Дмитрий Дёгтев
Прерванный полет «Эдельвейса». Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г.
В результате четырех налетов городу и порту были причинены большие разрушения, а возникшие пожары были видны за десятки километров от берега. Среди прочего полностью сгорело здание городского театра.
В тот же день, то есть 24 апреля, отличилась учебно-боевая авиагруппа III./LG1. Шесть Ju-88A нанесли авиаудар по авиационным мастерским, расположенным в районе Круглой бухты Севастополя. В результате сгорели девять самолетов, погибли 48 человек, в том числе генерал-майор авиации H.A. Остряков и генерал Коробков. Еще 13 человек получили ранения.
Тем временем 3-я эскадрилья вместе с Хансом Райфом перебазировалась из уже ставшего родным Кировограда в Херсон, поближе к Крыму. Там летчики были размещены в здании старой школы и жили в комнатах по 26 человек. Местные условия сам Райф назвал идеальными для действий над Черным морем. В следующие дни он выполнил несколько вылетов на разведку погоды, а 28 апреля снова пролетал над хорошо знакомой Керчью. Неожиданно вывалившись из облаков на высоте 2000 метров, «Хейнкель» сбросил бомбы на порт. При этом зенитки даже не успели открыть огонь, а истребители начали взлетать, когда самолет уже уходил в сторону моря.
Немецкие аэродромы, в том числе в Херсоне, периодически подвергались ударам советской авиации. Штабной врач III./KG27 доктор Келлер 30 апреля писал в письме своей жене: «Вчера я не смог писать, потому что весь день делал прививки. В разгар этой деятельности прогремело подряд четыре мощных взрыва. Когда мы выбежали из наших казарм, то увидели в нескольких километрах к северу четыре гриба, поднимающиеся в небе, а вверху на высоте 6000 м инверсионные следы русских бомбардировщиков. Они, вероятно, искали стоянку самолетов и не рассчитали траекторию бомб. Совсем рядом с ними виднелись разрывы снарядов наших зенитных орудий, так что русские предпочли быстро повернуть! Сегодня днем снова были сброшены бомбы, но они упали в 20 км от нашей казармы.
Я снова продолжал делать свою работу. Бортмеханик «1G+BS» вернулся с осколками в правой руке и предплечье. Теперь у русских на Кавказе используются ночные истребители. Эта машина имела 5 попаданий, и он получил от некоторых осколки».
Помимо бомбовых ударов в марте – апреле Авиационное командование «Зюд» активно практиковало и постановку донных мин.
21 марта специализированная авиагруппа I./KG100 «Викинг» получила новое ответственное задание – забросать минами гавань Севастополя. Надо сказать, что это была отнюдь не первая операция такого рода. Собственно, именно с минирования Северной бухты для люфтваффе, по сути, и началась война на Восточном фронте рано утром 5 сентября 1941 года. Тогда эту миссию довольно успешно выполнили 5-я и 6-я эскадрильи KG4 «Генерал Вефер». Впоследствии различные подразделения периодически подкидывали в главную базу Черноморского флота новые порции «адских машин». Теперь же, выполняя указание изолировать Севастополь от внешнего мира, «Хейнкели» I./KG100 должны были возобновить минные постановки.
Первый вылет к Севастополю группа выполнила в ночь на 21 марта. Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Бётхера, его самолет поднялся в воздух в 3.41, а обратно вернулся в 5.33. На следующую ночь он сбросил на гавань Севастополя две мины ВМ1000 (Nr. 1609 и 1699). На сей раз в воздухе были замечены три ночных истребителя, однако в 6.15 Не-111 Бётхера благополучно приземлился в Саки. Следующие три ночи группа снова минировала Северную бухту, а в ночь на 3 апреля начала постановку мин уже в Керченском проливе на трассе между Анапой и Керчью. На сей раз вместо ВМ1000, для сброса на парашюте которых требовалась высота 2000 метров, использовались донные мины LMB, которые можно было сбрасывать с высоты всего 800 метров. В связи с этим сброс происходил более точно. Причем если вылеты к Севастополю проходили после полуночи, в Керченский пролив «Хейнкели», наоборот, летали поздно вечером. Например, 1 апреля Бётхер поднялся в воздух в 22.00, а вернулся на базу в 0.39 после 2 часов 40 минут полета.
Операция продолжалась до раннего утра 6 мая, когда последние «адские машины» опустились на дно Керченского пролива. Всего с 21 марта по 6 мая Ханс Бётхер выполнил 19 вылетов на минирование, сбросив в Черное море 38 донных мин. Лишь иногда в этот период «Хейнкели» I./KG100 отвлекались от основной «работы» для других целей. К примеру, днем 5 мая Бётхер участвовал в налете на Севастополь, сбросив на него одну бомбу SC500 и четыре SC250[29].
