Дмитрий Девяностый
За стеной сна

Глава 3

Это была одна из московских улиц, что находятся в стороне от проспектов. Тихая, приятная – и в тоже время пройдёшь переулок–другой и вот ты уже в самой круговерти столичной жизни.

Дом, куда он направлялся, построили ещё до революции. Впрочем, это не мешало ему оставаться вполне удобным и даже респектабельным – ремонты здесь проводились регулярно.

С некоторым напряжением Вадим, перед тем, как зайти во двор, оглянулся по сторонам, словно нырял в неизвестность. А затем решительно шагнул туда. Там оказалось довольно тенисто, раскидистые липы закрывали все детские площадки под собой. Медленно прошёлся от подъезда к подъезду, читая номера квартир. Вокруг никого не было, даже вездесущих птиц. Затем Вадим вошёл внутрь, к счастью, дверь оказалась не заперта.

Следователю требовалась квартира под номером пятнадцать. Она была во втором подъезде на первом этаже. Тёмная деревянная дверь, чуть скособоченный белый жестяной номерок посередине. И дверной звонок сбоку, на уровне роста среднего человека. Вадим, чуть помедлив, нажал кнопку. Послышался звук колокольчика. Рогов нажал ещё и ещё. Слегка наклонил голову, прислушиваясь. И в этот момент дверь раскрылась.

На пороге стоял худощавый мужчина в длинном халате. Тёмные волосы с легкой сединой, небольшие морщины – по лицу ему можно было дать лет пятьдесят, не больше. Дружелюбные серые глаза. Хозяин квартиры приветливо смотрел на стоящего перед ним человека.

Вадим же замер. Всё, что он хотел сказать, как-то разом вылетело у него из головы, хотя ничего особого вроде бы не происходило.

Потому хозяин начал первый:

– Здравствуйте. Вы ко мне? Что-то искали?

И тут молодой следователь, наконец, спохватился.

– Да, да. Я по правильному адресу? – он достал бумагу, по которой пришёл сюда. – Мне посоветовала к вам обратиться Любовь Николаевна, посетительница библиотеки. Может быть, вы помните…

Мужчина перестал улыбаться и чуть нахмурился, взял бумагу с ладони Вадима.

– Хм, это действительно в её духе, – он, и правда, словно что-то припоминал. – Так, а в чём проблема-то была?

Вадим снова замялся, впрочем, теперь лишь на мгновение:

– Да дело в том, что меня в последнее время интересует вопрос сновидений, и она сказала, что вы можете мне помочь в этом деле…

Хозяин квартиры слегка усмехнулся:

– Любит она преувеличивать мои возможности. Только давайте не обсуждать всё это на пороге. Проходите, проходите… – он отошёл в сторону, широким жестом приглашая гостя в дом. – Переобувайтесь, – в прихожей имелся целый набор разных тапочек и на вопросительный взгляд Вадима, хозяин махнул рукой. – Какие удобнее кажутся.

Вскоре они прошли в гостиную.

– И ещё, – снова заговорил хозяин квартиры. – Что-то мы не познакомились. Меня зовут Илья. Так и зовите, не люблю все эти сантименты и формальности с фамилией и отчеством. Ну а вы…?

– Вадим, Вадим Рогов (тут Илья укоризненно улыбнулся, дескать, ну ведь только что договаривались). Я работаю следователем.

– О, блюститель закона. Рад, рад, что и вы интересуетесь нашими простыми делами, снами. А я вот всего лишь литератор, да немного науками занимаюсь.

Вадим огляделся. Вокруг, действительно, имелось много книг. Старинные шкафы со стеклянными дверцами, за которыми скрывались целые ряды разных книг, от художественных вплоть до научных монографий, названия которых были явно не на русском языке.

– Вот и приходится иногда читать, да писать. В том числе и о сновидениях.

Когда они выходили из темноты прихожей, Вадим понял, что Илья не совсем европеец. В чертах его лица проглядывали какие-то азиатские корни, но слабые, почти скрытые и потому трудно было сказать, откуда родом этот учёный.

Илья подошёл к письменному столу, ломящемуся от книг и бумаг. Можно понять, что он работал там до появления гостя. Илья взял парочку бумаг:

– Вот, я как раз немного размышлял о снах и о том, как это отражается в нашей реальности.

