Дмитрий Дёгтев
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943
Предисловие
О знаменитой битве на Волге, продолжавшейся около полугода, написаны уже сотни книг, монографий и статей. При этом стараниями многочисленных авторов, которые подробно рассказывали про действия пехоты, танков и артиллерии, героическую оборону отдельных зданий, сложилось полностью искаженное впечатление о сражении за Сталинград. В общих чертах оно сводится к тому, что мощная и всесокрушающая военная машина из «лучших дивизий вермахта» сметала все на своем пути, а потом «сломала зубы» о непробиваемую оборону 62-й армии. Однако автору удалось доказать, что все было вовсе не так. Уже летом 1942 г. немецкая армия была настолько ослаблена, что фактически была не готова к крупным наступательным операциям, а в штурм «волжской твердыни» 6-я армия ввязалась уже «истощенной» и «слабой» (согласно немецкой терминологии). Более того, ей приходилось вести атаки без каких-либо резервов и подкреплений, при хронической нехватке снарядов и топлива. И только благодаря невероятной по мощи поддержке с воздуха немцам удалось добиться впечатляющих успехов.
Характерно, что о роли авиации в Сталинградской битве до сих пор не написано ни одного серьезного труда, а историки почему-то старательно обходят эту проблему, сводя все к уличным боям, танковым атакам и артиллерийским дуэлям. В данной книге сражение показано как бы с высоты птичьего полета, глазами германских асов, летавших буквально до изнеможения и на грани нервного истощения, и «сталинских соколов», которые, не щадя сил и не считаясь с огромными потерями, пытались противостоять им. Автор собрал невероятные и порой шокирующие подробности воздушных боев в небе Сталинграда, а также в радиусе 200 км вокруг него, систематизировав огромный массив информации из немецких и советских архивов. Беспристрастный взгляд на события глазами обеих воюющих сторон позволит читателю ощутить всю жестокость и драматизм этого беспрецедентного сражения, включая знаменитый воздушный мост, аналогов которому не было в истории. Сотни перегруженных самолетов сквозь снег и туман, днем и ночью летали в котел, невзирая на зенитный огонь и атаки истребителей. В книге впервые полностью реконструированы эти события, собраны ужасающие свидетельства немецких летчиков, солдат и уникальные документы из германских и российских архивов.
Автор впервые в отечественной историографии отвечает на ряд важных вопросов, в частности какую роль сыграла немецкая и советская авиация в битве за Сталинград, включая отдельно взятые бои, атаки, штурмы и контрудары, какую тактику применяли люфтваффе и ВВС Красной армии во время уличных боев и «битв за заводы», как выполнялся известный приказ «Ни шагу назад!» в воздухе, когда в действительности (а не согласно устоявшимся «канонам») был сожжен город, почему 6-й армии, несмотря на мощнейшую поддержку с воздуха, так и не удалось «зачистить» весь город до начала советского контрнаступления, а также почему воздушный мост в «крепость Сталинград» в итоге превратился в воздушный мост в «загробный мир» (именно так охарактеризовал его без пяти минут фельдмаршал Паулюс) и не планировал ли Гитлер вывезти своего протеже из котла?
Автор выражает благодарность за помощь в работе над книгой Сергею Богатыреву, Михаилу Зефирову и Теодору Маху (Германия).
Глава 1
Снова июнь, «внезапность» и блицкриг…
«Все сделаем, чтобы встретить как следует эту 4-ю танковую армию»
К главному летнему наступлению 1942 г. сухопутные войска Германии оказались подготовлены гораздо хуже, чем люфтваффе. Несмотря на то что к маю на Восточный фронт прибыло пополнений общей численностью 1 100 000 человек, некомплект дивизий все равно составлял 625 000 солдат. И хотя большая часть пополнений направлялась в группу армий «Зюд», даже там численность подразделений едва достигала 50 % от уровня 1941 г. В ходе кампании этот показатель удалось увеличить до 70 %, в то время как в группах армий «Норд» и «Митте» он, напротив, упал в среднем до 35 %.
Группа армий «Зюд» также получила львиную долю всех танков и штурмовых орудий, отправленных на Восточный фронт, включая новые модели с пушками, способными на равных бороться с Т-34 и КВ-1. Всего к моменту начала операции «Блау» в ее состав входили 46 пехотных, 9 танковых, 4 егерские, 5 моторизованных пехотных, 2 горные и 2 дивизии СС. Также группе армий «Зюд» были приданы 25 дивизий союзников Третьего рейха, но большая часть их должна была прибыть в назначенные районы только осенью. А вот люфтваффе в сравнении с началом Восточной кампании, наоборот, значительно усилились. По состоянию на 20 июня 1942 г. на Восточном фронте насчитывалось 2644 самолета, то есть почти на 1000 больше, чем к началу операции «Барбаросса»! При этом 60 % авиации было сосредоточено в составе 4-го воздушного флота.