Глава 3
ДЬЯВОЛЬСКИЙ ТАНДЕМ
Фюрер выбирает бомбы
Гитлер полагал, что захват Севастополя значительно уменьшит оперативный потенциал Черноморского флота. Еще в ноябре он заявил министру иностранных дел Италиии Чиано: «Падение Севастополя не за горами. А с ним серьезная угроза от русских военно-морских сил на Черном море рухнет». Фюрер также считал, что с полным захватом Крыма появится возможность значительно расширить судоходство стран оси, после чего можно будет снабжать по морю немецкие армии, продвигающиеся на Кавказ.
30 апреля Гитлер заявил Бенито Муссолини, что, за исключением нескольких «пятен», которые будут вскоре уничтожены, «Крым находится в наших руках». Однако фюрер, желавший подбодрить неуверенного союзника, прекрасно знал, что это, мягко говоря, не совсем правда. В апреле 1942 года Крым еще не был в руках немцев. Это был отнюдь не «бастион в Черном море», как он описал его своему итальянскому коллеге. Напротив, советские войска все еще прочно удерживали Севастополь, главную военно-морскую базу и верфь на Черном море, а также стратегически важный Керченский полуостров, который сам Гитлер планировал использовать в качестве плацдарма для наступления на Кавказ. Поэтому не случайно в своей директиве о предстоящей летней кампании 1942 года он указал, что, прежде чем начать крупное наступление на Кавказ, следовало «очистить Керченский полуостров в Крыму и добиться падения Севастополя»[30].
Получив подробные данные воздушной разведки, Эрих Манштейн понял, что ему предстоит непростая задача. Силы Красной армии на полуострове значительно превосходили его собственные. Севастополь обороняли семь стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада, две бригады морской пехоты и одна спешившаяся кавалерийская дивизия. На Керченском полуострове численное превосходство противника было еще больше. Основная линия обороны состояла из восстановленных остатков древних турецких укреплений, а также из огромного противотанкового рва 10 метров шириной и 5 метров глубиной. Он был построен еще в 1941 году, а затем существенно расширен советскими инженерами в январе– марте 1942 года. Позади рва находились минные поля, линии колючей проволоки, «испанские всадники» (огромные «ежи», сваренные из железнодорожных рельсов), бетонные бункеры, замаскированные позиции артиллерии и пулеметов.
Однако для хитрого и опытного Манштейна не было ничего невозможного. Ведь именно он два года назад придумал, как обойти неприступную линию Мажино во Франции. Вот и на сей раз одному из лучших стратегов вермахта удалось найти выход. Манштейн решил, что существует только одна возможность разгромить советские войска на Керченском полуострове. В ходе последнего наступления Красной армии удалось прорвать немецкую оборону в северном секторе фронта на протяжении около 7 километров. Этот выступ был наиболее уязвимым. Поэтому 51-я армия сосредоточила там большую часть своих сил. Манштейн узнал из данных воздушной разведки, что две трети советских войск было сосредоточено именно в северном секторе обороны и позади него. Манштейн решил нанести в этом месте отвлекающий удар, чтобы создать видимость, что немецкое наступление начнется именно там. А затем при массированной поддержке люфтваффе атаковать основными силами южный сектор обороны возле побережья Черного моря, то есть там, где командование Крымского фронта меньше всего ожидало удара. А затем, выйдя на оперативный простор, окружить советские войска, защищавшие центральный и северный сектора фронта.
31 марта Эрих Манштейн издал предварительную директиву для предстоящей операции под кодовым названием «Охота на дроф» (Trappenjagd). Согласно воспоминаниям немецких офицеров, воевавших в Крыму, известно, что этот странный выбор названия был связан с охотой. Манштейн вместе с офицерами своего штаба любил на досуге пострелять из охотничьего ружья. Однако в Крыму не водились волки, медведи и другие опасные хищники, зато здесь в большом количестве имелись дрофы. Попробовав однажды жареной птицы, командующий 11-й армией со свойственным ему чувством юмора и решил назвать предстоящую операцию «Охотой на дроф».