Он заметил немного удивленный взгляд Вадима и кивнул:

– Да-да, именно отражается. Причём такое происходит у очень многих людей. Другое дело, что большинство из нас просто не запоминают это. А если обратное и случается, то приравнивают к обычным совпадениям. Мне доводилось общаться на тему снов со многими людьми. Например, с Максимом Горьким…

Услышав громкое имя, Вадим не смог скрыть недоверия, а Илья опять усмехнулся:

– Именно так. Казалось бы. Основоположник социалистического реализма. Но вы думаете, откуда у него пошли все эти мысли о людях с особыми способностями?

Вадим пожал плечами. Он о таких вещах и вовсе никогда не задумывался. А Илья прошёл к одному шкафчику, достал небольшую книгу.

– Вот, помните этот его рассказ, «Сон»? Он написал его ещё в прошлом веке.

Тут он вытащил старую фотографию. Там на палубе белоснежного парохода стояла группа людей. Среди них и правда стоял Илья, а чуть неподалёку возвышался Горький.

– Неплохо мы тогда пообщались с Алексеем Максимовичем, поплавали по Волге.

У Вадима же слегка похолодело в душе. Что-то в этом было не то. Странно, прошло ведь уже лет тридцать, а Илья на этой фотографии выглядел не намного моложе.

– Говорят, что Горький до ужаса богатый человек был, не знаете? – внезапно для самого себя спросил Вадим.

Илья аккуратно поставил книгу на место. Похоже, что в книжном царстве у него каждый фолиант располагался сообразно иерархии, известной лишь хозяину. Он не обращал внимания ни на размер, ни на цвет обложки. Могучие тома соседствовали с небольшими книжечками, а сверкающие новизной переплёты перемежались с ветхими выцветшими изданиями. Шкаф выглядел внушительно, но у Рогова не было ни малейшего сомнения в том, что Илья прочитал каждую книгу, а некоторые из них, возможно, дважды или трижды.

– Если бы я расценивал писателей по уровню их заработка, то ты прав, Вадим, Горький занял бы самое почетное место. Огромные тиражи, слава, почёт! Мечта любого обывателя! Но всё дело в том, что Буревестник кормился революцией. Умом понимал, что роет сам себе могилу, но плыл в фарватере своих заблуждений. Все ждали революцию, готовили её, а как она случилась, поспешили эмигрировать. Кровь, гной, жестокость, страдания настолько потрясли мастеров пера и виртуозов слова, что они сочли за благо спрятаться от них в тёплой Италии да нежной Швейцарии.

Вадиму было внове слушать такие слова. Уж очень Илья с ним откровенен. Неужели ничего не боится? Однако, чувствовалось, что говорит хозяин странной квартиры с ним явно со знанием дела.

– Но ведь всё-таки вернулся Алексей Максимович, потянуло на родину? – задал он напрашивающийся вопрос, стараясь, хоть немного, но поставить на место прыткого на суждения Илью.

– Выковыряли, – кратко отозвался тот.

– Как это, выковыряли? – поразился ответу Вадим. Неожиданное сравнение великого пролетарского писателя с древесным жучком, гнездящимся в коре дерева, смущало. Похоже, для этого человека не существует ни одного авторитета!

– Нашли подход, – продолжил Илья. – Ты правильно говорил про огромные тиражи. Привык человек к роскоши, вкусно есть да сладко спать. К хорошему быстро прилипаешь. А у нас ресурс неограниченный, да и особняков бывших барских ещё хватает. Сам не поняв как, он уже оказался в Красной России, правда, почти ничего путного так пока и не написал. Да и зачем? И так всё есть. Особняк, довольствие, лучшие врачи…Вы, Вадим, молодой ещё человек, а я, кхе-кхе, и до революции пожил. Тоже, как и Горький, могу сравнивать: что было, а что стало.

Вадима страшно заинтриговал рассказ хозяина. То, что Илья старше и опытней, а по-видимому, ещё и намного умней его, придавало особенный вес словам.

– Ну и как? – спросил он.

– Что как? – не понял Илья, в задумчивости оглядывая пыльные фолианты.

– В чью пользу сравнение?

Хозяин улыбнулся. Похоже то, что его гость работает в могущественной организации, нисколько его не смущало.

