Дмитрий Чарков
Джентльмены из балконного шалаша
Мальчик пригнулся ещё ниже, почти скрючившись на лавочке. Он не смотрел больше в том направлении, а уставился на свои кроссовки, заляпанные засохшей белой глиной – напоминанием его творческой деятельности по выравниванию стен в их квартире. Тут он только подумал: «А как же там дядя Коля с ремонтом?» Вдруг его художества тоже также засохли на стене, как и эти капли на обуви и на его футболке? Что, если их уже никак нельзя оттереть, и вся работа строителя пойдёт насмарку? Никита пошаркал ногтем по белым твёрдым капелькам шпатлёвки, и они, к его радости, быстро отскочили от поверхности кроссовок.
Словно отвечая на его мысли, сидящий на другом конце скамейке мужчина произнёс знакомым голосом:
– Ну что, строитель, водительские права получил?
Никита оглянулся на него и узнал дядю Колю.
– Да я ведь… это…
– А, ты разряд по футболу, наверно, успел заработать? – Николай хитро прищурился.
Никита вздохнул.
– Так вы видели всё.
– Да уж… За час моего обеда ты здорово потрудился, Никита.
Мальчик заёрзал на месте.
– Ничего у меня не получатся. Вон вы как ловко с этой штукой работаете!
– Да ты не переживай, – похлопал его слегка по плечу дядя Коля. – Я ж тоже не сразу строителем стал.
– А как? – спросил Никита.
– Сперва учился, потом работал на стройке, потом уже в мастера… Умение приходит с опытом – это когда ты с желанием делаешь свою работу. Потом и навыки приобретаешь. Без этого никак.
– Я Славка?
– Это футболист ваш местный? – переспросил Николай, и когда Никита утвердительно кивнул, закончил фразу: – Ну, по нему сразу видно, что он в секции занимается. А там – работа с мячом, работа на выносливость, это большой труд – овладеть техникой игры. Всё требует специальных знаний и умений. А представь, если бы это не футбольная площадка была, а, скажем, бассейн в два метра глубиной – ты бы тоже прыгнул поплавать наперегонки?
Эта мысль не приходила Никите в голову. Плавать он не умел, и это, хочешь-не хочешь, но факт. Или, по крайней мере, он не пробовал на двухметровой глубине.
– Вот лучше и не пробуй, пока не научишься – мой тебе совет.
Никита согласился с таким разумным подходом. И спросил:
– А что станется со стеной в той комнате? Ну, в которой я…
– …поработал?– с улыбкой закончил фразу за него строитель.
Никита кивнул.
– Да засохнет и отвалится, я заново сейчас сделаю. Главное, чтоб не отвалились те знания, которые ты сегодня получил.
Николай поднялся со скамейки.
– Мне пора дальше работать, а ты не скучай,– сказал он и скрылся в тени их подъезда.
Никита ещё некоторое время сидел на скамейке, выводя носком причудливые знаки на земле перед собой. Потом он подошвой выравнивал поверхность, но сквозь новый слой земли и песка все равно проступали линии и загогулины, выведенные им до этого. Потом он попробовал оттереть всю грязь со своих кроссовок и футболки – засохшие капли шпатлёвки легко отслаивались и отлетали, но под ними оставались радужные пятнышки, которые прочно, казалось, въелись в ткань его одежды.
Они так никогда и не отстирались до конца. Но Никита уже знал, что не это главное.
6
Саша укладывался в постель с приятным ощущением чего-то чудесного – ведь завтра он впервые пойдёт в школу, и родители обещали отметить этот день по-особому! Так что неделю назад он честно написал на тетрадном листочке свои ожидания по поводу этого события: он хотел бы получить в подарок роликовые коньки. Это был первый пункт. Если почему-то с роликами не получится, то набор для плавания тоже сойдёт – маска, трубка, ласты – очень полезные и нужные предметы, ведь если они у него появятся, то мама обязательно уговорит папу купить ему абонемент в бассейн. Третьим пунктом в списке фигурировала плечевая сумка с длинным ремнём, чтобы носить на уровне колен – весьма модное дополнение к толстовкам с капюшонами, в которых в эти сентябрьские дни щеголяли школьники. Мама посоветовала написать ему три из своих предпочтений, в порядке нужности. Но Саша скромно в конце подписал четвертое: компьютер, если получится.
