Дмитрий Дёгтев
Борис Немцов. Слишком неизвестный человек. Отповедь бунтарю

Физик с плейбойскими повадками

Именно на этом фоне на политическом небосводе разваливающегося Союза появляется Борис Немцов. Весной 1989 года 30-летний мужчина с кудрявыми волосами подал заявление на участие в выборах в Верховный Совет СССР. Последние в полной мере соответствовали той «переходной» эпохе. С одной стороны, альтернативные и конкурентные выборы, кандидаты выступали перед избирателями со своими программами, в том числе в прямом эфире по телевидению, а голосование было по-настоящему тайным.

Были отменены и всякие разнарядки при выдвижении кандидатур. Вместе с тем закон все равно обеспечивал сохранение власти в руках КПСС (87% депутатов оказались либо членами партии, либо кандидатами в члены). Во-первых, одна треть депутатов избиралась от общественных организаций, той же компартии и подконтрольных ей, во-вторых, предусматривалось совмещение постов председателей Советов всех уровней и соответствующих партийных руководителей, при условии избрания их в эти Советы. Ну а в-третьих, избирательные комиссии попросту отказывали совсем уж «неблагонадежным» и «подозрительным» кандидатам в регистрации под разными предлогами. Ничего удивительного в этом не было, ведь закон о выборах составлялся и принимался еще в 1988 году, а тогда ситуация в стране еще была совсем другой! Среди «отказников» тех выборов оказался и Немцов. «Система выборов была несвободной, двухступенчатой, – вспоминал он потом. – Сначала нужно было пройти сквозь сито номенклатурного окружного предвыборного собрания, в состав которого входили представители партийно-хозяйственной элиты. И если эта категория граждан посчитает необходимым твое участие в выборах, только тогда народу разрешалось голосовать за тебя или против. Тогдашнее мое выступление на этой комиссии отличалось дерзостью и даже некоторым нахальством, поскольку, выступая в такой аудитории, я позволял себе высказываться против монополии партии на власть, за частную собственность, за независимую прессу, за отмену цензуры и политического сыска. Естественно, после таких речей напуганные начальники посчитали, что до народа эти мысли доносить нельзя. И не допустили меня к выборам вообще».

Откуда же взялся этот человек, которому было суждено сыграть значительную роль в истории постсоветской России?

Как известно, Борис Немцов родился в 1959 году в Сочи в семье врача Дины Эйдман и Ефима Немцова. Если про мать политика известно довольно много, то кто такой был его отец, довольно туманная история. Считается, что он был заместителем начальника некоего «строительного главка», но что это за «главк», где находился и чем занимался, история умалчивает. Борис Ефимович был вторым ребенком в семье, его сестра – Юлия Ефимовна впоследствии стала известной проповедницей, адвентисткой седьмого дня. При этом загадочный отец Немцова мало участвовал в воспитании детей, по выражению его самого, «свободный был человек, с нами не жил». Уже в детстве Дина Немцова с детьми переехала в Горький, в типовую хрущевку в районе проспекта Гагарина, одной из крупнейших магистралей города, идущей от центра нагорной части города к выезду из него в сторону Арзамаса и Рязани. Учился Немцов в самой обычной типовой школе, также расположенной рядом с этим вечно шумящим проспектом, по одну сторону от которого тянутся разнотипные жилые дома, а по другую длинный парк, обрывающийся крутыми, как бездонная пропасть, склонами к берегу Оки. А в какой-то сотне метров от здания, где провел большую часть детства Немцов, в широкой ложбине находился кинотеатр «Электрон». Именно в него, будучи школьником, Борис ходил с одноклассниками и приятелями. Кто бы мог подумать, что спустя 41 год после того, как он получил аттестат, именно в этом кинотеатре состоится премьера документального фильма «Борис Немцов. Слишком свободный человек»!

