был переведен в лагерь в город Георгиевск. В Георгиевском лагере военнопленных Шлемов был, как специалист по эксплуатации водного транспорта, выявлен и допрошен обер-лейтенантом Брауном (доктором экономических наук), возглавлявшим одну из групп экономической разведки германской армии, именуемой Абверкоманда-101, а впоследствии Зондеркоманда Штелле. На этом допросе Шлемов был предварительно обработан Брауном и выдал последнему секретные сведения о грузоперевозках по Московско-Окскому пароходству и количественном составе флота на пассажирских линиях Москва – Уфа и Москва – Горький, являвшихся в период Великой Отечественной войны особо важными стратегическими путями.
В ноябре 1942 года Шлемов из Георгиевского лагеря был переведен в лагерь военнопленных в г. Ставрополь, где с ним по указанию того же доктора Брауна связался сотрудник вышеуказанной немецкой разведки Куроедов – в прошлом работавший инженером-механиком Средне-Волжского речного пароходства… Дав согласие сотрудничать с органами немецкой разведки, Шлемов приступил к практической предательской работе, выполняя ряд чертежно-копировальных работ по оформлению материалов, собранных экономической разведкой от русских пленных, содержащих государственную тайну, лично начертил схему телефонно-селекторной связи и радиосвязи Московско-Окско-Камского и Волжского пароходств, а также расшифровал аэрофотоснимок города Молотовска, нанеся на него расположения военных объектов. Кроме того, выявлял из среды русских военнопленных антисоветски настроенных лиц, способных на предательскую деятельность в пользу немцев, и отбирал у них известные и секретные сведения, интересующие разведку противника»[24].
Аналогичным образом работал на немцев и бывший инженер завода «Красная Этна» Григорий Федорцов. Он служил на Черноморском флоте, а в плен попал в Севастополе в июле 1942 года. Впоследствии Федорцов работал у немцев чертежником и занимался копировкой планов советских городов и разного рода технического оборудования.
Еще в начале 1930-х годов, когда многие заводы, в том числе и автогигант в Горьком, еще только возводились, многие немецкие специалисты принимали непосредственное участие в их строительстве. Благодаря этому в руках командования люфтваффе оказались подробные схемы многих корпусов и сооружений, а также коммуникаций.
Кроме того, в 1941 году, когда советские войска быстро отступали, а учреждения и заводы просто не успевали уничтожить и вывезти свои архивы, в руки немцев попали огромные массивы секретной переписки между заводами, наркоматами и прочими ведомствами, в которой упоминалось большинство военных предприятий и вся их продукция.
Следует также иметь в виду, что дальние самолеты-разведчики регулярно снабжали абвер высококачественными снимками всех военных объектов, расположенных западнее линии Пермь – Уфа, то есть Урала. При этом дурацкая камуфляжная «маскировка», на которую тратилось много сил и средств, в действительности не давала никакого эффекта. Что наглядно подтверждается сохранившимися аэрофотоснимками. Дешифровщики без труда распознавали на них даже мельчайшие объекты вроде трансформаторов и калориферов и могли без труда определить профиль предприятия. Все это, вместе взятое, позволяло немцам составлять подробные карты целых городов и любых объектов, вплоть до линий водопровода и канализации. А чтобы летчикам было проще находить цель, профессиональные чертежники и художники еще и рисовали трехмерные рисунки заводов в разных ракурсах.
В Советском Союзе еще с начала 1930-х годов царила доходившая порой до идиотизма шпиономания и игра в секретность. Заводы называли по номерам, прятали от «любопытных глаз» за деревьями и кустами, а продукцию обозначали кодовыми словами. К примеру, подводные лодки называли «баржами», а даже в секретной переписке скромно именовали «спецсудами». На всех, даже второстепенных бумажках всюду стояли штампы «совершенно секретно» и просто «секретно». Любое разглашение «тайны» строго наказывалось, приравниваясь к государственной измене. Даже газеты имели строгие инструкции, фотографии каких районов и видов города можно печатать, а какие нет. В годы войны все это приобрело еще большие масштабы.
Однако в действительности это была именно игра в шпионов. Понятно, что, когда тысячи рабочих прекрасно знали, что они выпускают, скрыть истинный профиль предприятия, его месторасположение и номенклатуру продукции было просто нереально.
Так или иначе, абверу удалось получить довольно точные сведения практически обо всех горьковских заводах. Так, в одной из разведсводок за май 1943 г. говорилось: «Горький, ранее Нижний Новгород, имел население 644 тысячи человек, известен как город, в котором сосредоточено несколько крупных объектов военной промышленности, включая завод № 112 «Красное Сормово», где работает примерно 12 000 человек и производятся ежемесячно 270 средних танков Т-34, что составляет примерно 15 % всего объема выпускаемых танков этого типа».
Что касается массового выпуска танков Т-34 на Горьковском автозаводе, то в данном случае штабы люфтваффе либо пользовались не теми источниками, либо немцам просто не хватало данных о номенклатуре предприятия конкретно в 1942–1943 годах. Знали, что завод выпускает танки и узлы и агрегаты для Т-34, вот и, как говорится, сопоставили.