На то, что «получится компьютер» он, в принципе, и не рассчитывал вовсе. Взбивая подушку, у него мелькнула мысль, что у Ваньки-то он есть, с плоским экраном – ну и что с того, что это старый Пентиум. Старый – не старый, а Пентиум с играми и офисным набором не у всех мальчишек бывает.
Саша вздохнул.
Списочек он, как и положено, положил тогда под подушку. Его всё ещё терзали сомнения – куда он затем пропадает? Мама уверяет, что это Дед Мороз собирает пожелания детей ночью, когда они спят. Выбирает из них что-то на один праздник, на другой, потом на день рождения, а остальные складывает у себя в сейфе и хранит до Нового года, пока не наступит пора опять посмотреть на их желания и сравнить с их поведением. У Саши, однако, уже зарождалось подозрение, что, может, дед Мороз и причастен ко всему этому, но его родители, наверно, всё же задействованы больше. Да и Пашка, его друг, про то же говорит – никаких дедов морозов и фей не бывает, это всё американцы, дескать, выдумали, чтобы налоги не платить. Какие налоги, какие американцы? Понаслушается по телевизору чепухи разной, а потом и всем остальным голову забивает. Дед Мороз – это… это, может, и не дед совсем, и даже не человек, но что-то такое, что делает его, Сашину, жизнь намного легче и веселее, когда думаешь о предстоящих праздниках.
Лето уже закончилось, но у Саши было ощущение, что оно и не наступало вовсе: на днях вроде только возились с приятелями в песочнице; и не так давно, казалось бы, они с Валеркой осваивали новый смартфон брата, а вот уже мама повела костюмчик новый к школе выбирать, да примерять. Катастрофа просто с таким коротким летом: детям отдохнуть как следует за три месяца совершенно нереально.
– Саша, ты готов? – услышал он оклик мамы из кухни.
– Да, почти, – ответил он и быстро юркнул под простынь.
Валера ещё не пришёл даже домой со своей гулянки – вот он когда вырастет, тоже будет возвращаться прямо к началу «Спокойной ночи, малыши» – а раньше-то дома и делать нечего, вон в парке какие батуты классные!
Под подушкой дежурил Бориска – резиновый и добродушный хрюшка, который отгонял плохие сны. Папа иногда косился на Бориску, и спрашивал, не пора ли Бориске уже на пенсию.
– Нет, он мне ещё нужен, – неизменно отвечал Саша. С Бориской было уютнее. Родители-то вон вместе спят, им не скучно, а чего ж он, Саша, в одиночку засыпать станет?
В комнату вошла мама. От неё вкусно пахло чем-то съедобным, и хоть он и не был голоден, Саша сглотнул слюну. От мамы всегда вкусно пахло, даже когда она собиралась утром на работу.
– Наш малыш готов ко сну? – мама вошла в комнату и с улыбкой присела на край его постели. Малышу показалось, что она выглядела уставшей.
– Да, мам, готов. А ты что делаешь?
– Убираюсь в кухне. Завтра придут твои бабушки и дедушки, чтобы поздравить тебя с праздником, и мне нужно немного прибраться.
Мальчик подумал, что у них в кухне, в принципе, всегда порядок. Он сам один раз в неделю регулярно мыл посуду – по средам. Ну, иногда переносил срок на четверг или пятницу, но в субботу уж было точно никак не отвертеться – это был папин «посудный день», и если Саша пропускал все свои сроки в течение недели, то папа, уж точно, проследит за субботней посудой, он был в этом уверен, потому что не раз уже в этом убеждался – и тогда приходилось мыть за обоих. Папа, впрочем, этому был только рад. А Валерка посуду не мыл – он мыл полы и пылесосил. Саша не был уверен, кому из них повезло больше, а потому принимал посуду просто как дар. И что будет, когда родители купят посудомоечную машину, о которой они уже мечтают с позапрошлого Нового года? Куда только Дед Мороз смотрит!
– Они придут вечером? – спросил он. Почему в гости с подарками не ходят по утрам, как в песне у Винни Пуха? А вечером уже могли бы и поужинать… сами как-нибудь там, вместе все, взрослые, а он бы уж нашёл, чем с друзьями заняться.
– Вечером, конечно. Завтра же рабочий день.
– А мы можем попросить их зайти утром? – с надеждой спросил мальчик. И потом добавил: – С подарками. У меня же праздник начнется утром, а не вечером!