– По-разному, Вадим, по-разному. А всё думаю, хорошо, что Лев Николаевич не дожил. Увидел бы, что с крестьянами сделали, второй раз бы из дома ушёл, а с ним бы теперь вы бы не чикались, не так ли? Граф? Граф. Дворянин? Дворянин. Богатый? Ещё как. К стенке графа. Такая вот вышла бы некрасивая история. А ведь Алексей Максимович и с ним хорошо дружил. Но обо всём так быстро не расскажешь. Скажу только, что разрушал Максимович царскую Россию, хорошо разрушал. Да и как не разрушать. Всякое царствование – подобно фурункулу. Нарывает, нарывает. Тут лекарствами не пособишь. Нужна операция, то бишь революция. Должны найтись и люди, которые не побрезгуют крови и гноя. Тут чистеньким не выйти. Потом уже Горький приехал на место преступления, посмотреть, что же наворотили хирурги. Так ему тошно стало, что начал у себя в особняке непотребные вещи писать. Глядишь, и второй Толстой появится?

Молодой человек слушал с выпученными глазами. Илья выкладывал подробности, о которых не каждый высокопоставленный член ОГПУ знает. Откуда у этого странного человека такая информация?

Впрочем, гостеприимный хозяин не дал ему долго задумываться над этим и пригласил гостя к столу:

– Может, чайку? А там и расскажете, что, собственно, заинтересовало вас в сомнологии.

Уже через полчаса Вадим чувствовал себя вполне комфортно и рассказывал Илье о тех кошмарах, что преследовали его в последние дни, да о странных совпадениях, что начали у него происходить в это же время.

Глава 4

– Вот оно значит как, – покачал головой Илья, выслушав рассказ о последних снах Вадима, где мелькала эта страшная старуха-ведьма. – Ну, бывает и такое. Нередко подобное значит, что сны чего-то хотят от вас.

Вадим нахмурился, даже слегка отшатнулся. Илья же в ответ мягко улыбнулся:

– Да нет же, вы неправильно меня поняли. Я не говорю, что вы там должны бороться с ведьмами и прочее, нет, конечно. Просто вы должны выпустить из себя эту энергию, этот пар, который сейчас накапливается в вас как в котле у парохода. Вы же знаете, что происходит с судном, когда такое случается?

– Знаю, – немного растерянно ответил Вадим. – Всё взрывается. Но я же не машинист, что я могу?

Он поставил чашку с чаем на блюдце, опустил голову, рассматривая то чай, то печенье, что любезно предложил ему Илья.

– Вот это уже более правильный подход. Надо искать выход и самый простой я опять могу предложить из своего опыта общения с тем же Горьким и другими писателями. Напишите об этом. Сделайте из тех снов, которые больше всего вас тревожат, рассказы. А я позже почитаю их, выдам кое-какую критику, может, даже помогу с изданием. Как вам такая идея? – и снова Илья улыбнулся своей мягкой, обволакивающей улыбкой.

Вадим же был по-прежнему растерян:

– Да я как-то и перо раньше для таких целей в руки толком не брал. Всё документы, документы, документы…

– Ну, вот и отвлечётесь! Не всё же на уголовную арифметику свои способности растрачивать. Значит, договорились?

И молодой следователь пожал протянутую ладонь. Ещё спустя минут двадцать он уже шёл по московской улице, почти не обращая внимания на прохожих вокруг, всё прокручивая в голове детали недавнего разговора. Потом вдруг увидел канцелярский магазин. Остановился, огляделся и зашёл внутрь. Там он купил несколько тетрадей и перьевую ручку с чернилами. Теперь у него было всё для того, чтобы, как сказал Илья, «спускать пар».

Но всерьёз что-то попробовать он решился только через неделю, к очередным выходным. Знакомые приглашали его присоединиться к их компании – они «спускали пар» по своему: много алкоголя и податливые девушки. Но Вадим сослался на недомогание и остался дома.

Потом он снова стал вспоминать подробности того сна про Фёдора Колпачкова, как тётушка просила не трогать его. Почему? И почему именно Фёдора, если он зловредный «контрик»? Ответа не было. И тогда Вадим просто описал сам сон, а потом и странное дневное происшествие. Почему такое произошло с ним и почему за бывшего друга заступалась умершая.