Согласно первоначальному плану, операция «Блау» была разделена на три фазы. На первом этапе (Blau I) предполагалось из района Курска и Белгорода нанести мощный удар по войскам советского Юго-Западного фронта и захватить Воронеж – важный железнодорожный узел и промышленный центр. После этого группа армий «Зюд» разделяется на две новые группы: «А» под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Листа и «Б» под командованием генерал-фельдмаршала Федора фон Бока. Затем в ходе второго этапа (Blau II) немецкие войска поворачивают на юго-восток и, продвигаясь вдоль Дона, отрезают советские войска, обороняющиеся вдоль Северского Донца. Ну и в ходе третьего этапа (Blau III) танковые клинья групп армий «А» и «Б» окружают все советские войска в большой излучине Дона. После этого должно было начаться наступление непосредственно на Кавказ, а попутно и вдоль Волжской поймы – на Астрахань. Интересно, что Сталинград как приоритетная цель в плане не значился вовсе.
Утром 24 июня в штаб 4-го воздушного флота в Курске прибыл генерал-оберст Вольфрам фон Рихтхофен. У него было всего четыре дня на то, чтобы изучить новый театр боевых действий и провести соответствующие встречи и совещания. Ну и традиционно полетать на своем «Шторьхе» вдоль линии фронта. Карьера Рихтхофена, которого фюрер считал «своим специалистом» и всячески благоволил ему, в этот период находилась на подъеме. Более того, командир VIII авиакорпуса благодаря недавним победам стал самым известным командиром люфтваффе в Третьем рейхе, слава которого затмила всех остальных, включая самого рейхсмаршала Геринга. За плечами Рихтхофена был «зимний кризис», во время которого, несмотря на страшные морозы и метели, люфтваффе смогли оказать необходимую поддержку своим дивизиям и помочь им удержать растянутые оборонительные позиции. Потом был «весенний ренессанс», когда немецкая авиация быстро восстановила силы и провела две крупнейшие операции – разгром советских войск на Керченском плацдарме и штурм Севастополя, попутно нанеся большие потери советскому Черноморскому флоту.
Над Крымом люфтваффе снова полностью господствовали в небе, отразив все попытки советской авиации помешать их действиям. И во всем этом была немалая заслуга Рихтхофена, блестящего тактика и профессионального организатора массированной поддержки сухопутных войск с воздуха, а попутно кровожадного садиста, не скрывавшего своего удовольствия от вида полей, усеянных тысячами трупов, и городов, превратившихся в груду испепеленных развалин. Уже во время «Лова осетра» – так называлась операция по взятию Севастополя – фюрер принял решение, что именно Рихтхофен «поведет армии Мордора в бой», пардон, возглавит усиленный 4-й воздушный флот во время нового летнего наступления.
Сам он был неимоверно возбужден, наконец-то опять предстояла не какая-то короткая тактическая операция или штурм, а полномасштабное наступление в духе стратегии блицкрига. И он поведет в бой целый воздушный флот, на тот момент самый мощный в люфтваффе. Жаркая летняя погода, огромное количество самолетов на аэродромах, рокот сотен танков, выдвигающихся на исходные позиции, – все это напоминало события годичной давности, когда немецкие войска начали свой поход против Советского Союза. Да, его не удалось сокрушить в ходе одной военной кампании, да, был страшный зимний кризис, а местами даже отступление. Но немецкая армия выдержала удар. А последние успешные операции в Крыму и на Дону почти всем немцам внушали избыточный оптимизм.
Правда, один из полетов вдоль линии фронта едва не оборвал досрочно карьеру любимого воздушного флотоводца Гитлера. Когда Fi-156 Рихтхофена пролетал на малой высоте над позициями 387-й пехотной дивизии, ее солдаты ошибочно открыли огонь по нему. В результате был ранен второй пилот, пробит топливный бак, а плоскости получили множество пробоин. После аварийной посадки Рихтхофен послал командиру дивизии «благодарность», в которой указал, что ему приятно видеть, как восстанавливается боевой дух немецких сухопутных войск. «Я прошу эти войска направлять их боевой дух против красных военно-воздушных сил, – написал он. – Видимость была отличной, а самолет имел четкие обозначения, возможно, обстрел был призван оказать приветствие. В таком случае командир VIII авиакорпуса выражает свою благодарность за это и в то же время желает, чтобы аналогичные поздравления в будущем осуществлялись холостыми патронами». В своем дневнике Рихтхофен был менее тактичен: «Проклятые собаки! Они стреляют не в русских, а в мой „Шторьх”!»