Мама мягко улыбнулась, погладила его по щеке и ответила:
– Утром тебя будет ждать один подарок, в школе у вас у всех в первый день – День Знаний – будет много других сюрпризов, и вечером гости. А представь, если все подарки придётся принимать утром? Тогда на вечер ничего не останется, и тебе станет грустно.
Саша подумал, что, наверно, в этом есть доля истины: если все подарки скопом принимать, то может получиться тот же эффект, что и от смешивания во рту жевательной резинки: одновременно вкус и апельсина, и мандарина и банана – совсем не понятно, что получается в итоге. Что-то похожее на борщ, только сладкое. А борщ не был его любимым блюдом, с какого боку тарелку не подноси.
– Ну ладно, – согласился он. – А ты уверена, что тот списочек, который я готовил, попал кому нужно?
– Уверена, – подтвердила мама. И добавила: – А ты уверен, что все твои поступки в последнее время были правильными и честными?
Саша утвердительно закивал головой.
Мама нагнулась, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи и приятных снов, бесшумно вышла из комнаты, оставив мерцать маленький ночник под зелёным абажуром на полке у стены.
Оставшись один, Саша повернулся на бок и прикрыл глаза. Сон пока не приходил. Бориска, рядом с его подушкой, тоже, казалось, не хотел засыпать. Интересно, а Бориска знал, что Саша немного слукавил, когда утвердительно ответил на мамин вопрос про свои поступки? Сомнения о правильности такого ответа стали одолевать мальчика. Он вспомнил, как летом, когда они вместе с Ваней, Пашей и другими ребятами со двора играли в прядки в спортивном городке перед школой, ему выпало водить. Саша тогда встал лицом к стене, прикрыл глаза ладошкой и начал медленно, как договаривались, считать:
Робин-бобин-барабек
Съел сто сорок человек,
Съел корову и быка,
И лесного червяка…
На этом месте Саша украдкой оттопырил мизинец так, что его правый глаз мог подсмотреть, что же происходило вокруг. Он успел заметить Олю – самую маленькую из их группы в тот день, кто вместе играл в прятки – как она на цыпочках, чтобы не шуршать в траве, прокрадывалась за деревянное спортивное бревно неподалеку от того места, где он водил. Других детей видно не было. А Оля, из-за своего роста, уж точно могла поместиться в тени бревна, и Саша ни за что бы её не застукал. «Так-так, – отметил он про себя, – понятненько!», и спокойно закончил считалку, уверенный в своей победе:
Кока-колой всё запил,
Даже крышку проглотил,
А потом начал икать.
Ну а я иду искать!
Он неторопливо повернулся, осмотрел окрестности: пусто, никого не видно. «Спрятались, надо же!» – ухмыльнулся Саша. Сам он в прошлый раз прилёг в тени развесистого клёна, и его как-то совсем быстро уже вычислила Ленка из соседнего подъезда, было обидно.
– Кто куда подевался? – спросил Саша, просто на удачу: вдруг кто-то не выдержит и сдастся сам? Но было тихо, лишь далекий шум проезжавших где-то за перелеском машин и стрекот кузнечиков в зелёной траве. – Я уже иду, и подхожу всё ближе и ближе! – не унимался он, делая короткие шажки от места туки-та. Ведь если отойди далеко, и кто-то успеет добежать вперёд него до места его «боевого» дежурства у стенки, то шансов выиграть и переложить обязанности «водить» на другого останется меньше.
Саша медленно двигался в направлении спортивного бревна, где пряталась маленькая Оля, постоянно оглядываясь и озираясь, чтобы не пропустить момент, когда кто-нибудь из ребят выскочил бы из своего укромного местечка. Даже если все вместе выскочат, у неё не будет шансов его опередить – ведь он в любом случае по прямой был ближе к месту туки-та, чем она, а бегал он быстрее, это уж точно.
Его глаза усиленно просматривали тень за бревном, и ему даже показалось в какой-то момент, что он видит краешек её белой футболки, но, сделав ещё шаг в ту сторону, он обнаружил, что это был всего лишь обрывок бумаги, застрявший между стыками с обратной стороны спортивного снаряда.