16 апреля Манштейн лично доложил план Гитлеру. Последний одобрил все, за исключением предстоящей роли люфтваффе. Уже на следующий день фюрер провел длительное совещание с представителями авиации. Там он объявил, что планирует в ближайшее время направить в Крым VIII авиакорпус генерал-оберста Вольфрама фон Рихтхофена. Гитлер также сообщил, что на полуостров направляются тяжелые осадные пушки, в том числе 800-мм железнодорожное оружие «Дора». Эти «устройства» имели огромные размеры, их было невозможно замаскировать. Следовательно, суперпушки нуждались в сильной защите с воздуха. Гитлер заключил, что 4-й воздушный флот несет исключительную ответственность за их безопасность. Причем как на стадии перевозки и монтажа, так и во время последующей стрельбы. Также генерал-оберсту Лёру было поручено «проверить возможность незадолго до прибытия эшелонов с орудиями уничтожить на земле все вражеские самолеты, расположенные на аэродромах Севастополя, с помощью массированного авиаудара». Кроме того, фюрер обещал значительные подкрепления и зенитным подразделениям, расположенным в Крыму.
Что касается Керченского полуострова, Гитлер подчеркнул, что для достижения успеха было абсолютно необходимо отрезать советские войска от снабжения. С этой целью, по его мнению, необходимо было усилить атаки судов между Керчью и Новороссийском и наносить беспрерывные удары по портам Керчи, Камыш-Буруна, Новороссийска и Туапсе.
С этой целью фюрер приказал привлечь к делу эскадру KG55 «Грайф». Кроме того, присутствовавший на совещании рейхсмаршал Геринг обещал пополнить участвующие в операции подразделения новыми самолетами и довести их до штатной численности, а также привлечь к операциям четвертые группы эскадр, являвшиеся учебно-боевыми. Последние должны были вылетать только при хорошей погоде и под руководством опытных командиров. Кроме того, Гитлер распорядился немедленно построить в Крыму новые аэродромы, способные принимать двухмоторные бомбардировщики. Гели снабжение этих авиабаз не удается обеспечить автомобильным и железнодорожным транспортом необходимо было задействовать транспортную авиацию.
Фюрер также настоял на использовании в Крыму смертоносных и доказавших свою эффективность осколочных бомб SD2. Последние активно применялись на Восточном фронте еще в 1941 году и получили у летчиков прозвище «дьявольские яйца». SD2 представляла собой бомбу, внешне похожую на цветок. Взрыв боеприпаса происходил над поверхностью земли, после чего из нее вылетала шрапнель, разлетавшаяся большим радиусом. Гитлер при этом пояснил, что их «лучше использовать против живой силы. Удовлетворительный результат достигается только при использовании бомбы против толпы». Оснащение 4-го воздушного флота этими бомбами было необходимо ускорить. Он также распорядился доставить в Крым достаточное количество бомб большой мощности SC1800, SC2000 и SC2500. Их предполагалось использовать для разрушения долговременных укреплений на Парпачской линии, а затем для ударов по Севастополю[31].
Гитлер заключил, что захват Керченского полуострова в ближайшее время будет являться важнейшей задачей, ради которой возможно даже временно отказаться от господства в воздухе на других участках фронта.
Не «красный барон»
Ну a в довершение всего этого фюрер, посоветовавшись с начальником Генерального штаба люфтваффе Хансом Ешоннеком, решил отправить в Крым управление VIII авиакорпуса во главе с бароном Вольфрамом фон Рихтхофеном. Последний прошедшей зимой сыграл большую роль в остановке советского наступления в полосе группы армий «Центр». В связи с чем, как только положение на фронте окончательно стабилизировалось, был отправлен Герингом в заслуженный отпуск.
Однако отдохнуть Рихтхофену так и не дали! «Прибыл в Линебург 12 апреля для четырехнедельного отпуска, – писал он в дневнике. – Наконец-то! Однако 18 апреля, во время приема гостей, раздался телефонный звонок от Ешоннека: по приказу фюрера я должен немедленно покинуть дом и отправиться в Керчь… Затем я могу снова отдохнуть несколько дней. Официальные приказы еще впереди». На следующий день Рихтхофен вылетел на своем личном Fi-156 в Берлин. Прибыв в рейхсминистерство авиации, он зашел к своему другу Ешоннеку, и они вместе позвонили Гитлеру. «Фюрер очень уважительно настаивал на том, что я должен принять участие в битве за Керчь, потому что я единственный человек, который может выполнить эту работу, – писал в дневнике Рихтхофен. – Риск неудачи, подчеркнул Гитлер, должен быть сведен к минимуму, потому что первый наш удар в этом году должен быть успешным».