Но тогда, в разгар эпохи застоя, для этого не было никаких предпосылок. Чтобы сделать карьеру, надо было обязательно хорошо учиться, вступать в комсомол, потом в партию. И если с первым у Немцова было все в порядке, то с остальным не очень. «Я родился в разгар строительства коммунизма и даже в самых смелых юношеских фантазиях не мог представить, какие крутые виражи готовит мне жизнь, – вспоминал он потом. – В школе не был комсомольским вожаком, не собирался вступать в ряды коммунистической партии, хотя и понимал, что вне КПСС сделать карьеру практически невозможно. Но об общественном или, упаси бог, политическом будущем я тогда вообще не думал, собирался стать ученым-физиком». Но даже эта мечта могла не осуществиться. Сначала Немцову из-за его поведения и странных для того времени высказываний не хотели давать золотую медаль, а потом написали в выпускной характеристике, что он «политически неустойчив». Только благодаря хлопотам матери и ее знакомых директор в итоге смягчила формулировку на более нейтральную: «позволяет себе политически непродуманные высказывания». Остается только догадываться, что такого натворил Борис Ефимович, чтобы заслужить подобный «волчий билет». Ведь в середине 70-х к характеристикам уже не относились так серьезно, как в былые годы, в основном педагоги ограничивались типовыми фразами. Тем более когда речь идет о золотых медалистах! Конечно, некоторые скажут, вот, мол, с детства не боялся высказывать свою позицию, смелый человек! В действительности мотив таких поступков может быть совершенно разным. Скорее всего, Немцов наслушался «антисоветчины» от своего отца, с которым периодически общался, а потом повторял ее ради привлечения к себе максимального внимания сверстников и взрослых. Впрочем, подробно о психологическом типе Немцова и его вероятных истинных мотивах поведения будет рассказано ниже при более подходящем случае…

Следующие 10 лет жизни прошли не особо примечательно. Думается, и там было много ярких моментов, но, во всяком случае, в историю страны не вошли. В 1976 году Немцов поступил на радиофизический факультет Горьковского государственного университета имени Н. И. Лобачевского, который с отличием закончил. После окончания вуза он работал в научно-исследовательских институтах, где, согласно официальной биографии, занимался проблемами физики плазмы, акустики и гидродинамики. В 1985 году, работая в НИРФИ под научным руководством своего дяди – профессора Вилена Эйдмана, Немцов защитил кандидатскую диссертацию по теме «Когерентные эффекты взаимодействия движущихся источников с излучением». Затем он полностью погрузился в научную работу, делал различные изобретения и открытия. «Он очень много работал, быстро и легко писал статьи и уже в 1985 году защитился, – вспоминал известный физик Лев Цимринг, член Американского физического общества, какое-то время работавший с Немцовым. – Несмотря на плейбойский вид и повадки, у Бори была абсолютно незаурядная голова и очевидная страсть к науке, это чувствовалось сразу».

Кстати, по некоторым данным, Бориса Ефимовича готовили чуть ли не в наследники научной школы самого нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга, знаменитого ученого, создателя полуфеноменологической теории сверхтекучести (теория Гинзбурга-Питаевского), теории магнито-тормозного космического радиоизлучения и радиоастрономической теории происхождения космических лучей. Вилен Эйдман был учеником и соратником академика, в свое время работавшего в Горьком.