Мальчик был уже в семи или восьми шагах от туки-та, когда Ваня соскочил откуда-то сверху, с ветки дерева, почти прямо к стенке и с громким весёлым «Туки-та!!!» коснулся поверхности. А Саше и в голову не пришло раньше посмотреть наверх – он бы сразу его увидел! Он хотел было сделать рывок, чтобы опередить Ваню, но передумал и шагнул наоборот ещё ближе к бревну, где должна была прятаться Оля. В этот момент и Лена подбежала к туки-та, и Пашка-промокашка… У Саши оставался только один верный и самый простой шанс – это обнаружить Олю, встретиться с ней глазами, быстро вернуться обратно к стенке-счеталки и «затукитакать» её.
Но в какой-то момент он не выдержал. Он не дождался, чтобы увидеть её, а просто крикнул:
– Оля за бревном, я тебя нашёл! – и ринулся назад, к стене, и постучал трижды ладонью по белому кирпичу, приговаривая: – Оля водит, Оля водит, я её застукал!
Ребята прыгали и скакали, радуясь, что не их черёд водить. Оля медленно вышла с другой стороны бревна – не с той, к которому приближался Саша, и сказала:
– Ты подсматривал! Так нечестно! Ты не мог меня видеть – я же наблюдала за тобой, ты даже в мою сторону не смотрел! Так нечестно, давайте переиграем!
Но ребят уже трудно было угомонить. С весёлыми криками «Оля водит! Оля водит!» все кружились вокруг неё, и Саша тоже, приговаривая:
– Не хлюзди! Попалась – давай, води.
Оля ничего не ответила, а просто – маленькая и худенькая – молча прошла к стенке-туки-талке, закрыв ладонями глаза, бормоча на ходу: «Робин-бобин-барабек…». Саше показалось, что ресницы у неё влажные, но он не стал тогда присматриваться, а бросился вместе со всеми к очередному укромному местечку…
Сейчас, лёжа в постели и перебирая в памяти эти летние забавы, ему отчего-то не было так же весело, как и тогда, всего-то месяц назад. Он и забыл про это совсем – мало ли чего приключается в жизни! Но сон не приходил, и Бориска не мог ему ничем помочь. Ведь если бы сейчас уснуть быстро-быстро, то утро наступит гораздо скорее, чем если просто лежать и ворочаться в кровати.
И неожиданно он подумал: а что, если этот случай стал известным Деду Морозу, и его список потерял всякое значение? И ему не видать ни то чтобы компьютер, и даже не сумку-поколенку, а вообще… Саша в ужасе зажмурил глаза. Но даже в темноте перед ним как будто здесь и сейчас стояло лицо Оленьки. Теперь он был уверен, что она тогда плакала. Молча и совсем бесшумно плакала. Как-то даже по-мужски плакала девочка – не от боли, а просто от обиды. «Но девчонки же всегда плачут», – попытался он себя убедить, но, должен был тут же признаться самому себе, что в этом случае этот аргумент совсем не звучал убедительно.
«Ну и ладно! – подумал он и перевернулся на другой бок. – Буду считать облака на небе – тогда точно быстро засну».
Но не тут-то было. В каждом воображаемом облаке ему виделись лица ребят – радостные и беззаботные, а в самом большом, белом и пушистом, его собственное – грустное и озадаченное. И счёт никак не получался: ему удавалось посчитать Ваню, Пашу, Лену, Машу, но как дело доходило до Олиного облака, то Саша сразу сбивался. Ну почему ему вспомнился этот случай именно сегодня, перед праздничным днём? Он уже не думал про подарки, и не думал, что, наверно, затукитакал тогда Олю не совсем честно… вернее, совсем не честно… Он вспомнил, как Артём из соседнего подъезда в прошлом году на свой день рождения принёс во двор шоколадные батончики с соком, всех угощал, а ему, Саше, достался какой-то помятый – ему было обидно, прямо до слёз, но он не показал своей обиды, хотя расплакаться очень хотелось, но ведь он мужчина.
Наверно, Оле тоже было обидно, и ей тоже хотелось расплакаться…
– Ты не спишь? – вдруг услышал он шепот отца.
Папа стоял в проёме двери и неуверенно вглядывался в полумрак детской комнаты.
– Нет,– буркнул в ответ Саша и зарылся под подушкой.
Отец подошёл ближе.
– Эй, мужичок, ты что так невесел?
А у мальчика, как назло, слёзы сами брызнули из-под ресниц. Ему так стало жалко – и себя, и Олю, и Артёма, который тогда растерянно протягивал ему помятый батончик в свой день рождения, неловко переминаясь с ноги на ногу, а остальные ребята ехидно переглядывались за спиной именинника… Обидно до слёз.
