Валера вдруг представил себя распластанным после уроков на газоне за школьными гаражами: кровь хлещет отовсюду, и жестоко улыбающийся Кузя склоняется над его бездыханным телом и зловеще шепчет: «С завтрашнего дня приносишь мне каждый день по полтиннику, уяснил, теннисист?»
Или – ещё хуже – со зловонным придыханием чужих окурков: «С сегодняшнего дня каждый день будешь носить за меня мою «сменку» по школе, понял, спринтер?» Между тем от его группы отделился один мальчишка, Сенька Лысков, который медленно подошёл к той кучке школьников, среди которых застыл Валерка, и сказал, как ни в чём не бывало:
– Привет, граждане-в-контакте! Как настроение? Чего летом мутили?
Валера очнулся от своих кошмарных видений, но ничего не сказал – боялся, что дрожь в голосе выдаст внутреннее состояние. После того как мама всё-таки заставила его летом одолеть «Графа Монте-Кристо» вместо ежемесячной «Игромании», которую Сашка то и дело предательски вытаскивал из-под его подушки, Валера был уверен, что от Кузи объявятся секунданты, но почему-то Лысый в его воображении совершенно не подходил для этой роли. Валера с ним никогда не «чатился», да и товарищами их трудно было назвать, но в этот момент ему хотелось отчего-то пожать ему руку, поинтересоваться, как там его скейт, цел ли… да и вообще, чтоб он передал привет Кузе и пожелал ему всех благ в новом учебном году, от его, Валеркиного, имени. И что б не поминали лихом.
Парни лениво болтали под весёлую музыку, лившуюся из динамиков в разношерстный школьный двор, директор готовился к непременной приветственной речи, и Валера кивал в такт разговору, украдкой поглядывая в сторону Кузьмина.
Кузя делал то же самое.
Значит, он тоже ничего не забыл.
И кто его, Валерку, за что дёрнул в мае, что он вот так беззаботно согласился на Кузин вызов? Ещё и рассмеялся ему в лицо, процедив сквозь зубы: «Готовься, Кузя!» Кузя подготовился – вон, на целые полголовы. Или на все две. Даже.
Положение лидера всё-таки обязывало. Несмотря на тревожный холодок в груди, Валера спросил Сеньку, слегка прищурившись, чтоб бегающие глаза не так заметны были:
– Как там Кузя, отчего не поздоровается с товарищами по несчастью? – И, как ему казалось, зловеще добавил: – …первого-то сентября?
Его самоуверенность должна была добавить веса и недостающей полголовы, как он надеялся. По крайней мере, в глазах одноклассников, если уже не в реальных килограммах и сантиметрах.
– А-а, Кузя… ты ж помнишь, о чём вы с ним договаривались?
Вот оно, наступило.
Валера заставил себя ухмыльнуться. Эта ухмылка должна была всем показать, что кто-кто, а он-то не забыл! Злости, однако, на Кузю не было, как ни странно, только на свою собственную глупость и бесшабашность. «И как я его собирался дубасить, ума не приложу. И, главное, за что?» – подумалось ему. Впрочем, тут же он и сообразил, что это, в общем-то, Кузя собирался дубасить его… но тоже, собственно, за что? Они с ним практически нигде не пересекались, да и где им можно было пересечься? Уж явно не на школьной олимпиаде и не на теннисном корте. В интернете тоже невозможно – у Кузи не было даже компьютера дома, а заработанные на заправках гроши он на что-то другое тратил. Кто-то даже говорил, что он отдавал их матери. А ещё кто-то говорил, что он покупал на них фантастику у букиниста и читал запоями, оттого и уроки иногда прогуливал. То-то по литературе у него была единственная «пятёрка» посреди всех прочих «троек». А в этом году, судя по всему, к ней добавится ещё и разряд по боксу.
И тут Валерка вспомнил, как весенним теплым вечером он в компании приятелей шли после футбольной тренировки, а Кузя сидел на трубе с какой-то симпатичной девчонкой, в руке у него действительно была книга, и Валера тогда не удержался, съязвил:
– Кузька, знакомые картинки нашел, что ли?
В общем-то, и не со злости сказал-то, а так, чтоб перед его девчонкой выпендриться. Да и товарищей повеселить, а те оценили – захохотали дружно.