Главным направлением научной деятельности Немцова стал так называемый акустический лазер. «Я предложил модель, состоящую из перегретого пара, смесь, которая в случае сильного охлаждения излучает очень мощный звук», – вспоминал он. Фактически речь шла об одном из вариантов сазера – генератора когерентных звуковых волн определенной частоты. Широкого применения данные устройства по сей день не нашли, а многие ученые и вовсе считают их тупиковым направлением физики. Сам же Немцов оценивал свое изобретение очень высоко, утверждал, что стал чуть ли не создателем нового супероружия, и даже сравнивал себя с Эйнштейном. Мол, прибор представлял собой нечто вроде гиперболоида инженера Гарина и был способен «поражать человека». При этом сам же Борис Ефимович вроде как и спас от него человечество. «Прибор не стал оружием, потому что его не успели засекретить: я послал статью в зарубежный журнал», – утверждал он. И даже сожалел, что его не назвали «лазером Немцова». До сих пор некоторые утверждают, что это было «гениальное изобретение», с помощью которого можно как минимум разгонять туман и облака, а то и создать некое «метеорологическое оружие». Правда, никто всерьез этими разработками почему-то не занимается. К слову сказать, именно за работой над «акустическим лазером» Немцов познакомился и подружился со своим будущим пресс-секретарем Александром Котюсовым.

Это сейчас тот факт, что будущий скандально известный политик с имиджем неувядающего плейбоя когда-то всерьез занимался физикой, может показаться удивительным. Но ведь и будущий самый одиозный российский олигарх Борис Березовский, защитив кандидатскую диссертацию, в 70-х годах скромно трудился в Институте проблем управления Академии наук СССР. Как и положено, сначала вкалывал инженером, потом младшим и старшим научным сотрудником, дослужившись в итоге до почетной должности заведующего лабораторией. В 1978 году Березовский получил медаль лауреата премии Ленинского комсомола. Вся его голова в то время была занята научными трудами, монографиями и работой над докторской диссертацией по физике. К 1991 году Борис Абрамович заслужит пожизненное звание академика… Анатолий Чубайс в конце 70-х – начале 80-х годов скромно работал ассистентом, а потом доцентом в Ленинградском инженерно-экономическом институте имени Пальмиро Тольятти, Владимир Гусинский учился на режиссерском факультете ГИТИСа имени Луначарского. Ну а москвич Егор Гайдар, в 1973 году закончивший школу с золотой медалью, а через пять лет уже МГУ с красным дипломом, в конце 70-х ударно писал диссертацию по теме «Оценочные показатели в механизме хозяйственного расчета производственных объединений (предприятий)». Кто бы мог подумать тогда, что эти обычные советские люди, ученые, комсомольцы, в скором времени станут решать судьбы огромной страны?! Причем совсем не той страны, которая воспитывала в них коммунистические идеалы!

Конец 80-х годов действительно стал временем, когда те, у кого в обычных условиях не было ни единого шанса получить власть, обогатиться и даже по-настоящему выделиться из своих современников, стремительно взлетали на самый олимп. А другие, наоборот, падали, как те самые садовые диваны, летевшие под откос. Страну как будто переворачивали вверх колесами, и те, кто был внизу, быстро оказывались на самом верху, и наоборот. Можно даже назвать это неким историческим «эффектом опрокидывания». Конечно, у каждого персонажа «лихих девяностых» был свой путь. А у Немцова он начался с мирного атома…

Глава 2
Немцов против атомного монстра

ГАСТ, АТЭЦ и Черная быль

В начале 1984 года городской Совет народных депутатов города Горького утвердил генеральный план развития города. Согласно ему к 2010 году население областного центра должно было составлять 1,8 миллиона человек, а его внешний вид мог измениться до неузнаваемости. План был по-советски невероятно дорогостоящим, достаточно сказать, что только на осуществление его первой очереди требовалось 3 миллиарда рублей – огромная сумма по тем временам. В том числе миллиард требовался на жилищное строительство, ибо жилой фонд города намечалось удвоить!