Перечитав созданное, молодой следователь нахмурился. Не сказать, что рассказ блистал слогом. Ну уж – что получилось. И надо сказать, Вадим даже увлекся самим процессом. Он решил описать сон и про старуху—горгону с её чудовищными голубями, хоть ему было и не слишком приятно.

Вскоре всё было готово. Вадим позвонил Илье. Тот любезно пригласил его подходить в любой удобный момент.

И, решив не оттягивать происходящее, Вадим в эти же выходные и отправился к странному сомнологу.

Его снова ждала эта тихая московская улица и запрятанный дворик. Двери квартиры открылись практически сразу, словно Илья ждал своего собеседника прямо в прихожей.

Они обменялись приветствиями, а затем Вадим прошёл внутрь. Он действительно волновался. Для него подобный опыт был впервые. И это совсем не походило на то, с чем ему приходилось встречаться на службе.

– Может быть, вам будет не всё понятно, – чуть ли не заискивающе сказал Вадим, – вы тогда спрашивайте, постараюсь разъяснить.

Илья улыбнулся:

– Не бойтесь, и не такое приходилось читать. У того же Горького почерк, думаете, много лучше? Но да ладно о титанах литературы. Вы пока чайку выпейте, с сахарком, если хотите. А я погляжу, как и что у вас вышло.

Дальше было около получаса тишины, которую нарушали только лишь большие тикающие часы на стене. Становилось душновато и Вадим подошёл к окну, приоткрыл форточку. Теперь стали слышны и голоса детей – правда, их в этих дворах не так уж много было.

Вадим уже не мог сидеть, он просто встал у окна, разглядывая зелёную листву густых деревьев.

И, наконец, в комнату вошёл Илья.

– Ну что я могу сказать. Не так уж и плохо для первого опыта. Конечно, есть и ошибки, и стилистика хромает. Но суть не в этом – сам сюжет вы передали в обоих рассказах. И я, в принципе, уже могу сказать, о чём были сны и почему они вообще вам приснились…

Вадим настороженно молчал. Илья же продолжил:

– Первый сон – попытка защиты. Вы не должны были вмешиваться, и это еще всплывет в вашей жизни с самой неожиданной стороны. Во втором говорит совесть. Но тоже не впустую, это не просто муки. Здесь есть и намёк как преодолеть это – и литература, в частности, рассказы могут вам помочь. Давайте я подредактирую, чтобы вы лучше поняли, как работать с языком. Заодно выделю слабые места текста.

Спустя несколько дней Вадим с удивлением смотрел так называемые отредактированные рассказы. Это читалось уже и правда увлекательно. Неужели подобное могло иметь какое-то отношение к нему?

Илья же спросил:

– Как у вас в последнее время с кошмарами?

– К счастью, не было.

– Вот видите. Немного пара мы спустили. Но это, конечно, пока только начало. Останавливаться на достигнутом не стоит. Надо прорабатывать дальше, иначе всё может вернуться в куда более неожиданных формах.

Илья чуток помедлил, затем полистав страницы рукописи, произнес:

– Очень странно, Вадим, вот что. Ты ведь работник специфической, так сказать, службы, но в текстах проскальзывают такие странные мотивы, что порой оторопь берет. Почему у вас постоянно возникает образ страшной старухи в рассказах? И в «Проруби», и в «Детских снах»? Какой-то реальный прототип или воображаемый персонаж, в который вы вкладываете потайной смысл?

Чекист усмехнулся.

– Что вы, Илья, никакого абсолютно двойного дна. Представляете, эта старуха живет со мной по соседству, в доме напротив. И кормит расплодившихся голубей. Никакого сладу с ней нет. Вот даже в сны мои проникла. То глаза расцарапает, то кляузу напишет. И во сне, и в жизни от неё нет спасения.

Илья помолчал и тихо сказал:

– С этим я, конечно, тебе помочь не могу.

Затем хитро улыбнулся:

– Ты же такой пост занимаешь. Неужто не можешь бабку припугнуть просто, ну, корочкой там помахать или еще что. Не мне тебя учить. Не повесткой вызвать, а профилактически, так сказать. Ведь при одном названии вашего учреждения, что у несознательных, что у сознательных граждан, душеньки в пятки уходят…

Вадим мрачно взглянул на своего учителя, пытаясь понять, шутит тот или говорит правду.