Как известно, приготовления немцев не являлись секретом для советского командования. 19 июня инцидент, аналогичный тому, что случился с Рихтхофеном, произошел с офицером оперативного отдела 23-й танковой дивизии майором Рей-хелем. Тот вылетел на Fi-156 в одну из передовых частей, немного заплутал и в итоге попал под обстрел с земли. «Шторьх» совершил аварийную посадку на нейтральной полосе и был полностью разбит. Немецкий патруль, направленный к месту катастрофы, обнаружил, что русские добрались до самолета первыми. Между тем при Рейхеле был детальный план 1-й фазы предстоящего наступления (Blau I), включая «демонстрации» (на каком участке будет предпринята ложная атака), маршруты наступления танковых дивизий, названия всех подразделений, которые примут участие в операции, и первая цель – Воронеж.
Сталин в итоге вообще счел этот «подарок судьбы» дезинформацией, а в штабе Брянского фронта и штабах армий документ лишь приняли к сведению. Более того, некоторые офицеры были уверены, что в случае чего смогут отразить удар. «Все сделаем, чтобы встретить как следует эту 4-ю танковую армию», – самоуверенно заявил в переговорах с вышестоящим командованием начальник штаба 40-й армии генерал-майор Зиновий Рогозный. Но в любом случае подготовка немцев к большому наступлению к востоку от Курска была очевидна так же, как за год до этого на границе. На это указывали усилившийся радиообмен, активизация действий вражеских разведгрупп, гул автомобильных двигателей, не прекращавшийся по ночам, участившиеся полеты немецкой авиации над прифронтовыми районами и тылом и многие другие признаки. Советские самолеты-разведчики зафиксировали резкое увеличение количества немецких самолетов на ближайших аэродромах, в том числе в Брянске и Курске, а также оживленное и круглосуточное движение по дорогам.
25 июня советские летчики видели большое движение транспорта из Курска в направлении Щигров, а наземные разведчики разглядели замаскированные деревянные спуски к воде, сделанные на западном берегу реки Тим. На следующий день были получены сообщения о появлении многочисленных замаскированных позиций немецкой дальнобойной артиллерии в том же секторе. На рассвете 27 июня самолет-разведчик зафиксировал на дороге Курск Щигры колонну транспорта длиной 40 км, а днем поступило донесение от зафронтовой разведки о том, что на аэродромы в Брянске и Курске перебазировалось несколько авиагрупп, в том числе II./KG4 и I./JG53, а также информация о том, что немецкие самолеты массово перелетают из тылов на передовые посадочные площадки, расположенные вблизи от линии фронта. Все это говорило о том, что гроза вот-вот разразится…
В решающий день 28 июня Рихтхофен встал с постели в 01.45, за полтора часа до начала операции «Блау». А в 03.00 «Шторьх» Рихтхофена уже рассекал утреннее небо. Вскоре летнюю тишину нарушил вой сирен «Штук» и грохот артиллерийской канонады. При этом первыми целями пикировщиков стали основной и запасной штабы 40-й армии, а также узел связи в районе деревни Ефросимовка. В ходе точечных авиаударов были уничтожены все радиостанции и рации, а работники штаба понесли большие потери. Радистки попросту разбежались по округе. Командующий армией генерал Парсегов лишь чудом остался в живых. Также был нанесен авиаудар по командному пункту штаба Брянского фронта в Ельце, на который было сброшено 140 фугасных бомб большого калибра. Квартал, в котором находился данный объект, был практически стерт с лица земли, возникло несколько пожаров, были убиты десятки людей. В результате управление войсками было полностью нарушено на целые сутки.
Как и в июне сорок первого, штурмовики атаковали аэродромы, позиции артиллерии, склады и нефтехранилища, всюду вызывая пожары и разрушения. Затем, поднимая большие клубы пыли, бронированные машины 48-го танкового корпуса устремились вглубь советской территории. Прорвав оборону на стыке 13-й и 40-й армий, уже в первой половине дня передовые части захватили неповрежденным мост через реку Тим и в полдень переправились на противоположный берег. Рихтхофен, видевший все это с воздуха, почувствовал себя оптимистически: «У меня впечатление, что все пойдет гладко».