В начале 80-х в городе Горьком развернулся, как оказалось, последний в эпоху социализма строительный бум. Активно возводились три новых микрорайона: Молитовский, Мещерское озеро и Верхние Печеры. «Строительство продолжается, – рассказывала статья „Приметы времени“. – Пока в Верхних Печерах два микрорайона – второй и третий, а будет и четвертый, и первый. Проектом застройки предусматривается строительство поликлиники, которая решит проблему медицинского обслуживания населения… Во втором микрорайоне в проекте застройки значатся медпункт, кафе, кулинарный и молочный магазины, парикмахерская, в третьем микрорайоне – магазины, общественно-торговый центр. Строится овощной магазин. Словом, у Верхних Печер большое будущее». Однако до «коммунизма» было еще далеко. По состоянию на 1 января 1984 года средняя обеспеченность на жителя составляла всего 13,8 квадратного метра на одного горьковчанина. Но уже через пару-тройку десятилетий горожанам обещали настоящий город-рай! Планы развития Нижнего Новгорода – Горького, как известно, начали разрабатываться еще при императоре Николае I и продолжились при советской власти. И каждый из них был все грандиознее и масштабнее. Работу над Генпланом-1984 известный институт Гипрогор начал еще в 1977 году. Большую роль в его создании сыграл и известный горьковский архитектор, начальник архитектурно-планировочного управления горисполкома Вадим Воронков. Кстати, последний прослыл, так сказать, радикалом в вопросе сохранения исторического облика «старого Нижнего». Воронков был сторонником нещадного сноса ветхого и просто старого фонда, расширения узких улиц в центре города и застройки его типовыми многоэтажными домами. «По общей оценке ведущих специалистов по градостроительству, Горький – один из сложнейших городов не только республики, но и всей страны, – говорил он в интервью „Горьковскому рабочему“. – В связи с этим Госстрой СССР поручил Гипрогору до разработки генерального плана выполнить технико-экономические обоснования… Было предложено четыре варианта основных территориальных направлений развития города. Все они признаны возможными. Однако на период до 2000–2010 годов решено в основном развивать город в нагорной части – на юг, юго-запад, с размещением там жилищного строительства. В заречной части город будет расти на северо-запад, на Сормовской пойме».

Воронков имел в виду правый берег Волги за заводом «Красное Сормово». На месте многочисленных садовых товариществ и частного сектора планировалось возвести два огромных микрорайона: Сормовское Приволжье и Лунский, которые должны были состоять из 9-12-этажных домов серии Э-600 (с навесными утеплительными панелями). Последние были сильно распространены в Ленинграде, где получили прозвище «дома-корабли» за внешнее сходство с океанскими лайнерами. Сплошные линии окон на белом фоне напоминали палубы. Подобный тип застройки использовался для гашения сильного морского ветра в прибрежных районах, в Сормове же «корабли» должны были загораживать город от северо-восточных ветров! А вот обеспечить горячей водой и отоплением строящиеся на окраинах Горького микрорайоны должна была первая в мире атомная котельная…

Идея использования мирного атома в коммунальных целях возникла в середине 70-х годов. Горьковское отделение института «Теплоэлектропроект» выполнило схему теплоснабжения города Горького на период до 1990 года. Она была согласована с Госпланом СССР и утверждена Минэнерго Советского Союза. Согласно схеме в нагорной части города на границе будущей застройки должна была появиться Горьковская атомная станция теплоснабжения (ГАСТ). Предложение было одобрено всеми соответствующими инстанциями, как «передовое» и «прогрессивное». А поскольку ни о каких радиационных авариях в СССР СМИ никогда не сообщали, эта новация не вызвала никакой паники и даже критики среди населения. И это притом, что незадолго до принятия решения о строительстве объекта горьковчане на своей шкуре испытали весь ужас радиоактивного заражения!