Кузя покраснел, как креветка вареная, и выпалил:
– Ты… я тебе пятак начищу, спортсмен!
Валерка тогда ухмыльнулся сверху вниз:
– Ну, давай, – и подмигнул своим товарищам. Те ещё громче зашлись.
Кузя обернулся на девчонку, которая с некоторым волнением наблюдала за происходящим, потом снова на обидчика:
– Первого сентября, жди!
– А чего не сейчас-то?
– Щас… не до тебя. Подготовиться надо, – стушевался он.
Тогда-то Валера и прошипел:
– Ну, готовься, Кузя.
И, одарив группу поддержки самодовольным взглядом, двинулся дальше. Товарищи дружно за ним. Ему тогда даже показалось, что девушка та с восхищением проводила его большими светлыми глазами. Однако теперь, первого сентября, он уже не был в этом уверен. Вспомнил про Олесю, про то, как гуляли тем вечером по парку, с собакой…
– Так ты не забыл? – вывел его из воспоминаний кто-то из одноклассников.
– Вот ещё! – бодро ответил Валера. – Когда приступим?
Ясно – они все только и ждали этого момента. Какое им дело, кто с кем и из-за чего? Родители наблюдают в новостях передел политической власти в мире, дети – делят большинство на меньшинство по своим понятиям.
– Сегодня будет один урок только, давайте после него сразу, за гаражами – туда в это время никто не сунется, – какой-то умник из толпы выдвинул идею. Конечно, все поддержали, и Валерка активнее всех.
Олеся приедет только третьего.
Лысый направился назад к своим, и через мгновение Кузя открыто посмотрел в их сторону. Валерке почему-то казалось, что тот должен начать прыгать по двору, бить себя кулаками в грудь, показывать на него пальцем и орать, как сумасшедший Тайсон, нечто вроде «Я тебя сделаю, спортсмен! Я тебе ухо откушу, недоносок компьютерный, ты у меня кроссовки только со спицами в костях надевать будешь на босу ногу, потому что носки свои до старости находить будешь в собственной…» – ну и так далее. Но нет, Кузя лишь молча кивнул и… улыбнулся.
Урок Мира показался Валерке самым замечательным уроком во всей жизни, и ему так хотелось, чтобы он никогда не заканчивался, и он готов был слушать до вечера, и даже до утра, только бы сложенные на столе руки Кольки Кузьмина в соседнем ряду не выглядели такими чудовищно огромными, а плечи не заслоняли окно. Но спина теннисиста оставалась ровной, дыхание лишь слегка учащенным, а бледность лица выдавала благородные цели отважного узника замка Иф. Хотя, подумалось ему, кому и что нужно было доказывать?
Наверно, он был всё же неправ тем майским вечером. Но признать это во всеуслышание Валера теперь не мог. Да никто этого и не ждал – все бы решили, что цирк уехал, собрав деньги и не показав представления, а обманутые ожидания публики всегда чреваты недоверием в будущем, а им ещё не один год вместе учиться.
После урока, всё по плану, они мелкими перебежками и окольными путями, в целях полной конспирации от учительского коллектива, стали стекаться в условленное место. У Валеркиной группы поддержки было приподнятое настроение, и со всех сторон слышалось ободряющее:
– Он вымахал за лето, чувак, да-а-а! Его сейчас просто так на понт не возьмёшь, никак!
– Держи его на короткой, не то он своими длиннющими руками тебя прямой достанет!
– Старайся снизу апперкотом, иначе сверху от него кувалдой получишь, мало не покажется.
– В корпус его молоти, у него там брюхо одно, а ты жилистый, увернёшься, если что.
Вот этого «если что» Валера и опасался больше всего. И как они не догадались ещё и одноклассниц позвать – в коротких юбчонках и с букетиками в руках, для полноты ощущений!
Место выбрали приличное, за стареньким гаражом. Прошлись все по полянке, собирая камни и стёкла, чтобы гладиаторы раньше времени не выбыли из строя. Потом стали договариваться об условиях: никаких посторонних предметов, только кулаки, голова, ноги и локти могут участвовать в «мероприятии». Все сочувствующие выглядели бодро, настроены были друг к другу весьма даже дружелюбно и наверняка мысленно поздравляли себя с таким захватывающим началом нового учебного года. Валера ждал, когда у него откроется второе дыхание, потому что первое осталось на уроке Мира. Коленки немного подёргивались, но в широких брюках не было заметно. Кузя тоже выглядел сосредоточенным и бесстрашным, и даже снял пиджак с галстуком. Тут Валерка увидел, что признаков «брюхатости» или какой иной «обвислости» у его соперника и не было вовсе – подтянутый и крепкий, он излучал успешность Кличко и невозмутимость Емельяненко.