– Эх, знали бы вы, что это за работа. Головы у нас холодные, сердца горячие, а вот руки в чистоте сберечь трудно. Врагов всё больше и больше. Вроде одну вражескую башку срубили, так у контрреволюционной гидры их много. Всех зараз не отсечёшь. А с этой бабульки что взять? Просто несознательный элемент.

Лицо Ильи слегка посерело. Он словно заранее знал, что чекист начнет рассказывать о своих арестантах и методах воздействия на них.

– Да нет, я не к тому веду, – сказал молодому человеку философ. – Я просто хотел сказать, что многие люди, работая в такой организации, как ваша, ничего не опасаются и начинают соответствующе себя вести. Хотя вот ты такие дореволюционные вещи вспоминаешь, что невольно вступаешь на скользкую поверхность, где и поскользнуться можно, а то и вовсе под воду уйти. Да и про мысли нашего вождя упоминаешь. Такими вещями много кто интересуется, не только цензура…, – Илья вздохнул и продолжил – Но да ладно, ты не переживай. Я отредактирую твои рассказы. Пока наше дело это литература.

Глава 5

С тех пор тихий московский дворик стал для Вадима Рогова почти святым местом – хотя как истинный коммунист он, казалось бы, не должен верить в подобные вещи. Но всякий раз, когда у него выдавалось свободное время, он шёл сюда, к этому старинному дому, шёл с трепетом в душе, ожидая новой встречи со странным человеком, который хотел казаться столь простым. Илья…

Это создавало некую раздвоенность в жизни Вадима. Его стали замечать на работе и начали поручать вполне реальные дела, расследования. В какой-то степени это даже подчеркивало значимость Вадима в собственных глазах. Он и правда стал помогать людям вокруг, он стал помогать стране!

Но с другой стороны, как только заканчивалось рабочее время, он спешил домой, брался за бумаги и писал, писал, писал. А потом шёл на заветную улицу, и его пальцы дрожали, когда Вадим нажимал на выцветшую кнопку старого звонка.

Его встречал Илья, и молодой следователь словно погружался в живую воду жизни. Он забывал обо всём, что оставалось снаружи. Здесь были только он, Илья и тексты, которые писал Вадим, а учитель превращал их в нечто иное. И, слушая их в новом обрамлении, юноша никак не мог поверить, что и он имеет к этим интересным рассказам хоть какое-то отношение.

Он словно приходил читать молитву в церковь – и получал совершенно неожиданный отклик. А покидая квартиру Ильи, он взмахивал головой, словно стряхивая брызги этого недавнего общения, пытаясь хоть так прийти в себя.

И теперь даже днем случайно встречаясь со священниками, с разными попами – хотя тех осталось в столице мало – он порой замирал на месте, оборачивался, смотря им вслед.

Это замечали сослуживцы, но трактовали по-своему:

– Действительно. Вот ведь ходят чернорясые, зря не добили мы их в революцию!

Вадим же в ответ на это отмалчивался. Он сам не понимал, что же происходит с ним.

Однажды он даже пошёл за одним из монахов. Тот обернулся и заметил служивого, насторожился. Молодой следователь подошёл, показал удостоверение и спросил:

– Из какого вы монастыря?! – в голосе у него звучала строгость, хотя Вадим вовсе не собирался запугивать монаха, он вообще не знал, зачем затеял разговор.

Монах, впрочем, не слишком испугался. Он лишь чуть наклонил голову:

– У нас больше нет своего монастыря. Лишь небольшая община. Купить надо кое-что для огорода, – предугадал он и следующий вопрос.

Вадим отступил. Не признаваться же, что ему хотелось посетить монастырь – и при этом забыл, что все монастыри в столице давно забрали под рабочие общежития да под музеи.

– Хорошо. Идите, – буркнул он, и монах спокойно пошёл дальше по своим делам.

А ночью Вадима посетил сон, где он снова общался с этим монахом, только дальше они пошли вместе. Но пришли не на рынок, а в церковь. Внутри царила тишина, на высоких, чуть закопчённых сводах виднелись лики святых и самого Иисуса Христа. Здесь монах оставил Вадима, и тот в растерянности обернулся. Вокруг – никого. Только иконы смотрели на молодого следователя, а перед ними на высоких подсвечниках горели свечи. Пламя чуть колыхалось. И казалось, что иконы за этим лёгким пламенем тоже колышутся, словно лики, изображённые там, дышали.