Сорокасемилетний Вольфрам Рихтхофен был одной из выдающихся личностей в германской авиации. Будучи человеком по натуре высокомерным и агрессивным, в своих дневниках жестоко и зачастую несправедливо критикующим как начальство, так и подчиненных, он был чрезвычайно успешным тактиком воздушной войны. А также большим поклонником Гитлера.
Рихтхофен родился в 1895 году в аристократической семье в Барцдорфе (Силезия). Его военная карьера началась в 4-м гусарском кавалерийском полку, в котором он служил с марта 1913 до сентября 1917 года. Затем Рихтхофен переведен в Императорскую авиацию, где попал в знаменитую эскадрилью Рихтхофена, первым командиром которой был его двоюродный брат Манфред, легендарный «красный барон».
После войны он изучал машиностроение и в конечном итоге даже получил докторскую степень. В 1923 году Рихтхофен возобновил свою военную карьеру, успев послужить на протяжении 1920-х годов в кавалерии, пехоте и артиллерии. С апреля 1929 до октября 1932 года он занимал должность авиационного атташе в немецком посольстве в Риме, где он подружился с Итало Бальбо, легендарным фашистским героем и итальянским министром авиации.
В октябре 1933 года Рихтхофен перешел на службу в Министерство авиации рейха, которое спустя два года было преобразовано в люфтваффе. В 1936 году он отправился в Испанию, где занимал пост начальника штаба «Легиона Кондор». Именно там Рихтхофен проявил себя выдающимся тактиком воздушной войны в области непосредственной поддержки войск и массированных налетов бомбардировщиков. Именно он выдвинул концепцию, что наиболее эффективными в будущем будут являться двухмоторные бомбардировщики, действующие в составе мобильных подразделений (эскадр и групп), которые могли быстро перебрасываться с одного участка фронта на другой и наносить как массированные авиаудары по городам и скоплениям войск, так и точечные по отдельным важным объектам и целям.
В ноябре 1938 года, получив звание генерал-майора, он был назначен командиром этого подразделения. За выдающиеся успехи в Испании, грамотное использование бомбардировщиков и новые методы тактической воздушной поддержки Рихтхофен был признан в люфтваффе экспертом в этой области. В июле 1939 года он сформировал специальную авиагруппу воздушной поддержки (Fliegerführer z.b.V.), которая затем была преобразована в знаменитый VTII авиакорпус. Под командованием Рихтхофена его подразделения наносили сокрушающие удары по обороне противника в Польше и Франции, помогая продвижению танковых клиньев. Его третьим по счету звездным часом стали Балканская кампания и вторжение на Крит. Наслаждаясь почти полным господством в воздухе, «Штуки» и пикирующие бомбардировщики Ju-88A нанесли тяжелые потери войскам союзников, а также их транспортам и флоту. За свои выдающиеся заслуги Вольфрам Рихтхофен был награжден дубовыми листьями к ранее врученному Рыцарскому кресту.
В операции «Барбаросса» родственник «красного барона» тоже прославился. VIII авиакорпус поддерживал наступление на Москву и Ленинград, и ужасающее завывание пикирующих Ju-87 в итоге пришлось послушать как отступающим советским войскам, так и морякам Балтийского флота в Кронштадте и жителям Подмосковья. А в разгар кризиса зимой 1941/42 года Рихтхофен, несмотря на мороз и снегопады, сумел своими потрепанными подразделениями оказать отпор наступающей Красной армии. 1 февраля 1942 года он получил звание генерал-оберста. Это был уникальный случай для командира авиакорпуса, такие звания имели только командующие воздушными флотами воздуха и высокопоставленные офицеры командования люфтваффе, такие как Ешоннек и Удет.
Поэтому совершенно не случайно, что именно Вольфраму Рихтхофену фюрер поручил громить советские войска в Крыму с прицелом на последующее наступление на Кавказ. В рамках подготовки к летней кампании различные подразделения VIII авиакорпуса были выведены для отдыха и пополнения в Германию.
Рихтхофен вместе с Ешоннеком прилетел в штаб-квартиру 4-го воздушного флота в Николаеве 21 апреля. Начальник Генштаба люфтваффе пояснил на месте, что VIII авиакорпус будет работать в тесном сотрудничестве с 4-м воздушным флотом. Однако, вопреки сложившейся субординации, Рихтхофен не будет подчиняться командованию флота. Ему предоставлялась полная свобода действий, за исключением приказов лично рейхсмаршала Геринга и Гитлера. Этот факт сильно обидел старших офицеров командования 4-го воздушного флота, особенно начальника штаба генерала Гюнтера Кортена. Однако их мнение проигнорировали.