В конце 60-х годов завод «Красное Сормово», выпускавший атомные подлодки, работал в очень напряженном графике. В мире шла гонка вооружений, и военные требовали от производителей все больше подводных лодок. К тому же предстояло 100-летие со дня рождения В. И. Ленина, которое вся страна встречала трудовыми рекордами. Работа в секретных цехах, расположенных в северо-западной части завода, не прекращалась ни на день. При этом мерами безопасности порой пренебрегали… Утром 18 января 1970 года при проведении гидравлических испытаний первого контура реактора атомной подводной лодки К-302 произошел случайный запуск установки, которая проработала около 15 секунд на запредельной мощности. В результате заглушки первого контура не выдержали, и через вырванную тяжеленную крышку люка подлодки вырвалась огромная струя воды. «Мощный радиоактивный фонтан воды и пара окатил все вокруг – стоящую рядом подлодку К-308, стены, потолки и полы сборочного цеха, – вспоминал Александр Зайцев, работавший тогда главным строителем отдела главного строительства кораблей. – Ну и, конечно, людей. А их в это время находилось в помещении 156 человек». Серьезного радиоактивного заражения местности удалось избежать лишь благодаря закрытости цеха и вовремя сработавшей автоматики, заглушившей реактор.

Шестерых рабочих, находившихся в момент аварии внутри подлодки, доставили в больницу в Москву, где трое из них скончались уже через неделю. Дезактивация проводилась силами личного состава представительства военной приемки и добровольцев из состава рабочих. Многие из них впоследствии умерли от различных болезней, связанных с радиацией. Сама подлодка К-302 после аварии была переименована в К-320. После замены реактора в 1971 году она была спущена на воду, а 15 сентября того же года вступила в строй. Во время службы с лодкой случилось еще несколько происшествий. Так, 19 января 1972 года она столкнулась в Мотовском заливе с подлодкой К-131 и повредила корпус. А в мае 1976 года во время плавания произошла частичная разгерметизация активной зоны реактора. Из состава флота К-320 была исключена в 1994 году.

Ну а в Горьком со всех участников инцидента взяли подписку о неразглашении, поэтому только узкий круг лиц знал о произошедшем. В то время как на расположенном в городской черте предприятии шла дезактивация, о которой все советские школьники были наслышаны из рассказов про атомные бомбы, по соседним улицам как ни в чем не бывало курсировали автобусы и троллейбусы, детишки ходили в школу и садики, а трудящиеся спешили на работу.

И вот теперь горьковчанам хотели построить прямо возле города атомную котельную. Более того, мало кто знает, что помимо ГАСТ в районе между Горьким и Дзержинском собирались возвести еще и первую в мире атомную теплоэлектроцентраль (АТЭЦ) мощностью 2 тысячи мегаватт! Предполагалось, что она будет иметь четыре энергоблока, два из которых будут обеспечивать теплом Сормовский, Канавинский и Автозаводский районы Горького, а еще два – соседний Дзержинск. Таким образом, к 1990–2000 годам город должен был стать первым в СССР, который практически полностью перешел бы на атомное отопление и электроснабжение. У энергетиков и коммунальщиков, как говорится, от планов дух захватывало! «При новой системе себестоимость горячей воды у нас снизится в разы, – рассказывал автору дедушка, в тот период начальник отдела жилищно-коммунального хозяйства Горьковского облисполкома. – И экология у нас очистится, смог над городом исчезнет».

Правда, с АТЭЦ вышла промашка. Дело в том, что местность между Горьким и Дзержинском по большей части представляла собой болота и реки с рыхлыми грунтами и большим количеством подземных вод. Поэтому подобрать площадку для атомной ТЭЦ оказалось непросто. А когда подыскали, изменились нормы приближения атомных станций к городам. В итоге от заманчивого проекта АТЭЦ Горьковскому облисполкому, в котором начальником отдела ЖКХ в то время работал и дед автора, Михаил Кривошей, пришлось отказаться. А вот ГАСТ в районе деревни Федяково и железнодорожной станции Ройка была заложена в 1979 году. Участок находился всего в нескольких километрах к востоку от городской черты, но эта близость была необходима для доставки теплоносителя в систему отопления! Понятно, что гнать горячую воду по трубам за десятки километров не имело смысла. Впрочем, в то время горьковчане слышали о радиоактивных авариях только по слухам, с Чернобыльской АЭС все было в порядке, ее даже показывали в кино в научных киножурналах перед фильмами. Посему никаких опасений по поводу того, что прямо рядом с городом строится и скоро заработает атомная станция, у людей не возникало.