Время отвечать за свои слова. Рано или поздно – это, оказывается, происходит наяву. Тут Валера спохватился:
– А до каких пор молотить-то его?
Со всех сторон понеслось:
– До победы! До самого конца! Пока кто-нибудь не упадёт!
Весело. Кузя, судя по всему, и до вечера не упадёт, у Валерки тоже ноги натренированные, сильные, и дыхалка в порядке, но…
– Давай до первой крови!– пришла ему в голову идея. Нос у Кузи точно слабый. – А то поскользнешься на траве – и всё.
– Точно!
– Верно, до крови!
– Давай, вперёд!
Наконец, их выставили друг против друга. Кузя смотрел прямо в глаза противнику. Валера смотрел в его. Нужно было найти в себе злость и ненависть, но их не было – ни у одного, ни у другого, лишь у Николая мелькнуло какое-то сдержанное любопытство: дескать, давай-ка посмотрим, что там у тебя под кожей.
Они некоторое время покачивались из стороны в сторону, как два тополя на пригорке, и сочувствующих это начало раздражать. Послышались неодобрительное ворчание и призывы к активным боевым действиям. Валера, парень ответственный, не хотел выглядеть уж совсем клоуном, и сделал первый выпад – резко ударил Кузю в грудь, и тот пропустил, качнувшись назад, но устоял. Тут же Валерка зачем-то стал поправлять сбившиеся от резкого движения волосы, и ему даже захотелось в какой-то момент обернуться к своим и поинтересоваться, как получилось, но его противник, который, видимо, только и ждал первой атаки, чтобы обрести моральное право на ответный удар, быстро сориентировался и вмазал ему прямо в ухо. Хорошо, что в ухо – это Валера в последний момент успел увернуться, а то бы нос сплющился, как сардина в масле; да и то сказать, что хорошо – неверно, поскольку всю следующую неделю ему пришлось ходить с таким бордовым локатором, что кто-то даже про новую модель блютуза интересовался: мол, где такие продаются, или в клиниках прямо вживляют?
Тут уж гладиаторов прорвало: они принялись окучивать друг друга беспорядочными ударами, но как-то уж совсем без злобы – крови не появлялось. Валерка старательно оберегал лицо, чтобы не проиграть поединок в целом, и в какой-то момент даже сделал удачную подсечку, и Кузя грохнулся навзничь. У него мелькнула мысль наброситься на него сверху – в правилах про это ничего не оговаривалось – но тут вспомнился летний Монте-Кристо с его чертовыми благородными принципами, и Валера удержался, и дал Кузе возможность подскочить вновь на ноги и ещё пару раз вмазать противнику куда-то по корпусу. Он пыхтел и скрежетал, как старый привод ди-ви-ди, иногда бормоча:
– Ну ты чё, а, ну ты чё, кабан?
Валерка даже не заметил толком, как они очутились на траве, отбиваясь и время от времени нанося друг другу смачные оплеухи, пытаясь добраться до носа соперника или уж, на худой конец, разодрать другому кожу, лишь бы появилась эта первая кровь.
Наконец, одному удалось это – Валера случайно локтем двинул сопернику прямо в нос, и она выступила, тонкой струйкой пробежав до верхней Кузиной губы. Почти одновременно Валерка пропустил скользящий удар по челюсти, и у него треснула губа. Они с Кузей застыли, на четвереньках, глядя друг на друга и тяжело дыша, не обращая внимания призывов из толпы продолжать «до конца» и «быть мужиками». Может, они все ожидали увидеть поединок двух ван-даммов, но тут ждало разочарование: никаких взмывающих вверх ног, умопомрачительных прыжков и режущих насмерть пике между драчунами не было и уже не предвиделось.
– Надоело мне эта возня, – тяжело выдохнул Валерка,– у тебя кровь.
– У тебя тоже.
Он привстал, провел рукой по подбородку и действительно размазал кровь. Кузя напряженно смотрел на противника, видимо, ожидая какой-нибудь пакости, но у того совершенно неожиданно для него самого вырвалось:
– Ты знаешь, Кузя, я тогда, весной, был неправ.