На следующий день Рихтхофен прилетел в Крым для ознакомления с обстановкой. И вскоре встретился с командующим 11-й армией. «Манштейн был удивительно мягкий и гостеприимный, – записал в своем дневнике Рихтхофен в тот вечер. – Он все правильно понял. Это было очень вдохновляюще». «Барон фон Рихтхофен несомненно наиболее выдающийся лидер люфтваффе, из имевшихся у нас во Второй мировой войне», – напишет позднее сам Манштейн. Впоследствии между двумя легендарными командующими сложились хорошие партнерские и даже приятельские отношения.
Вскоре Рихтхофен активно принялся за работу. Тем более времени было в обрез, операция «Охота на дроф» должна была начаться уже 5 мая. Он постоянно путешествовал от базы к базе, нередко под огнем противника. Для Рихтхофена это было привычное дело. Он всегда предпочитал лично встречаться с командирами авиагрупп и батальонов зенитной артиллерии, в данном случае призывая их ускорить подготовку к предстоящим боям. Также он любил выступить перед большими собраниями солдат и лично вдохновлять их.
1 мая Рихтхофен прибыл в Херсон, где базировались штаб, I. и III./KG27 «Бёльке». К этому времени в них насчитывалось 42 боеготовых бомбардировщика Не-111. «Визит нашего нового командира генерал-оберста фон Рихтхофена был вчера и прошел гладко, – писал своей жене врач доктор Келлер. – В 7.40 весь личный состав стоял на плацу, и ровно в 8.00 приземлился Ju-52. Генерал-оберст первый спустился по трапу, после чего он выступил перед нами с коротким приветствием. Затем он провел краткую беседу с фрайхерром фон Бёстом и поднялся в воздух. Уже с полудня первые операции были проведены под его руководством»[32].
Рихтхофен был обеспокоен низкой оперативной готовностью подразделений и медленным прибытием подкреплений. «Две группы истребителей и штурмовая эскадра застряли в Силезии из-за плохой погоды, – сетовал он в своем дневнике. – Они должны были сегодня прибыть в сектор 4-го воздушного флота». В связи с этим он попросил Ешоннека и Манштейна отложить начало операции до их прибытия. Последний согласился перенести наступление на 7 мая. Позже его отложили еще на сутки. Командующий 11-й армией прекрасно понимал, что успех «Охоты на дроф» зависит от поддержки авиации.
Последние дни перед наступлением Манштейн потратил на то, чтобы любыми путями заставить поверить противника в подготовку удара на северном участке фронта. Для этого в эфир передавались ложные радиосообщения, проводилась имитация разведывательной деятельности и передвижений войск и артиллерии. В то же время люфтваффе проводили отвлекающие авиаудары по обороне советских войск.
Тем временем IV авиакорпус генерала Пфлюгбейля совместно с Авиационным командованием «Зюд» продолжали выполнять многочисленные задачи в районе Крымского полуострова. Памятуя прошлогодний опыт с Одессой, когда советским войскам удалось организовать упорную оборону города, а затем благополучно эвакуироваться, германское командование стремилось убить сразу двух зайцев. Во-первых, не допустить переброску значительных подкреплений на Керченский полуостров, а во-вторых, после начала наступления не дать находящимся там войскам переправиться на Таманский полуостров.
Люфтваффе постоянно бомбили советские аэродромы на Керченском полуострове и на Северо-Западном Кавказе. За апрель Авиационное командование «Зюд» отчиталось о 92 сбитых самолетах и еще 14 уничтоженных на земле. Наиболее интенсивные воздушные бои развернулись 30 апреля, когда «Мессершмитты» JG77 и JG52 сбили 24 советских истребителя и бомбардировщика.
С 18 февраля, когда был расформирован Специальный штаб «Крым», до 8 мая Авиационное командование «Зюд» доложило о потоплении судов общим водоизмещением 68 450 тонн (треть из них пришлась на торпедоносцы), двух подводных лодках. А также о повреждении тяжелого крейсера, легкого крейсера, четырех подводных лодок и буксира. Список «вероятно поврежденных судов» включал в себя 21 500 тонн и другие трофеи. Кроме того, самолеты сбросили над советской территорией 350 000 пропагандистских листовок[33].
Также Авиационное командование «Зюд» отчиталось о 204 сбитых самолетах и еще 30 уничтоженных на земле, 3 уничтоженных зенитных батареях, 64 танках и 98 грузовых автомобилях. Полное господство немецкой авиации в воздухе сделало невозможным активную поддержку обороняющимся в Крыму советским войскам со стороны Черноморского флота, что имело большое стратегическое значение для предстоящего наступления.