В первое время станция строилась ударными темпами. Как-никак, после апробирования атомной котельной в Горьком аналогичную собирались построить в Воронеже, а потом других крупных городах страны, в том числе Москве и Ленинграде. Уже 1 января 1982 года началось сооружение первого энергоблока «Горький-1». Согласно графику строительства, его планировалось ввести в строй уже в 1985 году, а в 1986-м должны были запустить и «Горький-2», после чего ГАСТ заработала бы на полную мощность. «Это позволит обеспечить теплом большую часть нагорных районов нашего города и отказаться от многочисленных мелких котельных», – рассказывала статья «На атомной станции». Строительству объекта придавалось первостепенное значение, был даже создан городской штаб по строительству Горьковской атомной станции теплоснабжения, который возглавили секретарь горкома КПСС Ю. А. Марченков и председатель горисполкома К. И. Базаев.

Строительство самого корпуса ГАСТ вело строительно-монтажное управление № 4, которое по итогам 1983 года выполнило план по генподряду на 100%. Если бы стройка и дальше шла такими же темпами, то уже через год-полтора в батареях жителей микрорайона Щербинки потекла бы вода из второго контура охлаждения атомного реактора модели ACT-500. Ну а необычайную надежность ядерной котельной, которую обещали проектировщики из ОКБМ, горьковчанам предстояло проверить на собственной шкуре. Символично, что как раз в Щербинках в это время проживал в ссылке академик Дмитрий Сахаров, один из создателей советской водородной бомбы. Интересно, что он думал о проекте ГАСТ, о котором часто писали в газетах? Однако оптимистичным планам атомщиков, чиновников и коммунальщиков не суждено было сбыться. Уже в январе 1984-го у СМУ-4 возникли первые трудности. «На строительной площадке не хватает рабочих, заметно сдерживает темп и плохое снабжение материалами и оборудованием, – сетовали СМИ. – Члены штаба наметили конкретные меры по устранению этих недостатков и активизации хода строительства важнейшего объекта теплоснабжения». Но времена были уже не те. Советский Союз вступал в период глубочайшего кризиса, вызванного как затянувшейся стагнацией, так и постепенным падением мировых цен на нефть, начавшимся еще в конце 1982 года. Это сказалось на всех отраслях экономики, в том числе и на ядерной энергетике.

В итоге уже на завершающем этапе строительство ГАСТ было приостановлено. В 1985 году работы на объекте шли чрезвычайно медленными темпами, не помогали ни многочисленные совещания, ни ударные смены. Ну а потом случился Чернобыль… Катастрофа, навсегда разделившая мировую атомную энергетику на «до» и «после», волею судьбы наложилась на только что начавшуюся эпоху гласности и демократизации, в связи с чем государству на сей раз не удалось не только скрыть, но даже приуменьшить масштабы аварии. В стране началась настоящая атомофобия. А в городе Горьком дававшие когда-то подписку о неразглашении ликвидаторы и свидетели инцидента 1970 года начали понемногу рассказывать, что и у нас, мол, свой «мини-чернобыль» был. Возник резонный вопрос: а нужна ли нам под боком своя атомная станция? Не превратится ли в один прекрасный день город Горький в такой же призрак, как украинская Припять?!

Так или иначе, Чернобыль отодвинул сроки пуска станции. От атомщиков потребовали значительно изменить и пересмотреть существовавшие нормы безопасности (ведь до этого считалось, что советские реакторы совершенно безопасны, ими можно даже чаек на Красной площади кипятить!). Все это серьезно удорожало строительство, по слухам, даже была разработана некая аварийная система, когда реактор в случае серьезного сбоя проваливался в шахту и сразу заливался жидким бетоном. Хотя кто бы там этот бетон круглосуточно месил? В общем, противники ГАСТ выиграли значительное время.