– Знаю.
Николай неуклюже протянул руку, и Валера, не задумываясь, пожал её.
Народ скандировал:
– Ни-чья! Ни-чья! Ни-чья!
После, когда страсти немного улеглись, а кровь подсохла на натруженных лицах, Валерка позвал Николая к себе пообедать. Тот согласился – при условии, что вечером они пойдут в Мегу, а там за пиццу заплатит Кузя.
Так они стали друзьями.
8
Солнце уже вовсю озаряло крыши домов и тротуары, по которым прохожие торопились на работу. Было тепло, хотя не все ещё сменили летние рубашки и платья на лёгкие плащи, пиджаки и куртки, а деревья и кустарники только-только начали облачаться в желто-красные сарафаны, но уже не выглядели яркими, зелёными и бархатистыми, как летом.
Валера подходил к автобусной остановке неторопливо, озираясь по сторонам и пытаясь найти в лицах спешащих взрослых вялую отчужденность, подобную той, что обволакивала его с самого утра, когда разбудила мама, чтобы собираться в школу. За завтраком он клевал носом, а голова сама по себе раскачивалась, словно чугунный шарик на верёвочке, из стороны в сторону – не потому что Валере хотелось почувствовать себя на резиновом дельфине на морской волне, а совершенно непроизвольно, в борьбе с упрямой сонливостью: накануне вечером он украдкой, лёжа под простыней, общался по чату с Колькой через смартфон, делясь последними найденными в интернете прикольными картинками и музыкой.
Обычно в школу он шёл пешком, но можно было и доехать. Автобус, как правило, подъезжал в одно и то же время, и в запасе оставалась ещё минутка-другая, чтобы окончательно стряхнуть с себя вялость. Но утреннее солнце так ласково пригревало, а школьный рюкзак так неодолимо тянул вниз, что совсем не хотелось передвигать ноги, и только неимоверное волевое усилие двигало его вперёд, к заветной скамейке под сине-прозрачным навесом. И только присев, как тут же прямо перед ним открылись двери маршрута № 29, и Валерка, как ветеран труда, сгорбленный под тяжестью прожитых лет и вынесенных невзгод, вскарабкался в салон и примостился на мягкое виниловое сиденье недалеко от входа – благо, в это время, когда не было ещё и восьми, можно было найти свободное место.
– Билетики, билетики..! – сразу застрекотал кондуктор.
Машина тронулась, Валеркина голова в очередной раз описала уже привычную для этого утра траекторию и уперлась подбородком в грудь. Он машинально достал из кармана многоразовую карту, не глядя предъявил её кому-то, кто проходил мимо, что-то бормоча про билетики и удостоверения в развернутом виде – впрочем, парень этого уже и не слышал. «Целая одна остановочка, как хорошо, это целая одна остановочка, – думалось ему. – Немножко подремлю, и всё. Это же целая одна…»
Пассажиры в салоне были заняты своими мыслями о предстоящем дне, никто и не подумал, что сидящий во втором ряду от входа школьник заснул, склонив голову. Лишь седовласая женщина с котомкой сказала, обращаясь, скорее, к самой себе:
– Бедные дети, они даже в автобусах повторяют домашние задания, – и, покачав головой, будто застыла, вспоминая, наверно, собственные школьные годы.
За окном автобуса мелькали деревья и перекрестки, здания и пешеходы; наконец, и забор школы замелькал, и выходить бы уже пора, но мерное и мягкое покачивание, казалось, лишило Валерку последних сил сопротивляться. Ему было тепло и уютно, он прислонил голову к окну, а на нужной остановке в салон зашло уже больше пассажиров, рядом присел дедушка с палочкой – у него, впрочем, тоже был вид, будто он ещё и не просыпался – поэтому оба они выглядели вполне по-семейному умиротворенно.
Остановки сменялись одна за другой. Люди заходили и выходили, каждый спешил по своим делам.