В то время как «Мессершмитты» патрулировали все воздушное пространство над фронтом наступления, двухмоторные бомбардировщики бомбили железные дороги, базы снабжения и сосредоточения резервов на правом берегу Дона. «Теперь наше летнее наступление распространяется на весь Южный фронт от Курска до Азовского моря, которое мы должны поддерживать как летающая артиллерия, – писал Ханс Райф из 3./KG27, чье подразделение базировалось в Курске. – В воскресенье 28 июня мы были разбужены в 1.00… В 3.25 мы впервые поднялись в воздух и закончили в 20.12, вернувшись после пятого вылета. Фронт находился всего в 20–30 км от нашего аэродрома, в начале этого наступления, а затем стал быстро смещаться на восток. Во время этих миссий мы стали свидетелями быстрого продвижения наших войск». В этот день эскадра понесла первую потерю в ходе нового наступления: во время налета на Кочетковку пропал без вести Не-111 «1G+HN» из 5-й эскадрильи.
Немецкие войска продвигались так быстро, что это привело к «дружественному огню». Ju-87 несколько раз бомбили свои войска, убив 16 солдат и повредив несколько танков и бронетранспортеров. «Авиация противника, насчитывавшая до 300 самолетов, только на участке 121-й и 160-й СД 40-й А непрерывно штурмовала боевые порядки частей и командные пункты, – сообщается в журнале боевых действий Брянского фронта. – Одновременно отмечались действия до 200 самолетов… Некоторые орудия не успели сделать ни одного выстрела, как были уничтожены или выведены из строя авиацией противника. По вспышкам орудий противник определял место расположения батарей и подавлял их. Авиация противника сковала действия артиллерии 40А в первый день боя. Тов. Борисенко[1] отмечает, что он ни 28.6, ни 29.6 не видел на поле боя, где он был, нашей авиации, которая бы прикрывала действия наших войск или противодействовала бы противнику, поэтому самолеты противника действовали на низких высотах, бомбя наши боевые порядки и тылы дивизий. После бомбежки эти самолеты вели пулеметный огонь по живой силе, автомашинам и другим целям». В действительности 2-я воздушная армия выполнила в течение дня 253 вылета и отчиталась о 57 уничтоженных танках и 25 сбитых самолетах.
Когда о прорыве немцев, а главное, полном бездействии (как казалось) нашей авиации доложили Сталину, вождь пришел в ярость и в 00.45 29 июня лично позвонил в штаб Брянского фронта. Он потребовал, чтобы ему дважды в сутки докладывали о том, сколько и каких самолетов вылетало на задания, сколько сделано вылетов и каковы их результаты. «Главная задача авиации фронта завоевать воздух, создать наше подавляющее превосходство и заставить немецкую авиацию, особенно бомбардировщиков, уйти с поля», – приказал вождь, попутно потребовав использовать для атак наземных целей не только штурмовики, но и истребители.
Понятно, что выполнить его было невозможно, но зато помогла погода. Когда в штабе БФ выслушивали наставления Сталина, начался сильный ливень, затем под утро над долинами Тима и Кшеня осел туман. Из-за этого на второй день наступления авиационная поддержка была не столь мощной. «Постоянные грозы сделали дороги, по которым мы двигались, скользкими, как мыло», – писал генерал-майор Вольфганг Пиккерт, недавно назначенный командиром 9-й зенитной дивизии люфтваффе. Тем не менее продвижение немецких войск не замедлилось.
1-я эскадрилья KG27 занялась уже привычным делом: охотой за советскими поездами вокруг Воронежа. Об одной из таких атак на перегоне Кшень – Воронеж рассказывал лейтенант Айхнер, для которого служба в люфтваффе началась как раз с операции «Блау»: «На высоте 200 м Не-111 летит вдоль Восточного фронта, который проходит в непосредственной близости от железнодорожной линии. Там мы начали нашу атаку. Мы рыщем вдоль железной дороги из Кшеня в Воронеж:, это важный транспортный узел, потому что здесь проходит один из последних маршрутов русских из Москвы на Кавказ. На маршруте было достаточно работы. Станции были забиты грузовыми вагонами, часть которых была выгружена или, наоборот, загружена, часть стояла в ожидании паровозов, масса целей для бомб Не-111».