Вадим проснулся. Он понял, что больше так не может. Все эти странные молитвы и свечи…. Когда пришло время, он буквально побежал на работу. И буквально в дверях отделения столкнулся с майором Алдониным.

– О, Вадим, – улыбнулся тот. – Здравствуй, здравствуй. А я ведь как раз о тебе тут думал.

– Здравствуйте, товарищ майор, – Вадим пытался соблюдать правила, но майор словно и не заметил, как собеседник вытянулся по струнке.

– Тут кое-что о твоём Фёдоре-контрике пришло. Посмотри, – он дал в руки молодого следователя бумагу.

Вадим прочитал и побледнел.

– В чем дело, Вадим? – майор не понял реакции. – Ведь всего лишь уточняют о задержании, ты вроде сам говорил, что свидетелем идёшь.

Вадим кивнул. Ведь побледнел он на самом деле не из-за содержания бумаги. Юноша замер из-за того, что это совпало с поправками, что внёс Илья в его рассказ о сне про Фёдора и про тётушку. Как такое могло произойти?

– Да ты не волнуйся, Вадим, – продолжал Алдонин. – Это всё формальности. Ладно, шагай, у тебя ведь там ещё дела висят.

Вадим вяло отдал честь и прошёл внутрь комнаты. Следователь не слушал, о чём говорят вокруг. Он пытался вспомнить, а какие ещё поправки добавил Илья к рассказу.

Но к субботе, когда Вадим снова пришёл к порогу квартиры учителя, вся эта история вылетела у него из головы. Его снова волновало только лишь одно – почему с ним происходит вся эта раздвоенность?! Он даже написал об этом очередной пробный рассказ. Вышло так себе, сюжет потерялся, предложения выходили обрывистые и словно надёрганные из советских листовок о светлом будущем.

Илья же с удовольствием прочитал рассказ.

– Я чувствую в тебе прогресс, Вадим, это хорошо.

– Но…

– Нет, конечно же. У тебя всё ещё имеются ошибки, нестыковки и прочие мелочи. Главное другое. Ты всё-таки смог обозначить тут свой вопрос. До этого у тебя получались лишь просто описания.

Илья улыбнулся и дружески похлопал молодого человека по плечу:

– Пойдём на кухню, выпьем чайку. Я тебе кое-что расскажу.

И вот они устроились за небольшим столом. Клетчатая скатерть, небольшие чашки на блюдцах, конфеты в вазочке посредине стола. Стол находился у большого окна, через которое виднелись густые тёмно-зеленые кроны вязов.

– Я понимаю твой вопрос, – говорил Илья. – Сон ведь такая вещь, где трудно понять реальность и настоящее бытие. И сдвинь в описании один лишь символ, как всё может повернуться совсем не тем боком. Начинаешь думать, а не сошёл ли с ума. Но ты держишься и даже формулируешь вопросы. Прямо, как Анна Николаевна, тётушка твоя, ведь она учила тебя.

Илья замолчал, отхлебнул чайку. Вадим нахмурился. Конечно, тётушка ему помогала немало, но чтобы учила быть следователем? В такие дела она, вроде бы, никогда не вмешивалась. И тут Вадим кое-что вспомнил. Один заметный сон был у него ещё тогда, когда даже школу не закончил и жил совсем не в Москве. Анна Николаевна звала племянника в том сне к себе, рассказывала, что же это такое – быть следователем. Только Вадим ещё никому не рассказывал тот старый сон и не писал никаких рассказов по нему. Откуда мог Илья узнать детали? Молодой человек попытался сосредоточиться, может быть, просто совпадение. Слишком уж мистичным всё начинало казаться. И это в советское время. Он решил сменить тему:

– Да, детали наш мозг должен видеть. Вы вот слышали об экспериментах доктора Павлова на собаках?

Илья кивнул:

– Конечно. Даже журналы выписываю кое-какие, читать такое всегда интересно.

Илья снова отхлебнул чайку. Медленно улыбнулся. Вадим почувствовал – их разговор переходит куда-то в новую область.