Идиллию нарушил водитель автобуса – он не успел вовремя объехать одну из канав на дороге, и салон изрядно тряхнуло на ухабе, да так, что Валеркина голова дважды соприкоснулась со стеклом, издав при этом очень характерные звуки. Он открыла глаза и произнес одно только слово:
– Не-ет…
Автобус между тем ехал по району города, который был ему совершенно незнаком – справа возвышались широкие трубы, из которых валил густой белый пар, а слева – одно– и двух-этажные дома, автомобильные парковки и полное отсутствие пешеходов. Он быстро достал мобильник и взглянул на часы – занятия в школе начались уже 15 минут назад! Оглядевшись, Валера обнаружил, что народу в салоне было немного: рядом посапывал старичок, прижав к себе трость, а кондуктор сидел в кабине водителя, развлекая того какими-то баснями; парочка молодых людей – темноволосый парень и раскрашенная девушка – были заняты друг другом, и Валерке стало даже смешно, глядя на их безмятежные лица.
Но нужно было что-то делать. Он вспомнил, как мама в далеком детстве учила: если вдруг проедешь свою остановку, то нужно выйти на следующей, отыскать пешеходный переход и перейти на противоположную сторону дороги, а там должна непременно находиться остановка автобуса этого же маршрута, который обязательно приедет и доставит пассажиров назад, в обратном направлении. Валера уже собрался было потревожить дедушку, чтобы пройти к выходу, но вдруг подумал: «Если на той стороне дороги есть остановка автобуса этого же маршрута, то, значит, этот самый мой автобус обязательно туда приедет, когда сделает круг. Не сейчас, конечно, чуть попозже, но всё равно приедет. Если я уже опоздал и неприятностей всё равно в школе не избежать, то отчего бы уже спокойно не доехать обратно в этом же автобусе?»
Мысль показалась очень разумной и, главное, удобной – не нужно никуда выходить, стоять снова на остановке и ждать другой автобус. Ну а школа… – она же никуда не денется, как сказал однажды один деревянный мальчик по имени Буратино. Наверно, будет даже лучше, если Валера приедет ко второму уроку – не нужно будет объяснять Алле Владимировне, которая вела у них русский, почему он опоздал. Сразу пойдёт на алгебру, как ни в чём не бывало, никто из других учителей и не узнает. А завтра уже что-нибудь придумает для отговорки – ну, скажет, например, приболел с утра. «Домашнее задание возьму у Кузи, всё приготовлю, и хорошо!»
Валера поудобнее устроился на сидении и стал разглядывать из окна проплывавшие мимо окрестности. Но ничего интересного и примечательного не попадалось – всё за окном было однообразно: ни парков, ни аттракционов, ни кино-афиш, и даже реклама выглядела блекло и непривлекательно – всё какие-то инструменты, серьёзные мужики в рабочих одеждах и экскаваторы на огромных плакатах.
Время шло, а конца этого маршрута и не видно было – они всё дальше удалялись от школы, на некоторых остановках водитель даже и не останавливался – некого было забирать, да и выходить тоже – во всём автобусе остались только он да дедушка с палочкой, которому, судя по всему, торопиться было некуда. Валера снова посмотрел на время – в школе уже шла перемена, и через 10 минут начнётся алгебра.
Сейчас только он понял, что и на второй урок тоже уже не успевает.
«Нужно было выйти сразу!» – с горечью мелькнуло у него в голове. Но выходить здесь, посреди незнакомых домов, дымящих труб и забрызганных грузовиков совсем не хотелось. Уже из чувства безопасности. Сколько раз уже убеждался, что каждое действие имеет последствия, так нет же… Думать про последствия даже не хотелось. Между тем автобус остановился, двери открылись, и кондуктор радостно объявил:
– Конечная!
Дедушка, сидевший рядом, открыл глаза, поднялся и молча прошёл к выходу, держась за поручни одной рукой, а другой опираясь на свою старенькую трость. Валера не шелохнулся.
– Молодой человек, мы приехали, – повторила женщина с билетной сумкой.
– А мне… мне дальше нужно ехать, – запинаясь, ответил он.
– А дальше дороги нет.
– Как нет? А обратно мы разве не поедем?
– Поедем, но не сразу. По расписанию у нас перерыв в движении, а снова на маршрут мы выйдем только через 25 минут.
– А… как… как же так… Мне в школу надо, – Валера растерялся.
Женщина недоуменно на него посмотрела.
– В школу? Да уже, поди, второй урок идёт – мой сын давно уже в школе. Ты в какой учишься?
– В сорок восьмой.
– В соо-рок вось-мооой?– протянула удивленно женщина. – Так ведь это совсем в другой стороне. Как же тебя занесло сюда-то?