Саратов в качестве цели для налетов предлагался по следующим соображениям. По немецким данным, там находилась развитая патронная индустрия и большой нефтеперегонный завод. Авиазавод № 292, выпускавший истребители типа Як, в качестве же основной цели не рассматривался. Между тем никаких патронных заводов в Саратове не было, крупнейшее предприятие этого профиля находилось севернее – в городе Ульяновске.
Впоследствии к перечню целей добавился Ярославль с его заводами по изготовлению резинотехнических изделий и моторным заводом, а также авиамоторный завод в Рыбинске. Кроме того, по мнению немцев, Горький и Саратов являлись крупными узлами железных дорог и водных путей сообщения, имеющих стратегическое значение. Поэтому в качестве второстепенной цели можно было разрушить железнодорожные мосты через Оку и Волгу, а также речные порты.
Решение о проведении крупной стратегической операции было окончательно принято в мае. В случае успеха командование люфтваффе рассчитывало «если не совсем остановить снабжение русского фронта оружием и амуницией, то хотя бы заметно его нарушить». В первую очередь немцы надеялись сорвать снабжение танковых войск техникой и горючим. Некоторым горячим головам в Генеральном штабе люфтваффе мерещились и более заманчивые перспективы. Выражались даже далеко идущие надежды на то, что из-за недостатка техники русские будут вынуждены отказаться от предстоящего осенне-зимнего наступления, а это, в свою очередь, могло якобы привести к переносу активности западных союзников на восток для помощи своему партнеру по коалиции. Последнее же, по мнению немецких штабистов, могло в итоге привести к откладыванию широкомасштабного вторжения во Францию[25].
В общем, ход мыслей кое-кого примерно соответствовал старому английскому стихотворению, переведенному в свое время Маршаком на русский язык:
Лошадь захромала, командир убит.
Конница разбита, армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя.
Однако это вовсе не означает, что люфтваффе собирались бомбить пустое место или какую-то там второстепенную фабрику по выпуску ведер или дамских чулок. Горьковский автозавод являлся одним из крупнейших предприятий Советского Союза. Здесь в месяц выпускались примерно 500 легких танков Т-70, а также сотни бронемашин БА-64. С главного конвейера ежемесячно сходило около 1800 грузовых автомобилей разных типов: легендарные полуторки, трехосные ГАЗ-ААА, самосвалы и автобусы. Но кроме основной продукции ГАЗ производил: поковки для авиамоторного завода № 466, артиллерийского завода № 92 имени Сталина и завода № 38, различные агрегаты и детали для танкового завода № 112 «Красное Сормово» и станкостроительного завода № 113, мотоциклетные коляски, 45-миллиметровые снаряды, 120-мм мины, реактивные снаряды М-31 и М-8, танковые моторы. То есть в целом ГАЗ все-таки можно было действительно считать «танковым заводом», ибо его прямая и косвенная роль в выпуске бронетехники действительно была велика.
Ну а колесный цех на уникальном американском оборудовании делал колеса типа ЗиС и ГАЗ для всех автомобильных и артиллерийских заводов страны. Чтобы представить себе размах производства, достаточно сказать, что план на 1943 год составлял почти один миллион колес всех типов! В цехах автозавода также делали шасси для танков и самолетов. Общий перечень комплектующих деталей, поставляемых ГАЗом другим предприятиям, в том числе на Урале, составлял десятки наименований.
Кроме того, на площадях автозавода велась сборка американских автомобилей «Студебеккер», «Форд», «Додж» и «Шевроле». Ежемесячно около полутора тысяч этих грузовиков отправлялось на фронт. Находившаяся на территории Автозаводского района Горького рембаза № 97 занималась расконсервацией танков и бронемашин, поставляемых в СССР по ленд-лизу. Здесь же проводился ремонт подбитой и поврежденной импортной техники. Именно в Горьком формировались танковые части, оснащенные «Шерманами» и «Черчиллями». Фактически, говоря современным языком, это был огромный военно-производственный кластер, настоящий танковый центр.
Учитывая все это, а также то, что от бесперебойной работы Горьковского автозавода зависел производственный цикл на многих авиационных, танковых и артиллерийских заводах, можно констатировать, что выбор его командованием люфтваффе в качестве основной цели был верным.
Едва ли намного менее важными для страны были и химические предприятия Ярославля. В 1943 году они вырабатывали свыше 40 % продукции всей резиновой промышленности, а шинный завод № 736 – большую часть всей продукции шинной промышленности. Это предприятие являлось основным поставщиком шин для автомобилей, самолетов, артиллерии, обрезиненных катков для танков и другой военной техники.
Велико было и стратегическое значение Саратовского крекинг-завода имени Кирова. Он был основным поставщиком горюче-смазочных материалов для центрального сектора советского фронта. Весной 1943 года цистерны из Саратова шли напрямую на Степной, Воронежский и Брянский фронты, поэтому бесперебойная работа предприятия была крайне важна.