Углубившись в тыл противника, «1G+LH» развернулся и пошел над ней с востока на запад. При этом буквально из каждой деревни раздавались выстрелы зениток и пулеметные очереди, повсюду имелась сильная противовоздушная оборона. «Мы пошли к следующей станции, – продолжал свой рассказ Айхлер. – Но там было пусто! Где поезда? Которые мы до этого видели в избытке. Между тем раздается очередной выстрел и около нас появляется облако взрыва. На фюзеляже и хвосте появились несколько отверстий, которые были безвредны. Мы гонимся за поездом впереди. Мы обрадовались, когда снова поймали „парня”. Унтер-офицер Вайс лежал на прицеле, сказал, что все готово для бомбардировки». Вскоре бомбы со свистом устремились вниз, и вокруг эшелона прогремела серия взрывов. Однако почти сразу летчики почувствовали удар, после чего левый двигатель начал резко вибрировать. Его пришлось остановить. Осмотр показал, что в фюзеляже множество пробоин. По всей вероятности, бомбы попали в вагоны с боеприпасами, вследствие чего ударная волна и осколки накрыли и сам «Хейнкель». Айхлеру удалось некоторое время тянуть в сторону линии фронта, а затем совершить вынужденную посадку на брюхо на кукурузное поле.
«Прочь из машины! Это была единственная мысль после посадки на живот! – вспоминал летчик. – Два человека остались с раненым бортстрелком вблизи машины». Пилот и штурман Йозеф Вайс, взяв пистолет и пулемет, отправились исследовать окрестности. Летчики очень боялись оказаться на советской территории, ибо все были наслышаны об убийствах пленных, а также тяжелых условиях жизни в плену. И это после первых же боевых вылетов! Поле было огромным, дорог не было, а в нескольких километрах к западу виднелось несколько домов. Через некоторое время Айхлер и Вайс услышали шум двигателей. Соблюдая осторожность, они медленно пошли навстречу, оглядываясь по сторонам. Какова же была радость летчиков, когда вскоре они увидели серые силуэты танков с белыми крестами. Это были передовые части 24-й танковой дивизии.
20-летнему Айхлеру и его экипажу очень повезло, когда он разгуливал по кукурузному полю, в районе Кшень – Касторное погиб весь экипаж «1G+HH» лейтенанта Дитриха Фухрманна из той же 1./KG27. Ну а советская авиация вопреки грозным директивам из Кремля оказала лишь символическую поддержку ведущим тяжелые бои наземным войскам. 2-я воздушная армия осуществила 108 вылетов, летчики доложили о 31 уничтоженном танке и 1 подбитом Ме-109…
Поскольку сил имевшихся на данном участке фронта подразделений оказалось явно недостаточно, туда были брошены все самолеты, имевшиеся поблизости. 30 июня в сражении приняли участие истребители 263-го и 737-го ИАП, входившие в состав 270-й ИАД и базировавшиеся в районе Горбачево. Совершив 59 вылетов в сектор Ливны – Касторное, они провели 9 воздушных боев и заявили об 11 сбитых самолетах (6 Ме-109[2], 2 ФВ-198, 2 Ю-87 и 1 Хе-111). Собственные потери составили 6 ЛаГГ-3, «не вернувшихся с задания», еще несколько получили повреждения, но все же смогли вернуться на базы либо совершить аварийные посадки на своей территории. Больше всего пострадал 263-й ИАП, в котором к концу дня осталось всего две исправные машины. Впрочем, подобная ситуация (когда каждый день воевало по два-три самолета) для советских истребительных авиаполков летом 1942 г. была скорее нормой, чем исключением.
Для KG27 «Бёльке» третий день наступления стал тяжелым. А следующий день также стал тяжелым для этого подразделения. Во время налета на район Озерки советские истребители (по утверждению немцев, «Спитфайры») сбили Не-111Н-6 «1G+GH» унтер-офицера Йозефа Геберла и весь его экипаж погиб. А во время налета на Волово также якобы «Спитфайрами» был подбит «1G+ВН» гауптмана Вильгельма Верлина. При этом на самолете был убит штурман, а радист и бортстрелок получили ранения. Однако опытному Берлину удалось вернуться обратно в Курск. В том же районе, но уже час спустя истребителями был поврежден и He-111 «1G+DN» обер-лейтенанта Херцога. Последнему пришлось совершить вынужденную посадку на брюхо в расположении своих войск. При этом были ранены бортмеханик и бортстрелок.