– Ну, вот… пропустил…
Женщина-кондуктор поняла.
– Подожди, сейчас узнаю, идёт ли кто-нибудь обратно, другие машины, – сказала строго она и вернулась в кабину водителя. Там они о чем-то посовещались, водитель по рации спросил у диспетчера, едет ли кто-нибудь следом и с каким интервалом. Наконец, женщина вернулась в салон и сообщила:
– Через пять-семь минут подъедет другой автобус, тоже двадцать девятый маршрут, и он сразу пойдёт в обратный рейс. Тебе, можно сказать, повезло – иначе лишних полчаса пришлось бы ещё сидеть на остановке. Да тут и сидеть-то негде, а мы едем на заправку.
Валера вздохнул. Он уже не успевал и к биологии. А на этом уроке будет предварительный тест, очень важный для него. Это уже было похоже на катастрофу.
Он поблагодарила женщину-кондуктора и вышел из салона.
Всё то время, что пришлось ему ждать прибытия другого автобуса, он ломал голову, как же поступить – не идти на тест вообще, или придти в конце и сочинить что-нибудь про стоматолога?
Дорога назад, казалось, тянулась бесконечно: ему чудилось, что водитель слишком медленно едет и чересчур долго стоит на остановках, что светофоры все почему-то показывают только красный сигнал, что электронные часы просто издеваются… А за одну остановку до школы случился ещё один казус: в автобус вошла учитель рисования. Валера закрыл глаза, чтобы не встретиться взглядом с Ольгой Сергеевной, которая вот-вот сейчас его заметит и наверняка спросит, почему он не на уроках. А он и не готов был что-то вразумительное ответить – он так и не решил, что скажет классному руководителю и дома. А грубить не хотелось. Да и не моглось.
Учительница стояла спиной к Валерке, держась за поручень. Им придётся выходить вместе – никуда не спрячешься. Он дождался, когда автобус остановился, и учитель рисования вышла, не обернувшись. Вот Ольга Сергеевна ступила на тротуар, вот повернула к пешеходному переходу, а вот и двери автобуса закрылись, а Валера всё не мог решить и ехал уже к своему дому, опять пропустив остановку перед школой, глядя на мелькающую металлическую ограду.
– Ой, извините, остановите, пожалуйста! – неожиданно для себя самого окликнул он водителя, вскочив с места и подбежав к дверям. – Я школу проехал! Пожалуйста, остановите!
Водитель проворчал что-то себе под нос, неодобрительно глянув в зеркало, потом притормозил, и Валера, наконец, очутился на улице, недалеко от боковой школьной калитки. Тем временем Ольга Сергеевна уже закрывала за собой парадную дверь, и Валера поспешил назад к пешеходному переходу.
До конца урока биологии, на котором все писали тест, оставалось ещё двадцать пять минут. Он через ступеньку взбежал на второй этаж, не заботясь больше, как будет оправдываться, подгоняемый только желанием оставить позади себя этот маршрут №29 и чувства беспокойства и неуверенности. Запах школы, знакомый и такой родной, действовал успокаивающе – доброжелательно и приветливо. Где ещё так пахнет?
Валера подлетел к двери кабинета биологии, вошел в класс и, чувствуя на себе удивленные взгляды одноклассников, громко извинился:
– Простите… за опоздание, можно… написать тест? Я успею! Я точно уверен, что успею.
Пока он шёл к своему месту, ему казалось, что щёки его горели, и не понятно было: то ли от недавней пробежки, то ли от чего-то ещё. На лице учителя, на минутку повернувшегося к доске, спиной к классу, промелькнула загадочная улыбка: тест не был чем-то важным в начале учебного года – он просто определял предпочтения учеников. Важным казалось совершено иное.
… Вечером Валера поедет на вокзал встречать Олесю. И Сашу с собой возьмёт. Ведь он обещал брату показать электропоезд…
9
Тем вечером, за день до Нового года, в городе пошел снег. На улицах запозднившиеся прохожие торопливо поскрипывали на тротуарах замершими башмаками, а крепкий сухой морозец выводил на стёклах причудливые узоры. Саша с интересом разглядывал их, стоя возле наряженной ёлки в тёплой комнате, неподалёку от старшего брата, мудрившего за столом над папиным компьютером.