– Расскажи мне, что приключилось, – отец присел на краешек кровати – там же, где совсем недавно спокойной ночи пожелала ему мама.
Подушка перевернулась, и Саша, запинаясь и путаясь в словах, рассказал о том, что не давало ему сегодня заснуть. Отец молча слушал, поглаживая рукой свой подбородок. Когда сын притих, он спросил:
– Тебе стыдно?
В ответ мальчик всхлипнул.
– Это хорошо, что стыдно, – сказал папа и взял Сашу за руку. – Теперь нужно что-то предпринять, что бы этот стыд прошёл. Половину ты уже сделал правильно – ты честно сам себе признался, что поступил некрасиво и даже скверно.
Саша повернул к нему заплаканное лицо:
– Но ведь это было уже давно?
– Но раз ты об этом помнишь, то, наверно, не так давно всё-таки. К тому же разве не вдвойне обидно, что девочка знает, что ты сжульничал? Как ей смотреть в глаза, или дальше прятаться от неё будешь?
– А что делать?
– Подумай сам. Ты же знаешь правильный ответ.
– Извиниться? – сама мысль казалась ужасной.
– Наверно, да. Так поступил бы настоящий мужчина.
– Но ведь настоящий мужчина – это тот, кто… – «защищает девочек» хотелось ему добавить, но он сразу почувствовал, что в данной ситуации это как-то не совсем верно, и потому закончил:
– … защищает Родину?
– Да. Но ведь Родину защищают и девочки, и женщины тоже. Мужчины сильнее обычно своими мускулами, но иногда оказываются слабее, когда нужно признать свою неправоту. Тогда они гораздо слабее. Ты же чувствуешь уже, что нужна смелость, чтобы признаться ей и извиниться?
– Наверно.
– Тогда нужно всё-таки принять верное решение. Думай о том, насколько тебе станет легче потом, насколько больше ты сам себя станешь уважать – и тогда первый шаг окажется не таким уж страшным, поверь.
Миша задумался.
– А у тебя были такие случаи? – немного погодя спросил он.
Теперь уже была очередь папы задуматься. Наконец, он ответил:
– Наверно, были. Ошибаются все, и не это страшно. Человек так устроен, что ему помнятся, в основном, приятные моменты из жизни, и если я когда-то сделал что-то некрасивое, но потом исправил и извлёк из этого правильные выводы, то, наверно, я тоже прошёл через обиды и стыд – все люди когда-нибудь оказываются в сложных ситуациях, и очень важно принять правильное решение, чтобы эти обиды и недосказанности не собирались внутри тебя в большой и горький комок. Из таких вот комков и получаются злые дяди, – добавил с улыбкой он.
– Ты у нас не злой, – удовлетворенно заметил Саша.
– Вот и хорошо. Я знаю, что ты примешь правильное решение. А теперь спокойной ночи, завтра у тебя очень ответственный день!
Когда папа ушёл, прикрыв за собой дверь в комнату, Саша некоторое время смотрел на потолок, на радужные круги от ночного абажура, и постепенно чувство уверенности и спокойствия заставило его ресницы сомкнуться, и он уснул, прижимая к себе Бориску.
Засыпая, он точно знал, что завтра утром он встретится во дворе с Олей, когда она пойдёт в школу, и что ему не нужно будет больше стыдливо избегать её – Саша сам к ней подойдёт первый. И что он будет рад любому подарку в свой Первый Школьный день, потому что подарки – всегда от чистого сердца и с добрыми пожеланиями.
Уже поздно ночью, когда даже Валера в своей постели перестал перебирать в памяти перипетии минувшего дня, в комнату тихо вошли родители и положили возле Сашиной кровати, у изголовья, большую и очень серьёзно выглядевшую коробку, перевязанную весёлой ленточкой с огромным красным бантом.
7
Начинать учиться после каникул – дело нелегкое. А именно это первое сентября для Валеры было особенным: ещё в мае они договорились с Кузей, что «первого числа будут биться». Раньше в своём классе он никогда ни с кем не «бился» – не было достойного соперника.
Учился Валера неплохо, и спортом любил заниматься, так что в школе его даже привлекали выступать на соревнованиях. Умение хорошо бегать он приобрёл ещё в раннем детстве, когда спасался от старшего брата Марины, с которой сидел тогда за одной партой: чем-то однажды он ей не угодил, девочка и пожаловалась своему старшему брату, и Валерка как-то сразу понял: бить будет. Встретившись лицом к лицу, он дожидаться этого не стал – как припустил со всей прыти, а старший на шесть лет преследователь так и не смог его настигнуть. Тогда Валерке вроде как пришло откровение свыше: вся прыть, оказывается, хранится у мальчишек в кончиках пальцев ног – если бежать только пальцами, а не всей ступней, то можно обойтись без синяков и подзатыльников. Оттого и пятки, говорят, сверкают. Тогда они у него, поди, сверкали так, что и освещения во дворе не требовалось. Потом, в школе, Маринкин брат всё равно прижал его к стенке в туалете, но бить не стал – с Маринкой к тому времени они уже помирились, сразу после этого бегового упражнения: Валера не без оснований подозревал, что долго в беге от её братца упражняться всё равно не выйдет, так что лучше какой-никакой мир, чем регулярные «наутёки» от кулаков взрослого детины. Да, положение старшего брата обязывает, этот вывод он сделал сразу.
Валера считался среди сверстников и учителей парнем не конфликтным, но и не тихоней, несмотря на свои успехи в учебе, участие в олимпиадах и школьных конференциях. И силы, и ума хватало, а это прибавляло уверенности и, конечно, определенных рейтингов среди одноклассников. Нельзя было сказать, что класс у них был дружный: почти сорок лоботрясов, и у каждого свои пентиумы в голове. У кого они на одной частоте движутся – те собираются в группы и дружат компьютерами; у кого герцы вразброд – те в эммы или в готы: тихо с ума сходят по подъездам или в парках, а то и в одиночку. Родители у всех выросли прямиком из пионеров, но через комсомольцев, и все его сверстники наслышались баек про гитару у костра и красные галстуки со смешным «виндзорским» узлом, но в реальности его, Валеркино, поколение коллективизмом никто особо не напрягал; да и как родителям и учителям с ними со всеми бороться – тоже никто не знал, по большому-то счету, даже самые главные педагогические министры, потому что капиталистической матрицы воспитания школьников в России ещё не придумали. Но зато ЕГЭ родилось нормально, в срок, даже обидно.
Кузя – Колька Кузьмин – перевелся в их школу год назад. Конечно, дурак дураком: учиться ему было лень, заставлять некому (мать его без отца растила, всё в сменах каких-то работала – не до Кузи, видать), шастал по улицам, покуривал «бычки», дежурил на заправках, гонял шпану малолетнюю – в общем, в свои годы имел характеристику ВАП («весьма асоциальный пипл»), и в классе его как-то сразу стали сторониться, да и побаиваться тоже. Вместе с тем, он вокруг себя за год умудрился собрать кучку пентиумов, у кого герцы как раз были настроены на его, кузины – видать, с примесью андроида версии 5.1 – и только ждали, когда вот в классе появится Николайка. Появился. Учителя, понятное дело, были не в восторге, да и у них, бедных, выбора-то и не было особого: кому-то же надо заниматься в этой стране Кузиным образованием. До этого уже в трёх местах занимались, но толку, судя по Кольке, особого не добились.
По правде сказать, Валерка всё-таки надеялся, что уговор за лето забудется. Не то чтобы он побаивался, напротив: после летних приключений он как раз чувствовал себя на подъёме. Но на душе было неспокойно от мысли о предстоящем противостоянии. Глядя на свои ладони, он сжимал их в кулаки и представлял, как это так: вот такими же кулаками какой-то свалившийся из третьего андеграунда Кузя станет обхаживать его нос и ухо, и даже глаза! А, может, и второе ухо. Это, должно быть, очень неприятно, и даже, наверно, больно.
Первого сентября, весь в цветах и галстуке, в ботинках со шнурками, Валера стоял с группой одноклассников во дворе школы и с горечью догадывался по их довольным лицам, что они ничего не забыли. Иначе с чего им было быть такими приветливыми и улыбающимися, первого-то сентября? Немного поодаль, тоже несколько в стороне от девчонок, стоял Кузя в ещё более тесном и улыбающемся кругу, и тоже весь в цветах и при галстуке! Но лицо его было серьёзным, длинные волосы небрежно откинуты назад, и, что самое страшное, как показалось Валерке – за минувшее лето он вымахал на полголовы выше своего визави.
